Помоги проекту - поделись книгой:
В больнице я наткнулся на серьезные проявления антисемитизма со стороны раненых солдат. По их утверждениям, евреи не воевали и избегали участия в боях. Споры заходили настолько далеко, что меня один раз даже ударил раненый солдат. С другой стороны, были также и проявления братства и дружбы [Перчук 1961: 156].
Врачи-евреи, работавшие в госпиталях и не раз спасавшие жизни бойцов, тоже становились мишенями антисемитских высказываний. Солдат-еврей, раненый при разминировании вражеской территории около Керчи и эвакуированный в тыловой госпиталь, писал:
Я лежал в палате с русским, двумя украинцами и двумя грузинами. Один из раненых однажды заметил в разговоре со мной: «Ты хороший парень, воевавший, как и мы, но если проверить национальность работающих тут, увидишь, что начальник больницы еврей, большинство врачей евреи, завхоз еврей. <…> Наверное, наша лечащий врач тоже еврейка, потому что только тебе выписали порцию крови и только тебе велели давать картошку» [Ландман 2003: 5].
Другой солдат-еврей, прошедший всю войну, сражавшийся под Бобруйском, в Смоленске и под Москвой, после нескольких ранений летом 1944 г. направленный в часть под Витебском, вспоминал:
Здесь антисемитизм ощущался уже на каждом шагу, так как призвали много солдат, проживших под немецкой оккупацией и отравленных нацистской пропагандой. Их ненависть влияла и на других. Я не раз поражался, услышав из уст молодых людей, родившихся и выросших в Советском Союзе, о том, что евреи используют христианскую кровь для мацы, что они уклоняются от службы на фронте и что они отсиживаются далеко в тылу. <…> После освобождения Вильнюса я получил орден Славы третьей степени. <…> Все молодые солдаты от двадцати до тридцати лет, имевшие боевой опыт, были посланы на сержантские курсы. Среди них был и я. На курсах антисемитские настроения были настолько явными, что мне не раз приходилось остерегаться пули или нападок со стороны товарищей по оружию. Все обращения к офицерам не помогали, немногие служившие там сержанты-евреи были бессильны, поскольку испытывали на себе похожее отношение [Элишкевич 2003: 349].
Даже те, кто воевал плечом к плечу с бойцами-евреями и был свидетелем их отваги, могли разделять антисемитские настроения. Нередко солдату-еврею приходилось слышать от боевого товарища: «Ты хороший человек, воюешь, как и мы, но большинство евреев отсиживается в тылу, в Ташкенте».
На пленуме Еврейского антифашистского комитета 20 февраля 1943 г. писатель Илья Эренбург поднял тему антисемитских суждений по поводу уклонения евреев от прямого участия в войне:
Только вчера я вернулся с поездки по фронту в районе Курска. Здесь мы вновь встретились с одним явлением, которое вызывает у нас острую боль и большую гордость. <…> Ко мне явился пожилой еврей, отец прославленного летчика, о героизме которого писали все армейские газеты. Это был его единственный сын, он его очень любил. И вот этот еврей сказал мне: «Я разговаривал с одним гражданским начальником. Тот просил меня разъяснить ему, почему на фронте нет евреев, почему они не воюют?.. Я ему даже не ответил… Мне очень трудно было говорить. Это было через четыре дня после того, как я получил от командира части извещение о геройской гибели моего сына.
Вы, наверное, все слышали о евреях, «которых не видно на передовой». Многие из тех, кто воевал, не чувствовали до определенного времени, что они евреи. Они это почувствовали тогда, когда стали получать от эвакуированных в тыл родных и близких письма, в которых те выражали недоумение по поводу распространившихся разговоров о том, что евреев не видно на фронте, что евреи не воюют. И вот, перечитывая такие письма в блиндаже или походе, еврейского фронтовика-бойца охватывает беспокойство, беспокойство за незаслуженные обиды и оскорбления.
Для того чтобы еврейские бойцы и командиры Красной армии могли спокойно выполнять свой священный долг – бить врага, мы обязаны рассказать о том, как евреи воюют на фронтах… Не для хвастовства, а в интересах нашей общей цели – как можно скорее уничтожить фашизм. Для этой цели мы обязаны создать книгу, в которой должны убедительно рассказать об участии евреев в войне. Одной статистики мало, нужны живые рассказы, живые портреты, нужен сборник о евреях-героях, участниках Великой Отечественной войны. Необходимо рассказать правду, чистую правду, и этого будет вполне достаточно [Шейнкер 2003: 4–6].
Эренбург имел в виду план по подготовке в рамках Еврейского антифашистского комитета «Красной книги», содержащей истории воинов-евреев, параллельно с готовившейся в тот период «Черной книгой» о Катастрофе советских евреев [48] .
В Красной армии в те дни многие солдаты-евреи пытались скрывать свою национальность, с одной стороны, из опасения попасть в плен, где их ждала неминуемая гибель, а с другой – из-за общих антисемитских настроений. Солдаты-евреи с нееврейскими именами или не имевшие типичных еврейских черт лица не испытывали серьезных затруднений. Многие во время войны меняли имена. Советский еврейский писатель Гершель Вайнрох писал:
Я тоже на фронте назвался типичным славянским именем. Когда мне пришлось однажды на несколько дней приехать с фронта в Москву, я нанес визит в Еврейский антифашистский комитет. Поэт Лейб Квитко, один из руководителей Комитета и редакции газеты «Эйникайт», укорял меня за то, что я называюсь нееврейским именем и тем самым уменьшаю количество евреев на фронте. Узнав достоверно о моей должности и положении на фронте, Лейб Квитко согласился со мной и даже настаивал, чтобы я не раскрывал там свою национальность [Левин 1982: 103; см. также: Гури 1971: 54–57].
Некоторые солдаты назывались именами, принятыми среди мусульманских народов, чтобы в случае попадания в плен в них не признали евреев (мусульмане также делают обрезание). Кроме того, многие советские евреи были ассимилированы еще в довоенные годы; наиболее сильное национальное самосознание было у евреев – выходцев с территорий, присоединенных к СССР в 1939–1940 гг. Свою национальность скрывали в основном евреи, воевавшие на передовой, где угроза плена была реальнее, чем в тылу, поэтому и могло создаваться впечатление, что евреев на фронте меньше, чем было на самом деле.
В целом высокий процент евреев на всех уровнях командования, а также число евреев, получивших боевые награды и высокие звания, в том числе Героя Советского Союза, свидетельствуют об отсутствии открытой и широкой дискриминации евреев. Проявления антисемитизма были скорее немногочисленными, о чем свидетельствуют воспоминания солдат-евреев. Так, из 220 евреев-ветеранов лишь 16 рассказали о столкновении с открытой враждебностью, антисемитскими высказываниями или насмешками со стороны товарищей по оружию [Шнеер 2003 (2): 147]. Вероятно, совместное пребывание на фронте евреев и неевреев, близость в окопах и во время атак, общее переживание тяжестей и ужасов войны – все это способствовало уменьшению грубого открытого антисемитизма.
Тенденцию преуменьшать заслуги бойцов-евреев, а также замедлять их продвижение по службе можно объяснить отчасти антисемитской политикой Сталина и Щербакова, отчасти – а может быть, и в основном – нежеланием советского руководства играть на руку нацистской пропаганде, утверждавшей, что война ведется только ради евреев.
* * *
В течение многих лет в Советском Союзе скрывали полные данные о потерях страны во время войны. Только после распада Союза в Военном издательстве в 1993 г. увидела свет книга «Гриф секретности снят» под редакцией генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева. В книге перечислены потери по войскам, фронтам, званиям, но не по национальностям. При отсутствии официальных данных о национальной принадлежности погибших солдат можно воспользоваться лишь общими оценками. Согласно данным Кривошеева, количество погибших в Великой Отечественной войне военнослужащих (включая убитых на фронте, скончавшихся от ран, казненных за дезертирство, измену и т. п.) составило около 6 млн 885 тыс. человек. Если предположить, что число павших на войне евреев составило 1,78 % (что соответствует доле евреев в общей численности населения и в армии), можно сделать вывод, что из 490–520 тыс. евреев, служивших в Красной армии во время Великой Отечественной войны, погибло 120 тыс. человек. К этой цифре надо добавить солдат-евреев, погибших в плену. Число военнопленных евреев составило 80–85 тыс. человек, из них 75–80 тыс. погибло. Лишь немногие из них, около 4 500 человек, выжили – например, те, кто попал в плен к финнам [49] .
Солдаты-евреи заплатили за победу кровавой ценой. Практически нет еврейских семей, с которых война не взяла свою дань убитыми, ранеными или инвалидами. Немало семей осталось без мужчин. Приведу фрагмент из свидетельства Мирьям Берестецки-Ярхо из белорусского города Слуцка:Мой отец и трое братьев мобилизовались один за другим. <…> Мой отец Ишаяху призвался в Красную армию в начале 1942 г., участвовал в боях на Сталинградском фронте и пропал без вести <…> Мой брат Тувия (Тевель) был призван в Красную армию в 1940 г. и служил танкистом. Он воевал в Сталинграде и пропал без вести. Мой брат Йона (Евно) был мобилизован в Красную армию 20 марта 1940 г. В полученном от командира его части письме говорилось, что 27 декабря 1944 г. он получил ранение и отправлен в полевой госпиталь. Потом пропал без вести. Мой младший брат Яков (Яша) призвался в армию в мае 1944 г. 22 мая 1945 г. мы получили письмо от командира части, сообщавшее, что он погиб, проявив мужество и смелость в атаке на Берлин, и похоронен в братской могиле в городе Кюстрине на реке Одер… [50]
Можно с уверенностью сказать, что судьба семьи Мирьям Берестецки-Ярхо подобна судьбе многих как еврейских, так и нееврейских советских семей, члены которых участвовали в Великой Отечественной войне.
Третья глава Евреи в военной промышленности
Советская военная промышленность
Планы индустриализации СССР предполагали возможность в будущем при необходимости переориентировать заводы на выпуск военной продукции для обеспечения армии. Совнарком СССР 15 июля 1939 г. издал положение, согласно которому производство на крупных промышленных предприятиях контролировалось представителями Народного комиссариата (Наркомата) обороны. Им предписывалось следить за выполнением военных заказов и за готовностью предприятий в случае войны организовать полное использование промышленного потенциала в интересах армии. 26 июня 1940 г. в Советском Союзе был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений».
Нападение Германии застало Советский Союз врасплох. С конца июня и до ноября 1941 г. немецкая армия захватила обширные территории на западе СССР, на севере дошла до пригородов Ленинграда, в Центральной России – до подступов к Москве, а на Украине – до Харькова и Донбасса. Большое число советских военных предприятий было сконцентрировано на оккупированных территориях или в местах, которым угрожала оккупация.
В создавшейся обстановке советское правительство было вынуждено эвакуировать учреждения и промышленные предприятия вместе с рабочим персоналом с территорий, находившихся под угрозой оккупации. Предстояло эвакуировать тысячи заводов и миллионы людей. 24 июня 1941 г., через два дня после начала войны, в Советском Союзе был создан Совет по эвакуации. 27 июня власти приняли решение о порядке эвакуации:
…В первую очередь эвакуации подлежат:
а) Важнейшие промышленные ценности (оборудование – важнейшие станки и машины), ценные сырьевые ресурсы и продовольствие (цветные металлы, горючее, хлеб) и другие ценности, имеющие государственное значение;
б) Квалифицированные рабочие, инженеры и служащие вместе с эвакуируемыми с фронта предприятиями, население, в первую очередь молодежь, годная для военной службы, ответственные советские и партийные работники.
Все ценное имущество, сырьевые и продовольственные запасы, хлеба на корню, которые при невозможности вывоза и оставлении на месте могут быть использованы противником <…> должны быть немедленно приведены в полную негодность, т. е. должны быть разрушены, уничтожены и сожжены… [Юрчук и др. 1980: 251–252].
3 июля был опубликован указ о дополнительной эвакуации из приближенных к фронту районов учащихся системы фабрично-заводского обучения (ФЗО) и ремесленных училищ, тракторов и колхозного скота [Юрчук и др. 1980: 253–254]. В начале июля председателем Совета по эвакуации назначили члена Политбюро Н.М. Шверника. В Совет вошли заместители Председателя Совнаркома А.Н. Косыгин и А.И. Микоян, высокопоставленные представители армии, НКВД и различных наркоматов.
Поскольку руководство Советского Союза было уверено, что война, начавшись, сразу же перейдет на территорию врага, возможность отступления им не рассматривалась. Поэтому эвакуация миллионов людей и тысяч промышленных предприятий производилась импровизированно, в общей сумятице и под непрерывными бомбежками с воздуха. Эвакуацию осложнял также приказ Государственного комитета обороны (ГКО) продолжать производственную деятельность до последнего момента и начинать демонтаж заводов только по приказу уполномоченного ГКО или вышестоящего наркомата [Юрчук и др. 1980: 143]. Поэтому демонтаж многих заводов начинался лишь при непосредственном приближении врага, когда для организованной эвакуации времени уже не оставалось.
Советские власти опасались паники среди населения, поэтому от граждан скрывали серьезность военного положения, а средства массовой информации оптимистично сообщали о приближающейся победе. Эта ложная информация также сыграла свою роль в задержке подготовки к эвакуации. Хотя создание Совета по эвакуации, принятие решений и определение порядка перевозок произошли в первые недели войны, миновали недели и даже месяцы, пока организованная система эвакуации не начала эффективно функционировать. В Белоруссии, захваченной в первые две-три недели войны, провели лишь частичную эвакуацию: вывезли только 109 заводов, в основном из восточной части республики. Из Украины, окончательно оккупированной только в октябре 1941 г., вывезли 419 промышленных объектов: электростанции и предприятия, среди них гигантские заводы с тысячами рабочих. Эвакуированы были также заводы из Москвы и Ленинграда. Всего с июля по октябрь 1941 г. было вывезено 1523 промышленных объекта, из них 1360 оборонных предприятий, большинство из них в Поволжье, на Урал, в Сибирь и Среднюю Азию. Ответственные за эвакуацию широко истолковали указания Совета и включили в списки для эвакуации также и учреждения культуры и науки: исследовательские институты, театры, музеи, архивы и т. д. О масштабах эвакуации свидетельствует то, что для ее осуществления понадобилось полтора миллиона вагонов [Вознесенский 1948: 41]. Около 12 млн (в том числе сотни тысяч москвичей и ленинградцев) человек эвакуировалось до конца 1941 г., когда продвижение немецкой армии остановилось и Красная армия перешла в контрнаступление [Советский тыл 1988: 139]. Эвакуация меньших масштабов была проведена весной и летом 1942 г. после продвижения немецкой армии в сторону Сталинграда и Северного Кавказа.
Много сырья (различные металлы, уголь и т. д.), а также заводов по их производству и переработке, необходимых для функционирования военной промышленности на новых местах, до конца осени 1941 г. остались на захваченных немцами территориях. Даже сумевшим эвакуироваться заводам потребовалось много месяцев, чтобы начать работать на полную мощность:
В декабре 1941 г. выплавка чугуна по сравнению с июнем уменьшилась более чем в 4 раза, выплавка стали и производство проката – в 3 с лишним раза. Вышли из строя все шахты Донецкого и Подмосковного бассейнов. <…> С октября стало снижаться производство самолетов. Это совпало с периодом перебазирования авиационной промышленности. <…> Большой недостаток ощущал фронт и в бронетанковой технике. <…> К концу 1941 г. исключительно тяжелое положение сложилось в производящей боеприпасы промышленности. <…> Потеря Донбасса с его развитой химической промышленностью, эвакуация химических предприятий Москвы и Ленинграда привели к резкому снижению производства пороха и взрывчатых веществ. <…> Cоветская промышленность испытывала серьезную нехватку рабочей силы… [Верт 2001: 115–116].
Однако эвакуированные предприятия возобновили производство. Иногда станки начинали работать еще до того, как в цехах возводились стены и крыши. До конца 1941 г. военная промышленность произвела для Красной армии 4 800 танков и 9 700 самолетов, но потери на фронте превышали эти цифры. Однако в течение 1942 г. советские военные предприятия выпустили 24 500 танков и самоходных пушек и около 25 500 самолетов – количество, намного превышавшее германское производство и потери Красной армии в боях. В 1943 г. производство танков сохранилось на уровне 1942 г., но количество самолетов увеличилось до 34 845 единиц. В 1944 г. промышленность произвела 29 тыс. танков и более 40 тыс. самолетов. Количество производимых пушек также постоянно росло [51] .
В тяжелейших условиях советская военная промышленность достигла результатов, несравнимых с показателями других стран – участниц Второй мировой войны. Это было трудовым подвигом людей различных профессий и званий и национальностей. Однако вклад евреев превысил их процентную долю в населении СССР.
Евреи в военной промышленности
Еще в довоенные годы евреи активно работали в различных отраслях военного производства как на стадиях планирования и управления, так и на этапах инженерно-технической разработки – от народных комиссаров до проектировщиков оружия и участников производственного процесса. Это во многом объясняется тем, что революция сняла ограничения на получение высшего образования для евреев, и тысячи студентов-евреев заняли скамьи университетов. В начале 1930-х годов число евреев в вузах колебалось между 12 и 15 %, в то время как евреи составляли 1,8 % от общего населения СССР [Мининберг 1995: 14; Altshuler 1998: 122–123]. В результате появилась прослойка евреев с инженерно-техническим образованием, и ее представители заняли высокие должности в военной промышленности. Параллельно с этим послереволюционные социальные процессы заставляли евреев с традиционными профессиями переквалифицироваться и идти работать на предприятия. Здесь они быстро продвигались по служебной лестнице и занимали высокие должности благодаря лучшему образованию, чем у переезжавших в новые промышленные центры жителей деревень [Лещинский 1943: 192–193, 204]. Из тысяч евреев, внесших вклад в развитие военной промышленности Советского Союза, в этой главе описаны лишь немногие, кто стоял на высших постах в управлении и возглавлял разработки, давшие Советскому Союзу эффективное оружие для войны с фашистской Германией.
Созданная в годы пятилеток тяжелая промышленность стала основой и неотъемлемой частью военного производства. Важный вклад в развитие транспортного сообщения и усиление Красной армии внес Лазарь Моисеевич Каганович, посвятивший много лет развитию тяжелой промышленности. Признанный отличным организатором, Каганович занимал разные руководящие посты. Он являлся членом ГКО и Политбюро ЦК ВКП(б); в 1935–1944 гг. он был наркомом путей сообщения и одновременно в 1937–1940 гг. выполнял обязанности наркома тяжелой промышленности, нефтяной промышленности и т. д.
Н.А. Вознесенский, руководитель центрального планирующего органа (Госплана) в годы войны, отвечавший за все народное хозяйство и военную экономику, писал, что несмотря на огромные трудности военных лет советская транспортная система успешно справилась с задачей удовлетворения нужд армии [Вознесенский 1948: 107]. В этом была немалая заслуга Л.М. Кагановича, несмотря на то что он принимал участие в сталинских репрессиях довоенных лет и на его совести тысячи жертв [Мининберг 1995: 226–229; Ржешевский 1990: 327].
В декабре 1936 г. в Советском Союзе был создан Наркомат оборонной промышленности. Его возглавил Моисей Львович Рухимович, ранее заместитель наркома тяжелой промышленности. Рухимович заложил основы планирования и организации советской военной промышленности. В октябре 1937 г. Рухимович был арестован, а 29 июля 1938 г. расстрелян. Его должность занял брат Л.М. Кагановича Михаил, работавший ранее на видных постах в авиационной промышленности, в том числе исполнявший обязанности заместителя Рухимовича. М.М. Каганович оставался наркомом оборонной промышленности до января 1939 г., когда он получил назначение на должность наркома авиапромышленности. С этого поста М.М. Каганович был уволен после того как лишился покровительства Сталина и даже был отчитан им на партийной конференции в феврале 1941 г. Через несколько недель после этого, не дожидаясь неминуемого ареста, М.М. Каганович застрелился [Vaksberg 1994: 187] [52] .
Еще одним человеком, внесший большой вклад в разработку вооружения для Красной армии, был Борис Львович Ванников, нарком оборонной промышленности с февраля 1939 г. до июня 1941 г. В годы Гражданской войны Ванников воевал на Кавказе в рядах Красной армии. После войны он учился в Высшем техническом училище в Москве и с 1926 г. руководил предприятиями тяжелой промышленности в различных регионах Советского Союза.
В 1938 г. Ванникова назначили заместителем наркома оборонной промышленности вместо М.М. Кагановича. С начала сентября 1939 г. он начал разработку плана по созданию новых оборонных предприятий на востоке СССР с целью их удаления от границы с оккупированной Германией Польшей. Когда после немецкого вторжения появилась необходимость в срочной эвакуации военных заводов на восток, этот план оказался очень полезным.
В начале июня 1941 г., за несколько недель до нападения Германии на Советский Союз, Ванникова устранили с поста наркома и спустя несколько дней арестовали. Он обвинялся в причастности к заговору и в шпионаже в пользу Германии. На допросах он подвергся избиениям и пыткам. Однако его пребывание в подвалах Лубянки было недолгим. 17 июля 1941 г. из одиночной камеры Ванников был доставлен к следователю, который обратился к нему с неожиданной вежливостью, по имени и отчеству: «Борис Львович, если бы вдруг началась война с Германией и на первых этапах немцы достигли больших удач, куда можно было бы эвакуировать наши военные предприятия?» Ванников, удивленный вопросом (и, наверно, не в меньшей степени – косвенной информацией о начавшейся войне), после короткого раздумья сказал: «Я не могу ответить сразу, но я знаком со всеми предприятиями и за два дня смогу подготовить документ, который ответит на этот вопрос». Следователь сказал: «Отлично», – и оставил ему тетрадь и ручку для подготовки записки. Через два дня работа завершилась. Уже на следующий день после подачи документа раны Ванникова забинтовали, самого его перевезли в Кремль, и в выданной ему новой форме Ванников предстал перед Сталиным. В комнате находились также Л.П. Берия и В.М. Молотов. Сталин, держа в руках составленную Ванниковым записку, обратился к нему: «План ваш хороший. Передайте его наркому вооружения Устинову. Вас назначаем его заместителем, и сразу приступайте к реализации этого плана. Немцы уже подходят к Смоленску… Мы ошиблись. Подлецы оклеветали вас, но не обижайтесь, я тоже сидел в тюрьме». Здесь Ванников не выдержал и сказал: «Вы, товарищ Сталин, сидели у врагов, а я у своих». С этой встречи Ванников поехал прямо в Наркомат военной промышленности и приступил к исполнению обязанностей организатора эвакуации предприятий и возобновления их работы [Свердлов 2002: 250–251].
Осенью 1941 г. из Наркомата военной промышленности был выделен Наркомат по производству боеприпасов. После назначения Ванникова руководителем нового комиссариата в феврале 1942 г. производство боеприпасов увеличилось: в 1942 г. втрое, а годом позже – вчетверо. За деятельность на этом посту Ванникова наградили званием Героя Социалистического Труда. В 1944 г. ему присвоили звание генерал-полковника. В августе 1945 г. Сталин назначил Ванникова начальником Первого главного управления при Совнаркоме, предназначенного решать вопросы создания атомного оружия. Работу эту контролировал Л.П. Берия. 26 июля 1946 г. Ванникова назначили руководителем Управления атомной промышленности, а его заместителем стал физик А.Б. Иоффе [Мининберг 1995: 214–215; 252–254; Ржешевский 1990: 299].
Ванников не скрывал своего еврейства. Когда в 1945 г. он прибыл на завод в Горьком для испытания новой 85‑миллиметровой пушки для танка Т-34, наступал праздник Песах. Во время визита Ванников попросил директора завода еврея Марка Орловского организовать пасхальную трапезу для них и их жен. Трапеза действительно была организована [Свердлов 2002: 253] [53] .
Участник Гражданской войны Семен (Шимон) Александрович Гинзбург в годы Великой Отечественной войны исполнял обязанности народного комиссара строительства. Во второй половине 1920-х годов он окончил Московское высшее техническое училище, в 1937–1938 гг. служил заместителем наркома тяжелой промышленности и в 1939 г. был назначен наркомом строительства (этот пост он занимал до 1946 г.). Весь период его пребывания на последней должности государственное строительство целиком посвящалось военным нуждам. В мае 1950 г. в ходе обострения государственного антисемитизма Гинзбург был уволен по обвинению в денежных спекуляциях и в плохом управлении предприятиями его министерства [Кирьян и др. 1988: 140] [54] .
Л. Мининберг упоминает в своей книге еще 30 евреев, исполнявших обязанности заместителей наркомов в наркоматах, управляющих оборонной промышленностью. Некоторые из них были одновременно директорами заводов, изготовляющих вооружение. Леонид Юлианович Белахов, заместитель наркома флота, получил орден Ленина за прокладку стратегически важного нефтепровода. Нефть для переработки шла в советский тыл из Баку через Каспийское море, а оттуда по временным трубам, установленным на кораблях и лодках вдоль Урало-Каспийского канала. Зимой этот канал замерзал, что не позволяло двигаться грузовым кораблям, поэтому нефтепровод, который проложил Белахов, имел большое значение. Летом 1944 г., когда Красная армия освободила Румынию, Венгрию и Австрию, возникла необходимость интенсивных перевозок по Дунаю. Белахов организовал на реке водный транспорт и переправу боевого снаряжения.
Григорий Каплун был заместителем наркома судостроения (в основном военного). До этого он руководил самым крупным судостроительным заводом во Владивостоке. Заместителем наркома химической промышленности во время войны был Леон Локшин, заместителем наркома черной металлургии – Семен (Шимон) Резников, руководивший Ново-Тагильским металлургическим заводом и превративший его в одно из передовых предприятий (подробнее об этом см. далее). Заместителем наркома авиационной промышленности во время войны был Семен Сандлер. Евреи также занимали посты заместителей наркомов в наркоматах электротехнической промышленности, речного флота, тяжелой промышленности, нефтяной промышленности и т. д. [Мининберг 1995: 231–238; 478–481].
Исаак Моисеевич Зальцман – «танковый король»
Ведущую роль в сражениях Великой Отечественной войны играли бронетанковые войска. За качество и количество танков и их способность противостоять немецкой бронетехнике отвечал тыл – те, кто конструировал и производил боевые машины.
Генерал-майор И.М. Зальцман, которого называли «танковым королем», стал центральной фигурой в производстве бронетехники. С 1938 г. и до октября 1941 г. Зальцман был директором завода им. Кирова в Ленинграде. Этот завод, один из крупнейших в советской тяжелой промышленности, до войны занимался производством вагонов, паровозов, тракторов, танков, пушек и т. д. Во время войны с Финляндией (декабрь 1939 г. – март 1940 г.) танки типа Т-28 и Т-29, находившиеся тогда на вооружении большинства советских танковых дивизий, не устояли перед финским противотанковым оружием. Понадобились машины с более стойкой броней. Еще до войны на заводе пытались произвести тяжелый танк с броней, обеспечивающей безопасность экипажа. Первые модели танка (позднее названного КВ в честь наркома обороны Клима Ворошилова) были введены в бой и оправдали себя в атаках на финские долговременные укрепления (линию Маннергейма). Вследствие этого началось массовое производство танка КВ-1 весом в 47,5 т, вооруженного 76-миллиметровой пушкой и дизельным мотором. Все его детали изготовляли на Кировском заводе [55] .
После нападения Германии на СССР завод увеличил производительность и в конце июля ежедневно поставлял армии по десять танков, а в августе выпустил более 200 тяжелых танков. Все это происходило под непрерывными воздушными бомбардировками. Работа не прекратилась, даже когда немцы приблизились к заводу на расстояние 4 км. Из работников создали дивизию народного ополчения, и в то время как часть людей находилась на оборонных постах, другие продолжали производство. Поврежденные танки вывозились рабочими с поля боя и после ремонта возвращались на фронт. Рабочие комплектовали расчеты зенитных орудий и пулеметов, защищавших завод от налета вражеской авиации. Завод работал и одновременно защищался. Артиллерийские обстрелы, бомбардировки, ранения работников и потери не смогли остановить производство танков [56] .
В октябре 1941 г. в Москве сочли необходимым различными путями (через Ладожское озеро и при помощи самолетов) частично эвакуировать завод из осажденного Ленинграда на Урал, в Челябинск, где уже производили танки КВ. Перед этим Зальцмана вызвали в Москву, куда он прилетел из осажденного Ленинграда на самолете. Сталин сообщил ему о необходимости эвакуировать завод, назначил его директором челябинского Кировского завода и одновременно заместителем наркома танковой промышленности (Наркомат танковой промышленности был создан незадолго до этого, 11 сентября 1941 г.). В начале февраля 1942 г. в телефонном разговоре с Зальцманом, находившимся уже в Челябинске и отвечающим за все танковые заводы Урала, Сталин сказал:
Товарищ Зальцман, все военные говорят, что очень хорошо себя зарекомендовал Т-34. Я знаю, что вы любите тяжелые танки, но я прошу вас пересесть на Т-34. Мне звонят командующие фронтами, танковые генералы, и все просят увеличить выпуск средних танков Т-34. Они прекрасно ходят по глубокому снегу и весьма маневренны, летают, как ласточки. В Нижнем Тагиле построен большой вагоностроительный завод, туда эвакуирован сто восемьдесят третий завод из Харькова, но уже февраль, а танков нет. Мы сняли директора Максарева, будем его судить. Постарайтесь утречком быть в Нижнем Тагиле и займитесь заводом как директор. У вас права замнаркома, ЦК предоставляет вам широкие полномочия, примите любые меры… но чтобы танки Т-34 начали выпускаться в ближайшее время [57] .
Зальцман поспешил в Нижний Тагил вместе с группой специалистов из Челябинска для организации поточного производства. Ново-Тагильский завод в Нижнем Тагиле стал крупнейшим предприятием по производству танков Т-34 и производил 25–30 танков в день. За это достижение Зальцмана наградили орденом Ленина. Зальцман отдал предпочтение заводу в Нижнем Тагиле за счет предприятия ГУЛАГа, производившего запчасти к 76-миллиметровой пушке для танков Т-34. Берия позвонил Зальцману и угрожал ему, но, поскольку Зальцман объяснил причины своих предпочтений и сообщил, что они одобрены ГКО и лично Сталиным, был вынужден отступить [Герваш 1988; Сергейчук 1991: 106–107]. Танки Т-34 стали главными в советских бронетанковых войсках, и темпы их производства увеличивались. Зальцман начал производить их и в Челябинске, не прекращая выпуск тяжелых танков КВ.
Соответственно своей должности Зальцман также контролировал производство на разных заводах. В июне 1942 г. Сталин назначил его наркомом танковой промышленности. Танковые заводы в разных местах управлялись напрямую наркоматом, без посредничества других инстанций. Зальцман распространил полномочия наркомата и на ремонт поврежденных танков. В августе 1942 г., подходя к Сталинграду, немцы подвергли город массированным бомбардировкам. Завод пострадал, но Зальцман прибыл туда, организовал ремонт сотен поврежденных в боях танков и вернул их в строй [58] .
Однако Берия не забыл Зальцману удар по предприятию ГУЛАГа. В конце июня 1943 г. Берия, к тому времени ставший инспектором ГКО по танковой промышленности, прибыл с визитом в Челябинск и сказал Зальцману, что собирается в интересах повышении производительности завода вернуть его на должность непосредственного руководителя предприятия. Зальцману было однозначно «предложено» письменно обратиться к Сталину и попросить освобождения от должности наркома и возвращения на пост директора завода в Челябинске. Так Зальцман вернулся на завод в Челябинск [59] .
Уже в первые месяцы войны немцы убедились, что танк Т-34 превосходит танки, используемые большинством их дивизий. Генерал Гудериан, виднейший из танковых командиров немецкой армии, писал о Т-34:
…В ноябре 1941 г. видные конструкторы, промышленники и офицеры управления вооружения приезжали в мою танковую армию для ознакомления с русским танком Т-34, превосходящим наши боевые машины; непосредственно на месте они хотели уяснить себе и наметить, исходя из полученного опыта ведения боевых действий, меры, которые помогли бы нам снова добиться технического превосходства над русскими. Предложения офицеров-фронтовиков выпускать точно такие же танки, как Т-34, для исправления в наикратчайший срок чрезвычайно неблагоприятного положения германских бронетанковых сил не встретили у конструкторов никакой поддержки. Конструкторов смущало, между прочим, не отвращение к подражанию, а невозможность выпуска с требуемой быстротой важнейших деталей Т-34, особенно алюминиевого дизельного мотора. Кроме того, наша легированная сталь, качество которой снижалось отсутствием необходимого сырья, также уступала легированной стали русских.
Было решено восполнить этот недостаток следующим образом: выпустить ранее разработанную конструкцию танка «тигр» весом почти 60 т и, кроме того, сконструировать более легкий тип танка весом в 35–45 т, который впоследствии окрестили «пантерой» [Гудериан 1999: 376–379].
Зальцман превратил челябинский Кировский завод в крупнейшее танкостроительное объединение в СССР, его называли «Танкоградом». Комбинат под управлением Зальцмана, где работало 75 тыс. человек, объединил прежний Челябинский танковый завод, ленинградский Кировский завод, московский завод «Красный пролетарий», часть тракторного завода из Сталинграда, Харьковский 76-й дизельный завод и другие предприятия. В 1943 г. комбинат поставил армии улучшенную модель танка Т-34 с 85-миллиметровой пушкой, пробивавшей броню средних немецких танков «Марк-3» и «Марк-4». Кроме тяжелых КВ и средних Т-34 объединение начало производить более тяжелые машины ИС-1 («Иосиф Сталин») со 122-миллиметровой пушкой и самоходно-артиллерийские установки СУ-100 и СУ-152, представлявшие собой танки без башни, предназначенные для истребления вражеских танков. На них можно было поставить крупнокалиберные орудия для противоборства с тяжелыми немецкими танками «пантера» и «тигр». До конца войны комбинат произвел 45 тыс. дизельных танковых двигателей. Никто в СССР не сделал большего вклада в танкостроение, чем Зальцман. Он был награжден Звездой Героя Социалистического Труда, а в январе 1945 г. получил воинское звание генерал-майора [Мининберг 1995: 220–225; 236–237; Свердлов 1993: 90].
Зальцман руководил танковым комбинатом в Челябинске до лета 1949 г., когда его вызвали в Москву в Комитет партийного контроля. На встрече присутствовали также Берия и Маленков. От Зальцмана потребовали дать показания против ленинградских партийных руководителей, обвиненных в действиях против ЦК ВКП(б) [60] . Зальцман, лично знакомый с ними, утверждал, что ничего не знает о подобной деятельности, хотя за «правильные» показания ему предлагали должность министра. В ответ на это Сталин понизил Зальцмана до руководителя младшего производственного звена – должность, которую он занимал на Кировском заводе задолго до войны. Он был исключен из партии и с трудом устроился на новую работу. Все это было следствием политики государственного антисемитизма, проводимой тогда в Советском Союзе. После смерти Сталина и расстрела Берии Зальцмана восстановили в партии. Он занимал различные должности, но пик его карьеры был уже позади. В июле 1988 г. он умер [61] . В 1988 г. в газете «Труд» была опубликована статья «Танковый король» с предисловием:
Честно говоря, я не уверен, что сегодня многим известно имя человека, о котором собираюсь рассказать. А ведь в годы войны страна хорошо знала эту фамилию, особенно танкисты и рабочие оборонных заводов. Он был одним из создателей танкового конвейера, сыгравшего такую большую роль в войне. Речь идет об Исааке Моисеевиче Зальцмане – человеке трудной судьбы [Герваш 1988].
Одним из достижений танковой промышленности стала замена бензинового мотора, чреватого возгоранием танка при попадании вражеских снарядов, дизельным. Среди разработчиков дизельного мотора во второй половине 1930-х годов был еврей Яков Вихман. Мотор производился на дизельном заводе в Харькове, ставшем после эвакуации частью комбината в Челябинске. Главным инженером завода был Яков Невяжиский, также еврей. Л. Мининберг в своей книге называет имена десятков евреев-инженеров, много сделавших для совершенствования бронетанковых войск и неизменно находивших решения проблем, возникавших в ходе боев против немецких танков. Они занимались работами по перевооружению танков, разработкой 88-миллиметровых пушек, усилением брони и повышением мобильности [Мининберг 1995: 69–86].
Несмотря на трудности эвакуации большинства предприятий во время войны, на затраты времени на монтаж и запуск заводов и на проблемы с поставкой сырья советская танковая промышленность успешно соперничала с немецкой, а в некоторых областях даже превзошла ее. Средний танк Т-34, особенно модели, оснащенные 85-миллиметровой пушкой, и тяжелый танк КВ, броня которого не поддавалась вражеским снарядам, ошеломили немцев:
На протяжении первой половины 1943 г. немецкая армия на востоке постоянно сокращалась. <…> Состояние техники продолжало ухудшаться, особенно в бронетанковых частях. <…> Со своей стороны русские продолжали производить огромные количества бронетехники, с небольшими изменениями. С предприятий выходило около двух тысяч танков Т-34 в месяц. Советские технические службы разработали два новых противотанковых орудия: одно длинноствольное 100-миллиметровое, а второе 122-миллиметровое. <…> Все новые разработки – усовершенствованные пушки и оружие – русские сумели приспособить к используемым корпусам КВ и Т-34, это успешное сочетание использовалось до конца войны [Кларк 1970: 271–272].
Немцам пришлось в условиях войны вносить поправки в конструкцию танков «пантера» и «тигр». Советская танковая промышленность ответила немцам производством танка ИС, введенного в строй в 1944 г., а к концу войны, в 1945 г. появилась усовершенствованная модель этого танка. ИС стал наилучшим танком войны.
Евреи в авиапромышленности и конструировании летательных аппаратов
Основы самолетостроения были заложены в СССР в конце 1920-х – начале 1930-х годов. Основную работу вели Центральный аэрогидродинамический институт, Центральный институт самолетных двигателей, Военно-воздушная академия, исследовательские авиационные институты в Москве и Харькове. Евреи составляли 25 % сотрудников этих учреждений [62] . В 1938 г. вследствие тяжелых боев с японцами на маньчжурской границе и нарастания военной угрозы в Европе увеличению количества самолетов и разработкам новых моделей начали уделять повышенное внимание.
В авиапромышленности сформировалось около 20 коллективов по проектированию новых моделей. Один из них возглавил Семен Алексеевич Лавочкин [63] . До создания Наркомата авиапромышленности Лавочкин работал инженером-конструктором в авиационном отделе Наркомата военной промышленности. После превращения отдела в независимый комиссариат Лавочкин занялся разработкой истребителей. Первой пробной моделью стал Ла-1. После внесения в конструкцию необходимых изменений в массовое производство поступила модель Ла-3. Остов фюзеляжа новой модели предлагалось построить из древесины вместо дефицитного тогда алюминия. Получив техническое предложение с образцом материала, Сталин сначала положил на дерево горящую трубку, потом попытался резать его ножом и, лишь удостоверившись в стойкости материала против тепловых и механических воздействий, согласился с использованием древесины. 7 декабря 1940 г. Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) решили произвести в течение 1941 г. 16 530 самолетов, из них 2 960 модели Ла-3. Для этого потребовались три больших завода, один из которых прежде производил мебель. Полировка фюзеляжа самолета улучшила его аэродинамические качества, и он мог с некоторыми ограничениями продолжать полет даже после попадания пуль в различные его части. Нет сомнений, что в первых боях он показал себя не хуже немецкого «мессершмита-109». У следующей модели, Ла-5, скорость полета достигала уже 650 км/ч, а высота 6 км. Эта модель впервые вступила в бой под Сталинградом осенью 1942 г., где эскадрильи «лавочкиных» препятствовали функционированию воздушного моста, организованного немцами для снабжения своей окруженной армии. Превосходя «мессершмит-109», Ла-5 тем не менее находился на одном уровне с «мессершмитом-109ф». Лавочкин и его сотрудники без устали работали над улучшением модели. Летом 1943 г. в боях под Курском уже использовалась модель Ла-5ФН, имеющая бόльшие дальность и высоту полета, а также отличные маневренные способности.
В модель Ла-7 было внесено еще одно изменение: охлаждение двигателя заменили с жидкого на воздушное. Ла-7 успел поучаствовать в боях в 1944 г. После окончания войны на Параде Победы в Москве летел уже самолет модели Ла-9. Советская авиапромышленность произвела во время войны 15 758 самолетов по чертежам Лавочкина, которому в 1944 г. присвоили звание генерал-майора [Верт 2001: 376–377; Мининберг 1995: 25–29; Ржешевский 1990: 345; Поспелов и др. 1960–1965 (3): 165–166]. В его коллективе исследователей и конструкторов, а также в производстве самолетов насчитывалось немало евреев. Среди проектировщиков были Леонид Жак, Михаил Арлозоров и другие. Главным инженером 21-го завода – изготовителя самолета был Давид Резников, главным технологом Семен Зайчик, а заместителями директора завода Аркадий Шульман и Александр Иоффе [Мининберг 1995: 19–30] [64] .
Одним из самолетов нового поколения стал истребитель МиГ-3, спроектированный группой под руководством армянина Артема Микояна и еврея Михаила Гуревича [65] . Гуревич начал конструировать самолеты во второй половине 1920-х годов. МиГ-3 отличался высотой полета, достигавшей 12 тыс. м. Первые две модели МиГа стали опытными, лишь МиГ-3 поступил в массовое производство в 1940 г. Гуревич трижды получал орден Ленина и дважды – звание Героя Социалистического Труда.
Группа конструкторов, возглавлявшаяся С.В. Ильюшиным, во время войны занималась созданием одноместного штурмовика Ил-2, летающего на низких высотах, и двухместного штурмовика Ил-10. В конструкторском бюро Ильюшина работали евреи Виктор Шайбин и Д.В. Лещинер. На заводе в Комсомольске-на-Амуре, где строили самолеты Ил, главным инженером был Яков Хаевский, а главным конструктором – А.М. Вольман. Благодаря бронированной защите пилотской кабины самолеты Ильюшина могли продолжать полет после попадания в них вражеских пуль. Летчик-еврей Герман Борисович Гофман, Герой Советского Союза, совершивший 150 боевых вылетов на самолете Ил-2, вспоминал, что при выполнении заданий в его самолет около 600 раз попадали пули, но он всегда благополучно возвращался на базу. В течение войны с конвейеров авиационных заводов сошли 40 тыс. самолетов Ил-2, 6 500 самолетов Ил-10. Вместе они составили около 40 % от всех самолетов, произведенных советской авиационной промышленностью в 1941–1945 гг. [Мининберг 1995: 36–37; Shapiro 1988: 160–161].
Среди конструкторов самолетов Як выделялись евреи Иосиф Заславский и Леонид Шехтер. Завод по производству самолетов Як находился в Саратове, им руководил Израиль Левин, а главным инженером был еврей Григорий Пивоваров. Израиль Левин окончил Военно-воздушную академию во второй половине 1930-х годов и руководил авиазаводом в Иркутске. В 1940 г. его назначили директором авиазавода в Саратове. Группой инженеров, занятых улучшением качеств самолетов Як, руководил Лев Арсон. В сентябре 1942 г. в боях на подступах к Сталинграду советские ВВС получили первую эскадрилью самолетов Як-1, а затем и более усовершенствованную модель Як-3. Впервые на авиационных заводах производство перешло на конвейер [Мининберг 1995: 37–38]. В ночь на 24 мая 1943 г. 70 % завода было разрушено немецкой бомбардировкой с воздуха. Сначала казалось, что завод невозможно восстановить, но Израиль Левин вместе с другими заводскими руководителям возглавил ремонтные работы, и уже к концу сентября завод достиг прежних масштабов производства. А.И. Шахурин, в годы войны занимавший пост наркома авиапромышленности, писал о Левине в своих мемуарах:
Среди тех, кто внес огромный вклад в развитие <…> и становление оборонной промышленности, кто прошел суровую проверку войной и показал себя блестящим организатором и крупным специалистом авиационного дела <…> И.С. Левин [Шахурин 1990: 300] [66] .
В других узкоспециальных областях самолетостроения также выделялись евреи. Среди ведущих разработчиков двигателей, в основном для моделей Ильюшина, отличились Моисей Дубинский, Д.Л. Лифшиц, И.Л. Фогель и С.А. Косберг. Главный инженер 27-го авиазавода С.Ш. Бас-Дубов и его товарищ Г.М. Заславский, работавший на 467-м авиазаводе, совместно разработали новый пропеллер для истребителей и бомбардировщиков, позволивший сократить длину взлета и ускорить набор высоты. На 589-м заводе главный конструктор С.И. Буяновер сконструировал автоматическое устройство, улучшающее координацию времени сброса бомб и их попадания в цель [Мининберг 1995: 39–41].
Дважды Герой Советского Союза генерал-майор Яков Смушкевич внес большой вклад в разработку летательных аппаратов. Опыт борьбы против немецких и итальянских самолетов он приобрел в Испании, где осенью 1936 г. командовал эскадрильей, помогавшей республиканцам во время гражданской войны. После возвращения его назначили заместителем командующего ВВС, и в этой должности он в августе 1939 г. отправился на Дальний Восток, чтобы возглавить воздушные части, воевавшие против японцев. В ноябре 1939 г. Смушкевич получил пост начальника штаба советских ВВС, а в декабре 1940 г. стал командующим ВВС. Он вносил существенные замечания в разработку конструкций новых моделей самолетов. Опыт Смушкевича и его летчиков способствовал улучшению различных моделей – Як-1, Ил-2 и других. Массовое производство этих усовершенствованных самолетов с середины 1942 г. сыграло серьезнейшую роль в успехах на поле боя. 28 октября 1941 г. Смушкевича вместе с другими 24 старшими военными командирами арестовали по ложному обвинению и расстреляли; он был посмертно реабилитирован только после смерти Сталина.
В целом же если в начале войны советские ВВС еще уступали немцам в количестве и качестве самолетов, то со второй половины 1942 г. советская авиапромышленность преодолела недостатки и поставляла армии новые самолеты, превосходившие немецкие по всем параметрам.
Евреи в производстве артиллерийского вооружения
В наступательных операциях Красной армии артиллерия играла более значительную роль, чем в других армиях. В советской тактике интенсивный артиллерийский обстрел обязательно предшествовал наступлению танков или пехоты. На каждый километр линии фронта в 1941–1942 гг. Красная армия использовала по 70–80 артиллерийских стволов. На протяжении войны эта цифра росла вместе с ростом производства орудий. При прорыве к Берлину в 1945 г. использовалось уже 280–320 артиллерийских стволов на каждый километр линии фронта. В задачи артиллерии входили массированный обстрел перед наступлением, сопровождение наступавших войск стрельбой прямой наводкой и артобстрелы удаленных целей, в том числе вражеской артиллерии и командных пунктов. В армии артиллерию называли «богом войны». Как и в других отраслях промышленности, евреи внесли большой вклад в производство пушек и минометов.
Генерал-майор Абрам (Авраам) Исаевич Быховский во время войны руководил машиностроительным заводом им. Ленина (№ 172) в городе Молотове (ныне Пермь), производившим артиллерийские орудия. Быховский родился в 1895 г. в белорусском городке Дубровно. Свой профессиональный путь начал, работая слесарем и одновременно обучаясь в Харьковском технологическом институте. Он трудился на различных предприятиях, а в 1937 г. был назначен директором Пермского машиностроительного завода им. Дзержинского, производившего главным образом крупнокалиберные тяжелые орудия. За годы войны производство на заводе увеличилось в десять раз, а Быховский был трижды награжден орденом Ленина и другими знаками отличия [Мининберг 1995: 273–276; Свердлов 1993: 46]. Всего за годы войны завод выпустил 48 600 артиллерийских орудий [Козлов 1985: 554] [67] .
Одним из крупнейших предприятий по производству оружия, преимущественно артиллерийского, был завод «Баррикады» в Сталинграде. С 1939 г. им управлял Лев Гонор, а начальником производства был Л.Н. Айзенберг. Завод специализировался в основном на изготовлении тяжелых орудий, включая 210-миллиметровые пушки и 305-миллиметровые гаубицы, участвовавшие в сражениях с финскими (штурм линии Маннергейма) и немецкими войсками. В 1941 г. завод начал производить и 120-миллиметровые минометы. В сентябре 1942 г. в результате вражеских бомбежек завод понес значительные разрушения, много работников было убито или ранено. Но несмотря на ущерб от непрерывных бомбардировок завод продолжал производство, и лишь к концу осени, когда бои шли уже на подходах к городу, предприятие демонтировали и перевезли на Урал. В ноябре 1942 г. Гонор стал директором артиллерийского завода на Урале, который продолжил производить тяжелые орудия, пушки для танков и самоходные артиллерийские установки. В ноябре 1944 г. Гонор получил звание генерал-майора. Среди его наград три ордена Ленина и орден Кутузова [Мининберг 1995: 275–278; Свердлов 1993: 73] [68] .
Директором завода им. Калинина № 8 в подмосковном Калининграде, производившего 85-миллиметровые зенитные орудия, был Борис Фраткин, главным инженером Григорий Овцын, главными конструкторами Лев Локтев и Тувия Сандлер – все евреи. Немало евреев было и среди начальников отделов и рабочих. С начала войны завод стал мишенью воздушных немецких атак. Завод был замаскирован, а для обмана вражеских бомбардировщиков на расстоянии в нескольких километров построили макет завода. Предприятие защищали при помощи зенитных пушек, производившихся сверх поставлявшегося армии количества. В октябре 1941 г., когда немцы приблизились к Москве, завод эвакуировали на Урал. Через месяц после эвакуации, когда на новом месте еще не были возведены стены, завод начал выпускать 45-миллиметровые зенитные орудия, а еще через месяц – 85-миллиметровые. Фраткина дважды наградили орденом Ленина и другими знаками отличия, а в ноябре 1944 г. ему присвоили звание генерал-майора. После войны, когда советское правительство обратилось к антисемитской политике, Фраткина отправили руководить небольшим оружейным заводом, и в дальнейшем он служил на рядовых должностях [Мининберг 1995: 179–281; Свердлов 1993: 218].
В обороне Ленинграда важную роль играл ленинградский завод «Большевик». До войны он выпускал тяжелые орудия и боеприпасы для военных кораблей и береговой охраны. Главным инженером «Большевика» был Яков Шифрин. После оккупации немцами балтийского побережья производство военных кораблей прекратилось, отпала необходимость и в тяжелых орудиях. Дирекция «Большевика» и военное командование Ленинграда решили устанавливать орудия на открытых железнодорожных платформах, превратив их в мобильные артиллерийские батареи. Шифрин и его коллектив провели необходимую техническую подготовку работ, которые осуществлялись под руководством главного конструктора завода Бориса Коробова и главного металлурга Моисея Минкова. Передвижные артиллерийские батареи оказались эффективным боевым подразделением, и командование противовоздушной обороны запросило у дирекции «Большевика» батареи и зенитные орудия, способные передвигаться на железнодорожных платформах.
В конце октября 1941 г. Шифрину поручили руководить подмосковным заводом им. Ворошилова, производившим пушки. Первой задачей стала эвакуация предприятия в Сибирь. В ноябре и декабре завод вместе с рабочими был эвакуирован в 1164 вагонах. Когда Шифрин присоединил к своему производству подразделения других эвакуированных предприятий, общее число его подчиненных достигло 9 тыс. человек. От завода требовали изготовлять также подводные мины, 120-миллиметровые минометы, бомбы и т. д. Несмотря на все трудности, Шифрин справился с задачами и был награжден. В ноябре 1942 г. его назначили заместителем руководителя Главного управления по проектированию артиллерийского вооружения. Оно занималось проверкой и утверждением планов и изменений, вносившихся в производство пушек на всех соответствующих предприятиях. На посту директора завода Шифрина заменил Борис Хазанов, до этого служивший инспектором Наркомата оборонной промышленности, имевший широкие полномочия и контролировавший деятельность разных предприятий. Хазанов сумел повысить продуктивность завода; при нем на предприятии начали производить авиационные бомбы. Хазанову присвоили звание генерал-майора, и он заслужил множество наград [Мининберг 1995: 281–286; Свердлов 1993: 220].
На огромном Приволжском артиллерийском заводе № 92 (город Горький, ныне – Нижний Новгород) во время войны произвели 100 тыс. артиллерийских орудий, составивших 20 % от общего количества, произведенного в военные годы. В 1940–1947 гг. главным инженером этого крупнейшего предприятия был Марк Зиновьевич Олевский [Мининберг 1995: 287–288] [69] .
Реактивные установки, получившие неофициальное название «катюша», стали одним из самых популярных видов артиллерийского арсенала во время войны. Подразделения «катюш» назывались гвардейскими минометными частями. Эти части имели на вооружении два вида «катюш» – калибром в 82 и 132 мм. Части были организованы в батареи, полки и дивизии. Полк мог одним залпом выпустить 1132 ракеты, а дивизия – 3456 общим весом в 320 т. Первая батарея «катюш» приняла участие в бою под Оршей в середине июля 1941 г. Производством «катюш» занимался Наркомат минометного вооружения. Несколькими заводами, выпускавшими эти ракеты, руководили евреи. Директором завода им. Гольца был Семен (Шимон) Цофин, а завода им. Энгельса – Лазарь Боярский [Дюпуи 1999: 12; Кирьян и др. 1988: 131; Мининберг 1995: 291]. Из 125 заводов, подчинявшемуся наркомату, на 21 евреи были директорами, а на 18 – главными инженерами [Мининберг 1995: 316].
Евреи на других оружейных предприятиях
Ижевский машиностроительный завод во время войны был главным производителем легкого оружия и пулеметов для фронта. К концу 1941 г. он выпускал до 5 тыс. винтовок в сутки, а годом позже – уже 12 тыс. В течение войны завод поставил армии около полумиллиона автоматов. Главным инженером завода был Соломон Гинденсон, а главным технологом Абрам Фишер [Мининберг 1995: 288–289].
1-й государственный автомобильный завод им. Сталина (ЗиС) в Москве был крупнейшим производителем автомобилей в СССР. Он должен был поставлять армии не только автомобили, но и оружие:
В крайне тяжелые дни осени 1941 года, когда враг находился на подступах к столице, Московский ЗиС получил задание Государственного Комитета Обороны организовать производство необходимого фронту вооружения, в том числе 82-миллиметрового батальонного миномета образца 1941 года. Выполнение этого задания осложнялось тем, что уже шла эвакуация завода вглубь страны. <…> Изготовление первых партий минометов показало, что они нуждаются в доработке. Поэтому под руководством главного конструктора Бориса Фитермана были проведены работы по обеспечению более высокой технологичности изготовления миномета, повышению его надежности, удобства эксплуатации. Модернизированный ЗиСом миномет был принят на вооружение Красной Армией [70] .
За производство миномета завод и лично Фитерман были награждены орденами Ленина. Кроме того, завод ввел в строй тысячи трофейных грузовиков, оставленных немецкой армией во время отступления от Москвы зимой 1941–1942 гг. Эти машины были переданы войскам, что позволило советским службам снабжения двигаться следом за бронетанковыми дивизиями. За это Фитерман вторично был награжден орденом Ленина [Мининберг 1995: 88–92].
Поделиться книгой: