Помоги проекту - поделись книгой:
Когда стемнело, огненное зарево было видно за 150 километров от Сталинграда, его наблюдали жители Эльтона, Горной Пролейки и Каменного Яра. В ночь на 24 августа германские бомбардировщики совершили еще один налет на город, сбрасывая бомбы на горящие развалины с высоты 300–400 метров. Зенитчики были деморализованы, боеприпасы кончились, и немцы практически не встречали противодействия со стороны ПВО.
Лишь после полуночи, когда бомбежки окончательно прекратились, руководство города смогло в полной мере оценить последствия произошедшего. Председатель горкомитета обороны Чуянов совершил объезд улиц, и его глазам предстали самые ужасные картины, которые он когда-либо видел в своей жизни. Обвалившиеся стены домов обнажили лестничные пролеты, квартиры с обгоревшими кроватями. Повсюду валялись обгоревшие трупы и куски человеческих тел, целые кварталы некогда красивых многоэтажек, возвышавшихся над Волгой, превратились в груды развалин, среди которых копошились женщины, старики и дети, разыскивающие своих родных.
Немцы тоже были впечатлены.
Из крупных предприятий от бомбардировок больше всех пострадал металлургический завод «Красный Октябрь», где вышли из строя все доменные печи и погибли сотни рабочих. Тракторный завод им. Дзержинского немцы бомбили относительно слабо, так как опасались накрыть свои части, выходившие к Волге неподалеку. Поэтому здесь, несмотря на повреждения ряда цехов, работа продолжалась, и в ночь на 24 августа снова были выпущены несколько танков Т-34.
Рихтхофен пролетел над Сталинградом утром 25 августа, чтобы посмотреть на результаты налетов.
Несмотря на «отсутствие целей», он продолжал ежедневно гнать стаи «Юнкерсов» и «Хейнкелей» на Сталинград. Командир 1-й эскадрильи KG100 гауптман Бётхер впервые появился над новой твердыней на рассвете 24 августа. Здесь ему пришлось вспомнить севастопольские пейзажи: сплошные руины и пожарища лежали внизу. В «большой атаке» прошлого дня Бётхер по какой-то причине не участвовал. А в этот день его целью дважды был железнодорожный вокзал. Этот же объект он атаковал рано утром 25 августа. Затем в течение двух дней Бётхер еще семь раз бомбил Сталинград, а также позиции советских войск вокруг города, а в ночь на 29 августа впервые занялся минированием Волги, сбросив в нее две мины LMB [127] .
Тот факт, что вместо наступления VIII авиакорпус теперь был втянут в изнурительные тактические бои, отчетливо проявился на рассвете 5 сентября, когда войска советских 24-й и 66-й армий под командованием Георгия Жукова нанесли мощный контрудар к северу от Сталинграда. На протяжении всего дня бомбардировщики и штурмовики беспрерывно атаковали наступающие танки.
Воздушные бои первой декады сентября вновь продемонстрировали подавляющее превосходство немецкой авиации. Вблизи линии фронта люфтваффе действовали большими группами смешанного состава по 30–40 самолетов. При этом два-три звена «Мессершмиттов» первыми прибывали в намеченный для атаки район, связывая боем советские истребители и обеспечивая своим бомбардировщикам и штурмовикам благоприятные условия. После этого Ju-87, Ju-88 и Не-111 спокойно вели бомбометание, делая иногда по 8–10 заходов на цель, сбрасывая каждый раз по одной-две бомбы. В результате налеты длились иногда по полчаса и оказывали сильный деморализующий эффект на наземные войска. Если же отдельным русским летчикам и удавалось прорваться к немецким бомбардировщикам, их встречал плотный заградительный огонь бортстрелков.
Непосредственные бои между истребителями также, как правило, заканчивались в пользу противника. Мелкие группы Як-1 и ЛаГГ-3 зачастую поголовно уничтожались «Мессершмиттами». Попытки командования авиадивизий использовать большие группы истребителей также не приносили ожидаемого эффекта. При почти полном отсутствии радиосвязи советские летчики при появлении немцев быстро теряли ориентацию, нарушали строй, и бой распадался на изолированные схватки. Если же в редких случаях ситуация начинала складываться для пилотов люфтваффе неблагоприятно, они тут же выходили из боя либо с резким набором высоты и уходом в сторону, либо с переходом в пикирование и выводом машины над самой землей.
С 5 по 12 сентября 4-й воздушный флот выполнил 7507 самолето-вылетов (в среднем 938 в день). В то время как в первые дни операции «Блау» проводилось в среднем 1343 вылета ежедневно. За 11 недель беспрерывного наступления число самолетов сократилось на 40 процентов до 950 самолетов, из которых вследствие нехватки запчастей лишь 550 находились в боеготовом состоянии. Впрочем, активность советских ВВС была еще ниже. За тот же период в зоне 4-го воздушного флота было зафиксировано 2834 самолето-пролета, то есть в среднем 354 в день.
Глава 4 «МЕДЛЕННОЕ УДУШЕНИЕ»
Геенна огненная
Утром 12-го числа целью «Штук» StG2 «Иммельманн» стали южные кварталы города и элеватор. Сделав круг над районом бомбометания, они одна за другой с оглушительным воем сирен срывались в пике. Затем на высоте около 1000 метров от них отделялись тяжелые 1000-кг бомбы, вскоре следовали мощные взрывы, и в небо поднимались огромные столбы дыма и пыли. Через некоторое время налет возобновлялся, и так происходило до самого полудня, пока всю южную часть Сталинграда не затянул сплошной дымный шлейф. С воздуха ориентиром для летчиков служила химическая фабрика «Лазурь», полностью разрушенная, но заметная благодаря подходившей к ней железнодорожной ветке, которую из-за ее своеобразной формы прозвали «теннисной ракеткой». Всего в течение 12 сентября на Сталинград было сброшено около 900 фугасных и осколочных бомб всех калибров.
Ну а когда на следующий день в 4.45 по берлинскому времени пехота 6-й армии наконец вошла в город, люфтваффе волей-неволей были втянуты в бои за развалины, которые Рихтхофен назвал не иначе как «медленным удушением». В затягивании операции он обвинял «престарелого и уставшего» Гота, командующего 4-й танковой армией, и «скучного и слабого» Паулюса, а также «медлительного» Вайхса, командующего группой армий «Б». Каждый день он почем зря поносил их в своем дневнике, а также жаловался на них Герингу, Ешоннеку и другим вышестоящим начальникам.
«Юнкерсы» и «Хейнкели» нещадно бомбили кварталы, повсюду поднималась кирпичная пыль, окрашивая небо в бледно-бурый цвет и закрывая вид на Волгу. К исходу 15 сентября немцам удалось захватить Мамаев курган, железнодорожное депо, здание Госбанка и ряд других опорных пунктов. В этот день были потоплены и три из четырех паровых паромов, осуществлявших перевозки с левого берега на правый.
Помимо собственно Сталинграда немецкая авиация активно действовала и над всем восточным берегом Волги. Ближние разведчики FW-189, называемые красноармейцами «Рамами», буквально целыми днями кружили над местностью, фотографируя позиции зенитной и дальнобойной артиллерии, следили за колоннами советских войск, двигавшимися к переправам, а также выявляли командные пункты. После обработки полученной информации бомбардировщики и штурмовики, а также истребители немедленно вылетали в этот район и наносили удары по различным целям. Самолеты гонялись даже за отдельными бойцами и полуторками, нигде не давая им покоя. Атакам также подвергались сельскохозяйственные угодья, трактора и сами колхозники, работавшие на полях.
21 сентября в центре Сталинграда, совсем недалеко от Волги, шли ожесточенные бои с применением артиллерии, танков и огнеметов. Мобильные группы немецких автоматчиков появились в городском саду, недалеко от Центрального универмага. Яростные перестрелки шли на Смоленской и Коммунистической улицах. В 3 километрах к югу, едва различимый среди клубов дыма, оборонялся элеватор.
Но, пожалуй, самая страшная картина днем 21 сентября складывалась на берегу, в районе центральной переправы. Среди обгоревших развалин портовых складов и сооружений, беспорядочно сваленного заводского оборудования, которое не успели эвакуировать, скопились сотни жителей и беженцев, ожидавших погрузки на корабли. Здесь же вповалку лежало множество раненых, брошенных на произвол судьбы. Помощь им никто не оказывал, продовольствия почти не было. Мучаясь от жажды, многие люди подползали к реке и пили воду прямо из нее. Повсюду среди воронок валялись изуродованные трупы и человеческие останки, которые никто не хоронил. Вонь от разлагающихся тел, стоны раненых, крики женщин и плач детей, грохот взрывов и вой сирен немецких пикирующих бомбардировщиков создавали у любого, кто видел этот ад, ощущение конца света.
Когда к берегу причаливала очередная баржа или паром, начиналась поспешная разгрузка. Спрыгивающие на берег солдаты стремились поскорее попасть под обрыв, чтобы уйти с открытого пространства. Беженцы, наоборот, стремились как можно скорее попасть на судно. В этот момент начиналась страшная давка. Потерявшие человеческий облик люди, сминая и втаптывая в грязь друг друга, с дикими криками ломились на причал. Малочисленные сотрудники НКВД с автоматами были не в силах контролировать этот процесс. И тут происходит самое страшное: в небе появляются немецкие самолеты. С ощущением собственной безнаказанности они ровным строем идут прямо над берегом. С ужасом люди видят, как отделяются бомбы и с воем устремляются вниз.
Корабли тут же отчаливают и устремляются прочь от берега. Люди виснут на бортах, многие падают в воду, но их никто не спасает, каждый предоставлен сам себе. Те, что на суше, бегут, наталкиваясь друг на друга и спотыкаясь в поиске каких-нибудь укрытий. Кто-то просто ложится там, где стоял, и закрывает голову руками. Гремят взрывы, в небо поднимаются огромные столбы воды, песка и щебня. Некоторые бомбы взрываются прямо в толпе, разбрасывая на сотни метров куски человеческого мяса и ошметки одежды. Вскоре две последние уцелевшие пристани охвачены огнем. Пламя и дым полностью скрывают из вида восточный берег. Через некоторое время налет заканчивается, и все начинается сначала. Трупы и останки погибших никто не убирает, до них вообще нет дела. Тяжелораненые тоже брошены умирать. Вскоре по ним уже ездят автомобили, раскатывая в дорожной колее то, что еще недавно было человеком [129] .
22 сентября части 4-й танковой армии вермахта прорвались к Волге в районе центральной переправы. «Штуки» из эскадры StG2 «Иммельманн» весь день под вой сирен беспрерывно бомбили стоянки судов у восточного берега, одновременно по кораблям наносила удары немецкая артиллерия. Солдаты советской 62-й армии могли наблюдать, как на другой стороне реки горели временные причалы, поднимались столбы воды, огня и песка. Через некоторое время все это рассеивалось, но появлялись новые группы «Юнкерсов», которые виртуозно входили в пике, и вновь воздух сотрясали мощнейшие взрывы.
В результате к концу дня были потоплены катера «Четвертый», «Тринадцатый» и «Лейтенант Здоровцев», а также газоходы № 71 и 99, тяжелые повреждения получили три парома СП-19. Все это значительно осложнило доставку подкреплений, оружия и боеприпасов на западный берег. Теперь основная нагрузка легла на переправы в районе завода «Красный Октябрь». Лавируя между остовами затонувших судов и мелями, уцелевшие корабли под непрерывными бомбежками и артобстрелом совершали по три-четыре рейса в сутки, в основном по ночам.
«Все горит»
Уже в начале сентября Рихтхофену стало ясно, что для взятия «красной твердыни» на Волге мало бомбить городские кварталы Сталинграда и его окрестности. Нужно было, как Севастополь, окончательно изолировать его от внешнего мира, лишив подкреплений и снабжения. А заодно нанести удары по уязвимым местам советской промышленности, питавшей войска на южном крыле Восточного фронта.
Утром 8 сентября «Хейнкели» из I./KG100 «Викинг» совершили налет на город Камышин. При этом командир 1-й эскадрильи гауптман Бётхер сбросил на цель две фугасные бомбы SC500. В результате были разрушены железнодорожная станция и нефтехранилище на берегу Волги. Вспыхнул большой пожар, горящая нефть несколькими потоками устремилась в Волгу, и все вокруг заволокло едким черным дымом. На перехват бомбардировщиков вылетели истребители 431-го иап. Согласно летной книжке Бётхера, их эскадрилью атаковало сразу 13–15 советских самолетов [130] . Однако для опытных экипажей «Хейнкелей» это было не так уж много. Собравшись в плотный боевой порядок, они открыли мощный заградительный огонь. В результате командиру эскадрильи старшему лейтенанту A.C. Кострицыну ничего не оставалось, как идти на таран. В результате был сбит шедший в конце строя Не-111Н-6 «6N+HH». Однако и сам Костицын не смог покинуть свой падающий истребитель и разбился.
Днем 9 сентября 1942 года 14 Не-111 из III./KG4 «Генерал Вефер» совершили налет на Астрахань. Основной удар наносился по нефтебазе № 5, кроме того, бомбежке подверглись нефтебаза в селе Ильинка и судоремонтный завод им. Ленина. В результате многочисленных прямых попаданий бомб Brand С50А и Brand С250А на двух нефтехранилищах были подожжены около 400 000 тонн нефтепродуктов, пожар сразу принял опасные размеры. Языки пламени поднимались на сотни метров, сливаясь в огромные огненные смерчи. Затем с ужасающей быстротой стал расти огромнейший столб черного дыма.
С.Г. Антонов, в то время бывший подростком, жил в центре Астрахани. Он вспоминал:
К вечеру поднявшийся в небо колоссальный столб дыма, словно предвестник апокалипсиса, был виден за сотни километров от Астрахани. В ночь на 10 сентября немцы совершили повторный налет на объекты в Астрахани. В результате этих ударов в прилегающих к нефтебазам окрестностях сгорели 48 жилых домов, клуб, больница, школа и здание бассейнового комитета профсоюза речников. На судоремонтном заводе также было разрушено несколько цехов.
Налет на Астрахань стал крупным успехом специализированной авиагруппы III./KG4 «Генерал Вефер», командование над которой за три дня до этого принял майор Вернер Клосински. В отличие от первых других групп эскадры, к этому времени ставших обычными, ничем не отличавшимися от других, третья, как и I./KG 100, предназначалась для специальных операций. В начале 1942 года III./KG4 в Фассберге прошла дополнительную подготовку по буксировке планеров Go-242. Во время наступления на Кавказ она в основном привлекалась для транспортных перевозок, забросок групп диверсантов за линию фронта и точечных авиаударов по важным стратегическим объектам. С 8 июля III./KG4 базировалась на аэродроме Николаев-Ост, а затем в Харькове и Макеевке. После 9 сентября она совершила еще несколько налетов на Астрахань [131] .
После того как в конце августа – начале сентября германская авиация уничтожила крупнейшие нефтехранилища в Махачкале, Астрахани и Камышине, разбомбила несколько нефтеналивных составов между станциями Гмелинка – Богдо, нетрудно было догадаться, какой город может стать следующей целью люфтваффе. В 320 километрах к северо-востоку от Сталинграда еще нетронутыми оставались большие нефтехранилища в Саратове.
В самом городе хорошо осознавали нависающую опасность. В сентябре активизировалась работа по укреплению его ПВО. Если в конце августа Саратов прикрывали 6 отдельных артдивизионов, один дивизион 376-го ЗенАП (80 орудий среднего калибра, 8 орудий малого калибра и 24 крупнокалиберных пулемета ДШК) и 3 отдельных батальона ВНОС и еще один полк – 720-й ЗенАП – находился в стадии формирования, то в сентябре по распоряжению командования войск ПВО страны на усиление Саратовского дивизионного района прибыли 1078-й и 923-й ЗенАП, 93, 85, 343 и 380-й ОЗАД, 3 бронепоезда, 43-й зенитно-прожекторный полк, 16-й отдельный зенитно-прожекторный батальон, 2 отдельных батальона ВНОС, 5 батарей СОН-2, 3 бронеплощадки и 2 отдельных взвода ВНОС. Командование диврайоном ПВО принял полковник М.В. Антоненко [132] , а командиром 144-й иад ПВО был назначен Герой Советского Союза подполковник М.П. Нога.
Основная масса всех сил и средств сосредотачивалась непосредственно на обороне Саратова. Была проведена большая работа по размещению частей, выделению помещений, обеспечению электроэнергией, водой, хотя из-за нехватки ресурсов многие мероприятия проводились наспех. Позиции зенитных батарей строились без соблюдения правил и норм, неравномерно распределялись боеприпасы и техника. Саратовский городской комитет обороны принял несколько специальных постановлений, в том числе о размещении штабов диврайона ПВО, о строительстве командного пункта, огневых позиций и землянок для жилья личного состава частей противовоздушной обороны.
Наряду с боевыми частями войск ПВО к боевым дежурствам активно привлекались и военно-учебные заведения: Качинская авиашкола, Энгельсское училище ПВО, один взвод 37-мм орудий которого был поставлен на охрану моста через Волгу. На аэродроме авиазавода № 292 была сформирована дежурная эскадрилья из пяти истребителей Як-1, пилотами которых были заводские летчики-испытатели [133] .
Формирования МПВО были переведены на казарменное положение, в городе активизировалась работа по строительству убежищ и командных пунктов, запасных пожарных водоемов, соблюдению светомаскировки, проведению технической маскировки крупных промышленных объектов, железнодорожного моста через Волгу в районе Увека [134] .
Только за период с 1 по 15 сентября обеспеченность населения укрытиями в городах Саратовской области удвоилась. Были оборудованы 200 больших убежищ, а также отрыты 70 километров щелей. На 15 сентября в областном центре могли укрыться в общей сложности 150 000 человек. В сентябре закончилось строительство командного пункта МПВО. Увеличилось и число групп самозащиты. В Саратове их к осени насчиталось 850, в Вольске – 118.
Однако недостатки в организации местной противовоздушной обороны все же устранялись медленно и не полностью. Так, нарком среднего машиностроения С. Акопов в своем приказе от 17 сентября писал:
Вечер 20 сентября в Саратове был ничем не примечательным. На улицах исторического центра текла бурная жизнь, кто-то стоял в очередях за хлебом, другие спешили по своим делам, третьи прогуливались среди облезлых домов. Монотонно стучали переполненные народом трамваи, в окнах госпиталей курили обмотанные бинтами раненые красноармейцы. Из громкоговорителей звучала патриотическая музыка, время от времени передавались сводки Совинформбюро о боях под Сталинградом. На юго-западе в розовой полосе заката дымили трубы крупнейших предприятий: авиазавода, ГПЗ-З и дальше к югу – крекинг-завода им. Кирова.
В Саратовском речном порту также шла повседневная работа. Причалы были забиты всевозможными судами. С юга непрерывно подходили санитарные транспорты, причем на многих пароходах виднелись пробоины от пуль и вмятины. Некоторые выгружались в Саратове, другие шли дальше вверх по Волге. Страшное зрелище представляла высадка раненых: истошные стоны, бесконечные носилки, кровь. Многие были искалечены. Тех, кто не дожил до конца плавания, здесь же грузили на полуторки и отправляли на кладбища. Затем проводилась короткая санобработка, и на освободившиеся места спешно грузились новые воинские части для Сталинградского фронта. Тут же пароходы заправлялись мазутом или углем, после чего отправлялись на юг по заминированной реке.
Солнце уже скрылось за грядами холмов, когда в 19.34 в городе протяжно завыли гудки. Висящие повсюду громкоговорители начали передавать знакомые фразы: «Граждане! Воздушная тревога!» Все находившиеся на улице саратовцы стали вглядываться в темнеющее небо, вскоре послышались выстрелы зениток.
В это время у пристани Князевка, находящейся около крекинг-завода № 416 им. Кирова, была пришвартована баржа, битком набитая людьми. Это были 127 эвакуированных семей, ожидавших буксира, который должен был везти их вверх по Волге, в Краснокамск. В речном порту места для судна не нашлось, и его временно поставили здесь на окраине города. На берегу в 300 метрах темнели корпуса нефтеперегонного завода, обвитые переплетениями всевозможных труб, дальше тянулись поросшие зеленью горы, с другой стороны в дымке постепенно скрывался пологий восточный берег, а вниз по реке еще можно было различить четырехугольные пролеты моста. На тесной барже царило напряжение, дети постоянно стонали, просили есть и пить. Услышав гудки воздушной тревоги, почти четыре сотни женщин, детей и стариков стали нервно смотреть на осеннее небо. Неужели и здесь, в 300 километрах от Сталинграда, молох войны может настичь их. Но на берег никто идти не хотел, так как в любой момент мог поступить сигнал к отходу.
И вот в 19.45 с юга послышался нарастающий гул авиационных моторов. Где-то на берегу стреляли зенитки, то там, то здесь в небе бесшумно вспыхивали разрывы зенитных снарядов. Вдруг кто-то прокричал, что видит самолет.
И действительно, к ужасу находившихся на барже людей, над рекой появился черный силуэт бомбардировщика. Было видно, как он резко повернул влево и перешел в пикирование, быстро увеличиваясь в размерах и надсадно ревя моторами. Женщины начали кричать, прижимая к себе плачущих детей, в воде послышались всплески – кто-то решил плыть к берегу. Но все было поздно…
Прогремели три мощнейших взрыва, вверх взметнулись столбы воды, а также многочисленные обломки и куски разорванных тел. Баржа сразу переломилась пополам, объятые пламенем нос и корма задрались вверх и начали стремительно тонуть, увлекая за собой десятки людей. Несколько бомб попали в пришвартованную неподалеку нефтеналивную баржу. В результате она быстро затонула, а горящая нефть растеклась по Волге, окутав прибрежные районы Саратова едким дымом. Огонь ярко осветил берег и восточную сторону крекинг-завода. Оказавшиеся в воде люди, контуженные и оглушенные взрывами, кто еще мог грести, стали, отчаянно барахтаясь, плыть к берегу, до которого было совсем рядом. Матери, потерявшие своих детей, отчаянно крича, пытались найти их среди пенящейся воды и обломков, тем временем горящая нефть быстро подбиралась к ним…
В это время вверх по течению шел пароход «Гражданин» с ранеными на борту, направлявшийся в город Хвалынск. Его матрос Петр Харламов вспоминал:
Расползающийся дым частично скрыл нефтеперегонный завод, затрудняя немецким штурманам прицеливание. В 20.47 над городом появилась следующая группа «Юнкерсов», сбросившая 8 крупных фугасных бомб, из них пять упали в Волгу, а три – около совхоза «Ударник». Затем в 21.18 последовал новый удар. На этот раз две бомбы взорвались на заводской территории, и осколками пробило резервуары № 2, 3, 7, 8, 9 и 10, а также перебило силовую шестикиловольтную линию. Еще две упали в районе поселка Князевка.
Тем временем начались работы по спасению уцелевших людей с потопленной баржи. В 22.00 наконец-то прибыл пожарный пароход, но тушение нефти, разлившейся уже до железнодорожного моста, продолжалось до утра. На берегу в борьбе с огнем участвовало три автонасоса. Удалось спасти лишь 33 человека, но из них трое затем скончались в больнице. Таким образом, число погибших на барже составило 256 человек [138] .
В 22.05 прозвучал сигнал «Отбой ВТ», но, как оказалось, с ним поспешили. И в 0.50 21 сентября одиночный «Юнкере» сбросил три бомбы на территорию 2-го бронетанкового училища. По счастливой случайности был ранен лишь один человек. В четырех казармах взрывной волной выбило около 40 окон.
Налет на Саратов выполнила KG76, которой командовал 45-летний оберет Эрнст Борманн. Всего две недели назад он получил из рук Гитлера дубовые листья к Рыцарскому кресту, и его карьера была на своем пике. Полученный накануне от Рихтхофена приказ разбомбить нефтеперегонный завод и склады горючего в Саратове давали Борманну еще один шанс отличиться.
Вечером 21 сентября 15 «Юнкерсов» из KG76 вновь взлетели с аэродрома Тацинская и взяли курс на Саратов. Самолеты шли на цель группами по 3–5 машин. После почти полутора часов полета летчики увидели знакомые очертания города. Хотя улицы были затемнены, можно было отчетливо разглядеть разбросанные по холмам силуэты жилых кварталов и крупные промышленные объекты на южной окраине. Вскоре с земли небо прорезали острые лучи прожекторов, где-то внизу в темноте сверкнули выстрелы зениток.
Идентифицировав объект атаки, пилоты начали один за другим переводить машины в пике. Рули высоты опустились вниз, плавно вышли воздушные тормоза, и бомбардировщики, рассекая холодные массы осеннего воздуха, понеслись к цели. С короткими интервалами на нефтеперегонный завод были сброшены 13 фугасных и около 200 зажигательных бомб, в том числе Brand 50А и Brand 250А, начиненные смесью бензина, каучука и фосфора. В результате возник пожар в четырех нефтеямах, были разрушены полотно железной дороги и сырьевая насосная станция № 3, перебиты две высоковольтные линии [139] .
На этот раз удар немцев не был внезапным, и с аэродрома Анисовка на перехват бомбардировщиков взлетели ночные истребители из женского 586-го иап, базировавшиеся на аэродромах Ртищево и Разбойщина, однако сильный и беспорядочный зенитный огонь не позволил им даже приблизиться к южной части города, которая и подвергалась атаке. В результате все Яки вернулись на аэродром, не имея ни одного контакта с противником. Летчицы были взбешены тем, что ничем не смогли помочь городу.
Хотя к утру пожары были потушены, после второго налета крекинг-завод практически полностью прекратил работу. В течение следующего дня части ПВО в лихорадочной обстановке изучали полученный опыт, пытались выявить недостатки и выработать какую-нибудь новую тактику. При этом зенитчики всю вину валили на прожектористов: мол, мало держат в лучах, не могут поймать самолет, те в свою очередь обвиняли зенитчиков в медленной реакции. Выявилось полное отсутствие взаимодействия между наземными войсками и ночными истребителями.
На нефтеперегонном заводе тем временем подсчитывали убытки и жаловались в разные инстанции на слабую защиту объекта. Досталось и пожарным за то, что те якобы «слишком медленно» ездят.
В ночь на 23 сентября в Саратове вновь было неспокойно, все ждали нового налета. Посты ВНОС в районе Камышина, Котова и Рудни с напряжением вслушивались в небо, но, кроме отдаленного воя волков где-то в лесах, ничто не нарушало тишины. В 100 километрах к северу в темноте у зениток суетились артиллеристы, многие нервно курили, возбуждение царило и на аэродромах. Но все было тихо. После полуночи всем стало ясно, что налета не будет. Лишь утром высоко в небе над Саратовом прошел самолет-разведчик. Несколько зениток бабахнули по нему, хотя все знали, что это бесполезно.
Тем временем на городском аэродроме из только что приземлившегося самолета вышел член Военного совета Западного фронта H.A. Булганин. Он сразу отправился в штаб диврайона ПВО и собрал командный состав на срочное совещание. Булганин напомнил о важнейшем значении для страны крекинг-завода им. Кирова и потребовал срочно навести порядок в вопросах взаимодействия войск ПВО. В частности, было принято решение, согласно которому после попадания немецкого самолета в лучи прожекторов зенитчики должны прекращать вести огонь, давая возможность ночным истребителям выполнить атаку.
В то же время в 470 километрах к юго-западу, в Тацинской, штаб эскадры KG76 изучал аэрофотоснимки, зафиксировавшие разрушения на нефтеперегонном заводе в Саратове. Было видно, что ряд объектов полностью уничтожен, однако не все бомбы попали в цель. Значительная часть предприятия не получила сильных повреждений. Тогда Эрнст Борманн решил в следующую ночь нанести массированный удар по объекту, запросив помощи у эскадры KG55 «Грайф». Вечером с аэродромов Морозовская и Тацинская взлетели в общей сложности 38 бомбардировщиков Ju-88 и Не-111.
После 22.00 в штаб Саратовского дивизионного района ПВО от постов ВНОС стали поступать доклады о том, что над ними в сторону города идут большие группы самолетов. В 22.36 по приказу полковника М.В. Антоненко был дан сигнал «ВТ». Зенитная артиллерия начала заградительный огонь, пытаясь поставить на предполагаемом курсе бомбардировщиков неподвижную огневую завесу. Прожектористы включили свои приборы, воткнув в небо палочки световых лучей. Вскоре кто-то нервно крикнул, что освещен самолет…
Однако части ПВО вновь не смогли помешать налету. Вышковые наблюдатели крекинг-завода отчетливо видели, как из мрака ночи, надсадно ревя моторами, словно хищные птицы, один за другим вываливаются черные силуэты «Юнкерсов», они проходят низко, прямо над заводскими трубами, и в этот момент воздух пронизывает леденящий кровь вой падающих бомб. Затем все вокруг сотрясается от взрывов, в небо поднимаются огромные языки пламени. Всего немецкие бомбардировщики произвели на объект 16 заходов одиночными самолетами и группами по 2–3 машины, сбросив на него 120 фугасных и около 800 зажигательных бомб разных типов.
В результате на заводе возник огромный пожар, охвативший сразу 20 объектов. Прекратилась подача воды, пара и электроэнергии. Куски листового резервуарного железа от взрывов поднимались в воздух и разлетались в радиусе 250–300 метров. Огненный смерч, раскаляя воздух до колоссальной температуры, воспламенял одно здание за другим, уничтожая нефтяные баки, трубопроводы, перегонные установки и все, что попадалось на его пути. Десятки людей сгорели живьем.
Городской штаб МПВО сразу по окончании налета направил на крекинг-завод все, что было под рукой, в том числе пожарные и аварийно-восстановительные формирования, бойцов Саратовского гарнизона. Но поначалу борьбу с огнем вели только сами рабочие. Часть персонала убежала, многие погибли, но оставшиеся на своих постах совершали поистине героические поступки. Большую выдержку и самоотверженность проявили мастера цехов завода Ильин и Чернов, начальники караулов военизированной пожарной охраны А. Сергеев и В. Денисов, пожарные Панфилов и Захаров (оба погибли при ликвидации очагов пожаров), тяжелое ранение получил помощник начальника команды Красновельмов, был контужен взрывом бомбы начальник цеха водоснабжения Савельев. Боец Конахин лично потушил более 20 мелких зажигательных бомб, начальник медико-санитарной службы завода Техтеева, несмотря на бомбежку, оказала помощь 6 пострадавшим [140] .
Бомбардировке также подверглись станция Князевка, поселок Увек, железнодорожный мост через Волгу и деревня Нахаловка. Кроме того, несколько бомб упало на аэродром авиазавода № 292, расположенный на юго-западной окраине города. В результате были повреждены взлетно-посадочная полоса и 12 истребителей Як-1.
Части ПВО были ошарашены столь сильным ударом, и отбой «ВТ» был подан только в 5.30 утра. Советские ночные истребители совершили несколько боевых вылетов, но контакта с противником по-прежнему не имели. Основные очаги пожара были локализованы к 7.00, однако пламя по-прежнему полыхало в нефтеямах, и его тушили весь следующий день. Клубы черного дыма поднимались высоко в небо, и все жители Саратова понимали, что на крекинг-заводе им. Кирова случилось нечто страшное. Предприятие действительно было полностью разрушено. Человеческие жертвы тоже оказались большими. Всего от налета пострадали 200 человек, из них 129 погибли. Многие трупы невозможно было даже опознать [141] .
А в Тацинской Эрнст Борманн оценивал результаты налета. Летчики сообщали об огромном пожаре, который было видно за многие километры от цели, при этом все бомбардировщики вернулись на свои аэродромы. Тогда, предположив, что с нефтеперегонным заводом покончено, командование эскадры решило напоследок разбомбить еще и Увекскую нефтебазу, расположенную в двух с половиной километрах южнее Саратова. В воздух поднимаются «Юнкерсы» из III./KG76 гауптмана Хайнриха Швайкхарта.
На командном пункте ПВО в Саратове полковник Антоненко вновь получает донесение о приближении с юга немецких самолетов. Тяжело вздохнув, он отдает приказ снова дать сигнал «Воздушная тревога» и одновременно звонит на аэродром Анисовка, приказывая ночным истребителям подняться в воздух. Вскоре по слегка освещенной полосе мчатся два Як-1 командира эскадрильи 586-го иап ПВО Евгении Прохоровой и ее ведомой лейтенанта Валерии Хомяковой. Набирая высоту, они летят в сторону южной окраины Саратова. Внизу виднелась широкая полоса реки и вдоль нее затемненный город. Небо прорезали трассеры снарядов зенитной артиллерии и тонкие лучи прожекторов. Затем в районе крекинг-завода появились вспышки разрывов.
Направив свой истребитель в район южнее Саратова, Валерия Хомякова внимательно всматривалась в темное небо и вдруг увидела прямо перед собой в перекрестии прожекторных лучей черный силуэт двухмоторного бомбардировщика [142] . Это был Ju-88A-4 «F1+HR» командира 7-й эскадрильи KG76 оберлейтенанта Герхарда Маака. В 22.10 Хомякова приблизилась к нему и дала очередь, целясь по кабине. Бортстрелок «Юнкерса» ефрейтор Фридрих Бренгер, видимо, был застигнут врасплох и с опозданием открыл ответный огонь, но безрезультатно. Вслед за этим самолет резко накренился влево и перешел в беспорядочное пикирование. Хомякова некоторое время преследовала его, но, опасаясь столкновения с землей, вскоре выровняла машину. Впоследствии летчица утверждала, что гонялась еще за двумя «Юнкерсами», но
Самолет, сбитый Хомяковой, на следующее утро был обнаружен в степи около деревни Квасниковка, в 10 километрах юго-восточнее Саратова. На место падения вместе с летчицей выехал командир авиадивизии М. Нога. Оказалось, что весь экипаж погиб, видимо не успев выпрыгнуть из отвесно падающего самолета. И хотя, по словам летчицы,
Поскольку этот «Юнкере» стал первым германским самолетом, сбитым истребителем в районе Саратова, к тому же сбитым женщиной, этот факт привлек к себе огромное внимание. Было объявлено, что
Командование люфтваффе не без оснований оценило рейды KG76 на Саратов как успешные, а германское радио официально объявило, что
Сумма ущерба была впоследствии оценена государственной комиссией в 25,5 миллиона рублей. 25 сентября Саратовский городской комитет обороны принял специальное постановление «О ликвидации разрушений на заводе имени С.М. Кирова». Несмотря на героические усилия коллектива завода, личного состава формирований МПВО, солдат Саратовского гарнизона, восстановить предприятие не удалось до конца 1942 года. Хотя формально считалось, что завод «мог работать» уже с 1 октября, неповрежденных емкостей для нефтепродуктов практически не осталось, что делало нефтеперегонку невозможной. В итоге продукция с крекинг-завода не поступала ни в октябре, ни в ноябре. Часть заказов пришлось в срочном порядке разместить на других предприятиях Поволжья. Так, нефтеперегонный завод № 2 «Нефтегаз» в Горьком получил задание выработать до конца года 10 000 тонн дизельного топлива и 1000 тонн мазута.
Всего с 16 по 25 сентября 4-й воздушный флот совершил 9746 самолето-вылетов. Как и во время штурма Севастополя, многие летчики выполняли по 4–5 вылетов в день и более. В результате получалось, что даже при небольшом количестве наличных боеготовых машин люфтваффе постоянно висели в воздухе над Волгой. Тот же гауптман Бётхер за указанный период 15 раз поднимался в воздух, атакуя разные цели в самом Сталинграде и его окрестностях.
Погоня за четырьмя зайцами
В то время как бомбардировщики и штурмовики 4-го воздушного флота утюжили Сталинград и его окрестности, 20 дивизий группы армий «А» продолжали операции на Северном Кавказе. Поскольку общий фронт здесь составлял уже около 500 километров, Листу с конца августа пришлось проводить разрозненные операции на разных направлениях. 1-я танковая армия наступала к Тереку, к нефтяным месторождениям в Чечне, а 17-я армия Руоффа продвигалась к Черноморскому побережью. 5-й армейский корпус наступал на Новороссийск, а две дивизии 49-го горного корпуса – на Туапсе и Сухуми.
Этих сил было явно недостаточно для достижения такого количества целей. Однако советская оборона вроде бы развалилась, да и войск к северу от Кавказа как бы не должно было быть. Посему командованию вермахта казалось, что 20 дивизий вполне достаточно. Возможно, если бы их все также поддерживали штурмовики и бомбардировщики, так бы оно и было. Но теперь подразделениям Листа приходилось идти вперед, не рассчитывая на люфтваффе.
Последствия этой авантюрной стратегии не заставили себя долго ждать. Уже в последнюю неделю августа темпы наступления группы армий «А» резко снизились. А к началу осени и вовсе сократились до 3–4 километров в день. Мало того что местность становилась все труднодоступнее, так еще и советское сопротивление неожиданно возросло. Увидев, что небо очистилось от самолетов с крестами, советские солдаты, еще вчера бежавшие отовсюду, теперь воспрянули духом. Кроме того, поставки топлива стали все хуже и хуже, особенно после того, как Рихтхофен лишил Пфлюгбейля всех транспортных самолетов.
Тем не менее немцам удавалось добиваться отдельных успехов. 1-й и 4-й батальоны горных стрелков захватили несколько перевалов на высоте 3000 метров. А 21 августа один отряд даже установил знамя со свастикой на Эльбрусе, самой высокой горе Кавказа. Карабкаясь по обрывистым горным путям почти 200 километров, горным войскам удалось перебраться на южные склоны горного хребта в 20 километрах от Сухуми. Впереди лежала прибрежная равнина, а за ней Черное море. Оборудовав позиции, горные стрелки ожидали боеприпасов и подкреплений, сброшенных с самолетов, но в данный момент им некому было помочь. Итальянский альпийский корпус, который также планировалось использовать здесь, вообще застрял в 1000 километрах к северу.
Не лучше обстояли дела и на других участках. Из-за острой нехватки топлива и 40-й танковый корпус генерал-лейтенанта Швеппенбурга застрял на берегу Терека. На его южном берегу окопались войска советских 9-й и 44-й армий. Форсировать Терек и занять Грозный можно было, как это недавно бывало в Ростове, за 2–3 дня, если бы наступающим войскам оказывалась такая же авиационная поддержка. К тому же советские самолеты, базировавшиеся на аэродромах вокруг Грозного, начали бомбить танкистов и возводимые ими понтонные мосты через реку.
В ответ на просьбы Швеппенбурга Пфлюгбейль направил к Тереку только III./JG52 майора Гордона Голлоба, которая по состоянию на 20 августа располагала 43 Bf-109, из которых только 28 находились в исправном состоянии. Впрочем, и этой авиагруппе хронически не хватало топлива и патронов. Так что впервые с начала операции «Блау» советским ВВС удалось добиться господства в воздухе хотя бы на одном участке.
2 сентября IL танковому корпусу все-таки удалось переправиться на южный берег Терека, однако последующее продвижение шло очень медленно.
Тем временем к концу августа румыны стремительной атакой овладели большей частью Таманского полуострова. Причем без поддержки люфтваффе, пользуясь только своей собственной авиацией. В частности, Анапа была захвачена в духе наполеоновских войн – стремительной кавалерийской атакой с саблями наголо. Все Азовское море оказалось в руках оси. В последние дни августа и в ночь на 1 сентября остатки советских войск прорвались через Керченский пролив на кораблях Азовской военной флотилии. По пути они подвергались атакам итальянских и немецких торпедных катеров, однако те, в отсутствие авиации, смогли нанести лишь минимальный ущерб. К тому же погода на море в эти дни была плохой. В результате большей части судов удалось достичь Новороссийска.
Сразу после этого в ночь на 2 сентября десантные баржи и паромы Зибеля начали переброску через пролив 3-й румынской горнострелковой и 46-й немецкой пехотной дивизий. В течение двух недель на Таманский полуостров было переправлено 30 605 солдат и офицеров, 13 254 лошади и 6265 автотранспортных средств.
Теперь получившая подкрепления 17-я армия Руоффа должна была взять Новороссийск, а затем продвигаться вдоль Черноморского побережья, захватывая одну военно-морскую базу за другой. Однако для этого у нее не было ни самолетов, ни зениток.
Тем временем, опомнившись после августовского бегства, эсминцы, крейсера и лидер «Харьков» провели операцию по переброске подкреплений и вооружения из Поти в Туапсе и Геленджик. Немногочисленные бомбардировщики и штурмовики IV авиакорпуса провели несколько ночных налетов на гавань Геленджика, пытаясь сорвать разгрузку. Задача была выполнена лишь частично. Советские войска не успели создать прочную оборону на подступах к Новороссийску, и 6 сентября передовые части 17-й армии ворвались в порт, и после четырехдневных боев город пал. Однако 47-я армия генерала Котова сумела закрепиться на высотах за портом.
С ходу прорваться через горы к Туапсе немцам также не удалось. Командующий группой армий «А» Лист предлагал из-за нехватки сил решать поставленные задачи последовательно и сосредоточить все горнострелковые части в этом районе. Однако фюрер требовал наступать по всему фронту. В итоге в начале сентября наступление на Северном Кавказе фактически застопорилось на всех направлениях.
Гитлер искренне не понимал, почему после ошеломляющих июльских и августовских успехов, когда казалось, что Кавказ уже почти в его руках, спустя всего две-три недели группа армий «А» оказалась вообще неспособна наступать. «Виновными» в этом провале оказались фельдмаршал Лист и начальник Генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер, которые поочередно были отправлены в отставку.
Гитлер сам, «по совместительству», стал командующим группой армий «А». Под его нажимом во второй половине сентября войска оси немного поднажали. На левом фланге 1-я танковая армия значительно расширила плацдарм на южном берегу Терека, а на правом 17-я армия немного продвинулась в направлении Туапсе. Однако все это скорее напоминало позиционную войну, чем наступление со стратегическими целями.
Тень люфтваффе над Казахстаном
К многочисленным целям, по которым наносили удары двухмоторные бомбардировщики VIII и IV авиакорпусов, в конце августа добавилась еще одна. Это железнодорожная магистраль Урбах – Астрахань, проходящая с севера на юг вдоль восточного берега Волги. Эта транспортная артерия имела огромное стратегическое значение. По ней на север шли эшелоны с кавказской нефтью, а также составы с американской и английской техникой, поставляемой по программе ленд-лиза через Иран. По этой же железной дороге в Сталинград перебрасывались подкрепления, которые затем переправлялись через Волгу с восточного берега.
Первые авиаудары по магистрали были нанесены 25–28 августа «Хейнкелями» из KG55 «Грайф». С начала сентября немецкие бомбардировщики стали совершать практически беспрерывные налеты. К примеру, 5 сентября «Юнкерсы» из II./KG76 бомбили станции Харабали, Тамбовка и Хошеутово, нанеся им большие повреждения. В ходе этого вылета пропал без вести Ju-88A командира 5-й эскадрильи гауптмана Рудольфа Шмидта, видимо подбитый зенитным огнем и упавший где-то на советской территории. Вечером 9 сентября бомбежке подверглась железнодорожная станция Богдо, пострадали около 100 человек, загорелись цистерны с нефтепродуктами и бензином. Из-за того, что железнодорожная линия не была прикрыта средствами ПВО, движение составов прекратилось на длительное время.
На участке между станциями Урбах и Эльтон, частью проходящему по территории Казахской ССР, немецкие самолеты-разведчики появлялись иногда до 10 раз за сутки, постоянно контролируя движение поездов. А над станцией Баскунчак группы ближней разведки установили своего рода «дежурство». Рано утром высоко в небе начинал кружить одиночный FW-189. Зенитчики, прикрывавшие станцию, вели отчаянный огонь, но снаряды взрывались значительно ниже самолета. Затем «Рама» улетала, и тотчас ей на смену приходила другая, продолжавшая наблюдение. И как только на станции появлялся эшелон, экипаж по радио сообщал о нем на аэродромы бомбардировочной авиации, и уже вскоре над Баскунчаком появлялись вездесущие «Юнкерсы». Если в момент атаки эшелон находился непосредственно на станции, то первые Ju-88 бомбили выходные пути, блокируя состав, а затем остальные самолеты наносили удар уже по самому поезду.
В приказе по войскам Сталинградского фронта от 8 сентября 1942 года отмечалось:
Налетам подвергались не только сама железная дорога, но и прилегающие населенные пункты. В казахских поселках Орда и Джаныбек в результате авиаударов погибли сотни мирных жителей, были уничтожены практически все дома и хозяйственные постройки. В Джаныбеке от прямого попадания авиабомб полностью сгорел госпиталь, раненые красноармейцы прыгали из окон, пытались спускаться по водосточным трубам, те же, кто не мог ходить, отчаянно ползли подальше от огня, но спаслись далеко не все. Пострадали даже сельскохозяйственные угодья в Казахстане. 12 и 13 сентября германские бомбардировщики сбросили несколько сотен зажигательных бомб разного калибра на поля колхозов «Алгаба» и «Жана Турмыс» Джаныбекского района. В результате сгорели 38 000 гектаров сенокосных угодий и кошары для скота. Местные жители по полдня отсиживались в вырытых щелях и траншеях.
Особенно трудно приходилось железнодорожникам. Из-за того, что днем люфтваффе полностью господствовали в воздухе, они вынуждены были ремонтировать пути ночью, в темноте. Каждый день из строя одновременно выходило множество участков, находящихся на большом расстоянии друг от друга, что сильно затрудняло работу. Людей катастрофически не хватало, поэтому к работам привлекалось местное население, в том числе женщины и дети. Техника и стройматериал также имелись лишь в ограниченном количестве, посему качество ремонта оставляло желать лучшего. Из-за нехватки времени на засыпку воронок железнодорожники восстанавливали пути зигзагами, просто обходя рытвины и ямы, а также скопления сгоревших вагонов и цистерн. Когда холодная сентябрьская ночь заканчивалась, все начиналось сначала.
Вот как о сложной напряженной работе по перевозке железнодорожных грузов вспоминал железнодорожник М.В. Кошманов:
Обратив внимание, что немецкие самолеты в первую очередь охотятся за нефтеналивными составами, железнодорожники стали обшивать цистерны досками, маскируя их под обычные вагоны, под платформы с лесом. Вдоль путей были вырыты капониры, в которых находились трактора и другая техника для быстрого растаскивания сгоревших вагонов. Но пробки все равно возникали. Никакого способа связи со станциями не было. Машинистам выдавали предупреждения, что впереди отправлен поезд с интервалом в 10 минут, и паровозные бригады обеспечивали безопасность движения своей бдительностью, а порой и ценой своей жизни. В дальнейшем для сопровождения нефтеналивных составов были сформированы подвижные противопожарные группы. В состав почти каждого эшелона включались один-два пожарных вагона и цистерна с водой.
Но помимо больших потерь возникала еще одна существенная проблема. До начала бомбежек движение эшелонов осуществлялось участками по 80–100 километров, именно такое расстояние мог без дозаправки водой и углем преодолеть паровоз. Далее на участковой станции он отцеплялся от состава и переходил на другой путь, а эстафету принимал заправленный паровоз. Первый же, пополнив запасы, прицеплял состав, следующий в обратном направлении, и вел его до следующей участковой станции. Постоянные бомбардировки нарушили этот порядок. Участковые станции были разрушены, резервуары с водой разбиты, уголь сгорел. В этих условиях приходилось включать в состав эшелона два-три, а иногда и пять полностью заправленных паровозов, которые почти безостановочно вели поезда от Астрахани до станции Урбах около Саратова. Кроме того, дополнительно прицеплялись вагоны с углем, а также платформы с зенитками. Все это значительно увеличило размеры эшелонов, превратив их фактически в огромные железнодорожные караваны.
Значительно сократилась скорость движения. В сентябре, а потом и в октябре на участке от Астрахани до Саратова поезда преодолевали за сутки не более 30–40 километров, а на участке Баскунчак – Эльтон и того меньше. При этом простои на узловых станциях, несмотря на отчаянные усилия железнодорожников, доходили до 7 суток. В районе Саратова, Энгельса и Аткарска к 22 сентября скопились 5124 вагона, в том числе около 1000 с воинскими грузами, еще 2700 вагонов находились «в движении», переползая от станции к станции с черепашьей скоростью [146] .
К октябрю 1942 года в Советском Союзе наконец начала ощущаться нехватка нефтепродуктов. Первыми забили тревогу нефтеперерабатывающие заводы в Уфе, Сызрани, Горьком и Константинове. Планы завоза сырья не просто не выполнялись, а создавалось впечатление, что поступление нефти скоро вообще прекратится. Если в сентябре еще худо-бедно прибывало 30–40 процентов положенного количества, то в октябре – всего 25 процентов.
Электростанции и котельные в спешке переводились с мазута на более дешевое топливо, в основном на торф. В частности, Горьковский горкомитет обороны еще 27 сентября рассмотрел вопрос о скорейшем переводе на торф ТЭЦ автозавода им. Молотова. Понятно, что КПД этого «подножного» топлива оставлял желать лучшего, но тревожные сводки с нефтебаз показывали, что мазут скоро вовсе иссякнет. Тысячи крестьян в приказном порядке отрывались от своей основной деятельности и отправлялись на торфяники для его заготовки.
Поделиться книгой: