Пограничники на Афганской войне

Где-то была война

Присутствие подразделений советских пограничных войск в Афганистане было строжайшим образом засекречено. Но только для нашей страны, «для внутреннего пользования». Как бы мы ни маскировались, все население афганского приграничья собственными глазами видело действия пограничников. Кроме того, мы вывозили на нашу сторону раненых афганцев, оказывали им помощь в санчастях погранотрядов, некоторых помещали на излечение в пограничный госпиталь в Душанбе. Они выздоравливали, возвращались, и все становилось явным. Уже в январе, через пару дней после переправы через Пяндж, все зарубежные радиоголоса трубили о том, что «вооруженные до зубов банды головорезов Андропова появились на Памире. Подразделения советских погранвойск оккупируют населенные пункты Афганистана, расположенные у границы…» Так что завеса секретности ничего, кроме недоумения, не вызывала. Но приказ есть приказ, и он выполнялся. Именно поэтому остались неизвестными многие героические поступки тех, кто шел в бой и погибал, выполняя боевую задачу. Прошло немало времени, когда наконец был снят запрет на информацию о воинах-афганцах из пограничных войск.

Весна. В пышном цветении утопали сады, алыми тюльпанами покрывались пригорки, пригретые пока еще ласковым южным солнцем, сочная зеленая трава еще не выжжена летним зноем. Душанбе готовился к XIII Всесоюзному кинофестивалю. В это же время здесь начался семинар советских писателей военной темы. В совещании принимал участие и главный редактор журнала «Пограничник», член Союза писателей, автор книг о пограничниках полковник Анатолий Тимофеевич Марченко. Мы знакомы с первых шагов моей пограничной службы, и наша встреча через много лет была доброй и сердечной. «Ты, Виталий, должен рассказать о наших делах в Афганистане…»

Активную политическую работу среди афганского населения и пропаганду, нацеленную против бандформирований и их главарей, мы начали с января 80-го. Для меня основы этой деятельности были знакомы не только по небольшому циклу лекций в военно-политической академии. Произошедшие в 1969 году события на острове Даманском и в районе Жаланашколя вызвали необходимость заниматься этой проблемой. До сих пор в политорганах пограничных войск никогда не было специалистов подобного профиля. Мне было поручено срочно осваивать эту довольно сложную работу. Неоценимая помощь нам была оказана настоящими профессионалами – работниками Главного политического управления СА и ВМФ генералом Шевченко, полковником Долгополовым и их подчиненными. В кратчайшие сроки поставленная задача была решена: в войсках создана необходимая материально-техническая база, включающая новейшие на тот момент образцы звуковещательной техники, подобраны способные вести эту работу офицеры… Таким образом, в Афганистане, имея определенный практический опыт, мне пришлось его просто применить в конкретной боевой обстановке. При организации работы учитывалось то обстоятельство, что зоной наших действий являлась глубокая окраина страны, население было чрезвычайно слабо информировано о текущих событиях, о политической обстановке в ДРА, было малограмотным, обремененным тяжелейшими бытовыми проблемами. Мы стремились доходчиво, без теоретизирования объяснить людям происходящее, цели и задачи находящихся в стране советских войск, разоблачить сущность бандитизма. Командиры, политработники, другие офицеры активно занимались этой работой. Политсостав, конечно, выполнял основную роль. Не могу не отметить начальников политотделов: Пянджского отряда – подполковника Кругляка Юрия Николаевича и Термезского – майора Фетисова Сергея Сергеевича. Умелые организаторы работы в частях, они так же ответственно относились к политическому обеспечению деятельности наших гарнизонов, в составе десантно-штурмовых групп участвовали в боевых операциях, лично устанавливали контакты с представителями народной власти, старейшинами, простыми афганцами. Благодаря активным усилиям группы Политуправления погранвойск, которую возглавлял полковник Владимир Михайлович Луговкин, мы начали получать необходимую звуковещательную аппаратуру, от портативных переносных установок типа «Комар» до мощных звуковещательных станций на бронетранспортерах, которые поступили в действующие подразделения к осени. Кстати, Луговкин не только оказывал помощь, но нередко брал на себя организацию и руководство этой деятельностью при проведении крупных операций.

А на первых порах, используя всего-навсего мегафоны, приходилось идти в места наибольшего скопления людей. Куда? Да на базарные площади. Выступали сами (разумеется, через переводчика), привлекали к выступлениям представителей народной власти. Как и все, что происходило в Афганистане, это было небезопасно. Так, в поселке Рустак после проведения подобного мероприятия стало известно, что в толпе на базарной площади находилась группа бандитов. Они готовили расправу над агитаторами. Спасло то, что наш «УАЗ» сопровождали два БТРа.

Следует отметить, что в разъяснительной работе с местным населением политсоставу помогали другие офицеры. Многие из них были уроженцами среднеазиатских республик и не нуждались в переводчиках. Они хорошо знали обычаи и нравы народов этого региона. Их беседы с различными категориями жителей были результативны. Юлдашев, Абиров, Халиков, Шаназаров, Кайтмесов, Ассадулаев, генерал Артыкбаев показали себя прекрасными пропагандистами. В Рустаке бандиты даже объявили за голову подполковника Равиля Юлдашева награду в 500 тысяч афгани.

Подполковник Байназар Халикназаров обладал каким-то удивительным магнетизмом, который, очевидно, возникал из сочетания гибкого ума, мужества, хладнокровия, яркой восточной внешности, могучего телосложения и еще каких-то необъяснимых качеств. Он говорил с людьми на их родном языке. Сфера его общения распространялась на представителей власти и духовенства, на простых дехкан и старейшин, на рядовых бандитов и их главарей. Были случаи, когда ему удавалось договориться с вожаками банд о прекращении сопротивления и даже о переходе на сторону народной власти.

И еще об одном замечательном человеке. Так сложилось, что при встречах с афганцами меня почти всегда сопровождал старший лейтенант Хусснидин Гиясов из Московского погранотряда. Он был и переводчиком, и прекрасным пропагандистом, и надежным боевым товарищем. В свои двадцать с небольшим этот интеллигентный молодой человек исключительно серьезно, я бы сказал, творчески относился к своей работе. Он изучил Коран и по памяти цитировал суры, наизусть читал стихи афганских поэтов. Он изменился внешне: отпустил усы, бороду. О себе рассказывал, что родился в семье священнослужителей. Афганцы его встречали как родного и меня принимали с большим почитанием. Мне передали, что между собой старики называли меня «седой советский мулла».

Однажды я проводил беседу в одном из кишлаков. Помогал мне, как всегда, Гиясов. Говорили о многом, в частности о дружбе народов нашей страны. Тогда мы имели право этим гордиться. Один из старейшин, продолжая мою мысль, сказал: «Вы рассказываете о дружбе, а мы сами видим, как вы, русский, относитесь к этому молодому таджику – вашему товарищу. Мы верим вам». После беседы старик подошел, взял несколько предназначенных для афганцев брошюр. «Для внуков. Пусть посмотрят, как живут там, откуда я много лет назад пришел. Таких, как я, здесь много». Оказалось, дедок – бывший басмач, воевал против советской власти. А сегодня прежде лютый враг рядом, мирно беседует с нами. Время изменило многое.

Бандиты выискивали и уничтожали наши брошюры, листовки, избивали, а нередко даже расстреливали тех, у кого их находили. Страх жителей перед расправой, конечно, снижал результативность политической работы.

Мой славный помощник старший лейтенант Хусснидин Муфтарович Гиясов погиб 25 августа 1981 года в районе высокогорного кишлака Райдара. Дней за 10 до боя я был в этом гарнизоне и с радостью встретил Хусснидина, поздравил его с рождением сына. В конце дня зашел в палатку, где он жил вместе с начальником заставы старшим лейтенантом Коробковым. Долго беседовали, играли в нарды. Прекрасные офицеры, умные молодые люди. Невозможно было предположить, что видимся мы в последний раз. Через пару дней я улетал, и Гиясов вышел меня проводить.

– Ну, друг, в нарды ты меня разгромил. Следующий раз прилечу отыгрываться.

– Прилетайте, товарищ полковник, всегда рады. Передайте привет «большой земле».

– Обязательно. До встречи, будь здоров!

Бой был жаркий. Громили банду. В радиоэфире слышался голос Гиясова: «Я Двадцать шестой, преследую главаря. Я Двадцать шестой, прием. Я двадцать…» И через минуту голос радиста: «Двадцать шестой погиб. Пуля в сердце».

В этом бою был смертельно ранен старший лейтенант Николай Сергеевич Коробков.

Я когда-то слышал легенду. Будто бы в память о павшем герое над вершинами Памира зажигается яркая звезда. Сколько же их появилось на черном небе в те страшные годы?..

Последние недели весны и лето 80-го оказались временем относительного затишья. В определенной степени на снижение активности бандитов повлияли полевые работы – исключительно мужское дело. Женщины в поле не работали.

В то же время душманы активно готовились к «священной войне». Боевики проходили обучение в специальных лагерях на территории Пакистана. Если в начале года мы столкнулись с плохо организованными и слабо вооруженными бандами, то уже к осени перед нами оказались бандформирования, оснащенные автоматическим оружием, крупнокалиберными пулеметами, минометами и гранатометами.

В начале лета в Чахи-Абе по дороге к источнику на мине подорвалась автомашина-водовозка. Обошлось без жертв. Мы еще не знали, что это начало минной войны, которая развернется по всей стране. На это ЧП центр отреагировал очень болезненно. Последовали упреки и строгие указания: «Просмотрели! Разобраться! Принять меры!» Понятно, что эти распоряжения были излишни, так как предпринималось все возможное, чтобы предотвратить подрывы. Но следующей жертвой явилась новейшая звуковещательная станция на бронемашине. Она шла в составе автоколонны через понтонный мост в Термезе по афганской территории в один из гарнизонов. Колонна имела необходимое боевое обеспечение, но слишком сложно было находить и обезвреживать мины и фугасы. С огромным риском для жизни саперы делали свое дело, и все же мы теряли технику, теряли людей. Бандиты установили расценки и выплачивали большие суммы за взорванную автомашину, бронетранспортер, танк. Минеров подбирали из местных жителей. Поставит такой дехканин-умелец итальянскую мину в пластмассовом корпусе с пятикратным взрывателем – и был таков. Пластмассовый корпус исключал обнаружение мины миноискателем, а пятикратный взрыватель коварно пропускал над собой первую цель, по этой же колее проходило еще три машины, а пятая взрывалась.

Ранним утром 26 апреля 1981 года после завершения ночной операции мы возвращались в гарнизон. Когда до расположения оставалось меньше километра, грохнул взрыв. С БМП сорвало гусеницу, повредило катки, пробило днище. К счастью, члены экипажа отделались контузиями, но больше всех повезло капитану. Он прибыл из Восточного округа в командировку, которая заканчивалась через несколько дней. Буквально перед взрывом, учитывая, что гарнизон недалеко и опасность получить пулю миновала, он со своего командирского сиденья вылез на броню, закурил. В общем-то нарушил установленное правило, но в данном случае это его спасло. Взрывом офицера сбросило на землю, и он отделался легкими ушибами. Но главная его радость была впереди, когда в командирском сиденье мы обнаружили рваную дыру, тут же валялся кусок днища величиной с кулак. Повезло мужику – увез домой этот памятный зловещий сувенир. Наверное, повезло и мне в том, что мой БТР в колонне шел не пятым, а четвертым. Я ведь некурящий, поэтому оставался на своем командирском месте. Недоступные для миноискателей мины в пластмассовых корпусах и фугасы без металлических деталей могли находить только собаки, натренированные на запах взрывчатки. Но овчарки-саперы появились у нас не сразу, и было их немного. Чтобы собаки не улавливали нужный запах, бандиты устанавливали фугасы и мины в целлофановых мешках. Учеба душманов в Пакистане и услуги разнообразных советников давали достаточно эффективный результат…

Боевые действия «за речкой» были тяжелым бременем для округа и воюющих отрядов – Хорогского, Московского, Пянджского. Объем служебных обязанностей офицеров всех управленческих звеньев несоизмеримо возрос. Несмотря на то, что округ максимально задействовал имеющиеся резервы, людей не хватало. Офицеры и личный состав застав и подразделений отрядов таджикского направления несли службу с огромными перегрузками. Усиленная охрана границы, вблизи которой развернулись боевые действия, превратилась в привычную повседневность. Экстремальные обстоятельства неизбежно сказались на положении дел в отрядах. Возникшие чрезвычайные сложности были видны невооруженным глазом, но центр почему-то решил удостовериться в очевидном. Московский отряд, на долю которого пришлась большая часть боев, подвергся инспекторской проверке. Оценки были, прямо скажем, невысокие. Было обидно за слаженный боевой коллектив. И особенно за офицеров, которые приняли командование частью сравнительно недавно. Так, полковник Дмитрий Васильевич Давыдов был начальником политотдела одного из отрядов Среднеазиатского округа. Я, пожалуй, не смогу достаточно объективно говорить об этом офицере. Хотя и были у нас с ним размолвки – в работе все бывает, – но, несмотря на это, нравился мне человек. Прекрасный организатор, командир по складу своего характера, Давыдов и в обычной служебной обстановке, и в боях был смел, решителен. До начала боевых действий командовал отрядом меньше года. Начальник политотдела подполковник Владимир Анатольевич Криницын тоже работал в своей должности сравнительно недолго. На своем посту сменил ушедшего в запас ветерана Среднеазиатского округа полковника Виктора Ивановича Лашнева, который руководил политотделом Московского отряда одиннадцать лет. Работа начальника политотдела сложна и многогранна. Помните лозунг «За все в ответе!»? Так это как раз про него. Ошибка подчиненных или даже командира ложится на его плечи. Почему просмотрел? Почему не обеспечил? Почему не повлиял? Криницын освоился быстро. Сказался не только ранее приобретенный опыт работы, но и личные качества. О нем мало было сказать: грамотный. Это в высшей степени эрудированный человек. Военно-политическую академию окончил с золотой медалью, успешно работал в отряде, в округе на различных должностях. И воевал Владимир так, как будто за плечами солидный боевой опыт. Начальник штаба Сушко, офицеры Абиров, Яковенко и многие другие находились в центре боевых событий, при этом старались не упустить проблемы служебной деятельности, своей, так сказать, основной работы. И все же слишком много сил забирала война. Правда, комиссия выразила эту мысль по-своему: «Увлеклись боевыми действиями в ущерб работе на заставах». Упрек был сделан не только отряду, но и округу. «Увлеклись» – обидная формулировка, но доля правды в этом выводе была. Конечно, дело вовсе не в увлечениях и не в романтических военных приключениях. Командование, офицеры округа и воюющих отрядов считали, что они были обязаны находиться там, где шли в бой их подчиненные. Это было их служебным долгом и, в конце концов, делом офицерской чести. Поэтому основные и лучшие силы были брошены на решение боевых задач.

Результаты инспектирования Московского погранотряда послужили одним из подтверждений необходимости многих важных решений, которые и состоялись в последующем.

Конечно, вряд ли у кого-нибудь могло появиться предположение, что война продлится десять лет. Но тем не менее уже тогда стало ясно, что «ограниченный контингент», и в том числе наши пограничные боевые подразделения, выйдут из Афгана не скоро. Следовало готовиться к длительной и тяжелой «загранкомандировке».

Поэтому главный вывод не требовал каких-либо глубоких анализов и убедительных доказательств – он был понятен и очевиден всем: охрана границы и ведение боевых действий «за речкой» – двуединая тяжелейшая задача, которую нужно было решать ежедневно, ежечасно. Жизнь и служба пограничных застав, охраняющих границу, и боевая деятельность наших СБО, защищающих эту же границу, но с афганской территории, требовали напряженной работы всех управленческих звеньев, включая Главк.

Уже во второй половине 1980 года в ГУПВ была создана оперативная группа, которая занималась только боевыми действиями в ДРА. Руководителем стал генерал Иван Григорьевич Карпов, а командование Среднеазиатским округом принял генерал Геннадий Анатольевич Згерский. Последовал и целый ряд других изменений. В гарнизоны начался завоз стройматериалов, оборудовались помещения к предстоящей зиме. Может быть, не очень существенный штрих, но стоит отметить, что постепенно стали исчезать нелепые вопросы и рассуждения «куда вы расходуете боеприпасы?», «почему вы требуете для солдат дополнительное обмундирование?» и так далее.

По каким-то неведомым причинам все организационные изменения пока еще не отразились на нашей оперативной группе. Ее просто де-юре не существовало. Но командование, Военный совет округа осуществляли постоянное руководство подразделениями на той стороне границы через командование воюющих отрядов и своеобразное ядро, состоящее из офицеров округа и представляющее собой, по сути дела, оперативную группу. Состав ОГ и ее руководство периодически менялись. Так, в течение 1980 года ею командовали генералы Карпов, Гафаров, Артыкбаев, полковники Харичев, Ярков, Данилушкин. Да и мне несколько раз доводилось «брать власть в свои руки». Наверное, такой «вахтовый» метод был не лучшим вариантом, но так было. Тем не менее и эта, далеко не совершенная, организация позволяла решать поставленные задачи.

В Куфабском ущелье

Наступила осень. По имеющейся информации, летом 1980 года в Куфабском ущелье сосредоточились несколько многочисленных и хорошо вооруженных бандгрупп. Таким образом, против участка Московского погранотряда возник бандитский укрепленный район. Обеспечение безопасности наших рубежей на этом направлении требовало неотложных мер.

Когда из Ашхабада сообщили, что к нам вылетают начальник штаба округа полковник Харичев и начальник политотдела округа полковник Запорожченко с большой группой офицеров, стало понятно, что Москва утвердила замысел предстоявшей операции.

В ней должны были принять участие несколько сот человек. Большинство солдат и офицеров уже получили значительный боевой опыт. Но привлекались и новички. В наше распоряжение прибыл отряд офицеров-стажеров: командиров, политработников, связистов и других специалистов. Это позволяло обеспечить надежное руководство всеми элементами боевого порядка. В подготовительный период некоторые из прибывших недоумевали: «Как так? Майоры командуют взводами? Правильно ли используются их знания, служебный опыт?» Ну, скажем, не взводами, а десантно-штурмовыми группами. А это далеко не одно и то же. Прошло совсем немного времени, и боевая практика доказала, что именно тактика согласованных действий небольших групп оказалась единственно правильной в условиях Куфаба – коварного горного лабиринта. «Местные» и прибывшие офицеры Сушко, Климов, Бендерский, Щетинин, Дорожкин, Бушин, Гордиенко, Богутдинов, Стульба, Роман и их боевые товарищи совместно готовились к предстоящим боям.

Впервые была создана крупная вертолетная группа, которая базировалась в аэропорту райцентра Московский. Здесь сосредоточились многие борты округа, а также машины и экипажи, прибывшие с других участков границы. Для окончательного комплектования группы и проверки боеготовности вертолетчиков прибыли начальник пограничной авиации генерал Рохлов, полковник Филатов и другие офицеры-авиаторы. Вскоре сделали вывод: к выполнению сложных задач группа готова, в нее включены профессионалы высокого класса.

Операция началась в двадцатых числах сентября. После мощной авиационной обработки выявленных очагов обороны противника буквально на голову одуревших от обстрела «духов» высадились сразу несколько десантно-штурмовых групп (ДШГ). Туда, где было наиболее трудно, десантировались подразделения под командованием Файзиева, Сушко, Маркова, офицеров штаба и политотдела округа Логинова, Щетинина, Бендерского, Седнева. Наступающие встретили ожесточенное сопротивление пришедших в себя бандитов, которые засели среди скал в сооруженных из гранитных глыб долговременных огневых точках. Пришлось выкуривать их из каменных нор. О том, как проходили эти бои, можно судить по действиям ДШГ под командованием политработника майора Долгова. Расскажу о них, процитировав сухие строки боевых донесений: «26 сентября 1980 года группа пограничников в составе 3 офицеров, 2 сержантов, 16 солдат и 2 проводников из местных жителей вступила в бой с хорошо вооруженной бандой басмачей. Продвижению группы препятствовали две огневые точки, которые перекрывали проход по ущелью. Пулеметная точка на левом фланге была уничтожена гранатами и автоматным огнем. Правая огневая точка продолжала ожесточенно обстреливать пограничников.

Рядовой Шевченко С. В., групкомсорг боевой группы, вызвался подавить ее. Под непрерывным огнем он по крутой скале забрался на небольшую площадку и короткими очередями из автомата заставил замолчать пулемет. В это время открыла огонь огневая точка на левом фланге: увидев Шевченко, басмачи открыли по нему огонь. Пуля пробила на отважном пограничнике маскхалат. Шевченко С. В. повернулся на своем маленьком выступе, чтобы определить место, откуда велся по нему огонь, и в это время вторая пуля впилась в бедро пограничника. Шевченко С. В., зажав рану рукой, по команде командира лег на площадку и притаился. Действия Сергея дали возможность командиру группы провести маневр силами и вывести группу из-под огня, занять более выгодную позицию.

Бой продолжался. Необходимо было вынести из-под огня рядового Шевченко. Между тем огонь не ослабевал, а усиливался. Командир группы приказал замполиту лейтенанту Дементьеву Ю. М. и фельдшеру Жиденко А. М. под прикрытием станкового пулемета и двух автоматчиков выдвинуться к раненому и вынести его с поля боя в безопасное место. По команде командира группа прикрытия короткими очередями заставила замолчать басмаческую огневую точку. Лейтенант Дементьев и фельдшер Жиденко забрались на скалу, добрались до Шевченко С. В. и оказали ему медицинскую помощь. После этого они короткими перебежками вынесли раненого из-под огня.

Эвакуировав раненого, группа продолжала бой. Командир группы майор Долгов вместе с расчетом ПКС в составе ефрейтора Гурец П. и рядового Цибульника Н. выдвинулся в центр боевого порядка для уничтожения оставшихся на вершине скалы бандитов. Басмачи вели сильный огонь, прижимая пограничников к камням. Тогда расчет станкового пулемета выдвинулся вперед и, укрывшись за камнями, открыл огонь по бандитам. Одна пуля ранила рядового Цибульника в правое плечо навылет. Однако отважный пограничник, понимая, что Гурец в такой ситуации один не сможет вести огонь из пулемета, продолжал оставаться на огневой позиции, подавая ленту. Он находился на своем посту до тех пор, пока не окончился бой. Только после этого ему была оказана медицинская помощь, и по приказу командира он ушел на пункт сбора раненых».

Еще один документ: «Бой начался неожиданно. Обходящая группа, которая заходила во фланг бандитским позициям, была встречена сильным ружейно-пулеметным огнем. Пограничники залегли и открыли ответный огонь. Во время перестрелки был ранен в правую руку рядовой Дровников В. Но, несмотря на ранение, он продолжал находиться на поле боя. Действия обходящей группы помогли основным силам сблизиться с противником и вести огонь на поражение. Рядовому Фуфаеву М. пуля попала в предохранитель и заклинила автомат. С помощью штык-ножа рядовой Фуфаев отогнул предохранитель и снова открыл огонь по бандитам.

Бандиты на высоте были подавлены, но не уничтожены полностью. Они засели в хорошо укрытых убежищах типа дотов с многочисленными ходами сообщения и бойницами. С яростью обреченных басмачи вели огонь по пограничникам. Не имея возможности уничтожить бандитов огнем стрелкового оружия, командир группы отвел пограничников в укрытие и вызвал вертолеты. Для обозначения цели младший сержант Артюх по приказу командира зажег на скале сигнальный костер, а сержант Гришаков по радио, под огнем противника, рискуя жизнью, корректировал огонь вертолетов. Остальная группа вела огонь из стрелкового оружия по бандитам, засевшим на сопке. Совместным огнем и ударами авиации бандиты были уничтожены».

Два боя – лишь эпизод двух недель непрерывных боевых действий, потребовавших невероятных усилий солдат и офицеров. Десантно-штурмовые группы нельзя было снять, заменить. В бой вступали новые резервы, усилия постоянно наращивались. Та боевая операция завершилась полным поражением бандформирований в ущелье Куфаб.

Десантники, прошедшие эту огнедышащую теснину, наконец вышли к берегу Пянджа. Закаленные, крепкие парни отдали столько моральных и физических сил, что в прямом смысле валились с ног. Обожженные солнцем лица, воспаленные от бессонницы глаза, потрескавшиеся на злых ветрах губы. Маскхалаты, сапоги превратились в рванье. И все же они были счастливы. Они вышли живыми из этого пекла. Но не все. Потери хотя и немногочисленные, но все же были.

Уже в первых числах октября, в разгар операции, мы готовили ДШГ к очередной заброске в Куфаб. Помню, вечером ко мне обратился сержант Виктор Бутаков:

– Товарищ полковник, сегодня я получил комсомольскую рекомендацию для вступления кандидатом в члены партии. Обращаюсь к вам с просьбой о партийной рекомендации. Завтра я с десантом ухожу на ту сторону.

– Во-первых, я тебя, Виктор, поздравляю с тем, что комсомольцы оказали тебе свое доверие. А во‑вторых, считай, что моя рекомендация у тебя есть. Когда вернешься, оформим, как положено. Успехов тебе!

Виктор был убит через два дня после нашей беседы. В той операции погибли также Ильдар Салахов и Валерий Зуенко.

Командиры делали все, чтобы сберечь своих солдат. Но жесток и коварен был враг. Об этом он напомнил нам еще раз ровно через год, в октябре 1981 года, здесь же, в Куфабском ущелье.

А на тот раз наши успехи в боевой операции были отмечены приветствием и благодарственной телеграммой Коллегии и Председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова. Многих участников тех боев наградили орденами и медалями.

Оперативная группа

Начался 1981 год. В марте состоялось решение, которого ждали в округе. Согласно указанию Главка была сформирована оперативная группа (ОГ) для постоянного руководства боевыми действиями. Ее возглавил заместитель начальника войск полковник Н. Т. Будько. К этому времени в округ для усиления наших пограничных подразделений прибыли личный состав, вооружение и техника с других участков границы. По решению правительства страны КСАПО было дополнительно выделено значительное количество БТР, БМП, вертолетов, автомобильной техники, оружия. На территории Афганистана действовало несколько гарнизонов, вместе с ними в боевых операциях участвовали маневренные группы. Все эти подразделения переходили в подчинение ОГ. В то же время командование пограничных отрядов продолжало решать вопросы политического, технического, тылового обеспечения этих подразделений в полном взаимодействии с оперативной группой. Я был включен в состав данного управленческого звена.

Зона нашей ответственности постоянно расширялась вдоль советско-афганской границы, увеличивалась ее глубина. Плановые и частные операции, боевые рейды и засады в сочетании с другими мероприятиями и постоянной работой с местным населением приносили определенные результаты, но народная власть по-прежнему имела очаговый характер, нормализация обстановки затягивалась. Процесс революционно-демократических преобразований и ход борьбы с контрреволюцией здесь, на окраине страны, практически не имел поступательного движения. Бандформирования опирались на довольно широкую социальную базу и, подобно щупальцам спрута, быстро восстанавливали отсеченные части.

Мы были очевидцами этих процессов и сознавали всю сложность задач, которые предстояло решать вновь созданному коллективу.

В конце марта вся оперативная группа наконец собралась полностью: начальник Н. Т. Будько, его заместитель Б. Г. Мирошниченко, Галиев, В. Ф. Краснов, А. А. Бакум, А. Е. Синицын, Н. М. Безруков, Н. П. Насыпайко. В полном сборе оказался политсостав: помимо меня и В. Жука в группу прибыли Г. Попов и Ю. Зырянов – молодые, энергичные офицеры. С ними я проработал, точнее, провоевал более двух лет. Все трое проявили себя мужественными бойцами, умелыми политработниками, с честью прошли через все испытания «афганского похода».

По прошествии времени меня сменил Герой Советского Союза полковник В. Д. Бубенин.

Солдаты милосердия

Санитарные части Хорогского, Московского, Пянджского погранотрядов и Душанбинский госпиталь оказались в положении прифронтовых уже в феврале 1980 года. Группы врачей развертывали медицинские пункты на нашей территории на исходных позициях предстоящих операций. Не берусь анализировать успехи и, наверное, какие-то просчеты медицинского обеспечения. Но уже то, что после излечения в госпиталях округа в строй было возвращено 93 процента раненых, спасены десятки, сотни жизней, говорит о многом. Сейчас уже трудно вспомнить всех военных медиков, кого видел тогда в боевых порядках, на передовых рубежах. И все же не на словах знаю, как выполняли свой врачебный долг в период событий 1980–1986 годов начальник Душанбинского госпиталя подполковник Е. Н. Золотобоев, как героически трудились его подчиненные офицеры Курочкин, Шериков, Сироткин и многие другие. Я видел в деле умелые, добрые и сильные руки наших хирургов, других медицинских специалистов. Помню, в году 82-м или 83-м в Москве на Лубянке мы встретились с сотрудником госбезопасности из Казахстана (не знаю его должность и звание, он был в гражданской одежде). Этот человек разыскал меня, случайно узнав, что я прибыл из Таджикистана. Немолодой мужчина со слезами на глазах, взволнованно говорил мне: «Я вас прошу обязательно передать благодарность Золотобоеву. Этот замечательный врач спас моего раненого сына».

Именно в Душанбинском госпитале полковник медицинской службы Ю. А. Воробьев с бригадой хирургов провел уникальную операцию. В бою вражеская пуля попала в патрон автоматического гранатомета, и десантник был ранен неразорвавшейся гранатой. Она, словно крупнокалиберная пуля, вошла в его тело. Ее извлечение было сопряжено со смертельным риском. При любом неосторожном движении могло произойти непоправимое. Но виртуозное мастерство и мужество хирурга победили. И врач, и его пациент остались живы. В день операции солдату Виталию Грабовенко исполнилось 20 лет – такое вот совпадение.

Бывая в Душанбе, я всегда посещал госпиталь. Признаюсь, визиты эти были нелегкими.

Встречаясь с молодыми людьми, которые стали инвалидами, чувствовал себя в чем-то виноватым перед ними. Ведь в конечном итоге это ты, живой и здоровый, послал их в бой, в котором они получили свою незаживающую рану.

Кроме опасности погибнуть или получить ранение военных врачей в Афгане подстерегала еще одна – быть похищенными. Такая информация нередко поступала от «хадовцев». Ведь врачебная помощь была необходима и главарям, их родственникам, рядовым боевикам. Бандиты узнавали о хороших врачах от местных жителей, которые обращались с просьбами к нашим медикам. К счастью, бандитам ни разу не удалось осуществить свои планы.

Как известно, афганцы – народ горный, очень неприхотливый. Таблетки пенициллина или тетрациклина оказывали на них чудодейственное влияние. Не знаю, чем объяснялась их удивительная стойкость, а точнее, «живучесть». К нашему гарнизону в Янги-Кале жарким июльским днем подкатил трактор «Беларусь», к которому была пристроена волокуша из двух жердей и нескольких дощечек. На этом жалком подобии носилок каким-то чудом удерживался раненый афганец. Сопровождавшие его объяснили, что прошедшей ночью в дом активиста, члена НДПА, ворвались бандиты и выстрелили в него в упор из автомата. В подтверждение своих слов они подвели меня к раненому и продемонстрировали три раны, заклеенные листом подорожника. Раны оказались в правой стороне груди. Их можно было накрыть пятикопеечной монетой. Я представил, как это выглядело со спины. Самое удивительное, что при моем приближении этот пробитый насквозь человек пытался приподняться со своего ложа. А ведь после ранения прошло часов восемь. Попутным вертолетом афганца отправили на нашу сторону. Говорят, через пару недель он вернулся домой долечиваться.

На первых порах в один из крупных афганских кишлаков была направлена группа таджикских врачей. Работали они, что называется, с рассвета до заката и были потрясены количеством больных, их состоянием и перечнем болезней, о которых наша медицина уже давно не слышала. Из отдаленных кишлаков везли, несли, вели больных стариков, женщин, детей. Огромная очередь выстроилась за лекарствами. Уже поздно вечером измученные непосильной нагрузкой и шокированные всем увиденным врачи вернулись домой. Мы не предполагали, что приезд наших врачей поднимет на ноги всю округу. Стало понятно, что районная медицинская служба не в состоянии продолжать такую работу. Поступило вполне оправданное решение Минздрава республики о прекращении поездок «за речку». Но и на следующий день, и в течение всей недели афганцы собирались толпами, ждали. Очень сложно было объяснить людям, что советские врачи больше не смогут приехать. А ведь у бедных дехкан появилась надежда на «шурави». С нашей стороны была допущена ошибка, но медики честно делали свое дело. Низкий поклон вам, люди в белых халатах!

Жаркая осень 1981-го

В месте нашей первой переправы из Калаи-Хумба в афганский Нусай летом 1981 года таджикские строители возвели пешеходный мост через реку Пяндж. Кроме этого была проведена телефонная линия, которая обеспечила надежную связь с афганским погранкомиссаром. Телефонная связь дублировалась радиосвязью. Рота сарбозов, подразделение царандоя и группа защиты революции вполне надежно прикрывали кишлак и аппарат погранкомиссара. Поэтому было принято решение вывести из Нусая пограничников. Наши люди были нужны на других направлениях. Пограничная застава и подразделения комендатуры «Калаи-Хумб» были в постоянной готовности к оказанию помощи той стороне.

В ночь на 14 сентября поступил тревожный сигнал из-за Пянджа. Погранкомиссар по телефону сообщил, что банда обошла по подступающим к Нусаю скалам сторожевое охранение афганцев и атакует центр кишлака. Заставу и комендатуру подняли по тревоге, усиленные наряды вышли на границу. Комендант капитан Паньков и я на бронетранспортере срочно выехали к мосту, где постоянно находился на боевой позиции в БТРе усиленный наряд. На той стороне уже разгорелся бой. Секунды на оценку обстановки. Паньков пересел в БТР наряда. Дали пристрелочную очередь и открыли огонь. Афганский погранкомиссар корректировал стрельбу. Связь: Нусай – комендатура – наши позиции. Огонь крупнокалиберных пулеметов возымел действие. Бандиты вынуждены были прекратить атаку и теперь уже по берегу реки пытались обойти Нусай.

В конце первого часа боя я вдруг физически ощутил металлический стук по лобовой броне боевой машины. Гадать было нечего – нас обстреливал автоматчик или пулеметчик.

Бил по открытой цели, для моего-то БТРа укрытия нет. На мгновение испытал странное чувство: вот она, костлявая, тянет свою лапу, а разделяют нас всего-то миллиметры металла… Прошло еще полчаса. Паньков передал по рации: «Пятый, по вашему объекту ведет огонь гранатометчик!» – «Понял. Меняю позицию». Рядом невысокий дувал. Подходяще. Стали за него и опять ведем огонь. С рассветом бандиты ушли. У афганцев потерь нет. Банда потеряла несколько боевиков. Бой шел около пяти часов. Утром наряд у моста насчитал пять «хвостов» от гранат, которые метили в мой БТР. А если бы гранатометчик был более точен? Похоже, сегодня капитан Паньков спас жизнь мне и экипажу.

Вечером доложили, что афганский погранкомиссар выходит на встречу. Прибыл с каким-то известием? Нет, с пловом и шашлыком. Ведь и ему мы сегодня спасли жизнь.

В эти же сентябрьские дни в Калаи-Хумб из соседнего погранотряда прибыла мангруппа – боевой, сколоченный коллектив под командованием старшего лейтенанта В. Анохина. С 23 мая 1980 года это подразделение выполняло сложную задачу на границе Афганистана с Пакистаном – перекрывая перевалы Барогиль и Очхил, преграждало выход бандформирований по Вахандарьинской долине в сторону Файзабада и далее к нашей территории. За успешное выполнение первого, наиболее трудного этапа операции личный состав мангруппы был отмечен благодарностью Председателя КГБ СССР генерала армии Ю. В. Андропова.

Чем больше я знакомился с этими людьми и наблюдал за ходом подготовки к предстоящим действиям, тем сильнее проникался уважением и доверием к молодым офицерам и их подчиненным, к самому командиру – старшему лейтенанту В. Анохину, высокому, стройному офицеру с интеллигентным, почерневшим на высокогорном солнце и ветре лицом. Он был всегда спокоен и требователен. Я не сомневался: отличные, сильные парни способны выполнить любую задачу. Дальнейшие события подтвердили эту уверенность. За долгие шесть лет мангруппа участвовала в десятках боев. Были успехи и правительственные награды. Но несли пограничники и потери.

В начале октября предстояло выполнить сложную задачу в Джавайском ущелье, которое выходило из глубины афганского Бадахшана к нашей территории. Руководить операцией поручили полковнику И. П. Данилушкину, моему давнему сослуживцу. Москва одобрила план действий и дала «добро».

Несколько дней десантные группы не могли напасть на след банд. С появлением десантников на вертолетной площадке Калаи-Хумба где-то на афганской территории немедленно вспыхивал костер и над горами подымался столб дыма. Сигнал! С этим ничего нельзя было сделать. Система оповещения отрабатывалась, видимо, веками. Вылеты с других площадок также оказались безрезультатными. И только позднее появилась версия, что банды уходили в Куфабское ущелье. Там главарь Вахоб собирал силы «Дарвазского фронта». Он готовился к встрече…

В середине октября мы опять готовили высадку десанта в Джавайское ущелье. Но последовала команда «отбой». «В чем дело?» «Вертолеты не придут, так как выполняют другую задачу», – последовал ответ. Зародились недобрые предчувствия, и они, к сожалению, подтвердились.

После нашей успешной операции осенью 80-го года в Куфабском ущелье господство бандформирований главаря Абдул Вахоба было сведено на нет. Но прошел год, и щупальца этого хитрого и коварного «командующего Дарвазским фронтом» опять протянулись в Куфаб, превращая его в центр бандитизма на севере афганского Бадахшана, в непосредственной близости от советско-афганской границы. Разрабатывал боевую операцию по уничтожению бандитов в этом ущелье полковник Н. Т. Будько.

О том, что начавшуюся операцию постигла трагическая неудача, Данилушкин и я узнали ночью. В намеченный пункт высадки группы десанта вылетели утром 17 октября. В первом вертолете находился и полковник Будько: он предполагал на месте осуществлять руководство операцией. При подходе месту посадки вертолеты встретил шквальный огонь бандитов. Будько был тяжело ранен. Только благодаря мастерству пилота майора В. Ф. Краснова удалось поднять борт и вывезти раненого.

Вот рассказ одного из участников этой операции полковника запаса А. В. Добрякова. В то время в звании капитана он был заместителем по политчасти командира подразделения капитана С. Н. Богданова: «Я летел в первом вертолете вместе с группой огневой поддержки. В этом вертолете летел и Будько. Нас уже ждали. То ли пролетавшие в этом районе накануне вертолеты демаскировали операцию, то ли к душманам поступила информация из других источников, но главарь Вахоб организовал настоящий огневой мешок.

Первый вертолет расстреливали, как живую мишень. Били влет, не дав приземлиться. Только чудо спасло пограничников от неминуемой гибели. Машина, так и не сев, едва сумела вырваться из огневой пелены и ушла на базу.

Из второго вертолета успели десантироваться лишь несколько человек. Но это были их последние в жизни шаги. Борт, в котором летел капитан С. Н. Богданов, был также обстрелян, командир экипажа старший лейтенант А. Н. Скрипкин убит. Второй пилот едва сумел посадить машину и выпустить на землю десант, как она загорелась, а затем взорвалась. Всего высадилось несколько десятков человек. Контуженный и раненный, Сергей Богданов организовал оборону. Душманы били со всех сторон. Спасали от пуль лишь огромные валуны. Вскоре удалось забросать гранатами бандитский дот. С вертолетов сбросили боеприпасы. Появились патроны, гранаты. Вроде бы дышать стало легче. Так и держались двенадцать часов. Наконец высоко в горах нашли место для высадки основного десанта. Вертолеты «обработали» позицию бандитов ракетными ударами. «Духи» ушли».

Из Калаи-Хумба Данилушкин и я были вызваны в штаб операции, на заставу «Иол» Московского погранотряда, куда прибыл генерал Харичев с группой офицеров округа. Решили провести дополнительную операцию. Задача оставалась прежней: уничтожить бандитов в Куфабском ущелье. Одновременно перекрыть перевалы, ведущие в ущелье, пресечь любое возможное перемещение банд в ту и другую сторону. Подразделение капитана Богданова к операции не привлекалось. Настала пора подразделения Анохина. Эта мангруппа должна была составить основу сводного боевого отряда. Одна застава вместе с «огневиками» майора Евгения Кима являлась группой прикрытия, командовать которой поручили мне. По замыслу штаба, создавалось еще два заслона, под командованием полковника Данилушкина и заместителя начальника штаба Хорогского погранотряда подполковника Якунина. Начало операции назначили на 24 октября.

В нашем распоряжении оставалось два дня на подготовку людей и оружия. Старшего лейтенанта Анохина по каким-то делам вызвали в Мургаб. А в мангруппу после отпуска прибыл его заместитель по политической части капитан Александр Дерендяев – умный, жизнерадостный офицер, потомственный военный. Было видно, как тянутся к нему люди. О таких, как он, в служебных характеристиках, как правило, пишут: «Среди подчиненных пользуется заслуженным авторитетом и уважением». Если он заходил в палатку к ребятам, оттуда вскоре раздавался смех. Александр брал гитару, а играл он прекрасно, и слышались песни. При первом же знакомстве я с удивлением увидел у него на поясе кортик. В этой обстановке, на мой взгляд, как-то неуместно выглядел этот предмет традиционной офицерской парадной формы. Александр уловил мое недоумение. «Это подарок отца. Он полковник запаса. Вот перед отъездом сюда вручил на память: оправдывай, говорит, звание офицера». «Учтите, бандиты ведут охоту за командирами. А это очень заметная деталь». Он обшил ножны и эфес кортика защитной материей и с подарком отца-ветерана ушел в последний бой.

Подготовка мангруппы к операции проходила в Рохаке, что в 20 километрах от погранкомендатуры. Неожиданно офицеры обратились ко мне с просьбой отправить начальника одной из застав маневренной группы старшего лейтенанта Логвиненко за какими-то необходимыми им вещами, которые они якобы оставили в комендатуре. Но я знал истинную причину этой просьбы: в Калаи-Хумб, проделав трудный путь на попутной машине, из Мургаба приехала жена Логвиненко – юная, хрупкая красавица с огромными карими глазами. Видно, какое-то необъяснимое женское предчувствие подсказало любящему сердцу преодолеть опасные километры Памирского тракта, чтобы увидеть мужа в последний раз. Утром 24 октября Логвиненко вернулся.

В Рохак прибыл взвод сарбозов во главе с лейтенантом, а также наши офицеры: капитан Григорьев – из комендатуры «Калаи-Хумб» и капитан Ассадулаев – из Хорогского отряда, тот, что первым 7 января 1980 года переправлялся в Нусай. Они и афганцы должны были войти в состав сводного отряда.

На рассвете 25 октября вертолеты забросили нас на горное плато, расположенное у истоков ущелья, на высоте около 3000 метров. Я со своей группой остался на месте, а сводный отряд под командованием заместителя начальника штаба Московского погранотряда майора Евгения Климова начал действовать. Они спустились в ущелье, будто в какое-то глухое подземелье: почти сразу исчезла радиосвязь. В горах по-другому и быть не могло – надежды на устойчивую связь часто не оправдывались. Как и при проведении операции в 80-м году, в качестве воздушного командного пункта и ретранслятора использовался вертолет. Поэтому мы не знали, что происходит с основной группой. Ждали информации из «Иола».

На этом я прерву свой рассказ и предоставлю слово пограничнику Александру Толстых. Это одно из писем, которые в свое время пришли в адрес создателей Книги Памяти о воинах-пограничниках и чекистах, павших в Афганистане:

«Здравствуйте, уважаемые товарищи! Получил письмо от родителей погибшего друга, что готовится к изданию Книга Памяти. Может быть, мои воспоминания чем-то вам помогут.

Призывались мы весной 1980 года. Отслужили больше года на Памире, а осенью 1981 года были направлены в ДРА. Но сразу туда не попали. У самой границы наша десантно-штурмовая мангруппа проходила долгую подготовку. Через некоторое время началась боевая работа. Нас забрасывали на вертолетах в приграничные афганские кишлаки, но вначале никаких боевых действий не происходило. Как нам казалось, отцы-командиры излишне осторожничали, старались избежать потерь. Даже обижались на них: не дают, мол, «поработать».

В ночь на 25 октября нас подняли по тревоге. Саша Львов со своим взводом отправился в кишлак и там нарвался на засаду. Бой в каменном мешке длился часов 5–6. «Духи» били с двух сторон и не давали поднять головы. Саня с друзьями под огнем вытаскивал раненых и убитых. Потом он рассказал, что вначале был страх, растерянность, а затем только злость и безразличие к смерти.

Мокрые, голодные, смертельно уставшие, они не могли зажечь ни костра, ни даже спички. На каждый огонек или шорох обрушивался шквал свинца. Из своей засады «духи» кричали: «Русские, сдавайтесь!» К утру все стихло, «духи» ушли. Ребята какое-то время оставались на позициях. Не те вчерашние беззаботные ребята, а солдаты, за ночь увидевшие смерть боевых друзей, почувствовавшие ненависть к врагу, познавшие цену жизни. За этот бой Александр Львов был награжден медалью «За боевые заслуги».

Было потом еще множество операций, мы узнали, почем фунт лиха. Но самое главное, мы почувствовали, как дорога нам наша Родина, наша земля, наши люди. Саша всегда говорил: «Лишь бы вернуться домой. Я так боюсь умереть, не увидев мать, отца, сестренку Таню, мой город Златоуст…» И не увидел. Оставались считанные дни до возвращения домой, и в последней операции он подорвался на мине. Произошло это 17 мая 1982 года».

Письмо Александра позволяет в какой-то степени увидеть трагедию глазами рядового участника. Так же, как и 17 октября, сводный отряд попал в засаду. Это произошло 25 октября во второй половине дня.

Взвод афганцев почти полностью бандиты уничтожили сразу. Огонь обрушился на колонну Климова. Сам он был ранен, но пытался принять меры по организации обороны. Вскоре погиб начальник заставы старший лейтенант Валерий Логвиненко. Убит пулеметчик. Его тут же заменил капитан Григорьев, но пуля сразила офицера. Снайпер! Замполит мангруппы капитан Дерендяев по рации связался с вертолетами, навел их на цель. Но «духи» выследили и его. Опять снайпер! Когда вторая пуля пронзила Александра, он прошептал: «Держитесь, ребята».

По позициям бандитов были нанесены авиационные удары, высажены группы десантников, которые спасли окруженных. Под покровом ночи они выводили оставшихся в живых, выносили раненых и убитых.

Группы Данилушкина, Якунина и моя оставались на перевалах еще почти две недели.

Бандиты так и не смогли выйти из ущелья, а авиация сделала свое дело.

За это время мой гарнизон пополнился подразделением десантников, которыми командовал капитан Борис Марков. Это они шли на выручку попавшим в засаду. О таких офицерах, как Борис Иванович Марков, стоит сказать особо. Он командовал тыловыми подразделениями в Пянджском отряде, а капитан Павел Павлович Базанарчук был начальником клуба в Московском отряде. Эти и многие другие офицеры в силу своих служебных обязанностей решали зачастую самые мирные проблемы. Но офицер всегда остается офицером. Время поставило иные задачи, и проявились прекрасные боевые качества этих молодых людей. Они не только отличались личной храбростью, но умело руководили боевыми действиями вверенных им подразделений. К таким энергичным офицерам относятся тогдашние капитан Владимир Жук, старшие лейтенанты Валерий Пекшин, Валерий Роман, Геннадий Попов. Список этот можно значительно расширить.

5 ноября поступила команда на подготовку к вылету. Наша страна готовилась к празднованию 81-й годовщины Октября. Пришла радиограмма: «Вертолеты будут в 11 часов 6-го». Поднял людей затемно. Сохраняя боевое прикрытие, готовились к вылету. Всяческих грузов накопилось множество: боеприпасы, радиостанция, палатки, полевые кухни, печки. Установка была четкая – ничего не оставлять на месте пребывания заслона. Рассвело. Первая тройка вертолетов пришла не в 11, а в 8 часов. Ах, какими добрыми словами я вспомнил тогда известный анекдот о «ефрейторском зазоре»! Грузились быстро. Каждые 20–30 минут приходили «борты». А тем временем погода ухудшалась, с вершин спускалась серая мгла, приближалась снеговая туча. Еще немного времени – и мы окажемся в ее непроглядных «объятиях». Высота-то почти 3000 метров. Надо было успеть снять всех. С последней тройкой вертолетов уходила замыкающая группа: 20 человек прикрытия, ополченцы – ватанпарасты, защитники родины, как они себя называли (ватан – родина), под командованием Базора, моего старого знакомого, того, что сопровождал десантников Файзиева при движении по ущелью к кишлаку Даргак 23 февраля 80-го года, и несколько офицеров. Первый борт забрал 11 десантников. Взревели движки, он начал движение, чуть оторвался от земли и вдруг как-то неестественно накренился и… Такое можно увидеть только в кино, когда смотришь и удивляешься – молодцы киношники, здорово отсняли эпизод! Но в жизни, когда катастрофа происходит в тридцати метрах от тебя, это выглядит страшно. Лопасти несущего винта ударились о землю и разлетелись осколками, хвостовая балка переломилась, как хрупкая хворостинка, корпус завалился набок, появилось пламя. Я увидел, как летчики упавшего вертолета выскочили через люк и бросились к соседней машине, которая немедленно взлетела. Взорвалось топливо, загремели взрывы НУРсов и всего того, чем был начинен вертолет. Но где же одиннадцать десантников? Смогли ли они выбраться из охваченной пламенем машины? Офицеры, которые остались со мной, бросились на поиски. Наши крики заглушались грохотом разрывов. Никто не отзывался. Неужели десантники остались там, в горящей западне? Наконец метрах в 50 от дымящих и стреляющих остатков того, что 20 минут назад было прекрасной винтокрылой машиной, над камнями показался один, другой и – какое счастье! – все одиннадцать испуганных, чумазых ребят. Осмотрели, ощупали всех. Целы!

Заканчивался второй год войны. За это время мы не раз прощались с погибшими товарищами. Самыми тяжелыми оказались неудачи в Куфабском ущелье. Почему? На мой взгляд, основной причиной была недооценка противника, его возросшего боевого опыта. Положительные результаты проведенных в течение двух лет боевых операций сыграли в какой-то степени свою роковую роль. Мы не прорабатывали возможные варианты неудач. Причиной потерь явилась, с одной стороны, недостаточная информация о противнике и, с другой – слишком откровенная подготовка наших действий, которая, по сути дела, демаскировала предстоящую операцию. Да, мудро сказал поэт Шота Руставели: «Каждый мнит себя героем, видя бой со стороны». Поэтому нет смысла сейчас искать и критиковать виновных. Мы все, кто посылал подчиненных в бой, виноваты перед вами, погибшие друзья.

Наступал новый этап в боевой деятельности пограничных войск. Обратимся к воспоминаниям генерал-лейтенанта Николая Ивановича Макарова. В то время он выполнял советнические обязанности в столице Афганистана: «… В резиденции главного военного советника в Кабуле состоялась встреча представителя пограничных войск с советниками Министерства обороны, аккредитованными при правительстве ДРА. Высшие генералы знали друг друга по предшествующей службе, вели себя непринужденно. В соответствии с принятым в Москве на высоком уровне решением о дополнительных мерах по оказанию интернациональной помощи ДРА с 8 января 1982 года в северные провинции Афганистана вводились подразделения советских пограничных войск. Генералам предстояло определить места их дислокации и формы боевого применения.

Общая численность пограничников, солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров, была невелика. Но боеспособность их оценивалась высоко – тщательно отобранный личный состав представлял единый монолит. Пограничники были сведены в пограничные заставы и мотоманевренные группы, хорошо вооружены и оснащены боевой техникой для действий в условиях сильнопересеченной местности…

Начальник пограничных войск генерал армии Вадим Александрович Матросов, обводя указкой зону ответственности войск, иронично комментировал: «Пограничников, дай бог здоровья благодетелям, не обошли вниманием. Очевидно, не без вашей помощи отвалили приличный кусок», – дружески корил он сидевших напротив генералов армии Сергея Федоровича Ахромеева и Александра Михайловича Майорова. В этой зоне оказались центры таких важных провинций, как Герат, Бадгис, Фарьбах, Джауджан, Балх, Саманган, Кундуз, Тахор, Бадахшан, а также северные города, примыкающие к границам Советского Союза, – Хайратон, Мазари Шариф, Шибирган, Тулукан, Файзабад, с населением свыше двух миллионов человек, с добывающей промышленностью, газопроводами, сетью автомобильных дорог, мостов, туннелей. Северные провинции составляли решающую часть аграрного сектора народного хозяйства страны. Пограничники выставляли десятки гарнизонов. Из них большинство постоянной дислокации».

Со многих участков границы уже начали свой путь в Среднюю Азию несколько вновь сформированных мотоманевренных групп. Во второй половине декабря эти подразделения вышли в районы сосредоточения на всем протяжении советско-афганской границы. Формировались различные структуры первичного звена, которые должны были находиться при каждой ММГ. На них возлагалась задача разработки и непосредственного проведения частных операций в зонах ответственности.

Возросшие масштабы предстоящих боевых задач погранвойск предполагали координацию их действий с соединениями 40-й армии, афганскими вооруженными силами, частями и подразделениями царандоя и органами госбезопасности ДРА (ХАД). Этим занимался первый заместитель начальника погранвойск страны генерал-лейтенант Иван Петрович Вертелко. Он, участник Великой Отечественной войны, в полной мере использовал свой боевой опыт, замечательные качества не только военачальника, но и политика. Его книга «Служил Советскому Союзу» – интересный, правдивый документальный рассказ, большая часть которого посвящена афганским событиям и их участникам, подробно раскрывающий специфику той войны.