Болотная революция

— А ведь и голосуем за НИХ! Всю жизнь голосуем за НИХ! Потому у нас все ТАК и происходит!

— А власти-то при чем, ведь это же не они организовали, мы ведь сами пришли, — робко вставила низенькая, совсем бедно одетая старушка и сделала это совершенно зря, поскольку на нее, такую же униженную, замерзшую и усталую, обрушилось раздражение троллейбуса „сторонников В. В. Путина“.

— А зачем вы, женщина, провоцируете! Вас кто вообще просит провоцировать!

— Да она специально подосланная, чтоб говорить, будто бы все добровольно вышли!

— Как вам не стыдно! Вы же знаете, что врете! Нашли где и кому врать!

— Я просто хотела…

— Хватит, женщина, хватит! Вы всех только раздражаете. Идите лучше пешком, если вы хотите и дальше всех тутраздражатъ» [88]

Повторился «путинг» (как называли проправительственные митинги журналисты) и 23 февраля в Лужниках. На этот раз туда даже пришел сам кандидат в президенты Владимир Путин и почитал стихи. «Умремте ж под Москвой, как наши деды умирали», — призвал он.

Во второй половине февраля выяснилось, что у власти есть и более изощренное средство для взаимодействия с оппозицией. Представителей 10 незарегистрированных партий пригласили в Кремль на встречу с (пока еще) президентом Медведевым. Встреча прошла 23 февраля, в один день с «путингом», составив ему информационную конкуренцию. До этого подобных прецедентов не было.

Во встрече участвовали Константин Бабкин, Сергей Бабурин, Борис Немцов, Владимир Рыжков, Геннадий Селезнев, Сергей Удальцов и другие. К протестному движению какое-то отношение имели лишь Немцов, Рыжков, Удальцов и отчасти Бабурин. Собственно активистские движения представлял в полной мере один Удальцов, отчасти еще и Немцов (за спиной которого все-таки стояла «Солидарность»). Остальные были нужны, видимо, для соблюдения «политеса».

Оппозиционеры излагали все еще президенту разные политические предложения, напоминали требования митингов. Удальцов даже предложил Медведеву продлить свои собственные полномочия, отсрочив выборы вплоть до момента, когда удастся их провести честно, с равным доступом для всех желающих. Президент давал общие ответы, обещал подумать над рядом идей, заверял, что анонсированные им в декабре реформы будут приняты еще до конца его полномочий. Хотя конкретных результатов не было, но было решено создать рабочую группу для обсуждения самых болезненных вопросов во главе с новым заместителем главы кремлевской администрации Вячеславом Володиным, и оппозиционеры испытывали некоторое воодушевление. «Без прорывов и никакой конкретики, но все же лучше, чем ничего, и даже полезно», — резюмировали они свои выводы перед журналистами[89].

2 апреля состоялась еще одна подобная встреча (с другим кругом участников) и несколько заседаний рабочей группы. Но конкретных результатов так и не было получено.

Эксперты разошлись в оценках этого сенсационного мероприятия, которое еще недавно было даже невозможно себе представить. Одни расценивали его, как согласие власти на реальный компромисс и расширение тем для политического диалога. Другие — как «политическую клоунаду», призванную успокоить и умиротворить протестующих накануне президентских выборов.

Многие наблюдатели писали, что эти встречи Медведева с представителями протестного движения и есть те переговоры, о которых столько говорилось, начиная с декабря. На самом деле, это было не так.

Еще в конце января Алексей Кудрин рассказал прессе об итогах очередного раунда своих переговоров с Путиным и о причинах провала его предложения о переговорах власти и оппозиции. Путин, по словам его друга, по-прежнему не видит субъекта переговоров. «Понимаете, есть большое недоверие к той группе, которая пытается себя предстать выражателями интересов митингующих», — объяснил Кудрин[90]. Вместе с тем влиятельный политик заверил, что верит в способность будущего президента выиграть выборы честно и после них проводить новый курс, превратившись в проект «Путин 2:0»[91]. После этого, вплоть до мартовских выборов, Кудрин громких заявлений не делал. А в марте он сообщил, что создает свой фонд для поддержки либеральных законодательных и институциональных реформ, который будет сотрудничать с Михаилом Прохоровым и его партией[92]. Участие в протестном движении у Кудрина сменилось на работу внутри элиты и лоббистские проекты.

В начале февраля президент Медведев прокомментировал усилия Кудрина стать посредникам в диалоге власти и оппозиции. «Образ непримиримого борца за либеральные ценности, мне кажется, не вполне соответствует тому, что было, — сказал Медведев. — Сейчас возник некий миф, который довольно активно поддерживается самим Кудриным, что он был каким-то оппозиционером, который сидел внутри правительства на протяжении 12 лет, с ним там не считались, а он всячески продвигал правые ценности, либеральные ценности, был оплотом стабильного макроэкономического состояния». Президент напомнил, что Кудрин «несет полную ответственность за все, что происходило в стране наряду с другими членами правительства» [93].

Итак, Алексей Кудрин вел переговоры с Владимиром Путиным. В ходе этих переговоров, Путин так или иначе убедил своего визави в том, что он а) может «честно» (что бы это ни значило) выиграть выборы; б) изменить после этого курс внутренней политики в соответствии с неким возникшим между ними общим пониманием; в) что формат публичных переговоров с лидерами уличных протестов не нужен, ибо «группа выражателей» не заслуживает доверия. После этого Медведев критикует Кудрина как лже-оппозиционера и сомневается в его моральном праве быть посредником между властью и протестным движением. И, наконец, сам президент организует несколько публичных встреч с оппозиционными деятелями (т. е. именно тот формат, от которого Путин в ходе переговоров с Кудриным, в конце концов, устранился).

Возникает впечатление, что между Путиным и Кудриным (или теми силами, которые за ним стояли — «элитной фрондой») были достигнуты некие неформальные договоренности. Президент Медведев был этим недоволен (ведь элитная фронда — это в прошлом его основная референтная аудитория, т. е. Кудрин занимал именно его функциональную нишу во внутренней политике) и пытался симулировать аналогичный переговорный процесс с участием публичных лидеров протестного движения.

Как бы то ни было, перед президентскими выборами, как это ни парадоксально, случилось некоторое затишье на фронтах уличных выступлений. А часть политиков и представителей элиты, участвовавших в митингах до этого, переориентировались на участие в переговорах с властью и заметно снизили интенсивность своей работы в активистской среде.

После 4 марта. Несостоявшийся спад

Президентские выборы 4 марта 2012 г. никаких сенсаций не принесли. В первом туре победил Владимир Владимирович Путин, получивший (по данным центральной избирательной комиссии) почти 64 % голосов избирателей.

Лига избирателей выпустила по этому поводу меморандум, в котором говорилось, что выборы нельзя признать равными, честными и справедливыми, а «подведение итогов сопровождались систематическими фальсификациями, существенно исказившими результат волеизъявления избирателей… На фоне этих широкомасштабных нарушений Лига считает для себя невозможным признать итоги президентских выборов в России 2012 года» [94] О нарушениях и фальсификациях говорили также ассоциация «Голос», «Гражданин наблюдатель», проект Алексея Навального «Росвыборы», международные наблюдатели и зарубежные политики.

Однако все экзит-поллы, проведенные разными социологическими службами, свидетельствовали, что Владимир Путин действительно победил в первом туре. По подсчетам ФОМ, он получил 59,3 %, ВЦИОМ давал премьеру 58,3 %[95]. Даже многие оппозиционеры признавали, что прямых нарушений на участках (особенно в Москве и большинстве других крупных городов) было меньше, чем на парламентских выборах в декабре, или они стали менее очевидными. Руководитель аналитического отдела ассоциации «Голос», известный политический аналитик Александр Кынев заявил, что «Нарушения стали носить более точечный, труднее фиксируемый характер» [96]. «В целом по стране было выявлено гораздо меньше нарушений, чем во время кампании по выборам в Государственную думу 2011 года», — констатировали авторы доклада «Выборы 4 марта 2012 г. и состояние политической системы России»[97] (в целом, довольно критического). Имевшие место нарушения, конечно, возмутили участников зимних протестов, но практически не расширили аудиторию протестного движения. Все, кто был готов реагировать на «чуровский» объем фальсификаций, уже среагировали.

На следующий после выборов день, 5 марта, в Москве Оргкомитетом кампании «За честные выборы» заранее была подана заявка на акцию протеста на Пушкинской площади. Причем на этот раз у организаторов появились новые конкуренты. В интернете появилась инициатива проводить новые акции протеста без санкции городских властей. В группу Facebook «Время согласований закончилось» вступили почти 1000 человек[98]. Они активно агитировали в интернете проводить 5 марта несанкционированную акцию на Лубянской площади в Москве. Мотором этой инициативы стали радикальные активисты, участвовавшие ранее в «Стратегии-31». Многие из них были активистами «Другой России», «Левого фронта» и других организаций.

Впрочем, на Лубянку в итоге пришли лишь несколько сотен радикально настроенных активистов, большинство из которых были задержаны. А вот акция на Пушкинской площади оказалась относительно массовой. Полиция говорила о 14000 участников, организаторы называли цифры от 20000 до 40000[99]. По форме и содержанию эта акция поначалу ничем не отличалась от предыдущих аналогичных мероприятий. «Протест топчется на месте, оппозиция не может ничего, кроме „Путина в отставку“, предложить, что дальше, куда дальше — полный туман», — написал тогда один из авторов журнала «The New Times»[100].

В конце митинга все изменилось. Сергей Удальцов призвал людей не расходиться после завершения мероприятия, а остаться, несмотря на холод, на площади. «Да, они сегодня весь центр наводнили войсками, — сказал Удальцов про власти, — они ждут, что кто-то будет куда-то прорываться. Нет, я считаю, самый правильный способ, и я сделаю именно так, а уж вы поддержите или нет, решайте сами, — я сегодня с этой площади не уйду Вот я не уйду Я никого ни к чему не призываю. Буду стоять, пока не уйдет Путин. И давайте не уйдем, пока не уйдет Путин» [101] К Удальцову присоединились 1,5–2 тысячи активистов. Но большинство участников митинга прислушались к совету депутата Геннадия Гудкова и все-таки покинули площадь.

За переход к несанкционированным формам протеста уже накануне высказывался целый ряд членов Оргкомитета. Вопрос был в том, что выбрать — шествие или «майдан». Большинством сошлись на том, что шествие — формат неподходящий. Но и прямого решения призвать митингующих остаться на площади Оргкомитет не принял. Поэтому неопределенность оставалась до самого конца. В то время, как Удальцов призывал своих сторонников остаться на площади, залез в большой гранитный фонтан, который находится посередине Пушкинской площади, взгромоздился там на возвышении, Яшин искал добровольцев для организации перекрытия Тверской улицы. Лишь позже он присоединился к импровизированному «майдану». Навальный тоже залез в фонтан далеко не сразу. Он, очевидно, колебался — стоит ли ему участвовать в такого рода акции. В фонтан залезли также другие лидеры и активисты «Левого фронта» — Илья Пономарев, Алексей Сахнин.

Около 22:00 начались задержания. ОМОН действовал довольно жестко. Людей хватали, валили на снег, волочили по земле. Всего были задержаны около 250 человек, считая Удальцова, Навального и Яшина. Активистов развезли по разным отделениям полиции для составления протоколов. Той же ночью всех отпустили.

Жесткое противостояние с полицией было единственным новым элементом в протестной эпопее с декабря. Но к нему пока было готово лишь незначительное меньшинство протестующих. С другой стороны, это меньшинство завладело инициативой и громко заявило о себе.

Следующая акция протеста была запланирована на субботу, 10 марта. Мэрия согласовала ее на Новом Арбате. Оппозиционеры рассчитывали, что численность митинга будет, как минимум, не меньше, чем на трех крупнейших зимних акциях. Относительно невысокая явка на Пушкинскую объяснялась тем, что многие активисты устали от работы на выборах, и что 5 марта было рабочим днем. Но и в субботний день публики собралось не намного больше. Хотя некоторые из организаторов, например, Сергей Пархоменко, обещали участникам «креатив». Говорилось, что митинг будет «особым» и «тематическим». В реальности все свелось к тому, что большинство выступавших были наблюдателями, победителями муниципальных выборов и вообще малоизвестными людьми. Хотя, очевидно, доля активистов на трибуне резко выросла. Это сказалось и на содержании выступлений. Например, Елена Ткач выступила с призывом переориентировать движение на решение социальных задач.

Полиция насчитала 10000 участников. Организаторы говорили о 25–30 тысячах. По сравнению с митингами 10 и 24 декабря и шествием 4 февраля численность в любом случае снизилась. Многие участники были разочарованы.

Во время акции на Новом Арбате впервые произошел акт раскола. Часть националистов, явившихся на митинг общей колонной, посередине мероприятия демонстративно удалилась. Лидер ушедших, Дмитрий Демушкин, заявил, что увел своих сторонников с санкционированного митинга, когда окончательно понял то, что «либералы слили протест»[102]. В остальном митинг завершился без происшествий.

Выступая с трибуны, Сергей Удальцов призвал готовиться к следующей акции оппозиции в начале мая, в канун инаугурации Владимира Путина. Тогда, по его словам, ситуацию можно будет переломить в пользу оппозиции, если она сумеет мобилизовать на улицы миллион сторонников. Удальцов предложил назвать будущую грандиозную акцию «маршем миллионов». Для подготовки этого шествия он призвал активистов собираться каждые выходные на Пушкинской площади на «народный оргкомитет». После завершения митинга он вместе со сторонниками сделал попытку пешком отправиться на Пушкинскую. Но по дороге остановился, чтобы выступить перед окружившими его активистами и журналистами. Когда Удальцов забрался на стоявшую на улице тумбу, чтобы его было лучше слышно, он был задержан сотрудниками полиции и доставлен в отделение внутренних дел. Другие лидеры мирно разъехались по домам. В отличие от них, Удальцов демонстрировал готовность к тому, чтобы перевести противостояние с властью на более конфронтационный уровень. С этого момента вокруг него начинает консолидироваться наиболее радикальная часть активистов протестного движения.

После 10 марта на протяжении почти двух месяцев больших акций оппозиция не проводила. Интенсивность политических интриг и закулисных переговоров, насколько можно было судить, резко снизилась. Оппозиционные кандидаты в президенты, на которых существенная часть протестующих возлагала надежды, признали свое поражение и практически исчезли из публичного пространства. Их лояльность Кремлю оттолкнула от них многих сторонников.

Медийное сопровождение протестного движения сократилось. С одной стороны, просто не происходило таких крупных митингов и демонстраций как зимой и, соответственно, не было аналогичных информационных поводов. С другой стороны, поскольку выборы миновали, у многих возникло ощущение, что протестная кампания ушла в прошлое вместе с большим электоральным циклом. Поэтому даже пул оппозиционных СМИ стал посвящать теме протестного движения гораздо меньше материалов. В СМИ стали настойчиво говорить о том, что протест пошел на спад. Снижение численности митингов оппозиции, ставшее заметным в начале марта, казалось, подтверждает этот тезис.

Первыми версию о начале спада озвучили прокремлевские эксперты. В опубликованном позднее докладе Фонда развития гражданского общества под управлением бывшего главы Управления внутренней политики администрации президента Константина Костина утверждалось, что «Спад протестной активности начался в марте», благодаря «стабилизации ситуации после выборов, преодолению кризиса легитимности и доверия к власти», реформе политической системы и другим факторам. По мнению авторов доклада, свою роль в спаде протестных настроений сыграло то, что тема выборов устарела, а большинство протестующих надеется на позитивные перемены и не хочет «новой революции» [103]

Финансируемый властями Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) опубликовал в конце марта результаты исследования, согласно которым протестные настроения в Москве и других регионах падают. По данным опроса получалось, что сократился процент недовольных, и у россиян существенно снизилась готовность к активным формам протеста. Гендиректор ВЦИОМа Валерий Федоров объяснил изменение настроений тем, что «потенциальный повод» для митингов оказался исчерпан. «Организаторы митингов на своих знаменах написали „За честные выборы“, и на эту повестку власть отреагировала установкой веб-камер и привлечением наблюдателей, — заявил он. — Вторая причина — в отличие от невнятного результата „Единой России“, результат Владимира Путина не подвергается сомнению, а его победа не вызывает удивления и отторжения у большинства». По словам господина Федорова, сами митинги к марту «превратились в рутину». Это исследование широко обсуждалось в СМИ[104].

Социальные сети заполнились едкими комментариями относительно анонсированного Сергеем Удальцовым «Марша миллионов». Гго называли «маршем миллиардов» и всеми другими способами высмеивали эту акцию, казалось бы, обреченную на провал. Известный блоггер и прокремлевский политолог Павел Данилин давал комментарии в этом же духе: «Удальцов сам по себе не способен вывести на улицы больше двухсот человек. А остальные, те, кто присоединится к нему — Яшин и прочие, каждый со своими сторонниками — не смогут набрать достаточного числа людей. Оппозиционная протестная волна давно спала, и благодарить за это нужно убедительную победу Владимира Путина» [105]

Даже в оппозиционных движениях мнение о том, что протестное движение находится при смерти, имела достаточно много сторонников. Например, по этому поводу спорили активисты «Российского социалистического движения» в рассылке своей организации. В частности, один из ее участников писал: «А вот участие в марше миллионов московской организации факт сомнительной необходимости. Мы уже много говорили, что движение стухло, и нате, поддерживаем гниющий труп». Некоторые его поддерживали: «шабаши с КПРФ или же с либералами обычно равноценно убоги». Другие решительно спорили, настаивая, что участие в демократическом движении необходимо организации, если она не хочет оказаться в полной изоляции от масс. Эта позиция была связана с верой в потенциал демократического протестного движения: «Во-первых, если марш станет „более-менее массовым мероприятием “, в котором мы кстати участвуем, мы не можем говорить его участникам, что он лишен всякого смысла. В том, что они вышли на улицы (а так поступит завтра наиболее активная ирадикалъно настроенная часть протестного движения), есть смысл и мы этот выходрешителъно поддерживаем» [106].

Среди опрошенных нами активистов разных гражданских движений не менее половины признались, что в марте-апреле тоже испытывали ощущение, что движение пошло на спад, и будущая акция оппозиции будет менее массовой. Впрочем, немало было и тех, кто не разделял господствующего настроения, хотя и знали о его существовании.

По свидетельству Сергея Удальцова, с марта многие деятели, прежде активно боровшиеся за влияние в протестном движении, самоустранились от него. На Оргкомитет, который еще совсем недавно был закрытой кулуарной группой, вместо Сергея Пархоменко, Бориса Акунина, Леонида Парфенова и других «звезд» стали приходить простые активисты, такие как Кармен Эрнандес, Алиса Образцова, Леонид Развозжаев, Алексей Сахнин и другие. В той или иной мере в работе продолжали участвовать Борис Немцов и Алексей Навальный, однако их активность также снизилась.

Кармен Эрнандес рассказывает: «Я стала ходить на Оргкомитет где-то с весны, когда загнулось СОТВ. Там познакомилась лично с Удалъцовым. Он меня и сманил в Левый фронт». Похожая ситуация, кстати, была описана в целом ряде интервью. Например, Екатерина М., бывшая сторонница Михаила Прохорова и участница движения «Белая лента», рассказывала о том, как она неожиданно для самой себя попала в «Левый фронт» как раз тогда, когда СМИ стали говорить о спаде протеста: «Я пришла в Левый фронт прямо с Пушкинской площади (5 марта там был митинг оппозиции,). Просто за Сергеем было невозможно не пойти».

Эти свидетельства говорят о том, что в весенние месяцы 2012 г. шли два встречных процесса: от протестного движения отходили лидеры и часть актива, ориентированные на компромиссы с действующим истеблишментом, но в то же время началась стремительная консолидация радикально настроенных активистов. Оказавшись без опеки Оргкомитета, который до этого определял направление движения протестной кампании, они стали искать пути выражения своей гражданской позиции сами.

Некоторые движения испытали прилив свежих активистских сил. В очень большой степени это коснулось, например, «Левого фронта». В январе — апреле в этой организации практиковались еженедельные встречи с новичками, активистами, которые хотели присоединиться к движению. На каждом из них присутствовало от 10–15 до 30–40 новичков. По воспоминаниям активистов Российского социалистического движения Изабель Магкоевой и Ильи Будрайтскиса, в их организации тоже наблюдалсяприток новых товарищей, хотя и не такой мощный. У них настоящий подъем начался после майских событий. А другой активист РСД в интервью рассказывал, что приток в организацию начался еще зимой («Достаточно серьезным был проспект Сахарова, на мой взгляд, мы тогда сделали свой воркшоп, поставили палатки отдельные, организовали свое пространство, сделали живой микрофон, распространили огромнейшее количество литературы… какое-то количество людей пришло в РСД»).

В националистических и либеральных движениях приток активистов, по словам наших респондентов, весной не вырос, но и не сошел на нет.

Продолжались процессы самоорганизации и за пределами политизированных движений. Например, в Москве каждые выходные на Пушкинской площади проходили «народные оргкомитеты» предстоящего «марша миллионов». Никаких заявок на эти мероприятия не подавалось, но явка была довольно высокой. Например, 17 марта на площадь пришли около полутора тысяч человек. Из лидеров на нем присутствовали Сергей Удальцов, который стал главным героем мероприятия, Борис Немцов и Дмитрий Еудков [107]. На последующих аналогичных встречах людей было меньше, но все же собирались по несколько сотен человек.

Еражданская активность больше не была ограничена инициативой публичных лидеров. Например, 18 марта состоялась стихийная акция протеста против правительственного телеканала НТВ, продемонстрировавшего 15 марта в своем эфире фильм «Анатомия протеста», направленный на дискредитацию оппозиции, ее лидеров и активистов. Несмотря на отсутствие согласования с властями, в акции приняли участие около 500 человек. Возмущенные граждане кричали НТВшникам «Позор» и «Хватит врать»[108]. Примечательно, что теперь уже «лидерам движения», таким как Сергей Удальцов, Дмитрий Гудков и Борис Немцов, приходилось бегать за стихийными скоплениями протестующих активистов. В противном случае они рисковали остаться «за бортом».

Если зимой большинство гражданских движений и активистов были сосредоточены на участии в больших митингах в рамках кампании «За честные выборы», то после мартовских митингов активность разбилась на множество «ручейков». Такой переход от политических кампаний к конструктивной работе был в свое время характерен и для периода Перестройки.

В начале марта стартовало громкое дело трех участниц «панк-молебна» в храме Христа Спасителя из феминистской группы «Pussy Riot». Сама акция прошла 21 февраля. Участницы зашли на солею храма и стали выкрикивать слова «Богородица, Путина прогони» и танцевать. Сначала активисток просто вывели из церкви, но 26 февраля девушек объявили в розыск, а 3 марта были арестованы Мария Алехина и Надежда Толоконникова. 16 марта к ним присоединили Екатерину Самуцевич. После ареста девушек началась общественная кампания в их защиту. Международная правозащитная организация «Amnesty Internationale» признала арестованных узницами совести. Гражданские активисты устраивали пикеты и митинги, а также несогласованные акции протеста, проводили благотворительные концерты в поддержку арестованных. Дело приобрело невиданный общественный резонанс.

Яркие всплески гражданской активности были связаны и с социальными проблемами. Одной из самых успешных и массовых кампаний стала борьба с уничтожением городского леса в подмосковном городе Жуковский. Там, в соответствии с решением городских властей, 21 марта началась вырубка соснового бора, примыкавшего к Центральному Аэрогидродинамическому институту (ЦАГИ, Цаговский лес). Вырубка осуществлялась в рамках реализации крайне спорного проекта строительства новой дороги. Эта проблема взволновала жителей города, абсолютное большинство которых (согласно опросам общественного мнения) выступало против вырубки леса и проекта строительства.

Уже в конце марта в Жуковском прошли первые акции протеста. 7 апреля в городе состоялся массовый митинг, в котором участвовали до 2000 человек (на город со 100-тысячным населением). Его организаторами выступили местные активисты. Среди них большую роль играли журналистка Наталья Знаменская и антифашист Алексей Гаскаров, в прошлом арестант по делу о нападении на администрацию г. Химки в 2010 г.

В митинге приняли участие многие активисты из Москвы, Химок и других городов. Поддержали протестующих Евгения Чирикова от имени движения в защиту Химкинского леса, Алексей Сахнин из «Левого фронта», депутаты от «Справедливой России» и КПРФ. Из Москвы приехали и несколько десятков антифашистов, для которых Еаскаров был неформальным лидером. В конце митинга протестующие прошли на место вырубки и основали там лагерь защитников леса. Ежедневно в нем бывали от 20–30 до 100–150 активистов.

Акции в защиту леса проходили почти каждую неделю. Кампания получила большой резонанс в московских и федеральных СМИ. При этом, по мере вовлечения в кампанию против уничтожения Цаговского леса радикального крыла активистов протестного движения, настроение митингующих эволюционировало в сторону более жесткого противостояния властям. 21 апреля от 200 до 300 активистов, среди которых было много сторонников анархистов и «Левого фронта», приехавших из Москвы, устроили беспорядки: сломали забор, который огораживал территорию вырубки, снесли колючую проволоку и перекрыли дорогу.

Сотрудники частного охранного предприятия «Витязь», охранявшие стройку, напали на активистов и спровоцировали массовую драку. После этого городская полиция задержала несколько десятков активистов — как жуковчан, так и приезжих.

Показательно, что когда некоторые задержанные объявили голодовку и потребовали обеспечить им медицинский осмотр, врачи городской больницы не стали скрывать своей симпатии к защитникам леса. В свидетельстве об осмотре активистов они написали: «К содержанию в изоляторе не пригоден». Полицейские вынуждены были отпустить задержанных.

Экологические и социальные кампании проходили и в других городах Подмосковья. С февраля в Лыткарино жители и активисты из Москвы и других городов защищали от застройки, санкционированной местными властями, «Французскую горку» — мемориальный курган, в котором были захоронены французские солдаты, погибшие во время войны 1812 г.[109]. В Балашихе защищали от вырубки березовую рощу. В Воскресенске активисты участвовали в наблюдении за выборами главы города. Все эти кампании способствовали укреплению связей между активистами, привлекали к движению новых участников, озабоченных социальными проблемами.

Социальные протесты происходили и в самой Москве. Здесь развернулась кампания против строительства вопреки желанию жителей новых церквей и свечных заводов близ жилых домов, в парках и скверах.

Продолжались акции протеста среди общежитий московских предприятий (завод «Салют», Трехгорная мануфактура), т. к. сотрудников выселяли из их квартир новые владельцы предприятий. В конце апреля собственник попытался выселить людей из нескольких общежитий Трехгорки. Но жители, поддержанные левыми активистами из «Революционной рабочей партии», «альтернативного» горкома КПРФ, «Левого фронта», «Российского социалистического движения» и анархистами, ворвались к префекту административного округа, в котором располагались общежития, и заставили его дать гарантии, что жителей выселять не будут. В апреле-июне акции движения общежитий и левых активистов против произвола собственников бывших заводских общежитий продолжались постоянно. В Выхино в апреле прошли акции протеста жителей против точечной застройки, в которых приняли участие активисты «Левого фронта» во главе с Сергеем Удальцовым.

Предпринимались попытки аккумулировать социальный протест и в дополненном виде включить его в общегражданскую кампанию. Об этом, в частности, говорилось, на конференции Московского Совета социальных движений, прошедшей в Москве 2 апреля. В работе Конференции приняли участие более 150 человек — независимые муниципальные депутаты (избранные 4 марта 2012 года), представители различных инициативных групп (Южное Бутово, Пушкинская площадь, поселок «Речник», район Черемушки, Таганка, Арбат, Северное Измайлово и другие), движения «Однодольщики», «Белая лента», «Жилищная солидарность», Комитета защиты прав граждан (КЗПГ), Движения в защиту Химкинского леса, Федерации автовладельцев России, Совета рабочих Москвы, а также политических организаций. Итогом Конференции стало принятие решения о том, что основной целью на 2012 год является формирование на основе Московского Совета гражданской альтернативы нелегитимной, коррумпированной и антидемократической власти[110].

Другой попыткой создать координационную структуру московских активистов стал Гражданский форум, подготовленный участниками Гражданского Совета, некоторыми активистами «Белой ленты» и правозащитниками во главе с Львом Пономаревым. Он несколько раз переносился и состоялся только 2 июня, но работа по его подготовке началась в апреле 2012 г.

Московские активисты начали на практике осуществлять «экспорт революции» в провинцию. Впрочем, там они сталкивались с местными активистскими сообществами, с их спецификой. В марте-апреле было несколько громких региональных кампаний, напрямую связанных с массовым протестным движением.

В марте-апреле 2012 г. состоялись выборы мэра Ярославля. Выборы прошли в два тура. Главными соперниками стали кандидат власти Яков Якушев и самовыдвиженец Евгений Урлашов, поддержанный во втором туре всеми оппозиционными силами. В Ярославле партия власти получила на парламентских выборах один из самых низких результатов, в городе были сильны протестные настроения. Урлашов сделал на это ставку, проведя свою кампанию под лозунгами «Верну город людям!», «Власть должна быть открытой!», «Против жуликов и воров!», близких или идентичных лозунгам кампании «За честные выборы». Это привлекло к нему симпатии и поддержку не только ярославцев. В город приехали сотни волонтеров, прошедших подготовку на семинарах ассоциации «Голос» и в движении «Гражданин Наблюдатель». Среди них были активисты «Солидарности», «Сопротивления», завсегдатаи «Мастерской протеста» и участники Гражданского Совета. Впрочем, часть наблюдателей-волонтеров приехала из других городов — Твери, Рязани, Смоленска. В результате в городе оказались «закрыты» все до единого участки для голосования. Многие попытки вбросов бюллетеней и фальсификации итогов голосования были пресечены волонтерами-наблюдателями. Евгений Урлашов победил с огромным отрывом и 11 апреля официально стал мэром Ярославля[111].

В апреле началась кампания по выборам мэра другого крупного города, Омска. В городе возник проект «Гражданин мэр», в рамках которого 13–16 апреля 2012 г. состоялись праймериз. В них приняли участие 10 общественных активистов, общественных деятелей и предпринимателей. Лидером стал известный блогер, участник протестных митингов в Москве, Илья Варламов. Всего в ходе праймериз было подано более 4700 голосов [112]. Хотя впоследствии Варламов отказался от ведения кампании, и выборы в июне (на фоне очень низкой явки избирателей) выиграл представитель «Единой России», опыт «Гражданина мэра» оказался в центре внимания тысяч активистов по всей стране. Дебаты о его значении и о причинах поражения велись многие месяцы и привлекали внимание общественности[113].

Но самую большую роль в истории протеста сыграли акции, последовавшие за выборами мэра Астрахани в марте 2012 г. Досрочные выборы были назначены в связи с прекращением полномочий Сергея Боженова, назначенного губернатором соседней Волгоградской области. Выборы главы города состоялись 4 марта 2012 года одновременно с выборами Президента России, в связи с чем процесс подсчета голосов записывался на видеокамеры, установленные в помещения для голосования. По официальным результатам подсчета голосов избирателей было объявлено о том, что представитель партии «Единая Россия» Михаил Столяров получил около 60 процентов голосов и избран на должность мэра, а представитель партии «Справедливая Россия» Олег Шейн получил около 30 процентов голосов.

Олег Шейн не признал результаты выборов и заявил о многочисленных нарушениях при подсчете голосов, зафиксированных наблюдателями. Кроме того, Шейн отметил, что на большинстве участков, оборудованных комплексами обработки избирательных бюллетеней (КОИБ), он опередил Столярова. Его победу подтверждали также и данные экзит-поллов. Для того чтобы добиться отмены результатов выборов, Шейну следовало обратиться в суд и доказать нарушения более чем на 51 избирательном участке, однако, по его мнению, обращение в суд не имело перспективы без записей с видеокамер. Результаты предыдущих выборов в 2009 году, в которых Шейн тоже принимал участие, были, по его мнению, также сфальсифицированы, однако обращение в суд не привело к результату. Помимо фальсификации результатов выборов Шейн заявлял о высокой криминализированности города и должностных лиц городской администрации.

16 марта бывший кандидат на пост мэра Олег Шейн и группа его сторонников объявили бессрочную голодовку с требованием о проведении повторных выборов. Еолодовка продлилась более месяца, до 24 апреля. Хотя она и не принесла желаемого результата — выборы отменены не были — она стала осью довольно мощной и резонансной кампании общественного протеста. Акции солидарности проводились активистами протестного движения по всей стране. В Москве на пикеты солидарности к представительству Астраханской области собирались по нескольку сотен человек. В самой Астрахани прошла серия митингов и демонстраций протеста, достаточно массовых для полумиллионного города[114].

Еолодовка Олега Шейна и местных активистов (на протяжении месяца голодали около 20 человек, еще 10, включая Сергея Удальцова, присоединились к голодовке дистанционно, в Москве), а также акции протеста получили огромный резонанс в СМИ. Астраханцев поддержали лидеры московских митингов: Алексей Навальный, Илья Пономарев, Дмитрий Еудков, Сергей Удальцов. Многие из них лично приезжали в Астрахань. Но самое удивительное, что голодовка и акции протеста сопровождались в Астрахани забастовкой водителей маршрутных такси и автобусов[115]. Олег Шейн на протяжении многих лет был одним из самых активных участников рабочего движения, выступал представителем и одним из лидеров независимых профсоюзов. Забастовка стала новым элементом в истории протестного движения, обозначив одну из его вершин.

«Московский десант», в ходе которого в Астрахань прибыли сотни активистов во главе со знаменитыми оппозиционерами, накалил ситуацию в городе до предела. «В городе оживление. Постоянно прибывают новые делегации. Поскольку билетов на самолет и поезд нет уже давно, многие, скоординировавшись через интернет, арендуют газели в складчину и едут в Астрахань. Вновь прибывшие оперативно определяются на ночлег и тут же включаются в работу. Медийные лица (К. Собчак и др.) едут по вузам приглашать молодежь на завтрашний митинг. Испуганное руководство не нашло ничего лучшего как… запереть студентов в корпусах, тем самым обозлив их до крайности», — описывал обстановку в Астрахани корреспондент ИКД[116]. Пик движения пришелся на 14 апреля, когда на улицы Астрахани вышли более 5000 протестующих[117].

Один из наших респондентов вспоминал про свою поездку в Астрахань:

«В Астрахани это было колоссально, наш московский десант, подготовка мероприятия, агитация по городу, организация лагеря, — это было первым опытом, который дал результаты общения с людьми. Забастовка маршруточников, попытки им что-то посоветовать. Полученный опыт дал возможность оценить, что я делал и что я могу. Кампания по доставке людей в Астрахань… когда Астрахань остро нуждалась в людях, которые имеют опыт активистской деятельности.»

Хотя взрыв недовольства в Астрахани был вызван фальсификацией выборов, как это было и в Москве, ситуация в городе сильно отличалась не только от «средней по стране», но и от столичной. Специфической особенностью стало мощное участие социальных движений — профсоюзов, жилищных активистов, жителей общежитий, работников рынка и т. д. Их участие показало, что потенциал протестного движения в масштабах страны может на порядок вырасти, если в него включатся социальщики. «То, что сейчас там происходит, воплощает в жизнь мои прошлые надежды — наконец-то прорвалась на авансцену публичного пространства реальная — низовая, трудящаяся, не гламурная Россия, но борющаяся несмотря ни на что. Россия, восставшая против беспредела и унижения, — писала социолог и аналитик Карин Клеман, — в Астрахани влились в одно движение несколько потоков гражданских, политических и социальных движений, соединились борьба за социальную справедливость и борьба за свободу, за честные выборы. Таким образом, в Астрахани рождается реальный шанс осуществить прорыв в сторону глубоких преобразований социальных отношений в обществе» [118].

Заслуживает внимания и еще одна кампания, развернувшаяся весной 2012 г. и повлиявшая на информационное поле в стране и эволюцию гражданских движений. Это кампания против создания «базы НАТО» в Ульяновске. В феврале российское правительство договорилось со своими партнерами в НАТО о создании в Ульяновске перевалочного пункта для транзита гражданского и военного имущества натовских войск из Афганистана. Оппозиционеры и общественники обвинили власти в сдаче национальных интересов России. Пикантность ситуации была в том, что правительственная пропаганда намекала, да и прямо обвиняла оппозицию в «работе на Вашингтон». Теперь обвиняемый и обвинитель поменялись местами.

Хотя правительство, вице-премьер Дмитрий Рогозин и лично Владимир Путин категорически отрицали, что перевалочный пункт в Ульяновске является военной базой НАТО, скандал предотвратить не удалось[119]. Более того, он перерос в общественную кампанию протеста. Ее спецификой было то, что локомотивом кампании стала системная оппозиция, в первую очередь, КПРФ. Партия организовала ряд акций протеста в самом Ульяновске, в Пензе, в Москве и других городах. Но в акциях участвовали и активисты других движений. В частности, на крупный митинг протеста в Ульяновске был приглашен Сергей Удальцов.

21 апреля Удальцов прибыл в Ульяновск и принял участие в массовом митинге, на котором он призвал жителей Ульяновска приехать в Москву на «Марш миллионов», поскольку только так можно было, по его словам, переломить ситуацию в стране.

В ходе этой акции Удальцов стал жертвой провокации. Активистка проправительственной молодежной организации, Анна Позднякова, преследовала его, задавая провокационные вопросы. В какой-то момент она вскрикнула, а впоследствии заявила в полицию, что Удальцов ее ударил. Несмотря на появившееся в сети видео, на котором было видно как «пострадавшая» радостно рассказывает своим друзьям о случившемся, и на массу свидетельств в пользу Удальцова, он был задержан, и в отношении него было заведено уголовное дело. Впоследствии он будет признан виновным и приговорен сначала к общественным работам, а потом и к крупному штрафу[120]. Эта история стала дополнительным фактором в процессе формирования того общественного климата, который вылился в события мая 2012 г. в Москве.

Если зимой 2011–2012 гг. протестное движение было сконцентрировано на крупных массовых акциях в Москве (и, в меньшей степени, в регионах), то после президентских выборов оно децентрализовалось, распалось на множество самостоятельных потоков. Появившаяся автономия способствовала росту самоорганизации активистов. А отсутствие диалога с властью и разочарование в системных оппозиционных политиках подхлестнули радикализацию настроений. Дополнительным фактором стало то, что умеренные политики и медийные звезды во многом сами дистанцировались от протестного движения. Снижение медиа-сопровождения и отсутствие массовых акций наряду с соответствующей пропагандой официальных СМИ создавали ощущение спада протеста. Но основная масса активистов никуда не делась. Люди участвовали в самых разных гражданских и социальных инициативах, вступали в существующие или создавали новые движения. Активистские сообщества (а не публичные политики и медиа-звезды) превратились в главный мотор общественных кампаний, а их общее настроение сильно сдвинулось в сторону радикализма и нонконформизма по отношению к власти. На этой почве резко вырос авторитет и влияние тех сил и лидеров, которые в массовом сознании ассоциировались именно с радикальным крылом протестного движения. Особенно ярко это выразилось в росте популярности Сергея Удальцова, наиболее медийного из радикальных активистов и лидеров. Соприкосновение московских активистов с местными движениями в провинции принесло свои плоды. На майские акции оппозиции в Москве приедут тысячи активистов из регионов.

За два весенних месяца из протестного движения ушли наиболее умеренные и пассивные — те, кто связывал свои надежды с политиками вроде Михаила Прохорова или Григория Явлинского. Но на их место пришли те, кто сталкивался с работой возникших активистских сетей. Мобилизация через медиа постепенно уступала место мобилизации через общегражданские акции. Вместе с тем наметился разрыв между радикализировавшимся активистским ядром движения и его более нейтральной периферией.

6 мая и Оккупай Абай

1 мая в Москве и других городах прошли традиционные демонстрации, приуроченные ко Дню труда. Наряду с массовыми демонстрациями, организованными официальными профсоюзами и партией власти, состоялись акции левых сил. Сюрпризом стало шествие, организованное движениями и партиями, входящими в Форум левых сил. Из года в год «несистемные» левые собирали лишь несколько сотен участников. Но на этот раз на Цветном бульваре собрались от 2 до 3 тысяч активистов. Это свидетельствовало о подъеме в левом сегменте гражданского общества, но реальные масштабы роста оценить было трудно.

К началу месяца стало известно, что церемония инаугурации президента пройдет в Кремле 7 мая. Соответственно, оппозиционеры определились с датой предстоящей акции протеста: 6 мая. Ближе к этому числу Оргкомитет протестных акций стал собираться более или менее регулярно. Но он утратил былую закрытость. Теперь на его заседания, проходившие в офисе движения «Солидарность», стало приходить больше активистов. Зато часть деятелей, активно участвовавших в движении зимой, таких как Сергей Пархоменко, Борис Акунии, Леонид Парфенов и другие, в работе участвовать перестали.

Заявка на массовое шествие протеста была подана в мэрию 23 апреля. Заявители (их состав опять претерпел небольшие изменения: теперь документ подписали Сергей Удальцов, Сергей Давидис и Надежда Митишкина из «Солидарности», Игорь Бакиров из «Белой ленты» и Елена Лукьянова из КПРФ) просили разрешить им шествие от Триумфальной до Манежной площади. В заявке значилось приблизительное число участников — 10 тысяч человек (впоследствии цифра сократилась до 5 тысяч). Отчасти такая небольшая численность была продиктована попыткой облегчить мэрии согласование акции. Но в гораздо большей степени она отражала расчеты организаторов. Большинство из них были уверены: добиться прежних показателей явки на протестные акции не удастся. Этот пессимизм опирался и на данные о регистрации пользователей в мобилизационной группе в Facebook. К 6 мая в нее вступили чуть больше 8000 человек[121].

Московские власти долго не давали никакого ответа. Потом, наконец, отказали в проведении шествия по назначенному маршруту и предложили организаторам на выбор несколько маршрутов на периферии столицы, заведомо для них неприемлемых. Начались долгие переговоры. В итоге, за три дня до акции, в нарушение закона, мэрия так и не утвердила оппозиции маршрут.

В этих условиях в Оргкомитете начались споры о том, какую тактику следует выбрать. Левые (Сергей Удальцов, Алексей Сахнин, Леонид Развозжаев) настаивали на том, чтобы продолжать переговоры о согласовании любого приемлемого маршрута. Борис Немцов, Еарри Каспаров и Алексей Навальный считали, что следует воспользоваться неуступчивостью мэрии и отказаться от согласования. В таком случае акция должна была пройти в несогласованном формате. Полиция наверняка бы разогнала ее в самом начале. Но это бы сняло с организаторов ответственность за казавшийся очень вероятным провал мобилизации. Была достигнута договоренность, что, если ответа от властей по маршруту не будет до 12:00, 3 мая представители Оргкомитета сделают заявление для прессы о том, что они снимают с себя ответственность за последствия и призовут сторонников выходить на несогласованный митинг.

Мэрия продолжала тянуть время, уже напрямую нарушая этим закон. В этих условиях, опасаясь, что союзники выполнят свою угрозу, Сергей Удальцов заявил журналистам, что получил от представителей мэрии «добро». Хотя руководитель департамента региональной безопасности Москвы Алексей Майоров пытался осторожно опровергнуть слова Удальцова, демарша со стороны Оргкомитета удалось избежать. Власти не стали признаваться в том, что нарушили установленные законом сроки и, в конце концов, разрешили оппозиции провести шествие по Якиманке с митингом на Болотной площади (точь в точь, как 4 февраля).

Однако после этого споры в Оргкомитете возобновились. Левые предложили призвать граждан остаться на Болотной после митинга и не уходить домой, во всяком случае, не уходить добровольно. Предполагалось, что в случае успеха это может перерасти в «майдан», т. е. в формат протестов, похожий на тот, который практиковали украинские оппозиционеры в 2004 г. Но с этим согласились далеко не все.

Параллельно в интернете и на многочисленных оффлайновых площадках велись аналогичные дискуссии. Немало было радикалов, которые считали предложенный Оргкомитетом вариант протестной тактики неудачным. Сторонники «Другой России» и некоторые другие активисты агитировали за то, чтобы без санкционирования выходить на Манежную или Лубянскую площади — ближе к Кремлю. Эту тактику открыто пропагандировал Эдуард Лимонов: «Мы ни на какую Болотную не пойдем. Это было бы предательством наших собственных принципов… Это самый бездарный кусок территории, где можно проводить протестные акции. Это остров, он изолирован от всего… Пусть они обанкротятся в глазах людей», — пожелал он организаторам[122]. Похожую (хотя и менее агрессивную) позицию занял и координатор проекта «Росагит» Вадим Коровин. Он пообещал разбить на Манежной площади палаточный городок. «А я, пожалуй, 6 мая прогуляюсь в 19:00 на Манежку или на Площадь Революции (выберем туда, куда проще будет дойти). Я никого за собой не зову. Нет больше вождей. Каждый сам для себя должен решить, куда и с кем ему идти», — написал Коровин в своем ЖЖ[123]. Наоборот, умеренная часть активистов обсуждала проведение 7 мая флеш-моба «Белый город» (по образцу февральского «Белого круга»), который должен был заключаться во «встрече» кортежа президента по дороге на инаугурацию соответствующей символикой, свистками и т. п. знаками недоверия.

Как бы то ни было, 6 мая основная часть протестующих все-таки пришла на Калужскую площадь, откуда начиналось согласованное с властями шествие. Активисты стали приходить на место сбора за час до формального начала мероприятия. Около выхода из метро Октябрьская их встречали члены движения «Наши», раздававшие листовки с предложением помочь уйти на пенсию Удальцову и Навальному. К 16:00 народу скопилось от 10 до 20 тысяч человек. Но люди все прибывали. Слева по ходу движения стояла колонна левых сил. К ней присоединялось все больше людей.

За рамками металлоискателей выстроились очереди. Люди, уже прошедшие контроль, вынуждены были то и дело проходить вперед, чтобы освободить место новым участникам. Среди протестующих на этот раз было беспрецедентно много людей из регионов. Отдельные колонны образовали активисты из Петербурга, Астрахани, Жуковского. Поднятые над головой самодельные плакаты свидетельствовали о присутствии активистов из Мурманска, Нижнего Новгорода, Омска, Самары, Барнаула, даже из Петропавловска-Камчатского.

Среди организаторов левой колонны началась эйфория. Напряжение последних дней, мрачные предчувствия и пессимистические прогнозы сменились ощущением громадного успеха. С задних рядов звонили товарищи и сообщали: людской поток не прекращается. В половине пятого собрались (по оценкам помощника депутата Ильи Пономарева Данилы Линделе, симпатизирующего протесту, не менее 50000 человек). Было решено отложить начало шествия, чтобы дать собраться всем желающим.

Многие участники демонстрации тронулись вперед, не дожидаясь начала движения колонн. Именно они впоследствии успели дойти до Болотной площади и занять ее. Когда колонны левых, либералов, националистов и экологов тронулись, стало ясно, что на этот раз на улице доминируют красные цвета. Не менее половины пришедших присоединились к колонне левых сил. Это сделали и большинство социальных активистов — от «Инициативной группы МГУ» до движения соинвесторов и обманутых дольщиков. Слева также шла колонна защитников группы «Pussy Riot» Журналисты отмечали, что среди скандируемых собравшимися кричалок, преобладают откровенно левацкие: «Вперед, вперед, вперед, рабочий класс!»[124].

Триумф левых сил (вокруг которых организовалось большинство наиболее радикально настроенных гражданских активистов) серьезно напугал многих политиков либеральных взглядов. В частности, Владимир Милов, лидер «Демократического выбора», опубликовал в середине мая статью, в которой писал, что «События б мая показали, что зимний конгломерат разных сил, сошедшихся в „оргкомитете протестных действий“, предсказуемо заканчивается выдавливанием ярких, но менее организованных сил более организованными, и нетто-победителем ситуации, очевидно, выглядят Сергей Удальцов и люди из „Левого фронта “». Оппозиция, «которая марширует против Путина, теперь уже преимущественно под красными флагами», отпугивала Милова сильнее, чем власть во главе с Владимиром Путиным, который (несмотря на все свои недостатки) все же планирует «приватизировать все компании несыръевого сектора до 2016 года, обещает уже в июне принять закон о ратификации вступления России в ВТО, оказывает помощь НАТО в операции против радикальных исламистов в Афганистане» [125]. Аналогичные выводы делала и Валерия Новодворская: «Только-только правая интеллигенция типа Бориса Акунина, Ксении Собчак и Леонида Парфенова стала отклеиваться от красно-коричневых товарищей по цеху, а Саша Подрабинек не сотрудничать с „не нашими “ — как Путин снова всех склеил и стал создавать Новое Братство Кольца… Путин ведет к власти левых так точно и эффективно, как будто он на зарплате у Коминтерна. Где здесь Левый фронт, где Правый? Кто увешал всю Москву красными флагами с серпами и молотками? Ведь не Удальцов же, у него таких возможностей еще нет. Значит, Путин и Собянин…» [126] О красной угрозе написал и публицист Александр Подрабинек[127].

Но явное полевение протеста стало не единственным и не главным итогом шествия 6 мая. Настоящая сенсация ждала в конце. Когда демонстранты подошли к Болотной площади, уже заполненной народом, они увидели тройную цепь полиции, ОМОНа и внутренних войск, перекрывших дорогу на Малый каменный мост и большую часть периметра самой площади. «Это они нас так боятся?» — переговаривались в толпе[128]. Проблема заключалась в том, что в нарушение договоренностей, достигнутых заявителями акции и мэрией, власти оставили открытым лишь узкий вход на площадь по Болотной набережной. В отличие от шествия 4 февраля второй вход слева от сквера был оцеплен ОМОНом и закрыт для митингующих. Таким образом, власти в нарушение закона перекрыли часть согласованного маршрута. Толпа оказалась перед «бутылочным горлышком». Возникла опасность давки. Во всяком случае, об этом позже заявляли организаторы шествия.

Навальный, Немцов, Яшин, Удальцов, Чирикова и некоторые другие публичные лидеры, шедшие во главе колонн, стали призывать своих сторонников сесть на асфальт, не заходя на площадь. Это стало реакцией на действия полиции и властей. В первых рядах нарастало раздражение. Данила Линдэле написал в Twitter, что слышал, как стоящие перед оцеплением активисты обсуждали прорыв полицейского оцепления[129]. По толпе распространялись слухи. Одни говорили, что вот-вот начнутся задержания. Другие боялись давки. Третьи были недовольны решением лидеров объявить сидение на асфальте. Несколько десятков активистов скандировали сидящим: «Вставай! Вставай!». Но большинство подхватывали другие лозунги: «Мы не уйдем! Мы не уйдем!» Напряжение нарастало. Согласия и определенности не было и в помине.

Сергей Удальцов обратился к журналистам: «Мы не уйдем отсюда, пока не получим прямой эфир на телевидении». Он потребовал от властей также отменить инаугурацию и начать переговоры с оппозицией. Присутствовавшие журналисты отметили активизацию провокаторов. «Группа провокаторов — две группы по 15–20 человек — от метро Третьяковская двинулась в сторону Болотной. По дороге спросили у билъд-редактора „Новой“: близко ли колонна левых и сколько их? Дойдя до колонны ЛГБТ, провокаторы закрыли лица и пытались отнять флаги у активистов гей-движения. Не получилось. Тогда стали кричать: „Русские, вперед!“ и провоцировать драку», — писал корреспондент «Новой газеты»[130].

Часть людей с Болотной площади вернулись на проезжую часть перед кинотеатром «Ударник». Перед полицейским оцеплением народу стало так много, что трудно было дышать. И в этот момент (около 18:00) начался прорыв оцепления.

Толпа в несколько сотен человек после нескольких неудачных попыток прорвала первую цепь полиции и оказалась в «кармане» между двумя рядами полицейских и ограждениями, препятствовавшими входу на площадь. В ответ начались задержания. «ОМОН начал проводить задержания. Оттаскивают всех, кто стоял на проезжей части у кинотеатра „Ударник “. Полиция ведет себя беспрецедентно жестоко. Людей прессуют, скручивают и вытесняют с моста. ОМОНовцы вклиниваются в толпу и выборочно, по одному, проводят задержания», — стенографировал журналист «Новой»[131]. В ответ в полицию полетели камни, куски асфальта, бутылки и дымовые шашки.

До сих пор ведутся споры о том, какова была механика беспорядков. Полиция и впоследствии Следственный Комитет утверждали, что прорыв и столкновения с силами правопорядка были изначально организованы и координировались организаторами акций. В самой активистской среде преобладали версии о том, что столкновения были начаты либо провокаторами, внедренными в толпу, либо небольшой частью оказавшихся в давке людей в ответ на действия полиции. Дискутируется и вопрос о том, в какой степени сами активисты несут ответственность за начавшееся насилие.

Активист Данила Линделе провел собственное расследование, установив целый ряд лиц, состоящих в пропутинских молодежных движениях, принявших участие в беспорядках 6 мая[132]. Некоторые журналисты и активисты указывали на то, что первые акты насилия были совершены не участниками протеста, а внедренными провокаторами, которых полиция почему-то не задерживала[133]. Вместе с тем часть реальных активистов оппозиции, видимо, действительно включилась в силовое противодействие полиции. Впрочем, в нервной обстановке иногда было трудно отделить зерна от плевел и понять, кто — провокатор, а кто — излишне возбужденный сторонник «прямого действия». Один из наших респондентов рассказывает: «Когда все сидели на асфальте, полиция начала слегка наступать на нас, поддавливать. К первым рядам, где я находилась, подошла группа людей в балаклавах. Они явно были организованы. Я слышала, как один из них говорит своему товарищу „Начинаем!“. Они стали кричать на сидевших, что „успеете посидеть дома“, и стали их поднимать за руки. Другие из этой группы стали толкать людей на полицию с криками „Вперед, на Кремль!“. С этого началась вся движуха». Кем бы ни были эти люди, скоро среди дерущихся с полицией оказались анархисты, участники разных левых движений, националисты и много просто гражданских активистов.

Когда столкновения и задержания стали масштабными, Сергей Удальцов, Алексей Навальный и Борис Немцов отправились на Болотную площадь. Многие активисты отправились за ними. Удальцов вышел на трибуну и успел сказать в два мегафона, которые он держал в руках: «Мы начинаем бессрочную акцию протеста. Согласны? Мы отсюда не уйдем, пока не освободят наших товарищей. Пока не будет отменена инаугурация. И пока нам не дадут эфир на центральных телеканалах. Согласны?» — «Да!», — отвечала толпа. В этот момент на сцену поднялись полицейские, и Удальцов был задержан[134]. Немцова тоже схватили — на вышке для телеоператора, с которой он пытался выступить перед толпой. Алексею Навальному выступить не дали. Его жестоко задержали прямо на ступеньках сцены: «Одной ступеньки не хватило. Чуть руку не сломали, пока вели. На видео будет очень смешно видно, как я ору», — написал он в Твиттере из автозака[135].

Насилие продолжалось несколько часов. Его уровень и размах выросли. Сотрудники ОМОНа действовали жестко. Участников демонстрации стали избивать. Это вызвало взрыв возмущения. Теперь, когда полицейские врезались в толпу, чтобы кого-то задержать, им нередко оказывали отпор. Среди полицейских появились избитые. В Водоотводном канале плавали омоновские шлемы. Но силы были неравны. ОМОН отступал, перестраивал ряды, получал подкрепления и с новыми силами врезался в толпу. Полиция применяла спецсредства в том числе и к тем, кто никакого насилия к сотрудникам органов правопорядка не применял. Были случаи, когда люди теряли сознание от побоев. Число задержанных измерялось уже сотнями. В ход пошел слезоточивый газ (правда, полиция потом утверждала, что применили его сами митингующие).