Маргарита и сотрудник КГБ

Георг Фохт

Маргарита и сотрудник КГБ

Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои, говорит Господь.

(Исаии 55:8)

ДЕТСТВО

Все члены семьи ещё сидели за обеденным столом, когда напротив окон их дома остановилась легковая автомашина марки “ГАЗ-69”, которую деревенские люди называли просто “бобик”.

Это был не обыкновенный “ГАЗ-69”, а всем известный тёмно-зелёный автомобиль, на котором всегда приезжал в немецкие сёла сотрудник органов КГБ. Этот службист жил в областном центре, всегда носил гражданскую одежду, но у себя в кабинете принимал в форме с погонами подполковника. Все сельские жители знали его, это был Чернов, сотрудник, специально назначенный партией и вышестоящими органами (как тогда говорили) для борьбы с религией.

Глава семьи, где остановился “бобик”, был глубоко верующим человеком по фамилии Кран. Он в силу своих возможностей проповедовал Слово Божье, поэтому для товарища Чернова был “врагом номер один”.

Сидящие за столом супруги Пётр и Мария Кран сразу же положили на стол ложки и с тревогой посмотрели сначала друг на друга, а затем на машину незванного гостя.

Их молодая семья состояла из пяти человек. Старший сын Ваня от рождения был слабоумным, вторым ребёнком была дочь Маргарита, ей недавно исполнилось десять лет. Самой младшей, Марии, которая унаследовала имя матери, было всего полтора года, потому она ещё сидела у матери на коленях.

Когда Чернов постучал в дверь, Пётр Кран уже успел встать со своего места, чтобы встретить гостя.

– Здравствуйте, – произнёс вошедший, внимательно посмотрев на стол.

Этого гостя интересовало всё, поэтому его чёрные глаза с любопытством осматривали каждого. Ради демонстрации своей мнимой порядочности, а, возможно, чтобы внушить хозяевам дома собственную важность, Чернов всегда приветствовал их рукопожатием. При этом он пристально смотрел собеседнику в глаза, словно желал увидеть и прочитать мысли своего собеседника. Теперь, во время пожатия руки главе семейства, гость одновременно обратил внимание на хозяйку, супругу Петра. Она тоже заметила это и, кивнув головой, негромко произнесла: “Здравствуйте”.

– Пётр Иванович, – произнёс Чернов, не сводя глаз с Крана, – мне необходимо с Вами побеседовать, и было бы хорошо, если бы Ваша жена тоже присутствовала при нашем разговоре.

Хозяин дома пригласил гостя в соседнюю комнату, где стоял маленький столик, на котором лежала Библия.

Чернов присел к столу, избрав для себя удобное положение, и сразу же приступил к делу:

– Мне известно, Пётр Иванович, что Вы хороший труженик, но в то же время мы знаем, что Вы среди своих честных и добросовестных односельчан занимаетесь незаконной, преступной деятельностью.

Супруги Кран, совесть которых была чиста перед Богом и людьми, сидели молча, опустив головы. Слабоумный Ваня сидел рядом с матерью и пристально смотрел на чужого дядю. Маленькая дочка Мария находилась на коленях у матери. Только дочь Маргарита осталась на кухне, она убирала со стола и прислушивалась к разговору в соседней комнате.

Товарищ Чернов, которого за глаза в селе называли “Чёрным Петром”, почти всегда говорил от себя во множественном числе. Вероятно потому, что был членом партии и сотрудником органов безопасности, а, следовательно, и говорил от их имени.

– Ведь мы Вас предупреждали, Пётр Иванович, притом уже не раз, чтобы Вы прекратили свои незаконные собрания и перестали забивать людям головы своими религиозными проповедями, а Вы как будто назло советским законам продолжаете творить своё грязное дело! Вы хоть задумывались, какой вред причиняете честным советским людям? Вы не только морочите голову взрослым гражданам, но ещё и детей отравляете своей антисоветской деятельностью! Учтите, проповедник Кран, что у нас может кончиться терпение! Мы не позволим бесконечно калечить наших советских людей!

Чернов сделал короткую паузу, зло посмотрел поочерёдно на всех членов семьи и, остановив взгляд на старшем сыне хозяев, спросил:

– Вам врачи не сказали, отчего этот ребёнок родился больным?

В комнате наступила тишина. Мария посмотрела на мужа, потом на сидящего рядом Ваню и несмело ответила:

– Говорили, но что от этого изменится, мы все в Божьих руках и обязаны нести свой крест.

– Крест, говорите, – отозвался ехидно Чернов и продолжал; – а кто этот крест на вас возлагает? Вы же сами вместо отдыха в вечернее время томитесь в страхе за своё выдуманное будущее! Вы ночами переписываете библейские тексты, псалмы и стихи вместо того, чтобы отдыхать. Так это или не так?

Опять наступило молчание, и тогда заговорил хозяин дома, Пётр Кран:

– Товарищ Чернов, – начал он. И услышал в ответ:

– Товарищ:

Пётр сделал вид, что не заметил упрёка, и продолжал спокойным голосом:

– То, что мы вечерами собираемся, для нас, верующих, не угнетение и не страх, а настоящее успокоение. Мы при этом благодарим Бога и просим Его помощи. Мы благодарим за то, что Он нам дарит здоровье, и всё, что имеем, а также молимся за наше правительство, чтобы Он, Великий Бог, его оберегал и простил ему грехи. Разве это запрещено? Ведь мы желаем всем людям добра и мира, детей стараемся воспитать в этом же направлении.

– Знаем, знаем ваше воспитание! – прервал его Чернов. – Только поверьте моим словам, мы не допустим, чтобы ваше воспитание распространилось! Вы лишаете детей настоящего счастья! Вот к чему ведёт ваше стремление! Извините, но если сказать честно, то вы, верующие, своими проповедями превращаете здоровых детей в таких, как ваш сын.

Чернов умолк. Он косо, не повернув головы, посмотрел на супругу Крана и, вероятно, почувствовал даже своим чёрствым сердцем, что сказал лишнее.

Мать слабоумного Вани вздрогнула, услышав эти слова, и заплакала. Чернов не извинился, но и не нашёл, что сказать. Все молчали, только сидящий рядом с матерью Ваня сильно встревожился. Он не понимал русского языка, но когда заплакала мать, которую он любил больше всего на свете, он понял, что чужой дядя её обидел.

– Что ему надо от нас, что он хочет? – спросил понемецки громко Ваня и, глядя на Чернова, требовательно сказал: – Уходи, уходи? Ты плохой человек?

К счастью, Чернов его не понимал, но он всё же догадался, что мальчик жалел и защищал свою мать. Мария прикрыла своей ладонью сыну рот, чтобы тот умолк.

– Да, я понимаю, что вам тяжело с ним, но вы не ответили на мой вопрос, отчего ваш сын болен?

Мария Кран не могла и не хотела больше говорить с этим злым человеком, она прикрыла носовым платочком лицо и тихо плакала.

Чернов ждал, и тогда Пётр решился подробно всё объяснить.

– Когда мы поженились, Мария работала на животноводческой ферме. Она была дояркой, ей приходилось не только коров доить, но и кормить животных в зимнее время. Корм для скота доярки, как и телятницы, всегда сами заносили на базу большими плетёными корзинами. Так вот, если Вы видели, товарищ Чернов, как эта работа исполняется, то заметили, что корзины с тяжёлым силосом женщины носят впереди себя, уперев об живот. И это, как подтверждают врачи, очень опасно для беременной женщины. Но, к сожалению, мы это узнали слишком поздно.

– Минуточку, Пётр Иванович, – прервал Чернов Крана, – по-вашему получается, что виноват колхоз или председатель? Но ведь доярки, в том числе и Ваша супруга, могли эти корзины носить вдвоём. Почему Ваша жена не попросила свою напарницу помочь ей? Кто в этом виноват, тоже советская власть? Впрочем, как фамилия врача, который вам это сказал?

– Это уже не имеет значения, нашему бедному сыну двенадцать лет. Мы не привыкли жаловаться, только бы нас оставили в покое, – ответил Кран.

– А мы, – произнёс Чернов, глядя в упор на своего собеседника, – тоже очень желаем, чтобы вы оставили в покое граждан вашего села. Особенно Вас, товарищ Кран, мы всё ещё просим, чтобы не морочили головы детям. Ведь мы находимся на пороге коммунизма, а вы, верующие, всё ещё тянете молодёжь назад, в тёмное прошлое.

– Уходи, уходи? – повторял Ваня. Но грозный чужой дядя его не понимал и не спешил покинуть дом. Он находился на службе, исполняя свои обязанности, и очень при этом старался. Чернов ещё многое говорил о вреде религии, никто его не перебивал. Глубоковерующие в Бога супруги Кран уже всё знали наперёд, когда зелёный “бобик” остановился возле их дома, о чём будет говорить Чернов. Когда Чернов всё высказал и ему стало легче на душе, он предупредил перед отбытием:

– Помните, что у вас есть две дочери, и если Вы не позволите им жить свободной жизнью, то их воспитанием займётся советская власть. Надеюсь, что Вы, товарищ Кран, задумаетесь над моими словами.

После этих слов Чернов встал, надел свой чёрный полушубок и покинул дом Крана.

Мать этих двух дочерей, супруга Крана, хорошо поняла, что воспитанием их больного сына товарищ Чернов не интересовался. Знала и то, что больше всего его интересовала старшая, десятилетняя Маргарита.

Вечером того же дня в кабинете парторга собрались коммунисты. На повестке дня стоял один вопрос:

“Организация контроля за верующими”.

Вначале товарищ Чернов зачитал новое Постановление Правительства и Центрального Комитета КПСС, после чего сам выступил с речью. А затем выслушал мнение товарищей и предложил избрать из числа коммунистов и комсомольцев ответственных лиц для контроля, как он выразился, деятельности верующих.

– В первую очередь выявляйте организаторов, – посоветовал Чернов своим назначенным тайным помощникам.

– Помните, они наши враги, и бороться с ними – наша прямая обязанность!

На следующий же день началась слежка за верующими.

Поскольку среди простых рабочих было мало коммунистов, то она вменялась в обязанность учителям и некоторым комсомольцам из числа колхозников. Дирекция школы очень старалась выявить учеников, посещающих молитвенные собрания верующих. Их было немного, но и тех надо узнать и изолировать от общества верующих. Как правило, это были дети религиозных родителей, как, к примеру, Маргарита Кран, отец которой являлся одним из организаторов молитвенных собраний. Таких верующих людей в селе насчитывалось несколько десятков, и они всегда собирались в разных домах, потому что не имели церкви или молитвенного дома. Поэтому активные комсомольцы вместе с учителями были вынуждены вечерами ходить по улице и наблюдать, к какому дому направлялись верующие, чтобы самим туда заглянуть и записать присутствующих. Среди самых активных служащих школы была в то время молодая учительница, член партии Нина Картузина. Она вечером собирала старшеклассников и вместе с ними “штурмовала” дом, где проводилось Богослужение. Они бросали в окна камни или стучали в двери и окна палками, чтобы помешать служению и как-то напугать верующих.

Однажды произошёл такой случай. Дело было зимой, в сильный мороз. Когда пожилая женщина Петкер вечером вышла из дому и направилась туда, где должны были собираться верующие, она вдруг заметила за собой преследующего её, очень активного парнякомсомольца. Поскольку село было небольшое, все люди друг друга хорошо знали, то и вдова Петкер хорошо знала своего преследователя. Она сразу догадалась, что этот парень назначен на сегодня дежурным, а если выразиться точнее, то разведчиком. В его обязанность входило, прежде всего, узнать, в каком доме собирались верующие. Старая женщина, зная цель своего преследователя, решила не идти по нужному адресу, а поводить комсомольца по улице. Она была тепло одета и знала, что парень скорее, чем она, начнёт мёрзнуть. Очень медленно, едва передвигая ноги, прошла она до самого конца села. Парень тоже следовал за ней на определённом расстоянии. Потом она повернулась и пошла обратно, навстречу этому разведчику. На такое парень не рассчитывал и был вынужден свернуть к ближайшему дому. Фрау Петкер продолжала идти и осторожно оглядывалась, наблюдая за своим преследователем. ЧеРез некоторое время она его опять заметила и подумалa: “Ну, парень, давай испытаем, кто преданнее своему господину – ты или я?” Женщина ещё раз прошла всю улицу и тогда заметила, что парень исчез. Вероятно сильно продрог от холода. И только тогда фрау Петке, прибавив шаг, направилась к известному ей дому.

В школе очень активно стали агитировать детей вступать в пионеры. Для неверующих родителей это было нормальным явлением, но для верующих оно стало большой тревожной проблемой. Страдали не только родители, но и дети. Учителя знали, что своей агитацией, принудительным вовлечением детей в пионеры и комсомол, они изолируют их от церкви, поэтому всеми средствами и возможностями втягивали школьников в организацию юных ленинцев.

Верующие же люди знали, что это была организация безбожников, и очень опасались её, старались всеми силами оберегать своих детей, но это было очень непросто.

Дочери супругов Кран, Маргарите, всё ещё удавалось избежать этого клейма безбожного общества. Она два года проучилась в школе без октябрятской звёздочки. С третьего же класса должна была (добровольно) вступить уже в пионеры. Она, Маргарита Кран, уже в своём детском возрасте убеждённо верила, что есть Великий Бог, который всё видит, всё знает и желает, чтобы дети, как и взрослые, жили по Божьим Законам.

Теперь же, когда наступило время активной борьбы с верующими, дирекции школы было поручено всех школьников соответственного возраста записать в пионеры; нависла эта угроза и над Маргаритой.

Однажды она пришла из школы со сверкающей звёздочкой. Родители очень встревожились. Они понимали дочь, которая ни за что не желала отказаться от Спасителя Иисуса Христа. Маргариту, как и родителей, просто принудили к тому, чтобы верующая девочка носила эту коммунистическую звёздочку.

Вечером того же дня, когда после ужина вся семья сидела за столом, и Пётр Кран прочитал вслух очередной стих Библии, он сказал, обращаясь к Маргарите: “Дочь моя, не печалься особо, что тебя заставляют носить эту звёздочку. Помни, что Богу нужна только твоя душа, постарайся, чтобы она осталась чиста. Но давай с тобой договоримся, что ты эту звёздочку будешь носить только в школе”.

На этом тогда и кончился разговор. Но у директора школы, как и у учительницы, были свои планы, они вначале решили испытать родителей Маргариты насильно прицепленной ей октябрятской звёздочкой. Они знали, что девочке исполнилось десять лет, настало время принять её в пионеры. К этому они её и готовили.

Уже два месяца носила Маргарита в школе звёздочку. Её учительница, которая особо ненавидела верующих немцев, постоянно наблюдала за своей ученицей, за её поведением и даже интересовалась, что она делала дома, о чём говорили родители. Некоторые учащиеся смеялись над Маргаритой по той причине, что она в десять лет ещё считалась октябрёнком, когда другие её сверстники уже были пионерами.

И однажды, незадолго до того, когда Маргариту собрались принять в пионеры, она явилась в школу без звёздочки. Первой это заметила её учительница, которая Маргарите и прицепила тот значок.

– Маргарита, где твоя звёздочка? – спросила Нина Михайловна перед всем классом ещё до начала занятий. Маргарита опустила голову и молчала.

– Я с тобой разговариваю, ученица Кран, и это значит, что ты должна встать.

Девочка поднялась, но, не желая смотреть на ненавидящую её учительницу, стояла с опущенными глазами.

– Маргарита, отвечай честно. Насколько мне известно, верующие в Бога не должны лгать, как и пионеры, поэтому я жду от тебя правдивого ответа на мой вопрос: тебе родители запрещают носить значок с изображением Ленина?

Задав этот вопрос, Нина Михайловна внимательно наблюдала за каждым учеником и, как ей казалось, видела по лицам своих воспитанников, кто “за”, а кто “против”, то есть тех, кто сочувствовал верующей Маргарите и тоже ходил на молитвенные собрания, и тех, кто охотнее предпочитал обратное.

– Мы все ждём, Маргарита, или ты и перед своим Богом способна скрывать правду? Ведь Он присутствует здесь, в классе? Так, кажется, тебя учит твой папа?

Некоторые ученики засмеялись. Нина Михайловна их поддержала и только улыбалась, когда в другом случае строго бы предупредила: “Прекратите смех!”

У Маргариты выступили слёзы на глазах, так ей стало обидно за себя, за папу и Господа Бога, над которым смеялись эти несчастные, неверующие люди. Она подняла голову и, глядя на учительницу, ответила:

– Родители мне ничего не запрещают, а звёздочку я потеряла.

– Спасибо за откровенность, но, может быть, ты не побоишься сказать, как она могла потеряться? Ведь она была крепко прикреплена к твоему школьному фартуку?

Маргарита стояла и плакала. Она не могла вынести этого унизительного допроса перед всем классом. Её никто не поддержал, над ней смеялись и издевались.

– Ладно, садись, Кран, мы с тобой ещё поговорим после уроков, – сказала учительница.

И начались занятия. Маргарита знала, что её ожидало, поэтому с грустью обдумывала своё положение и тихо про себя молилась.

Когда, наконец, зазвенел звонок, и все дети выбежали из класса, учительница сказала Маргарите:

– Не уходи, а следуй за мной в учительскую. Там, как оказалось, её уже ожидали директор школы и пионервожатая.

– Ну, так что у тебя дома произошло? – спросил директор, глядя в упор на Маргариту.

– Ничего, – только ответила она и покраснела от волнения.

– Маргарита, мы понимаем, что тебе нелегко, – продолжил директор; – поверь нам, мы желаем тебе помочь. Наше советское правительство делает всё возможное, чтобы вам, детям, было хорошо и интересно жить. И мы, педагоги, твои верные друзья, тоже хотим, чтобы у тебя было счастливое детство. Но без твоего собственного желания, без твоего участия это просто невозможно.

Маргарита слушала и молчала. В своём возрасте она уже знала, что возражать таким людям бесполезно, но в глубине души имела твёрдое убеждение и своё мнение. Пока директор ей рассказывал о важности коммунистического воспитания и вреде религии, Маргарита думала, как всё объяснить. Она не хотела говорить неправды, и поэтому была готова всё рассказать, как было на самом деле. Когда её снова спросили о потерянном значке октябрёнка, Маргарита чистосердечно призналась, что звёздочка вместе с комнатным мусором попала в печку. И ещё она сказала, что это случилось не по чьей-то воле, а совершенно нечаянно, когда она подметала пол.

– А откуда ты знаешь, что звёздочка попала в печку, если это произошло нечаянно, как ты говоришь? – спросила пионервожатая.

– Когда я высыпала мусор из совка в топку на горящие угли, то заметила блеск. И когда присмотрелась, увидела звёздочку, только достать её уже не смогла.

В учительской наступила тишина. Нина Михайловна покраснела, как рак, и злыми глазами смотрела на Маргариту, будто видела перед собой самого злейшего врага.

Директор задумался, постукивая карандашом по столу. Потом, после короткой паузы, сказал, глядя на Маргариту:

– Знаешь ли, девочка, что ты наделала? Ты сожгла в печке значок с изображением вождя революции!

– Признайся сейчас же, кто тебе велел это сделать!

– воскликнула Нина Михайловна и придвинулась к Маргарите так близко, что та почувствовала её дыхание.

– Я вам сказала правду, – ответила Маргарита и заплакала от обиды.

– Ну, ладно, – произнёс директор, – не расстраивайся, Маргарита, Нина Михайловна немного погорячилась, но это не значит, что она тебе желает зла. Мы все тревожимся за твою судьбу, хотим, чтобы ты стала радостной и счастливой. А теперь вытри слёзы и иди домой, мы скоро тебя примем в пионеры, тогда больше никто не будет над тобой смеяться.

Директор постарался улыбнуться, но Маргарита заметила, что его улыбка искусственная, без тепла и любви к ней.

После того, как ученица Кран вышла из кабинета, озабоченные педагоги вопросительно посмотрели друг на друга.

– Да, история неприятная, – произнёс директор, глядя на своих коллег, – и ещё неизвестно, как на такой | случай отреагирует РОНО и райком, если узнают об этой неприятности.

– Павел Сергеевич, – отозвалась учительница Маргариты,

– по-моему, достаточно того, что мы узнали истинное лицо всех наших бед.

– Что Вы имеете ввиду, Нина Михайловна?

– Не что, Павел Сергеевич, а кого? Ведь здесь всё понятно! Это они, верующие, и прежде всего отец Маргариты во всём виноват. Я удивляюсь, что сельсовет и райком так долго с ним церемонятся!

На второй же день об этом мелочном, но в политическом смысле очень значимом, случае узнали в райкоме партии, где всегда рассматривались и обсуждались все дела, и откуда исходили окончательные решения по их осуществлению.

Ещё через несколько дней, в субботу, местное радио неоднократно извещало жителей села о том, что вечером в клубе состоится сход граждан с повесткой дня: