Помоги проекту - поделись книгой:
Ну, вот и… ладушки. Те, кто все это затеял, думали, что все пройдет на ура, но ошиблись в одном. До этого — они сами подсыпали песочку в работающий механизм, вредили и выигрывали на этом. Теперь — они оказались на другой стороне баррикад, в роли тех, кому вредят. Звонок с сообщением об акте терроризма, парализовавший аэропорт, обстрелянная и разрушенная взлетная полоса, поврежденные самолеты. Ну как, господа, хорошо? Нормально себя чувствуете?
То ли еще будет…
Узбек нес нам чучвару — разновидность пельменей, только они меньше, чем русские, мясо тут без свинины, рубленное ножом, а не прокрученное, и подаются они в бульоне, со столовым уксусом и острыми приправами, — как вдруг глаза его уставились куда-то за нас, он что-то увидел за фонтаном, что-то, что привело его в совершеннейший ужас. И я крикнул «Атас!», как в мальчишеском детстве, на одесских и константинопольских улицах, и толкнул моих друзей, потому что я сидел лицом к узбеку и увидел это первым…
Через долю секунды по нам открыли огонь из нескольких автоматных стволов.
Сопротивляться смысла не было — это был настоящий, черт возьми, ад. Единственное, что нас спасало — это та самая бетонная стенка ограждения — за нее успел спрятаться тот, кто не успел расслабиться после Афганистана, а тот, кто успел — увы, умер…
Пули летели градом, раскалывая и разнося все на своем пути, и толстый и довольный жизнью в Ташкенте молодой узбек упал под градом пуль первый, и сейчас я видел подошвы его ботинок, подкованных гвоздиками. Почему-то именно это врезалось в память…
Араб, с озверелыми глазами, перебросил мне из сумки пистолет-пулемет и запасной магазин. В удлиненном пятьдесят — значит, сто патронов. Если просто стрелять на прикрытие — уйдут минуты за две.
Работать надо конкретно…
— Щас пройдут к входу и порежут всех… — прошипел Аскер. У него был старомодный, но мощный автоматический «кольт» с удлиненным магазином на двадцать пять патронов.
Огонь резко утих — перезаряжались. Не профессионалы… чему только учат. Скорее всего — местные, террористы.
— Шумнуть?
— Не надо, — резко сказал я.
Если ты силен — показывай, что слаб, если слаб — показывай, что силен. Совершенно не к делу показывать, что у нас есть автоматическое оружие.
Кто-то из офицеров поднялся, выстрелил несколько раз — и упал. Боевики перезарядили оружие и снова открыли огонь… к счастью он успел убраться с линии огня прежде, чем пули достали его. А вот повар или один из его помощников, выскочивший в зал, понять, что происходит, на свою беду, не успел.
— Давай к кухне. Не высовываемся…
Если я что-то понимаю в жизни, эти отморозки — не единственные, кто хочет нас убить. Должен быть еще кто-то… снайпер, к примеру.
Нет. Снайпер тут вряд ли будет — слишком много зелени вокруг, нет чистой линии прицеливания. Просто стрелок, возможно, переодетый, замаскированный. И разумнее всего разместить его сзади и справа, чтобы пробивал выход из ресторана и задний двор, откуда привозят продукты…
Послышались сирены. Ближайшая трасса — проспект генерала Каппеля, в нескольких сотнях метров — здания Полицейского управления Ташкента и модерновая высотка центральноазиатского представительства Интерпола. Полицейские должны прибыть быстро…
И нам тут с оружием оставаться тоже не обязательно.
Снова — опустошены магазины, но звука перезарядки не последовало. Вместо него — взвыли моторы мотоциклов. Так и есть — местные отморозки. В Средней Азии после того, как проложили скоростные трассы, молодежь на мотоциклах как с цепи сорвалась. Дешевый, но мощный мотак, на котором можно круглый год по теплу гонять, дешевая наркота, трава-мурава, которую тут хоть на огородах выращивай, и дешевые стволы. Убийственное сочетание…
— Давай!
Мотоциклы уже набирали скорость, им надо было проехать всего несколько метров, чтобы вырваться из зоны обстрела. Один вырвался, второй не успел — автоматы ударили разом, водитель удержался в седле, а вот пассажира тяжелая пуля «кольта» сбросила с набирающего ход мотоцикла, как начинающего ковбоя сбрасывает со своей спины необъезженный бык. Он ударился об асфальт, перевернулся — было видно, как полетел автомат. Попытался подняться… но мы двумя очередями прикончили его.
Рев моторов становился все тише. Вой сирен — все сильнее. Похоже, на площади Космонавтов пробудились-таки от дневной сиесты…
— Валим! — Аскер дернулся первым.
— Стоять. Не туда…
Ох, чует мое сердце — еще хлебнем…
Противоположное движение от проспекта генерала Капелля — это Шимкент, еще называемая «Шымкент-стрит», по аналогии с Кабул-стрит, известной улицей дуканов в Кабуле, где можно было купить что угодно и продать что угодно. Угадайте с трех раз, куда мы бросимся бежать — на Каппеля, навстречу поднятым по тревоге силам полиции и наверняка еще и роте немедленного реагирования жандармерии, охраняющей полицейское управление, или — на знакомую каждому офицеру Шымкент-стрит?
А вот и не угадали.
— Господа, что…
Едва отошедший офицер с полковничьими погонами решил покачать права и побелел, как мел, наткнувшись на смотрящий ему в грудь глушитель автомата.
— Лежать…
Офицер опустился на пол, с лицом, не особо отличимым по цвету от листа бумаги. Сапог дырявый… а еще спрашивают, за что мореманы таких вот ненавидят и бьют смертным боем…
— Через кухню. Двинули!
На кухне пахнет мясом — жареным, свежим… приправами. Персонал, который еще не смылся, испуган и пытается сделаться незаметным на фоне стен и казанов…
— Аскер! — шедший первым Араб показал стволом на то, что нужно. Узбек-повар был одного роста с Аскером.
— Клифт одолжи, дядя… — проникновенно попросил Аскер, подойдя вплотную. Узбек трясущимися руками начал расстегивать пуговицы халата…
— Да не трясись ты так. Не страшный я. В Афгане — только бородатых мочил, а ты — вон какой, бача…
Узбек от такого юмора едва в обморок не грохнулся. И есть от чего — скверный юмор. А может, от вида пистолета с длинным изогнутым магазином…
Точно так же белым халатом обзавелся и Араб, а я — снял свой с вешалки на входе. Дворянское и мореманское воспитание грабить не позволяет. Пусть немного в рукавах коротко — но, надеюсь, не заметят…
К кухне был пристрой с большими холодильниками, работающими на полную мощность, там было холодно, как бывает холодно в афганских горах ночью, после жаркого летнего дня. Идущий первым Араб толкнул дверь, присмотрелся. Нюх у него — нам обоим фору даст. Он на Востоке с рождения, казак…
— Чисто.
Интересно, знают они, что нас было трое, или нет? Интересно, полицейские перекроют Туркестон или нет? Твою мать, это центр города, чуть дальше — русский драмтеатр, памятник и сквер генерала Кауфмана, по левую руку — дворец наместника. Здесь же полно сил безопасности… должно быть.
Глаз зацепился за что-то… сразу и не понял что. А когда дошло — как ледяной водой из проруби окатило…
Среди нервничающего, суетящегося народа — двое. Молодой парень, одетый как местный, но лицо слишком светлое… на подбородке светлое! Катит коляску. Рядом с ним семенит дама, одетая как местная соблюдающая[11]: то есть светлое платье до земли и светлый платок, закрывающий волосы.
Перед ними коляска. Они идут на нас так, как будто только что и не было перестрелки. И ребенка везут грудного!
И до них метров тридцать. Я встретился глазами с глазами женщины — черными, озлобленными — и она поняла, что я все понял…
— Контакт на двенадцать!
Парень с силой толкнул вперед коляску, вырывая из-под полога «АКС-76».
Наше оружие было в сумке — не идти же с оружием по парку. Мы не успевали, но Аскер в этот раз переиграл всех нас. Я даже не успел понять, не успел различить отдельные выстрелы — они прогремели одним непрерывным грохочущим звуком. Ликвидаторов, идущих нам навстречу, буквально снесло тяжелыми пистолетными пулями.
Шум в голове от грохота выстрелов. Легкая ошеломленность — она всегда бывает, через сколько бы перестрелок не прошел. Стоящий на колене Аскер с пистолетом. Лежащая навзничь женщина, белая ткань платья, окутавшего ее ноги. Медленно катящаяся коляска…
— Ходу!
Люди — как пришли в себя после секундного оцепенения — закричали, бросились врассыпную. И полицейские у нас за спиной — сообразили…
Но мы уже бежим. Чертов халат путается, ждешь, что того и гляди упадешь. Но бежишь. Сердце бухает в груди, и про сердечный приступ не хочется даже думать — но бежишь. Только бы добежать…
Справа — книжный магазин Глазунова, известный по всему Туркестану, и мальцевский универмаг. Вперед — проспект Туркестон. Интересно — его успели перекрыть или нет?
Направо!
Перескакивая через кованую, по пояс, ограду парка, мы оказываемся в цивилизованном мире. Мальцевский универмаг — четырехэтажное, старинной архитектуры, здание, где нас может поджидать еще один террорист.
А вот — и благословенный таксомотор. Невозмутимый молодой узбек, жующий жвачку, лупоглазый «Фиат».
— Гони к вокзалу.
Алексашка — пятидесятирублевая купюра с портретом Александра Четвертого — заставляет узбека забыть о глупостях. Это примерно пятьдесят счетчиков, столько он еще никогда не зарабатывал…
Выруливает на Туркестон. Мимо с воем проносятся полицейские машины… спохватились. Уже на повороте — видим в потоке высокий, бронированный «АМО» в черной раскраске, а вот и жандармерия прибыла, антитеррористический взвод подняли. Идет со стороны проспекта Кауфмана, значит — от Нукусских казарм.
— Не гони так, бача… — говорю я, пытаясь контролировать дыхание, — полтинник ты уже заработал.
«АМО» проскакивает мимо.
Железнодорожный вокзал. Людское месиво, здесь и местные, спешащие на электропоезд, и купцы, покупающие билет на скоростной. Здесь полно видеокамер, отрабатывающих толпу, но я знаю, как защититься от опознания. Да и в розыск нас не объявили… если только заранее не кинули…
— Рахмат, бача…
— Эфенди… — Таксист улыбается… — Я просто ехал к вокзалу, чтобы посадить богатого русского господина, правильно…
Понятливый народ. В Афганистане бы так.
Я наугад достаю еще купюру.
— Ты прав, бача. Очень прав. Так все и было…
— Господа, свежий выпуск «Звезды»! Стася Валевская в Ташкенте!
Не знаю, кто такая Стася Валевская. Отстал от жизни. Наверное, актриса какая-нибудь польская, красивая. Или певица. Да это и неважно. А важно то, что газета закрывает лицо и сильно затрудняет опознание. По менее чем сорока процентам изображения лица — надежное опознание невозможно…
— Дай газетку, бача…
— Извольте, господин хороший, двадцать копеечек всего. Пожалуйте, господин хороший. Еще кому, господа!? Стася Валевская в Ташкенте!
«Звезду Востока» — местную желтоватую газетенку — покупают и мои спутники. Вот уж не ожидал в них поклонника таланта Стаси Валевской…
— Кто такая Стася Валевская? — спрашиваю вполголоса.
— Стася Валевская? — возмущенно переспрашивает Аскер, — как можно не знать? Молодое дарование, актриса синематографа, в двадцать четыре года — Золотой Ангел в Одессе[12] — «Уйти и не вернуться», «Выхода нет». Сейчас вот в «Бремени Империи» снялась…
— Впечатляет… — оценил я, — кстати, ты молоток. Пират настоящий. Я и сообразить не успел, старый…
— Да чего там… Я из секунды давно уж вышел[13]. Если бы вы не предупредили…
— Моя школа… — ревниво заметил Араб.
— Ладно нам, татарам.
Мы протиснулись в кондиционированную прохладу вокзала. На входе были жандармы, был и металлоискатель. Не работающий…
— Позвольте… — Араб технично забрал у меня сумку, удалился в сторону камер хранения. Наверняка запас там чего на черный день — сумку с минимумом денег, документов, лекарств, чистым сотовым. Он в городе не первый день и должен был позаботиться об этом.
Мы отошли к автоматам, купили по большому стакану холодной, приторно-сладкой газировки…
— Местные совсем обнаглели… — констатировал Аскер.
— Отсюда ты доберешься до своей базы? — спросил я.
— Конечно. Электричкой полчаса. Там переждем пару дней и…
— Ждать некогда. Окажешь мне услугу?
Глаза Аскера вдруг стали очень серьезными.
— Не вопрос.
— Знаешь, что такое «Дворец слез»?
— Конечно, кто не знает.
— Там мои жена и сын живут. И дочь… теперь тоже моя. Вытащишь, и в долгу у тебя буду уже я, понял? Только готовься к худшему.
Аскер бросил салют, как скаут.
— Всегда готовы!
— Да ты не азардуй, не азардуй. Просто останься в живых и их вытащи. Я попробую достать вертолет, но если не получится — эвакуируйся на машинах. Самое главное — отправить их с территории Туркестана. В Верный… куда угодно.
— Есть.
Подошел Араб. В руке у него была сумка, но другая.
Поделиться книгой: