Отягощенные злом, ч.5. Огонь с небес

Да, дорогой, это ты. Посланник...

— Припоминаю, припоминаю. Отставной генерал-губернатор Междуречья.

— И патриот

— Ну, чувство патриотизма у него своеобразное... собственно, чем обязан?

— Чем обязан... в общем то мы хотели просить вас о небольшой помощи.

— Какой именно, сударь?

— Одним днем ранее, в Санкт-Петербурге вы убили Саида Алим-Бека, ротмистра гвардейской кавалерии. Это прискорбно, но не смертельно, в конце концов — незаменимых нет, верно ведь?

— Я не убивал ротмистра Алим Бека. Мне кажется, вы злоупотребляете гостеприимством, сударь.

— Убили, сударь, убили. Мне плевать, как и зачем вы это сделали, возможно даже — из каких-то праведных побуждений. Но мы хотим с вами дружить, вы сильно пригодитесь нам в будущем — и в ближайшем и в отдаленном. Чтобы между нами не осталось недопонимания — вы ведь убиваете не первый раз, верно?

С этими словами — полковник сунулся в карман и достал мобильный коммуникатор. Включив функцию воспроизведения видео, подтолкнул его ко мне.

Ну... этого следовало ожидать. Странно, что это не произошло раньше. Черная гвардия, кто ж еще. Тогда, на Востоке — я попытался противостоять ей, находясь в должности Чрезвычайного и полномочного посла в Персии и пытаясь найти концы в гибели своего друга, князя Владимира Голицына, который долгое время служил на Востоке, дольше чем я и первым заподозрил неладное. Тогда — мне удалось выйти на генерал-губернатора Междуречья, князя Абашидзе, который и возглавлял самосудные расправы и террор. Ради того, чтобы стать одним из них — мне пришлось совершить убийство, причем убийство, которое засняли на видео. Но князь Абапшидзе был убит, и нить на этом оборвалась. Дальше — мы почти не копали, только нашли одного урода — профессора в Берлине, и чтобы наказать его — забрали все его деньги, нажитые предательством. Но дальше копать не стали — а напрасно.

Теперь все это здесь. Это и в Персии было, я теперь уверен.

— Интересно... — сказал я — и что вы с этим собираетесь сделать? Показать по телевидению?

— Как вариант

— Да показывайте. Вы в курсе, что у меня есть североамериканское гражданство до сих пор?

Я не был уверен, есть оно у меня или нет на сей день... в САСШ много чего произошло. Но тут пришло в голову, что раз Майкл родился на североамериканской земле — по североамериканским законам и я и Юлия имеем право претендовать на получение гражданства без испытательного срока...

Мысли в голову лезут...

А этот гаденыш... зашевелился... видимо, просто не рассчитывал на такое. Прорабатывал варианты переговоров — а на такое не рассчитывал.

Интересно — попытается взять на патриотизме? Или угрозами?

— Да, нам известно о вашей деятельности в Североамериканских соединенных штатах — сказал полковник, явно чтобы потянуть время

— Вам ничего об этом не известно — резко сказал я — не врите. Кстати, Саид-бека я не убивал, но убил кое-кого другого из ваших. Это вас никак не смущает, когда вы предлагаете мне сотрудничество, нет? У вас не принято — один за всех и все за одного.

Думал «повысить градус» еще выше — но сразу, по непроизвольной реакции понял, что допустил серьезную ошибку. Полковник улыбнулся, показав белые как снег зубы. Значит, либо совсем недавно здесь, либо и вовсе — прилетел утром. Зубы у всех здесь плохие — вода сказывается.

— Панкратова? Да скатертью дорога, ни дна ему ни покрышки. Он совсем ошалел от жадности, и других в это втянул, мразь. Позорил нас и наше движение. Он был нам нужен — но чтобы вы знали, мы все равно собирались расстрелять его, как только придем к власти. С такими нам не по пути. И ни с кем не путайте нас, сударь, не нужно. Наша мотивация вовсе не выражается в деньгах.

— И в чем же она выражается, позвольте спросить?

— Вам никогда не казалось, господин адмирал, что наша история неким образом... застряла в какой то яме. Двадцать первый век на дворе, а у нас все еще абсолютная монархия. Право же, перед людьми стыдно.

— Предлагаете привести к власти Думу?

— Ну что вы, право. Конечно я... не в тех чинах, чтобы говорить об этом, но все же рискну. Полагаю, вам известны настроения народа, все хотят ответственное правительство[4]. Но мы то с вами понимаем, что такое Дума и каким может быть ответственное правительство. Дума — это сборище краснобаев, которым Его Величество в неизречимой мудрости своей дал трибуну, памятуя завет своего великого предка Петра — дабы тупость каждого видна была. Однако, население заражается вредными и угрожающими стабильности идеями именно оттуда. В свою очередь ответственное правительство, назначенное Думой — будет не более чем сборищем агентов деловых кругов, каждый из которых будет преследовать свои собственные интересы.

— Я собственно не понял — так что же вы хотите поменять и ради чего.

— Охотно объясню. Народу бессмысленно что-то втолковывать, ему надо дать почувствовать это. Сейчас — все больше и больше молодых людей заражаются вредными и политически ошибочными идеями демократизма. Интеллигенция влияет на умы масс. Но настроение толпы — изменчиво. Через несколько месяцев, когда жить станет намного хуже чем сейчас, а попытка демократизации придет в тупик— мы будем встречены овациями толпы, и толпа же — выдаст нам своих вчерашних лидеров на расправу.

— Военная диктатура — спросил я — желаете повторить аргентинский вариант?

— А почему бы и нет? В столицах немало людей, которые заслужили виселицу без суда и следствия. Да и в целом... это лучше чем царствие велеречивой царственной проститутки...

Последнее — полковник сказал очень и очень напрасно. Потому что у меня в кабинете — старая, оставшаяся еще с Мексики привычка — под столом, прикрепленный широкой полосой скотча — ждал своего часа пистолет с глушителем. И сейчас он пригодился — я отодрал его и, прежде чем полковник успел что-то понять — выстрелил и убил его.

Зачем я это сделал?[5] Затем, что есть одно правило, которое не мешало бы помнить любому: если ты живешь по законам беспредела, не удивляйся, если и с тобой поступят по законам беспредела. И не веди себя так, как будто Бога нет над нами. Эти люди — давно шагнули за грань допустимого, они на моих глазах — бессудно и беззаконно расправлялись с людьми, они плели интриги, а теперь — умышляли на государственный переворот и свержение Монархии. Италия, Аргентина... а теперь и нам предстояло испить ту же чашу. Если кто-то их не остановит.

Если удастся предотвратить государственный переворот — я буду прав по определению, ибо присягал Его Величеству каждым своим действием и намерением укреплять Престол. А если не удастся... придется бежать, но мне, увы, не впервой...

За что же нам такое? Может за то, что мы — покусились на мировое господство? Кажется из Библии — не убоюсь я зла...

Да и еще. Терпеть не могу, когда Ксению Александровну кто-то называет проституткой, даже царственной. Одного борзописца — я исхлестал в свое время за это плетью, а эту мразь, изволите видеть, просто пристрелил как собаку.

Первым делом я запер дверь — она запиралась изнутри, как и любые двери в этом здании. Второе — оттащил тело Корнеева в комнату отдыха и, отодвинув от стены диван, перевалил его туда. Третье — я открыл потайное отделение сейфа. Достал оттуда два паспорта, две офицерские книжки, несколько карточек, банковских и офицерского общества взаимного кредита, два пистолета, каждый из которых был чист и куплен лично мной нелегально. Кашида — арабский мужской головной платок, которым можно и лицо прикрыть, полный комплект одеяния пуштуна. Два сотовых телефона, верней один сотовый и один коммуникатор — ни один из них никак не связан со мной, плюс еще набор предоплаченных СИМ-карт на всякий случай.

Рукоять того пистолета, из которого я только что стрелял — я протер, а сам пистолет — разобрал, снял ствол и сунул в карман, остальное бросил в урну. Ствол выброшу потом, на улице, без ствола ничего не доказать. Больше он мне не нужен, а носить с собой пистолет, из которого только что совершил убийство... помилуйте.

В голову пришла полная сермяжной правды фраза — мятеж не может кончиться удачей, если закончится — его зовут иначе...

Мало кто знал, что из моей комнаты отдыха есть еще одна дверь, в кладовку, в которой держат пылесос и прочие вещи, которые не стоит держать на глазах...

Выходя из здания — я пристроился к довольно большой группе людей — и, конечно же заметил и людей, которые ждали Корнеева. Военная контрразведка, ремеслу им не мешало бы поучиться — кто же берет на такое дело военный внедорожник. На меня они не обратили внимания... видимо, Корнеев приказал им ждать какое-то время, пока он переговорит со мной, и только потом приниматься за дело. Контрольный срок — еще не вышел.

Через несколько минут — я уже был на Майванде — полноводной торговой улице, главной улице Кабула. Традиционные дуканы и лавки, где торговали в основном золотом и украшениями — перемежались с бутиками самых известных брендов, вон там, например — Павел Буре. В Афганистане обычные часы — еще поколение назад было роскошью, поэтому едва разбогатевший дукандор первым делом шел и покупал себе золотые часы.

Иногда даже соломинка может сломать спину верблюду... на Востоке это хорошо понимаешь...

Было больно и горько, осознание того, что на самом деле происходит — грызло изнутри как кислота. Да... вероятно, это моя судьба, от которой не уйти, как не пытайся. Я до конца жизни — останусь один...

У одного из дукандоров я купил два телефона. Подмигнул, добавил немного — и обзавелся еще и СИМ-картами. Здесь их продавали по документами — но, как и многое другое в Афганистане, это ни черта не исполнялось.

Набрал номер. Пошли гудки, сбросил. Зашел в турецкий ресторанчик, присел за столик...

— Бир бардак чай...

Через пять минут перезвонили. Звонок дошел до адресата...

— Я слушаю... — напряженный голос Тимофеева. Если все прошло нормально — он уже ушел из места своего расположения и лег на дно и все его люди тоже, и базы данных — тоже все ушли.

— Как дела?

— Все штатно. Немного поругались с соседями.

— Сильно?

— Я же сказал — немного.

Ни он, ни я — конечно же, не сказали, ни слова о своем местонахождении, не назвали ни одного имени, ни одного населенного пункта. Дураков нема.

— Это хорошо. Я тебе перешлю кое-что. Максимум через час. То, что поможет.

— Жду. Как с остальным?

— Все нормально. Нужно продержаться два — три дня. И все.

— Понял. До связи.

— До связи. С нами Бог.

— И за нами Россия.

Набрал еще один номер

— Да?

— Ташкент.

— Я понял.

— Смотри по сторонам. Отбой.

Араб теперь — тоже ляжет на дно. Похоже, началось движение.

Так... кому звонить, кому еще звонить...

Кронштадт!

Я подозвал дукандора. Подмигнул ему и купил еще два телефона с СИМками. Здесь все всё понимали.

С одного из телефонов — я набрал номер телефона, установленный в Кронштадте. Это был единственный «верняк», который у меня на сегодня был.

Колька Пащенко был из простолюдинов, из простой семьи. Его прадед был в числе тех, кто в пятом году поднял мятеж против Его Величества на броненосце Потемкин, его дед отличился при взятии Константинополя, а вот уже отец — окончил службу в чине контр-адмирала, командовал линейным крейсером, затем военной базой. Как и я — Кольку отдали в Нахимовское, он попал в «штабной» экипаж и все время доказывал, кто он такой (чаще всего кулаками). В отличие от меня — он так и закончил Севастопольское нахимовское, но сейчас, насколько я знал, он был в Кронштадте.

Соединили не сразу, линии были перегружены. Еще один признак беды...

— Дежурный... — знакомый веселый, чуть несерьезный голос

Вот так — так... Я даже не смел возблагодарить Господа за удачу. Дежурный офицер — царь и Бог, пока его не отстранили от дежурства, он имеет право принимать практически любые решения и в его руках — целая военная база. А Кронштадт — это такая твердыня, которую не возьмешь с наскока никакими силами.

— Колян. Это я... — сказал я, не называя своего имени — давай по именам.

На моей фамилии — может быть уже стоит цифровой триггер. А Колян, Сашка... мало ли таких имен на все Руси Великой...

— Постой-ка... Саша, ты что ли?

— Я, брат, я...

Пащенко чуть замялся.

— Извини, тут у меня...

Понятное дело.

— Не клади трубку. База в боевой готовности?

— Так точно... — чуть растерянно сказал Пащенко — учения... Выходим в море.

Есть. Значит — они не в заговоре! Флот — не в заговоре! Выходим в море — значит, подальше от столицы, чтобы не иметь возможности вмешаться в борьбу за власть.

— Не такточничай. А слушай меня. Помнишь Севастополь?

— Конечно. А при чем тут это?

— Пока ты дежурный, Богом прошу — попробуй связаться со Дворцом. Нет, не так — вышли туда морских пехотинцев...

Пащенко засмеялся

— Да ты что. Меня ж за это...

— Слушай меня! Дело — неладно, понял? Я никого из вас никогда ни о чем не просил — но помогал, чем мог. Теперь — ты мне помоги. Спаси мою семью, понял? Мою семью. Вывези ее в Кронштадт. Им угрожает серьезная опасность — из-за меня. Сделаешь — ты для меня всегда прав, понял?

Задержав дыхание, я ждал ответа...

— Да что же ты, Саша — весело сказал Пащенко, по-дворянски делая ударение на второй слог моего имени — ты за кого нас держишь? Нечто мы позволим Ее Высочество обидеть. Все в лучшем виде сделаем, не сомневайся...

Сказано. Но ничего не исправишь. Главное — Я почему-то был уверен, что Пащенко — не переубедить, не «смазать». Не «протабанит» он, как у нас говорится. Даже среди нас — он отличался чудовищной своевольностью и упрямством. Иначе, как и я — уже черные орлы на погонах бы носил...

— Спасибо тебе... братишка.

— Спасибо не булькает. На встречу выпускников приходи... брезгуешь, крендель.

— Непременно приду, брат. Всенепременно.

Последним — понимая, что телефон после такого звонка сразу поставят на контроль — я набрал номер Александровского дворца, который был установлен в кабинете, который занимала Ксения. Как я и ожидал — телефон не отвечал. Ни гудков... вообще ничего.

Обтерев телефоны платком, я достал из них СИМки. Телефоны оставил на столе — исчезнут быстрее, чем я такси на улице поймаю...

На кабульском лихаче — доехал до международного аэропорта, по своим документам (в последний раз их использую)— прошел в закрытую зону. Дошел до ангаров — там казаки грузили старый лицензионный Дуглас ДС-3, но с современными турбовинтовыми моторами. Таких тут было полно, они сновали на небольшой высоте, опознавались лишь на границе. У них была своя полоса — и здесь, и в Ташкенте — и груз и пассажиров они не декларировали. Это мне и надо.

— Казаки, попутным рейсом возьмете?