В начале 1940-х Рей Брэдбери печатался везде, где мог.
Он писал даже в низкопробную «Библиотеку десятицентовых детективов».
Весь мир казался ему сценой. Он не просто писал, он проигрывал про себя все приходящие в голову сюжеты. При этом смеялся иногда громче, чем надо, и плакал чаще, чем следовало. И хотя в мае 1944 года в журнале «Странные истории» («Weird Fales») был напечатан очень даже неплохой его рассказ «Озеро», Брэдбери всегда крайне неохотно вспоминал об этом этапе своей жизни. Он понимал, что большинство из написанных им в то время рассказов — пустышки. Правда, за них платили — долларами. И вполне понятное честолюбие несколько утолялось.
Но сколько можно жить
Пора издавать серьезную книгу! Рей даже имя себе начал подыскивать — литературное, чтобы сразу запоминалось. Скажем, Рей Брэдбери. Или чуть строже — Дуглас Брэдбери.
Или совсем строго — Р. Д. Брэдбери. К счастью, издатель Август Дерлет (1909-1971), с которым Рей начал переговоры о возможной книге рассказов, забраковал два последних имени.
«Тебя уже знают как Рея Брэдбери, вот им и оставайся».
Странное время, тревожное время. Не только для Рея, но и для его друзей.
Мир охвачен войной, люди гибнут, страдают. Грант Бич постоянно посещает психиатра, каждый сеанс стоит 20 долларов. От помощи друга он отказывается: «Ну, подумай сам, сколько ты там зарабатываешь продажей газет?»
Однажды у психиатра побывал и Рей.
Врач спросил, а чего, собственно, он ждет от своего визита.
«Хочу понять, — ответил Рей, — как стать величайшим писателем!»
Психиатр насторожился: «Но вы ведь не хотите этого вот так сразу, да?»
И глядя в глаза Рею, терпеливо посоветовал: «Изучайте биографии, напечатанные в Британской энциклопедии. Вот самый простой путь. Внимательно изучайте биографии разных великих людей, и постепенно вам станет ясно, что путь к славе всегда непрост. Конечно, одни иногда сразу становятся знаменитыми, буквально в одно мгновение, но большинство идет к успеху долгие десятилетия».
Даже Грант Бич почувствовал состояние друга:
«Рей, решайся. Пошли свои рассказы в серьезный журнал».
И сразу предупредил возможные возражения: «Я же вижу, ты боишься. А бояться не надо. Это неправильно. Ты посмотри на меня. Я ведь долго не понимал, что могу работать с глиной, и боялся, но ты мне посоветовал — и я решился. Моя керамика теперь неплохо продается, я выставляюсь в галереях Лос-Анджелеса и Сан-Франциско. Так что пора и тебе решиться».
Конечно, Рей понимал, что сделать имя и получить хорошие деньги можно только в серьезных журналах; прозвище «
Но отправлять рукописи в «серьезные» журналы…
К такому шагу Брэдбери был еще не готов.
В 1946 году была напечатана небольшая фантастическая повесть Рея Брэдбери — «Лорелея красной мглы» («Lorelei of the Red Mist»), написанная им совместно с Ли Брэкетт.
«Знойное венерианское небо проплывало мимо рваными темно-синими клочьями. Венера считалась пограничной планетой и в значительной мере представляла собой одну большую загадку: не для венериан, конечно, — но те землянам никаких карт своей планеты не выдавали. Хью понимал, что приблизился на опасно близкое расстояние к Горам Белого Облака. Хребет планеты, вздымавшийся высоко в стратосферу, являлся настоящей магнитной ловушкой, и одному Богу известно, что находилось по ту сторону. А возможно, и Бог-то толком не знал…»
Никаких особенных открытий в повести не было, но читалась она легко.
К великому сожалению Рея, свою любимую соавторшу он скоро потерял: она вышла замуж за Эдмонда Гамильтона — признанного отца космической оперы.
В эссе «Эдмонд Гамильтон, каким я его знал» («Edmond Hamilton: As I Knew Him»)34 писатель Джек Уильямсон вспоминал: «Ли и Эдмонд познакомились в 1940 году. Мы тогда находились в Лос-Анджелесе вместе с Джулиусом Шварцем, литературным агентом Эда. Ли начинала как автор искусного яркого фэнтези и крутых детективов. Во время войны она написала несколько замечательных сценариев, в том числе один в соавторстве с Уильямом Фолкнером — “Большой сон” (“The Big Sleep”), по роману Раймонда Чандлера. Когда я расспрашивал Ли Брэкетт о Фолкнере, она, улыбаясь, называла его крайне любезным джентльменом с Юга, который постоянно был озабочен тем, как бы вернуться на берега родной Миссисипи и получать по 500 долларов в неделю…»
А писатель Майкл Муркок, друживший с Ли Брэкетт, рассказывал: «Как большинство ее собственных героев, Ли любила жить не по правилам. Она писала разные вещи, но не уставала повторять, что ее первой любовью была и остается научная фантастика. Повторяла нарочито вызывающе, хотя платили за работы в этом жанре куда меньше, чем за прочие публикации
Свидетелями на свадьбе Эдмонда Гамильтона и Ли Брэкетт были Кэтрин Мур и Генри Каттнер, а также молодой друг новоиспеченной четы — Рей Брэдбери.
После свадьбы молодожены переселились на принадлежавшую Гамильтону ферму в маленьком городке Кинсмен, штат Огайо. Там жили. Там работали. Там достигли того, чего достигли.
фантастические повести и рассказы;
различные детективы;
сценарии фильмов «Большой сон», «Рио Браво», «Долгое прощание», «Звездные войны. Эпизод V. Империя наносит ответный удар»…
циклы рассказов — «Межзвездный патруль» («Interstellar Patrol»), «Доктор Дейл» («Doctor Dale»), «Звездный волк» («Starwolf»);
романы — «Всадники времени» («The Time Raider»), «Озеро Жизни» («The Lake of Life»), «Город на краю света» («The City at World’s End»), «Разрушитель Солнц» («The Sun Smasher»), «Арфисты Титана» («The Harpers of Titan»), конечно, безусловная классика — «Звездные короли» («The Star Kings») и повесть «Сокровище Громовой Луны» («Treasure on Thunder Moon»)…
«Я до сих пор считаю, — писал Эдмонд Гамильтон в 1977 году, — что мое решение зарабатывать на жизнь писанием научной фантастики было чистейшей воды безумием, но… мне это удалось! Как ни странно, но мне это удалось! В итоге такая вот необычная профессия все-таки принесла мне огромное богатство — я, конечно, имею в виду не количество заработанных денег, а число приобретенных мною друзей и всяческих немыслимых реализованных грез…»
И далее: «Я всегда был против любых попыток наложить на научную фантастику догматические цепи. Этот жанр может многое, и удача там порой ждет тебя на самом невероятном направлении. Конечно, в наши дни научная фантастика далеко отошла от своего раннего статуса — литературы всяческих предсказаний, и вплотную приблизилась к глубокой психологической прозе. Странно, что так мало писателей-фантастов сегодня проявляет интерес к перспективам космической экспансии, — ведь освоение космоса давно стало повседневной реальностью, и все это произошло на наших глазах…»
Победа союзников во Второй мировой войне вывела США в мировые лидеры.
Теперь, кроме СССР, никто уже не оспаривал мощного политического и экономического влияния Америки. Поставляя в Европу оружие и продовольствие, США поддерживали и развивали прежде всего свою собственную промышленность, свое собственное сельскохозяйственное производство. А получив атомную бомбу, правительство тут же решило использовать ее для демонстрации своей неимоверно возросшей силы. Дело дошло до того, что в конце 1945 года президент США Гарри Трумэн (1884-1972) прямо заявил: «Хотим мы того или не хотим, но мы должны, мы обязаны признать, что одержанная нами победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром».
«В Америке крайние круги одержали верх, — вспоминал советский писатель Илья Эренбург. — Я слышал новые слова: “план Маршалла”, “доктрина Трумэна”, “превентивная война”. Это было неправдоподобно и страшно: ведь не прошло и трех лет со дня общей победы, люди еще хорошо помнили огонь минометов, бомбежки, прожитые вместе жестокие годы. Я слушал по радио псевдоученые разговоры о необходимости “отстоять западную культуру от советской экспансии”. “Холодная война” перешла из газетных статей не только в государственные договоры, но и в повседневный быт. В 1949 году родился Атлантический пакт. Раскол Германии принял государственные формы. В Бонне была провозглашена Федеральная Республика, а полгода спустя образовалась другая, восточная, Германская Демократическая Республика. Китайская Народная Республика родилась в 1949 году, в том же году Голландия была вынуждена признать независимость Индонезии…»35
Ожидание скорой и всеобщей катастрофы, вообще свойственное Рею Брэдбери, заставляло его пессимистически оценивать ход событий. Когда издатель Август Дерлет попросил у него рассказ для очередной антологии фантастики, Брэдбери просто послал ему свой давний рассказ «Детский сад ужаса» («А Childs Garden of Terror»). Рассказ этот вполне отвечал настроениям Брэдбери (и не только) тех лет, но издателю даже название рассказа не понравилось…
Видя, как нервничает Рей, Грант Бич предложил ему поехать в Мексику.
Всего лишь отдохнуть, развеяться, забыть о всех переживаниях и неприятностях.
«Нет денег, ну и что? Много ли нам надо? — настаивал на поездке Грант Бич. — Не теряй времени, Рей. У тебя в закромах тоже много чего найдется. Пошли пару своих новых рассказов в какой-нибудь “серьезный” журнал. Плевать, пробьешься ты в мейнстрим или нет, главное — попробуй!»
И Брэдбери решился и отправил Джулиусу Шварцу рассказ «Возвращение» («Homecoming») — романтическую историю семьи монстров, наконец встретившихся друг с другом после долгой разлуки.
В этой истории Рей собрал всех своих любимцев: и дядюшку Эйнара, и дядюшку Фрая с кузеном Уильямом, и Фрульду с Хельгаром и тетей Морганой, и кузена Вивьена, и дядюшку Иоганна.
Не каттнеровская семейка, конечно, но все же…
«Они летят по воздуху, крадутся по земле, пробираются под землей, меняя по пути свое обличье. Вот кто-то, обернувшись волком, уходит от водопада по отмели черной реки, в неровном свете звезд серебрится его шерсть. Коричневый дубовый лист плавно парит в ночном небе. Бесшумно промелькнула черная летучая мышь. Я вижу, вижу, как они пробираются сквозь густой подлесок, скользят между верхушками деревьев…»
Не ставя в известность своего литературного агента (наверное, все же испытывал некоторую неловкость), Рей еще три рассказа послал в «глянцевые» журналы — в «Мадемуазель» («Mademoiselle»), в «Шарм» («Charm») и в «Ожерелье» («Colliers»).
Не веря в успех, он укрылся под псевдонимом Уильям Элиот.
Но события разворачивались самым невероятным образом. С разницей всего в несколько дней Рей получил три чека: на 200 долларов, на 300 и на 500; правда, на имя Уильяма Элиота.
В панической спешке Брэдбери отправил ответы на все три адреса — просил как можно быстрее переписать чеки на свое настоящее имя. Он ведь, собственно, брал псевдоним только потому, что боялся, как бы редакторы всех этих трех «серьезных» приличных журналов не увидели его имя на обложке тех же «Таинственных историй» и не подумали: черт, ну какой же это писатель? Печатается в жалких
«Чеки прибыли, я сразу сделался богачом, — позже вспоминал Рей Брэдбери. — Тысяча долларов в банке тогда — это было, как десять тысяч нынче. Мать вскрикнула. Брат фыркал. У сдержанного отца, когда он меня разглядывал за завтраком, светился в глазах какой-то непривычный огонек. Может, подумал он, все-таки из бестолкового ребенка выйдет толк?..»
Теперь Грант категорически настаивал на поездке в Мексику. Проблема транспорта решилась просто: у Гранта был старенький «форд V8».
Но целый день дышать сухой дорожной пылью? Рей не любил автомобили, он их боялся. Да еще ночевать в дешевых мотелях под чужими простынями! Рей привык к нормальной постели, к вкусным гамбургерам, к томатным супам, к домашним мясным тефтелям, к чудесным маминым клубничным пирогам! Ему двадцать пять. Он — человек традиций.
И все же в ноябре Рей погрузил тяжелую сумку и пишущую машинку в «форд» Гранта Бича. Не желая быть просто пассажиром, он взял на себя роль штурмана — находил на карте нужные остановки и повороты, высчитывал расстояния. К его удивлению, дорожные мотели оказались вполне приемлемыми. И питаться можно было без особого отвращения. Но вот друг друга друзья скоро начали раздражать. Грант часами сидел за рулем, а Рей не мог его заменить, да и штурман из него вышел некудышный. К тому же его все время мучил страшный вопрос: ну зачем они поехали в такую страну, где люди постоянно голодают? Зачем они поехали туда, где сам твой сытый вид будет вызывать у окружающих откровенную ненависть?
Больше всего пугало Рея отношение мексиканцев к смерти.
Раньше ему в голову не приходило, что к смерти можно относиться как к обыденности. А в Мексике друзья на каждом шагу видели похоронные процессии. «В Симапане, Таско, Куэрнаваке нам за каждым углом встречались похороны, — вспоминал Брэдбери. — По большей части я видел маленькие, покрытые серебристой фольгой гробики; отцы, балансируя грузом на голове, несли на погост своих любимых, только что умерших малюток. Днем еще ничего — я это кое-как переживал, но ночи были ужасны. Перед закрытыми глазами так и тянулись погребальные процессии, я ненавидел нищету, ненавидел власти, которым нет до нее дела (как прежде, так и сейчас), ненавидел детские похороны».
Глядя на мрачных удрученных людей, Рей часто не мог сдержать слез.
Это раздражало Гранта. Все, что издали, из прекрасного Лос-Анджелеса казалось милыми пустяками, в Мексике начало обретать какой-то особенный мрачный смысл. К тому же приближалось празднование мексиканского Дня смерти. Кругом искусственные яркие цветы, пышные надгробия, неподвижные страшные маски, все ужасно много пьют, мрачно смеются, мрачно танцуют. Рей не понимал, не хотел понимать суровых чудес этого странного, отталкивающего мира.
В Мехико-сити путешественники остановились в домике Анни Энтони
В семье Брэдбери-Мобергов личная жизнь и сексуальные пристрастия каждого никогда не обсуждались: каждому свое. О существовании Анни Энтони тоже предпочитали молчать. Она была профессиональным фотографом, работала на редакцию журнала «Национальная география» («National Geographic»); близкие отношения тети Невы с Анни начались еще в 1945 году, когда, видимо, Нева впервые проявила интерес к нетрадиционному сексу…
В особнячке на улице Лерма, 76, в Мехико, за завтраком напротив Рея Брэдбери оказался писатель Джон Стейнбек. Почему-то при нем находилась собака, большая овчарка — один глаз карий, другой голубой.
«К завтраку, — вспоминал позже Брэдбери, — Стейнбек успел уже набраться. Он жил наверху и пользовался одной ванной комнатой с Анни Энтони, державшей там свое фотографическое оборудование. “Мне известно, что вы тут затеяли, — косился Стейнбек на Анни Энтони, алкоголь давал себя знать. — Я знаю, что прошлой ночью вы забрались ко мне в спальню, сфотографировали меня с подружкой, а теперь собираетесь меня шантажировать!”».
Рей был счастлив! Он сидел за столом с настоящим писателем.
Это вам не на мексиканских покойников смотреть! Это не какой-нибудь там опытный
«Кроме встречи со Стейнбеком, — вспоминал Брэдбери, — была у меня еще одна короткая захватывающая встреча. В ночь на День мертвецов я нанял долбленое каноэ до острова Ханитсио. Было туманно, и мы с Грантом кутались в шерстяные одеяла. Добравшись в каноэ до острова вместе с одной французской дамой и ее дочерью, мы провели ночь на мрачном кладбище. Там при свете тусклых свечей сидели на могилах две или три сотни мексиканских матерей и плели свои цветочные гирлянды; тут же их живые дети играли, а мужья пили, пели и играли на гитарах у кладбищенских стен. Все было очень красиво и трогательно.
За эту долгую ночь у меня завязалась дружба с упомянутой француженкой и ее дочерью. Она была замечательная собеседница, знала всё о церемонии, которую мы наблюдали, много рассказывала нам о Париже и Франции.
На рассвете мы вернулись в Пацкуаро и проспали там до полудня.
В полдень я один отправился пешком в город, чтобы купить безделушек. На одном из перекрестков рядом со мной внезапно затормозил большой лимузин. Из окошка выглянула женщина и окликнула меня. Я поспешил пожать протянутую руку
“Помните меня?” — спросила она.
“Как не помнить? — рассмеялся я. — Я целую ночь провел с вами на кладбище!”
“Ну, тогда вот вам моя карточка. Я — жена французского посла в Мексике. Будете в Париже — звоните!”
И лимузин укатил в сторону Мехико.
В тот же год я посетил ее во французском посольстве в Пасадене и с тех пор сорок шесть лет подряд отправлял ей письма на хеллоуин.
Во второй раз мы встретились с ней в сентябре 1953 года, когда с женой и детьми мы, по пути к написанию сценария “Моби Дика”, заехали в Париж. Нашей третьей дочери мы дали второе имя Франсьон как раз в честь этой самой жены французского посла в Мексике. Дружбе с ней, с чудесной мадам Мана Гарро-Домбаль, посвящена моя повесть “Канун Всех Святых”. Более чем достойная компенсация за тот мой поход по знойной пыльной дороге в Пацкуаро в начале ноября 1945 года…»
В посвящении к повести «Канун Всех Святых» («The Halloween Tree») значилось:
«С любовью мадам Мана Гарро-Домбаль, которую я встретил двадцать семь лет назад в полночь на кладбище острова Жаницио, того, что на озере Рацкуаро, в Мексике, и которую я вспоминаю каждый год в День Мертвых».
Стиль этой книги мягок и сумрачен.
«Канун Всех Святых.