Лексика современного русского языка: учебное пособие

2. Народное слово в произведениях В.И. Белова: словарь / авт. – сост. Л.Г. Яцкевич; науч. ред. Г.В. Судаков. Вологда, 2004. 216 с.

3. Падерина Л.Н., Самотик Л.Г. Словарь внелитературной лексики в «Царь-рыбе» В.П. Астафьева / КГПУ им. В.П. Астафьева. Красноярск, 2008. 578 с.

4. Самотик Л.Г. Словарь пассивного словарного состава русского языка: архаизмы, историзмы, экзотизмы, диалектизмы и просторечие / Краснояр. гос. пед. ун-т им. В.П. Астафьева. Красноярск, 2005. 424 с.

5. Шангина А.В. Словарь языка забайкальского писателя Е.Е. Куренного. Чита: Изд-во ЧитГУ, 2006. 237 с.

9. Диалектная лексика

ДИАЛЕКТНАЯ ЛЕКСИКА (от греч. dialektos – ‘говор, наречие’) – 1) словарный состав отдельного территориального говора и его системная организация; 2) специфически диалектная лексика национального языка в противопоставлении наддиалектной общенародной, собственно литературной, просторечию, жаргонизмам.

I. Виды диалектной лексики

Словарный состав диалекта – сложное образование, которое во многом зависит от типа говора. В Красноярском крае наиболее изучены русские старожильческие говоры Сибири – вторичные говоры, сложившиеся к XVIII веку на разнодиалектной основе с преобладанием северорусских черт. Лексика русских старожильческих говоров, с точки зрения стабильности диалектной системы, делится на исконную и заимствованную. Исконная по соотношению с основными формами национального языка бывает: 1) общерусской (употребляемой и в литературном языке, и в других диалектах, и в просторечии); 2) диалектно-просторечной (входящей в систему говора и городского просторечия региона); 3) собственно диалектной (существующей только в диалектном языке). К общерусской лексике относятся исконно русские слова (общеславянские, восточнославянские, собственно русские) дом, стол, мать, лететь, в, под и т. д. К этому же разряду можно отнести слова, заимствованные русским языком в период существования диалектов на европейской части страны: кабан (из тюрк.), баня (из лат.), кнут (из сканд.), фартук (из нем.), просторечно-диалектные слова барахло, пробойный, прищучить, пропереть, улестить, ходовой, церква, постираться. Собственно диалектная лексика может быть широкого распространения (локальная лексика), известная многим жителям региона и употребляемая в бытовой литературной и профессиональной речи: вышка — 'чердак', лыва — 'лужа', вехотка — 'мочалка', ну — 'да', щеки — 'отвесные прибрежные скалы', шуга — 'мелкий лед в период ледостава' (Приенисейская Сибирь). Лексика же узкого распространения известна преимущественно диалектоносителям: запон — 'фартук'; ремужник — 'бедно одетый человек'; иззаболь — 'в самом деле'; брусница — 'брусника'; голбец — 'лавочка, крышка, закрывающая вход в подполье'. Собственно диалектной лексики в говоре немного, до 13–14 % в потоке речи.

Заимствованная лексика говора – это, во-первых, слова из литературного языка: адрес, документ, комбайн, сельсовет, программа, перестройка. Особенный интерес представляют искаженные в процессе освоения говором слова иноязычного происхождения (т. н. вторичные заимствования): фатера — 'квартира', фирма — 'ферма', бугалтер — 'бухгалтер', губернат — 'губернатор', которые сближают диалект с просторечием. Во-вторых, к заимствованной лексике относят также слова из языков аборигенов (автохтонов) края (Сибири), обычно это лексика животноводства, охоты, обозначающая одежду и т. д., часто используемая в говоре как экзотизмы: авалаканчик — 'олененок до года'; табаниться — 'тормозить движение лодки веслами'; бокари — 'женские унты из оленьего камуса, расшитые бисером'; бурдук — 'мука, жаренная на масле с сахаром'; парка — 'шуба с капюшоном из оленьей или собачьей шкуры или меховой комбинезон'.

В русских говорах Тувы, по данным Г.Л. Гладилиной, заимствования используются как первичные именования при обозначении животных (аскыр — 'жеребец', морум — 'лошадь', турбан – 'бычок', анай – 'козленок', турпан — дикая утка', улар — 'горная индейка'); растений (иртыш – 'лечебная трава', карагач – 'кустарник', чадура – чадра – чудра – 'черемуха', хак – 'мелкий тальник'); как непредметная лексика (халак – 'возглас восторга', хаман – 'ладно, все равно', байрыг — 'до свидания', кезерить – 'ругать', менде – 'приветствие', тарга – 'начальник') и т. д. В‑третьих, заимствованная лексика – это заимствования из других говоров: а) гребовать — 'брезговать едой'; бурак – 'большой туес для хранения продуктов'; люлька — 'зыбка не на очепе, а на пружине'; при исконном бастрик – заимствованное слега — 'жердь, которой привязывают сено на возу' (происходит расхождение в значении с исконным словом); б) долбленка – обласок — 'долбленая лодка'; тяпка – мотыга, подволока – сеновал, ограда – двор, поветь – вышка – чердак – подволока (используются как дублеты, но с разной частотностью); в) квашня – дежа, сковородник – чапельник, свекла – бурак (заимствования составляют пассивную часть словаря).

Заимствования из жаргонов относительно редки, общий процесс жаргонизации национального языка не имеет широкого распространения в диалектах: прикол – 'что-либо интересное'; туфта — 'обман'; удавка — 'галстук'; полоснуть — 'порезать ножом'; кайф — 'состояние блаженства'; кадр — 'парень'; успокоить — 'убить'. Эти слова характерны в большей степени для молодежи.

Промысловая лексика в диалекте занимает особое место: она обычно известна всем жителям района распространения промысла (не ограничена профессией, т. е. не несёт ограниченного социального характера, «своеобычная терминология» по работам Т.С. Коготковой). Эта лексика не всегда варьируется на разной территории. Поэтому проблематично её отнесение к диалектной. Это же касается и этнографической лексики, которая часто также принадлежит одной территории и не варьируется. Однако закреплённость за определённым регионом позволяет традиционно относить её к диалектной.

II. Словарный запас диалектной личности

Всякий текст, всякое проявление языка связано с личностью, язык воплощается только через индивидуально-авторскую речь. Внимание к языковой личности формируется в рамках младограмматизма в XIX веке. Эту мысль в русском языкознании разрабатывали И.А. Бодуэн де Куртенэ, А.М. Пешковский, В.В. Виноградов и др. Новый этап в изучении проблемы «язык и личность» наступает в 70-е годы XX в. в связи с формированием антропоцентрической парадигмы в языкознании. Как пишет Ю.Н. Караулов, «языкознание незаметно для себя вступило в новую полосу своего развития, полосу подавляющего интереса к языковой личности» (Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. С. 48).

В русистике стабильно сложился интерес к изучению языковой личности в двух направлениях: т. н. элитарная языковая личность, которую в большинстве случаев представляют писатели, их язык изучается на материале художественных текстов, и диалектная языковая личность, язык которой описывается на основе записей речи диалектологами. Особое значение при этом имеет лексикографический аспект исследования – в лексиконе отражается «жизнь души» человека, круг его интересов, его мировосприятие, через лексику высвечивается человеческая личность.

Имеющиеся прецеденты – четыре словаря: «Диалектный словарь личности» В.П. Тимофеева (Шадринск, 1971), «Словарь диалектной личности» В.Д. Лютиковой (Тюмень, 2000), «Экспрессивный словарь диалектной личности» Е.А. Нефёдовой (М., 2001), «Словарь языка Агафьи Лыковой» Г.А. Толстовой (под общ. рук. Л.Г. Самотик, Красноярск, 2004) – отражают лексикон личности частично: в словаре Г.А. Толстовой представлена письменная речь старообрядки, три других словаря являются дифференцированными, т. к. включают в себя только специфически диалектные слова. 5-й словарь издан Е.В. Иванцовой – «Идиолектный словарь сравнений сибирского старожила» (Томск, 2005).

Полный словарь диалектной личности задумывался давно: в 60-е годы в Пермском университете под руководством Ф.Л. Скитовой была начата работа над полным словарём языка Анны Герасимовны Горшковой, жительницы деревни Акчим. Картотека словаря пополнялась параллельно с полным словарём деревни Акчим. Какие возможности предоставляет такое параллельное издание, трудно заранее просчитать, но что это многое обещает – совершенно несомненно. К сожалению, словарь языка Анны Герасимовны не опубликован. Но сегодня мы видим уже три изданных тома «Полного словаря диалектной языковой личности» Веры Прокофьевны Вершининой, жительницы села Вершинино Томского района Томской области. «Вершининский словарь» – полный словарь одной деревни, итог полувековой работы лексикографов Томского университета – издан в 2002 году (см.: Самотик Л.Г. В селе Вершинино живут Вершинины… и говорят по-вершинински // Речевое общение: специализированный вестник / Краснояр. гос. ун-т; под ред. А.П. Сковородникова. Красноярск, 2006. Вып. 8–9 (С. 254–262).

Языковая личность Веры Прокофьевны Вершининой – «типичная в качестве представителя архаической народной культуры…, ярко индивидуальная» [ПСДЯЛ. Т. 1, 5]. Согласно различным типологиям языковой личности (В.П. Нерознака, Н.Д. Арутюновой, Н.Л. Чулкиной, Б.Ю. Нормана) выделяются стандартная и нестандартная ЯЛ; подчиняющиеся языку и подчиняющие язык; типичный, рядовой, средний носитель языка и творческая ЯЛ, в свою очередь, – это архаисты, умеренные новаторы, экспериментаторы и т. д.

Сколько же слов в идиолекте Вершининой? Количественная оценка лексикона личности (как и нации в целом) чрезвычайно важна. Цифры, приводимые в литературе в качестве среднего словарного запаса языковой личности, очень разнородны. Это связано и с разнообразием личностей, и с разным пониманием лексикона личности, и с очевидной приблизительностью подсчётов. Так, по данным В.П. Тимофеева, Макс Мюллер узнал «от достоверного авторитета, деревенского священника, что некоторые работники в его приходе имеют не более 300 слов в своём словаре. Впоследствии эта цифра была ещё раз упомянута Ж. Вандриесом в книге «Язык» (Тимофеев В.П. Личность и языковая среда: учебное пособие. Шадринск, 1971. С. 54). Проф. Е.С. Холден утверждает, что «словарь многих людей заключает в себе 30 000 слов… существует мало основания для распространённого мнения, будто дитя употребляет меньше 1000 слов, обыкновенный человек – от 3000 до 4000, образованный писатель – 10 000 слов… Е.А. Кирпатрик оценивает свой словарь в 70 000 слов» и т. д. В такого рода работах обычно не уточняется, о каком словарном запасе идёт речь – об активном или пассивном. И самое главное – все утверждения без полного словаря ЯЛ носят лишь гипотетический характер. В русской лингвистике долгие годы недосягаемым образцом считался «Словарь языка Пушкина» (М., 1956–1961), насчитывающий 21 191 слово. Первый в русистике полный словарь диалектной языковой личности – Веры Прокофьевны Вершининой – составляет около 30 000 слов. Итак, малограмотная крестьянка… Разрушая современные бытующие представления о деревенском человеке, стереотипный образ которого не отличается привлекательными чертами, словарь демонстрирует богатый мир диалектной языковой личности, отражённый в словарном материале.

И.А. Бодуэн де Куртенэ наметил два основных подхода к исследованию лексикона личности: «по отношению к количеству (запас выражений и слов, употребляемых этим данным индивидуумом)» и «по отношению к качеству (способ произношения, известные слова, формы и обороты, свойственные данному индивидууму), и т. п.» (Бодуэн де Куртене. Избранные труды по общему языкознанию. М.: Изд-во АН СССР, 1963. Т. 1. С. 77). Качественный характер словарного запаса личности определяется, прежде всего, составом словаря, куда вошла вся отмеченная в речи В.П. Вершининой лексика и фразеология – общерусская, диалектная, диалектно-просторечная – независимо от её частотности, экспрессивной окрашенности, сферы употребления и т. д., представляющая как активный, так и пассивный словарный запас информанта (метатексты). Особо важно впервые введённое в лексикографическую практику отражение языковых единиц, употребляемых диалектоносителем только при передаче чужой речи – фрагменты чужих лексиконов, приведённых с особой пометой. Одной из особенностей Словаря является включение в его состав сравнений, метафор, прецедентных текстов, отмеченных в идиолексиконе. Тонко передана семантика словарных единиц, она чётко подразделяется на значения, оттенки значения и употребления.

При сборе материала использовался метод «включения в языковое сознание» (Н.И. Конрад, Т.С. Коготкова), иначе – «метод сосуществования» (И.А. Оссовецкий), «метод соучастия» (В.П. Тимофеев), который базируется на двух основаниях: психологическая контактность между исследователем и информатором и долговременность сроков наблюдения. В предисловии к Словарю читаем: «Давняя встреча с Верой Прокофьевной Вершининой была тем счастливым событием, которое оставило глубокий след в жизни каждого из нас. Мы учились у неё доброте, душевной мудрости, терпимости, умению выстоять под ударами судьбы и жизнелюбию» (ПСДЯЛ, с. 7).

III. Системная организация диалектной лексики

Лексика в диалекте занимает особое положение, потому что в сознании носителей говора репрезентирует (представляет) язык в целом. Через лексику происходит становление самосознания социума (наряду с оценкой различий в обычаях, одежде, утвари и т. п.): «У нас говорят так (булка, долбленка, рукава), у них – по-другому (буханка, обласок, кофта)».

Системная организация диалектной лексики имеет много общего с литературной, т. к. это варианты одного национального языка.

1. Основное в нормированном языке противопоставление однозначных и многозначных слов не может являться центром организации системы устной диалектной речи, т. к. разветвленная полисемия не может удерживаться памятью. В енисейских говорах противопоставлена предметная и непреметная лексика. Слова с предметным значением часто моносемичны, их значения в сознании носителей диалекта связываются непосредственно с реалией (или классом реалий – понятием): бродни — 'мужские кожаные сапоги на мягкой подошве без каблуков, неширокие (по ширине голени), с голенищами до колен; могут подвязываться шнурком (гасником, гашником) или ремешком у щиколотки и наверху у колена; их носят при выполнении разных сельхозработ, на охоте и на рыбалке в разные времена года (исключая большие морозы); раньше они служили и выходной обувью; их смазывали каким-либо жиром или дегтем'; косоплетка — 'веревочка из ссученных цветных ниток, вплетенная в косу'; девушки из ленты завязывали только бант, в будни же носили только косоплетки; женщины при помощи косоплеток укладывали косы вокруг головы или закрепляли на затылке «кичкой».

2. Непредметная лексика часто имеет диффузную, трудно разграничиваемую на отдельные значения семантику: помочь — 'совместная работа всего «мира» или соседей и родственников у одного хозяина в помощь на строительстве дома, погреба, бани, при молотьбе, сенокосе, копке картофеля и т. п.', продолжительность помочи обычно один, реже два дня; в конце работы хозяева выставляют помочанам угощение; участие в помочи считается делом богоугодным, отказ нарушает этику отношений. Ерничать (относится только к мужчине) – 'иметь непристойную половую связь (с «малолеткой», родственницей и т. д.); говорить непристойности женщине, совращая ее; ломаться, намеренно привлекать к себе внимание дурным поведением, поддразнивая окружающих'.

3. В качестве основного звена, связывающего лексемы в ассоциативные группы, в диалектах выступает словообразовательная структура слова. Поэтому такое значение приобретает внутренняя форма слова, так разнообразны случаи народной эмологии (ремотивации). Например, в енисейских говорах со словом коса связаны: косник — 'лента, вплетаемая в косу, и специальное украшение'; косоплетка, накосник – 'нарядный выходной платок'; ряд устойчивых сочетаний, связанных со свадебным обрядом: расплетать косу, класть на косу, продавать косу, пропивать косу. Косами называют 'плети растений'; косой, косичкой – 'украшения из теста на пирогах'; косицами — 'волосы, свисающие на шею у мужчин (неодобр.)'. С женской косой связывают носители говора слова касатка — 'ласковое обращение к девушке и женщине'; косач — 'тетерев' и косатка — 'косатая утка'. Выразительная, осознаваемая говорящим внутреняя форма народного слова делает его семантически емким.

4. Устная, некодифицированная форма диалекта позволяет широко использовать в речи потенциальные слова, создаваемые по общенародным моделям для единичных контекстов. Некоторые из них закрепляются, значительно расширяя количество словообразовательных и грамматических (иногда и фонетических) вариантов. Так, в енисейских говорах 'бросать' можно кидмя, кидкой, кидком; одни и те же грибы называют волнушка, волнуха, волнушник, волнушница. Свобода в образовании слов по моделям – одна из особенностей диалектной лексической системы (и в целом национального языка до XVIII века).

5. Еще одна специфическая черта диалектной лексики – большое количество экспрессивных слов во всех сферах употребления. Так, в бытовой речи: хлевушок, чирочки (при чирки — 'мягкие кожаные женские сапоги'), лунтайки (при лунтаи — 'унты'); в народно-поэтической: сердечушко, ветричок, гребчик; борочек; в промыслово-производственной: бредешок (при бредень), мордушка (при морда — 'рыболовная снасть'), сохатинка (при сохатина); в публичных выступлениях: «боровка сдали», «сенца-то де взять»; в так называемом «детском языке», на котором женщины общаются с маленькими детьми: дивонько, кысынька, лялечка…

В народно-промысловой лексике, близкой к терминологической, более 23 % слов образовано с помощью эмоционально-экспрессивных суффиксов (подсчитано по «Словарю рыбаков и охотников северного Приангарья»): анбарчик — 'ловушка для медведя'; бабайка, баклажка, бакулка, белянок, бурундучина — 'кривая палка, закрепленная на носу лодки, к которой привязана бечева' и т. д. Большинство слов имеет номинативное значение без коннотации, однако с абсолютной уверенностью этого утверждать нельзя, т. к. в диалекте сохраняется особое отношение к внутренней форме слова. В говорах функционируют экспрессивы с неопределенной, диффузной семантикой: плюхать-—'неуклюже падать (в воду), ронять (в воду); невнятно, невпопад говорить; неуклюже идти, плыть; плевать'; дербануть — 'выпить спиртного; ударить; побежать; украсть'.

Лексика литературного языка, обозначающая, оценки какого-либо явления обществом (эмоции, настроения и т. п.), не рассматривается как собственно экспрессивная: красивый, здоровый, издеваться. Эти слова известны в енисейских говорах, но более частотны их диалектные параллели, несущие в себе эмоционально-экспрессивную оценочность: баской, могутной, изголяться – галиться и т. д.

В архаических диалектах не только фонетическая, но и лексическая система представляет собой язык прошлого. «Естественные языки развиваются значительно медленнее, чем ментально-идеологические структуры. Поэтому о синхронности протекающих в них процессов не может быть и речи». (Лотман Ю.М. О семиосфере // Избранные статьи: в 3 т. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин: Александра, 1992. С. 17).

Лексическая система диалектов по сравнению с литературной более яркая, эмоциональная, образная, поэтому народная лексика составляет основу художественной выразительности многих произведений беллетристики. Лексика говоров в большей степени ориентирована на личность, чем на социум (по сравнению с литературным языком). Парадоксальность этой системы заключается в том, что, с одной стороны, в диалектах сохраняется лексика давнего прошлого, которой нет в литературном языке, с другой – на диалектной лексике видны тенденции развития общенародной системы. Все это позволяет формироваться двум направлениям в диалектологии – диахроническому, изучающему в настоящем прошлое (что делали еще компаративисты XIX века), и перспективному, видящему в настоящем будущее (сформировалось в рамках советской диалектологии (Т.С. Коготкова)).

См.: ДИАЛЕКТИЗМЫ

Литература

1. Блинова О.И. Введение в современную региональную лексикологию. Томск, 1975. 255 с.

2. Бухарева Н.Т. Сибирская лексика и фразеология. Новосибирск, 1983. 201 с.

3. Коготкова Т.С. Русская диалектная лексикология. М., 1979. 333 с.

4. Лукьянова Н.А. Лексика современных говоров как объект изучения. Новосибирск, 1983. 79 с.

5. Мораховская О.Н. Лексика // Русская диалектология /под ред. Р.И. Аванесова, В.Г. Орловой. М.: Наука, 1955. С. 201–227.

6. Оссовецкий И.А. Лексика современных русских народных говоров. М., 1982. 196 с.

Словари

1. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1955.

2. Петроченко В.И. Словарь рыбаков и охотников северного Приангарья. Красноярск: ККИ, 1994.

3. Полный словарь диалектной языковой личности: в 4 т. / под ред. Е.В. Иванцовой. Т. 1–3. Томск: Изд-во ТГУ, 2006–2009.

4. Вершининский словарь: полный словарь сибирского говора. Т. 1–7 / гл. ред. О.И. Блинова. Томск: Изд-во ТГУ, 1998–2002.

5. Словарь русских народных говоров / под ред. Ф.П. Филина, Ф.П. Сороколетова, И.А. Попова. М.; Л.: Наука, 1965–2004. Вып. 1–38.

6. Словарь русских говоров Сибири. Т. 1–3 / под ред. А.И. Фёдорова. Новосибирск, 1999–2002.

7. Цомакион Н.А. Словарь языка мангазейских памятников XVII – первой половины XVIII вв. Красноярск: КГПИ, 1971.

10. Жаргонизмы

ЖАРГОНИЗМЫ (от фр. jargon) –1) слова и выражения, принадлежащие жаргону; 2) жаргонная лексика в литературном тексте (устном или письменном).

I. Жаргонизмы и жаргоны

Жаргон – разновидность национального языка, стоящая за пределами литературного языка и употребляемая относительно устойчивой социальной группой людей (частью общества).

Социальная обособленность людей, пользующихся жаргоном, может быть обусловлена различиями в профессиях – профессиональные жаргоны, в хобби – т. н. досуговые жаргоны, например жаргон филателистов; в г. Красноярске: жаргон столбистов – людей, постоянно посещающих заповедник «Столбы», жаргон «бардсплава» _— сплавляющихся ежегодно по р. Мане авторов и исполнителей песен под гитару (бардов); разницей в возрасте – молодежный жаргон, жаргон тинейджеров и т. д.

Признаки жаргона: 1) устная форма существования (преимущественно); 2) отсутствие собственной фонетической и грамматической системы; специфика определяется в основном на уровне лексики и фразеологии; 3) неустойчивость отдельных показателей, их вариативность: разное количество жаргонных слов и выражений в разных жаргонах (от единиц до разработанной лексической системы); разная степень открытости лексического состава жаргона (от предельно открытых – детских, до закрытых – воровского арго); разная степень изменчивости (от быстрой сменяемости лексики в молодежном жаргоне до устойчивости словаря из офенского языка в воровском арго).

Функции жаргонизмов: 1) языковое обособление, выделение из состава национального сообщества; 2) фатическая функция – опознание «своего»; 3) конспиративная функция для т. н. «тайных языков», от детских до воровского арго; 4) эпатаж, шокирующее впечатление (например, молодежного жаргона на «взрослую» публику); 5) экспрессивная функция; 6) снижение степени отчуждения предмётов (чаще в профессиональном жаргоне), приближение их к личности через фамильярное, ироническое к ним отношение (керосинка, ишачок, этажерка — 'самолеты времен ВОВ'; баранка — 'рулевое колесо машины у шоферов').

II. Виды жаргонизмов

Специфика лексического состава жаргонов достигается через: 1) переосмысление общенародной лексики (батон — 'полная женщина'; перо — 'нож'; паяльник — 'нос'; шнурки в стакане — 'родители дома'); 2) словообразовательное переоформление отдельных слов (производство слов по общенародным моделям: короновка — 'процедура посвящения вора в законника', закрытка — 'тюрьма'; наркот — 'наркоман'; кровянка — кровь'); 3) заимствования (севрать — 'знать' (из греч.); саранда — 'вино' (из греч.); тринжак — 'три рубля' (из цыганск.); хавать — 'есть' (из цыганск.); хандырить — 'идти, ходить' (из цыганск.); сунья — 'собака' (из латыш.); чирас – 'квас' (из литовск.); здесь же есть т. н. внутренние заимствования из жаргона в жаргон, из офенского языка в жаргон, иногда с изменением лексического значения (телка — в воровском жаргоне 'женщина, известная половыми извращениями', в молодежном – 'девушка'; темнить — в воровском арго 'скрывать добычу или хитрить на допросе', в молодежном – 'увиливать от прямого ответа'; в молодежном жаргоне из арго: чувак — 'парень'; шиться — 'приставать'; мокасины — 'туфли, ботинки'; угол — 'чемодан').

Лексический состав жаргонов делят на арготическую часть (связанную с деятельностью обособленной группы) и общебытовой словарь (экспрессивную лексику бытового общения). Жаргонизмы чаще не являются единственными наименованиями явлений, а служат экспрессивными синонимами к общенародной лексике. Примеры арготизмов: швец — 'вор, совершающий кражи верхней одежды'; запуленная хазовка — 'квартира, находящаяся под наблюдением милиции'. Примеры бытовой лексики: сгнить – 'поумнеть'; самосуды — 'кирзовые сапоги'; ухо давить — 'спать'.

Примеры молодежного жаргона г. Красноярска: «Мой брательник в дуре четыре месяца балду пинал» (‘Мой брат в лечебнице для душевнобольных пробыл четыре месяца’); «Толпа! У меня две тушки, подтягивайтесь!» (‘Друзья! У меня две пачки сигарет «ТУ– 134», подходите, закуривайте’); «И где вы этих лохов наблатовали?» (‘И где вы таких глупых набрали?’); «Сманял вчера приклад» (‘Купил вчера пиджак’); из жаргона шоферов: «Меняла загнал лохматку в тигрятник» (‘Сменщик поставил старую машину на вспомогательную стоянку’); «Стекляшки целы? – Да, удачно поцеловался» (‘Фары целы? – Да, удачно столкнулся’); из жаргона «компьютерщиков»: «Нужно прочистить глаза, а то читалка кашляет» (‘Надо прочистить фотодиоды, а то перфосчитыватель работает плохо’).

В русскую публичную речь хлынула волна жаргонизмов. Прежде всего, это лексика из воровского арго: разборка, кайфовать, балдеть, торчать, безнадёга, беспредел, тусовка, туфта, хаза, авторитет и др. Из постоянной подборки «Аргументов и фактов»: В. Черномырдин: «Что, похоже на меня, что можно взять Черномырдина и загнать или нагнуть?"; В. Путин: «Мы будем преследовать террористов везде… Вы меня извините, в туалете поймаем – мы их и в сортире замочим». «Например, в среду по всей стране локально прошли сходки воров в законе, на которых решался вопрос сохранения так называемых общаковых денег как на воле, так и в исправительно-трудовых колониях» («Правда», 26.01.91). Под сильным влиянием воровского жаргона находится молодежный жаргон, солдатский, жаргон моряков срочной службы и др. (Н.Г. Самсонов).

Жаргон по некоторым признакам близок просторечию; в последние годы наблюдается увеличение влияния жаргонов на просторечие и литературный язык. Причины такого явления лежат в общих социальных процессах современности и влиянии сленга английского языка. Жаргоны не достояние нашего времени, они появились при формировании языка народности. Жаргонизация языка – отрицательное явление в русской культуре, но бороться нужно не с жаргонами (они были и будут), а с беспорядочным использованием жаргонизмов в литературной речи. Жаргонизация литературного языка страшна не вливанием жаргонизмов, а той ментальностью, которую оно за собой несёт.

III. Использование жаргонизмов в художественной речи

Жаргонизмы могут использоваться в художественных текстах и в публицистике в характерологической функции – для изображения речи соответствующего персонажа или ситуации в целом: «Ким лежал на циновке и плыл (так по-блатному называется ощущение, которое возникает под действием наркотика)» (Демин М. Блатной. М.: Панорама, 1991) (Примеры из словаря: Быков В. Русская феня. Смоленск: Траст-Имя ком., 1994).

Разве что с бодуна ты припомнишьказанский мотив муэдзина.Диана – это мат королевы. Королевазевнула офицера.(А. Вознесенский)

Иногда знание жаргонизмов помогает правильно понять текст: грязный – 'больной венерической болезнью'; в тексте песни Вл. Высоцкого: «Смотри, чудак, она же грязная. И глаз подбит, И ноги разные»

См.: АРГОТИЗМЫ

Литература

1. Арапов М.В. Жаргон // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 151.

2. Борисова Е.Г. Современный молодежный жаргон // Русская речь. 1980. № 5.

3. Дубровина К.Н. Студенческий жаргон // Филологические науки. 1980. № 1.

4. Какорина Е.В. Особенности употребления жаргонной лексики // Русский язык конца XX столетия (1985–1995). М.: Языки русской культуры, 1996. С. 79–84.

5. Ковалев А. Молодые о молодежном жаргоне // Русский язык за рубежом. 1995. № 1. С. 90–99.

6. Подберёзкина Л.З. Об одном корпоративном языке // Русский язык в Красноярском крае: сборник статей. Красноярск: РИО КГПУ, 2002. С. 88–100.

7. Самотик Л.Г. О языке бардсплава // Русский язык в Красноярском крае: сборник статей / отв. ред. Л.Г. Самотик. Красноярск: РИО КГПУ, 2002. С. 100–112.

8. Социальные диалекты и культура речи // Русский язык и культура речи: учеб. для вузов / А.И. Дунаев, М.Я. Дымарский, А.Ю. Кожевников и др.; под ред. В.Д. Черняк. М.: Высш. шк.; СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2002. С. 105–113.

Словари

1. Байрамова Л.К., Халиуллова Н.Ф. Словарь русского и английского жаргона наркоманов. Казань: Центр инновац. технологий, 2009. 195с.

2. Грачёв М.А., Гуров А.И. Словарь молодёжных сленгов. Горький, 1989.

3. Грачёв М.А., Мокиенко В.М. Русский жаргон: ист. – этимол. словарь М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2009. 335 с.

4. Ермакова О.П., Земская Е.А., Розина Р.И. Слова, с которыми мы все встречались. Толковый словарь русского общего жаргона. М., 1999.

5. Коровушкин В.Н. Словарь военного жаргона. Екатеринбург, 2000.

6. Мещеряков В.Д. Словарь компьютерного жаргона. Воронеж, 1999.

7. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русского жаргона. СПб., 2001.

8. Словарь молодёжного жаргона / под ред. И.А. Стернина. Воронеж, 1992.

9. Стерджан Р. Супертолковый иллюстрированный англо-русский словарь делового жаргона. СПб: Прайм, 2009. 412 с.

10. Юганов И., Юганова Ф. Словарь русского сленга: Сленговые слова ивыражения 60–90-х годов / под ред. А.Н. Баранова. М., 1997.

11. Заимствования

ЗАИМСТВОВАНИЯ – 1) элемент чужого языка (слово, морфема, синтаксическая конструкция и т. п.), перенесенный из одного языка в другой в результате языковых контактов; 2) сам процесс перехода элементов одного языка в другой.

I. Причины заимствования

Заимствования появляются в русском языке как под влиянием внешних (неязыковых, экстралингвистических), так и внутренних (языковых, лингвистических) причин.

I. Внешние причины – это различные связи между народами: экономические, политические, военные и т. п. По заимствованиям можно восстановить историю нашей Родины.

Некоторые из заимствований были сделаны еще в эпоху общеславянского языка и усвоены древнерусским как элементы общеславянского языкового наследия, например: изба, карп, король, купить (из германских языков); ворвань, кнут, крюк, ларь, ябеда (из скандинавских языков); пихта, рига, салака (из финских).

Принятие Киевской Русью в X веке христианства от греков (через южных славян) способствовало появлению заимствований из греческого языка, или грецизмов, в русском, например: алтарь, патриарх, демон, икона, келья, монах, архангел. Оживленные культурные связи привели к заимствованию из греческого терминов: парус, метод, гипотеза, драма, комедия, поэзия; философия, история, грамматика и др.

Контакты русских со скандинавскими, угро-финскими народами пополнили русский язык небольшим количеством слов скандинавского происхождения (преимущественно в официально-деловой и бытовой речи): тиун, ябеда, вира, ларь, крюк, клеймо, якорь; именами: Рюрик, Аскольд, Дир, Трувор, Игорь, Олег и др. Из угро-финских языков в русский перешло также очень немного слов – названий животных, рыб, рек, населенных пунктов: Шексна, Истра, навага, семга, сиг, салака, гагара, пурга, тундра, пельмени, нарты и пр.

На востоке у русских наиболее активными были связи с представителями тюркских народов: печенегами, половцами, татарами. Этим объясняется сравнительно большое количество слов тюркского происхождения (тюркизмов) в русском языке. Проникновению тюркизмов в русский язык способствовало также длительное татаро-монгольское иго, например: арбуз, армяк, барыги, бахрома, башмак, буран, вьюк, деньги, изюм, кабала, кабан, казак, лапша, наждак, ревень и др. Через тюркские языки был заимствован ряд слов из других восточных языков (персидского, арабского): бадья, бирюза, бисер, изъян, кинжал, калека; через тюркские из греческого – изумруд; из китайского – чай, чесуча.

С конца XVI до середины XVII века, в Смутное время, влияние на русский язык оказывали польский язык (полонизмы), а через посредство польского – чешский (например: прапор, угол, наглый), немецкий (замша, барвинок, имбирь, пастернак), немецкий и латинский (студент) и другие западноевропейские языки.

Особенно интенсивно проникали в русский язык иноязычные слова в XVII веке. При Петре I количество заимствований через польский стало сокращаться, но зато усилилось непосредственно из языков-источников. Широкие административные и военные реформы повлекли за собой появление в русском языке большого количества иностранных слов, названий бытовых вещей и терминов. Считается, что четвертая часть всех иноязычных слов была заимствована именно при Петре I.

Из немецкого к нам пришли военные термины (гауптвахта, ефрейтор, фельдъегерь, штурм, штаб); технические (верстак, штейгер, рашпиль, шпиндель); понятия и термины из области искусства (ландшафт, мольберт, валторна), домашнего обихода и одежды (кухня, бутерброд, крендель, камзол, галстук, фартук), охоты (ягдташ, патронташ), игр и развлечений (танцы, кегли, фанты и т. п.).

Голландские слова, проникшие в русский язык при Петре I, были, главным образом, из сферы морского дела: гавань, фарватер, киль, кильватер, кабельтов, рея и др.