— Он погубит все дело!
— Заткнись, придурок! — сказал убийца, поднимаясь с пола — ты знаешь, с кем он разговаривал?! Знаешь?!
— Какая разница?! За что ты его убил?!
— Не «за что», а «почему». Он дал сигнал тревоги, идиот!
— Какой сигнал тревоги!?
— Не знаю! Но дал! Ты думаешь, у товарища министра нет скрытой кнопки?!
— Но мы ничего не слышали.
— Дай телефон.
Тот, кто совершил убийство — работал по квартирмейстерской части, то есть — в военной разведке, потому — знал, что говорит. И для двух других — его мнение по таким вопросам было все же важным.
Убийца — взял телефон, посмотрел на список входящих вызовов, конечно же, запомнив номера, потом набрал перевызов последнего номера. Мелодичный сигнал — занято. С этого телефона — прямо сейчас куда-то звонили.
— Что?
— Ничего. Это не коммутатор министерства. Это вообще частный номер.
— И что?!
— Он сказал, что звонили по делам. Если по делам — почему не через коммутатор министерства...
— Господи, кто — то взял свой телефон и позвонил. И ты из-за этого убил человека?
— Да заткнешься ты или нет?
Он и сам был ни в чем не уверен. Но признаться в этом не мог. Просмотрев список предыдущих вызовов, кое-что понял.
— Вот. Почему телефон не определен? Человек звонил по работе — номер не определен. И это при том, что включен определитель.
— Уходим? — то ли спросил, то ли предложил третий.
— Нет. Надо посмотреть, кто приедет. Если группа физзащиты — уходим. А если кто-то другой — разберемся. Найди ружье.
— Какое ружье?
— Посмотри. Может быть. Я, кажется, видел там сейф.
Молчун — вышел в соседнюю комнату.
— Помоги...
Вместе — они устроили Ахметова в кресле — каталке так, что он казался как живым. Пуля не разбила стекло, и со стороны — казалось, что все нормально.
— Эй!
Молчун — вышел из соседней комнаты. С Фокстерьером двенадцатого калибра в руках — обычный выбор для загородных домов. Пять патронов в магазине, сменный ствол — короткий и длинный, на птицу. Для самообороны тоже пойдет — все-таки двенадцатый калибр.
В другой руке были патроны.
— Пятерка — несколько извиняющимся тоном сказал молчун — на уток.
Пятерка — всего лишь дробь, причем мелкая. Для охоты на людей — нужна картечь. Но ничего другого — не было.
— Заряжай и пошли...
На съезде с диаметра — я свернул на Гатчину. По нынешним меркам — считай, пригород. Обсаженные деревьями аллеи, парки, дорогие дачи венецианского, баварского, арабского стилей. Недорогих — тут уже давно не осталось, недорогие отступали все дальше и дальше...
Ахметов, Ахметов...
Что-то мы расслабились. Стали жить не то, что красиво... беззаботно. Если брать двадцатые — у любого, самого захудалого чиновника был револьвер. И каждую субботу — такой вот Акакий Акакиевич ходил в тир, щурился, морщился от дыма и грохота — и стрелял. Потому что студенты — эсеры и коммунисты, эти милые цветы жизни, порывистые и честные, горящие свободой — ни много ни мало объявили государству войну. Юная бестужевская[3] барышня — могла, улыбаясь, вытащить из муфточки револьвер и высадить тебе весь барабан в живот, в то время как ты лихорадочно думал, как познакомиться — это за то, что ее кавалера вчера повесили на Лисьем Мосту за террор. В террор уходили столь же возвышенно-торжественно, как раньше на первый бал в Зимний ехали. Офицеров — стреляли как куропаток боевики из бывших рабочих — и офицеры стреляли в ответ, маевки расстреливали из новомодных тогда Томпсонов, и совсем не по приказу государства. А сейчас — ничего этого давно нет, беспокоит лишь исламский террор, да редкие (но, к сожалению меткие) выходки фанатиков. И вот — люди, даже работающие в системе безопасности — начинали забывать, что их работа, это не игра интеллектуалов, и любой человек — должен иметь возможность мгновенно и эффективно защититься от простого и грубого физического насилия. А Ахметов это забыл — несмотря на то, что работал, как говорят, господа полицейские «на земле»...
Дачи здесь стояли на улицах, улицы носили имена, дачи были номерными. Дача Ахметова, судя по номеру — третий — стояла у самого начала улицы. Я нашел эту улицу, начал на нее поворачивать — и в этот момент, фары высветили у деревьев слева нечто такое, что мне совсем не понравилось. Не понравилось настолько, что я остановил машину и толкнул дверь, воздавая хвалу Господу, что не забыл отстегнуть ремень безопасности. В следующее мгновение — в ночи оглушительно загромыхало, осыпалось стекло и по кузову забарабанила дробь...
Я оказался на земле и в весьма выгодной ситуации: фары БМВ слепили стрелка, не давая ему увидеть результат своей стрельбы — он просто стрелял по водительскому месту, потом по пассажирскому. Но он быстро исправился, выстрелив дважды по фарам и погасив их — тем самым, он поставил нас уже в равные условия. Впрочем, не совсем — он себя уже выдал стрельбой, а вот я — еще нет...
Из Беретты — я выстрелил семь раз по тому месту, откуда стрелял дробовик, перекатился и вскочил на ноги. В ответ — кто-то открыл огонь из пистолета с глушителем, три пули пробили то место, где я только что был, у машины, затем неизвестный начал бить наугад, простреливая все возможные точки, где я мог быть — и одна пуля почти попала в меня.
Увидев, как из соседней улицы выкатывается машина, я... бросился бежать. Идиотов нет, что тут произошло — уже понятно, а сколько тут этих... что у них есть — не знаю, и знать не хочу. Но знаю, что сесть играть с шулерами, и их колодой — верный проигрыш...
Эх, Ахметов...
Добежал до забора, перевалился через него сходу — ищи ветра в поле. Брехали собаки, начали зажигаться окна... думаю, охота окончена. Мне в одну сторону, господа — а вам пока в другую...
— Что здесь?! — выскочивший из машины водитель держал в руках пистолет.
Второй, тот, который и совершил убийство — тащил к машине тело на плечах, выбивался из сил — но тащил.
— Помоги!
Они свалили тело на заднее сидение, перепачкавшись кровью. Мертв... четыре пули попали в цель, одна — аккурат в переносицу.
— Поехали, живо!
Водитель ни слова не говоря — сел на свое место, выжал газ. Машина — покатилась по тихой улочке, ускоряясь.
— Направо. И не гони так.
— Что ко всем чертям произошло?
— Не знаю.
— Не знаешь?!
— Один человек. Возможно, я его подстрелил. Скорее всего — Воронцов.
— Воронцов?!
— Не ори так. Больше некому. Хорошо то, что он один. Останови.
Они остановились — около огромного мусорного контейнера, из тех, которые используются для строительных отходов. Мусоровозы — ездили сюда не каждый день, так что контейнеры для мусора тут были именно такими.
— Помоги.
— Ты... рехнулся... — водитель понял, что собирается делать убийца. Тот — бросил вытаскивать с заднего сидения убитого, молча подошел к водителю, хлестнул по щеке. Понятия дворянской чести — этим как то незаметно озверевшим, утратившим человеческое людям были совершенно неведомы — хотя платой за пощечину была дуэль.
— Ты достал меня своими причитаниями?! Что ты как баба?! Как будто в Кабуле не убивал!
— Я духов убивал! А ты своих уже мочишь!
— Я его не убивал! Он уже мертв! И ты знаешь, кто его убил. Хуже — не будет!
— Ты собираешься выбросить...
— Да, б...ь, собираюсь! А ты думал — как?! Ты думал, что можно сделать такое дело, не замарав своих красивых перчаток?! Во! — убийца весьма профессионально показал «дулю», принятую в простонародье фигуру из трех пальцев — анархисты, когда им надо было, своих только так мочили, и в сортире хоронили.
— И чего добились?!
— Так то они. Студенты. Короче — или помогай, или хотя бы заткнись...
Водитель выбрал второе. Молча — они перевалили тело в контейнер, закрыли крышку, молча отъехали. Молча, как люди, совершившие преступное и предосудительное дело, и ненавидящие и себя и друг друга за это.
Убийца — не забыл открыть окна, чтобы проветрить салон и затереть кровь, хотя ее и так было немного, Достал из кармана флакончик мужских духов и обильно побрызгал сначала на себя, затем вокруг себя, чтобы заглушить запах в машине...
Когда они выехали на дорогу — по встречке, с мигалками, но без сирен промчались три полицейские машины. Это значило, что полицейские не знают, скрывается ли убийца или уже скрылся, и потому не желают выдать себя сиренами.
— Останови... — сказал пассажир, увидев пост дорожной полиции
Водитель притормозил у поста, пассажир вышел навстречу подбежавшему офицеру дорожной полиции, достал свою карточку. Тот вытянулся, козырнул.
— Здравия желаю, господин полковник, чем могу служить.
— У вас есть связь, братец?
— А как же. Конечно, есть.
— Проводи-ка нас, кто здесь старший по званию, братец. Мы кое-что видели, это может быть очень важно...
Ловить машину было нельзя. Я не знал — разыскивают меня — или еще нет...
Едва не став жертвой спущенного на ночь дога, приведя в относительный порядок одежду — через сорок минут я добрался до станции электропоездов Гатчина и дождался электропоезда. На ночных электропоездах люди ездят разные, начиная от падших по внезапной симпатии дам и заканчивая откровенными грабителями и хулиганами: так что в полупустом вагоне я был не самым странным персонажем. Хулиганы тоже были, но на меня внимания не обратили, и правильно сделали...
На Балтийском вокзале, куда прибыли электричка — как и положено, были установлены терминалы, с которых можно было заказать любой билет на любой рейс любого транспорта — очень удобно для путешественников. С такого вокзального терминала — я оплатил электронный билет до Верного, а оттуда — до Кабула. Находясь здесь, я ничем и никому не помогу, тем более если буду арестован. А вот находясь в Кабуле, и имея под рукой даже несколько десятков верных людей. Кроме того... подсказывает мне мое чутье, что совсем не просто так в заговоре был Наследник Бухарский, совсем не просто так. И известный, пользующийся определенным авторитетом человек на месте, способный выступить альтернативным центром силы...
Пистолеты — я не выбросил в ретираду, а аккуратно положил в ячейку хранения, арендованную на максимальный срок — шесть месяцев. Как дело повернется — знает только дьявол, и возможно — они мне еще пригодятся. А не пригодятся — можно будет вернуться, тихо забрать и выбросить в Неву.
Вышел на площадь, постучал по стеклу ближайшего извозчика — тот приснул немного. На метро возможно и быстрее — но в метро камеры...
— Извольте, любезный... — извозчик быстро пришел в себя — куда господин ехать изволят.
— В аэропорт, милейший. Да побыстрее. Поторопишься — не обижу.
— Сей секунд, господин хороший. Сей секунд...
31 мая 2017 года
Кабул
Вылетев из столицы Империи самым ранним утром — днем я уже был в Афганистане. В Кабуле...
В аэропорту было все спокойно — но я заметил, что рейс на Баграм (а бы и такой, летал небольшой турбовинтовой самолет для специалистов) числится как отмененный. Подходить к администратору и спрашивать о причинах — я не рискнул. Вместо этого — я вышел на площадь, оглядел полусонных от жары усатых нафаров, кликнул такси и приказал везти в центр. В центре города у нас было что-то вроде секретной базы на территории рядом с бывшим зданием «Радио и телевидение Афганистана», в охраняемом, так называемом «посольском» квартале. Секретной конечно для посторонних, для своих то секретов не было — просто вывеска на здании обозначала не то, что было на самом деле. Совсем рядом — был парк, разбитый на месте взорванного здания МВД Афганистана — он помогал помнить то, что необходимо было помнить каждую минуту.
Конечно же, в этом здании у меня был свой кабинет, как и у всех — только с номером на двери, без присутствия, без секретаря, без адъютанта. Я открыл его своим ключом, закрыл изнутри им-же, наскоро проверил — чисто. Открыл сейф, включил машинку для уничтожения бумаг и принялся за дело...
Через какое-то время — в дверь постучали.
Я открыл дверь. Один человек...
Человек был мне знаком, но плохо. Молодой, с бакенбардами по старой моде... почему то они снова стали входить в моду в последнее время... в форме полковника бронекавалерии... я где-то сталкивался с ним, но мы не были представлены лично.
— Чем обязан? — сухо спросил я, поднимаясь и протягивая руку, но без улыбки
— Корнеев. Полковник Корнеев.
— А по имени — отчеству?
— Александр Ильич, будьте любезны.
— Мы с вами не представлены, ведь верно?
Молодой человек сел напротив меня
— Верно. Но у нас есть общие знакомые, поэтому я счет нужным... не искать возможности, скажем так.
— Общие знакомые?
— Князь Абашидзе. Я имею в виду — господина Аслана Абашидзе, ныне покойного.