— Знал ли ты, что все это происходит, до того как я рассказал об этом?
Он запнулся на какой-то момент, прежде чем ответить.
— Нет, но я подозревал, что с тобой все хорошо, потому что ты не был испуган.
— Собака действительно играла со мной так, как они об этом рассказывают?
— Проклятье! Это была не собака!
Я высказал дону Хуану все, что думал по поводу этого своего опыта. С точки зрения той работы, которую я планировал, это было катастрофическое событие. Я сказал, что и думать не хочу о повторной встрече с Мескалито. Я согласился, что все, что произошло, уже произошло, но это никак не может подвигнуть меня искать новую встречу. Я серьезно считал, что непригоден для предприятий такого рода.
Пейотль, в качестве последействия, поселил во мне странного рода физическое неудобство. Это был неопределенный страх или беспокойство, какая-то меланхолия, качества которой я не мог точно определить. Я ни в коем случае не находил такое состояние удовлетворительным.
Дон Хуан засмеялся и сказал:
— Ты начинаешь учиться.
— Учение такого рода не для меня. Я не создан для него, дон Хуан.
— Ты всегда преувеличиваешь.
— Это не преувеличение.
— Нет, это так. Плохо то, что ты преувеличиваешь одни только отрицательные стороны.
— Тут нет положительных сторон, насколько это касается меня. Все это меня пугает.
— Нет ничего плохого в том, что это тебя пугает. Когда ты боишься, ты видишь вещи по-другому.
— Но я не забочусь о том, чтобы видеть вещи по-другому, дон Хуан. Я думаю оставить учение о Мескалито в покое. Я не могу с ним справиться. Это действительно плохо для меня.
— Конечно, это плохо — даже для меня. Не одного тебя это сбило с толку.
— Но отчего бы тебе оказаться сбитым с толку?
— Я думаю о том, что ты видел прошлой ночью. Мескалито, без сомнения, играл с тобой, и это меня поражает. Это было указание, знак.
— Что это было за указание, дон Хуан?
— Мескалито указывал мне на тебя.
— Зачем?
— Тогда мне было это неясно, но теперь понятно. Он имел в виду, что ты избранный.
— Ты имеешь в виду, что я был избран для какой-то цели или что-то вроде того?
— Нет, я имею в виду, что Мескалито сказал мне, что ты можешь быть тем человеком которого я ищу.
— Когда он тебе это сказал?
— Он сказал мне это тем, что играл с тобой. Это делает тебя избранным человеком для меня.
— Что это значит, быть избранным человеком?
— Есть некоторые секреты, которые я знаю. У меня есть секреты, которые я не могу открыть никому, кроме избранного человека. Прошлой ночью, когда я наблюдал за тем, как ты играешь с Мескалито, мне стало ясно, что ты именно такой человек. При этом ты не индеец. Поразительно!
— Но что это значит для меня, дон Хуан?
— Я принял решение и буду учить тебя тем секретам, которые делают судьбу человека знания.
— Ты имеешь в виду секреты Мескалито?
— Да, но это не все секреты, которые я знаю. Есть и другие, иного рода, которые я хотел бы кому-нибудь передать. Я сам имел учителя, и я тоже стал его избранным человеком, выполнив определенное условие. Он обучил меня всему, что я знаю.
Я опять спросил, чего эта новая роль потребует от меня; он сказал, что учение — единственно требуемая вещь. Учение в том смысле, в каком оно проходило последние два дня.
То, как разворачивалась ситуация, было очень странным. Я решил сказать, что собираюсь оставить мысль учиться о пейотле, но прежде, чем я успел что-либо произнести, он предложил учить меня своему знанию. Я не понял, что он имеет в виду, но чувствовал, что это серьезно.
Я стал говорить, что для подобного дела у меня отсутствуют необходимые качества — требуется редкое мужество, которого у меня нет. Я объяснил, что для меня характерно говорить о действиях, которые совершают другие. Мне было бы очень интересно узнать его мнения и взгляды, и я был бы счастлив, если бы мог сидеть тут и слушать его рассказы целыми днями. Для меня это было бы учением.
Он слушал меня, не перебивая. Я говорил долго.
— Все это очень легко понять, — сказал он, после того как я закончил. — Страх — первый естественный враг, которого человек встречает на своем пути к знанию. Ты, ко всему прочему, любопытен. Это решает дело. Ты будешь учиться независимо от себя самого — таково правило.
Я продолжал протестовать, пытаясь разубедить его. Но он, казалось, был полностью уверен, что мне не остается ничего другого, кроме как учиться.
— Ты не о том думаешь, — сказал он. — Мескалито действительно играл с тобой. Об этом следует подумать. Почему ты не ухватишься за это, вместо того чтобы думать о собственном страхе.
— Разве это было так уж необычно?
— Ты единственный человек, которого я видел играющим с Мескалито. Ты не привык к жизни такого рода, поэтому знаки прошли мимо тебя. Да, ты серьезный человек, но ты применяешь свою серьезность к тому, о чем ты думаешь, а не к тому, что происходит вокруг тебя. Ты слишком много думаешь о самом себе. В этом твоя беда. Это дает ужасную усталость.
— Но что еще можно делать, дон Хуан?
— Ищи чудеса вокруг и смотри на них. Ты устаешь от смотрения на себя, и эта усталость делает тебя слепым и глухим ко всему остальному.
— Ты попал в точку, дон Хуан. Но как мне измениться?
— Думай о чуде Мескалито, играющего с тобой. Не думай ни о чем другом. Остальное придет к тебе само.
Прошлой ночью дон Хуан начал вводить меня в пространство своего знания. Мы сидели перед его домом в темноте. Внезапно после долгого молчания он начал говорить. Он сказал, что собирается дать мне совет теми же самыми словами, которыми воспользовался его бенефактор в первый день, когда он сам стал его учеником. Дон Хуан, видимо, запомнил наизусть эти слова, так как он повторил их несколько раз, чтобы быть уверенным, что я ничего не пропущу:
— Человек идет к знанию так же, как он идет на войну, — полностью проснувшийся, со страхом, с уважением и с абсолютной уверенностью. Идти к знанию или идти на войну как бы то ни было иначе является ошибкой. И тот, кто совершает ее, доживет до того дня, когда ему придется жалеть о сделанных шагах.
Я спросил его, почему это так, он ответил, что когда человек выполняет это условие, для него не существует ошибок, с которыми ему придется считаться. При любых обстоятельствах его действия теряют бестолковый, мечущийся характер действий дурака. Если такой человек терпит поражение, он проигрывает только битву, и по этому поводу у него не будет больших сожалений.
Затем он сказал, что будет учить меня об олли тем самым способом, каким это делал его бенефактор. Он особо подчеркнул слова «тем самым способом», повторив это выражение несколько раз.
— Олли, — сказал он, — это энергия, которую человек может внести в свою жизнь, чтобы она помогала ему, советовала и давала силы, необходимые для выполнения действий, будь они большие или маленькие, плохие или хорошие. Олли нужен для того, чтобы укреплять жизнь человека, направлять его поступки и углублять его знание. Фактически, помощь олли в приобретении знания неоценима. Олли позволит тебе видеть и понимать вещи, о которых ни одно человеческое существо, вероятно, не расскажет тебе.
— Олли — это что-то вроде сторожевого духа? — спросил я.
— Нет, это не сторож и не дух.
— Мескалито — это твой олли?
— Нет, Мескалито — это энергия другого рода: уникальная сила, защитник, учитель.
— Что делает Мескалито отличным от олли?
— Его нельзя приручить и использовать, как приручают и используют олли. Мескалито вне тебя. Он показывается во многих формах тому, кто стоит перед ним, будь это колдун или деревенский мальчик.
Дон Хуан с глубоким уважением говорил о том, что Мескалито является учителем правильного образа жизни. Я спросил его, как Мескалито учит правильному образу жизни, и дон Хуан ответил, что Мескалито показывает, как жить.
— Как он это показывает? — спросил я.
— У него много способов показать это. Иногда он показывает это на своей руке или на камнях, или на деревьях, или прямо перед тобой.
— Это как картинки перед тобой? — спросил я.
— Нет. Это как учение перед тобой.
— Говорит ли Мескалито с людьми?
— Да, но не словами.
— Как же тогда он говорит?
— Он с каждым говорит по-разному.
Я чувствовал, что мои вопросы надоедают ему, и больше не спрашивал. Он продолжал объяснять, что нет точных шагов к Мескалито, к тому, чтобы узнать его. Поэтому никто не может учить о нем, кроме самого Мескалито. Это качество делает его уникальной силой. Он не один и тот же для каждого человека. С другой стороны, для того, чтобы заполучить олли, требуется точнейшее следование определенным шагам, без малейшего отклонения.
В мире много сил олли, однако сам он был знаком лишь с двумя из них, с тем, что в траве дьявола (la yerba del diablo) и с тем, что в «дымке» (humino). Объяснять природу «дымка» более подробно дон Хуан не стал.
— Какого типа силой является олли?
— Это помощь. Я уже говорил тебе.
— Как она помогает?
— Олли — сила, способная вывести человека за границы его самого. Именно таким образом олли может показать вещи, которые не способен показать никто из людей.
— Но Мескалито тоже выводит тебя за границы тебя самого, разве это не делает его олли?
— Нет, Мескалито берет тебя из тебя самого для того, чтобы учить, — олли делает это для того, чтобы дать силу.
Я попросил объяснить этот момент более подробно или описать разницу в действиях того и другого. Он долго смотрел на меня, а затем расхохотался. Он сказал, что учение через разговор — это не только пустая трата времени, но и глупость, потому что учение является наиболее трудной задачей, которую может взять на себя человек.
Он предложил вспомнить тот случай, когда я пытался найти «свое место». Тогда я хотел это сделать, не выполняя никакой работы, потому что я ожидал, что он вручит мне все сведения. Если бы он так поступил, сказал он, то я никогда бы не научился. Но осознание того, что такое место существует, давало мне уникальное чувство уверенности, и пока я был «привязан» к своему месту, ничто не могло причинить мне физический вред, потому что я знал, что именно на этом месте мне лучше всего. Я имел силу отбросить все, что могло причинить вред. Если бы, допустим, он рассказал мне, где это место находится, я никогда не получил бы той уверенности, которая необходима для того, чтобы провозгласить это истинным знанием. Таким образом, знание действительно стало силой.
Затем дон Хуан сказал, что каждый раз, когда человек предается учению, ему приходится работать так же усердно, как работал я, когда искал свое место, и границы его учения определяются только его собственной натурой. Он сказал, что некоторые виды знания слишком могущественны для той силы, которую я имею, и говорить о них будет только вредно для меня. Он явно давал понять, что больше тут нет ничего, что он был бы готов сказать мне. Он поднялся, собираясь идти к дому. Я остановил его, жалуясь на то, что ситуация меня подавила. Это было не тем, что я мог понимать, и не тем, что я хотел видеть.
Он ответил, что страхи естественны. Все мы испытываем их, и с этим ничего не поделаешь. Но, с другой стороны, вне зависимости от того, каким устрашающим покажется учение, еще более страшно думать о человеке без олли или без знания.
3
За два с лишним года, прошедшие с тех пор, как дон Хуан решил учить меня о силах олли, с того времени, когда он решил, что я готов учиться в прагматической форме, как участник, то есть в той форме, которую он сам называл учением, он постепенно обрисовал мне общие черты двух олли, о которых шла речь ранее. Тем самым он подготовил меня к обязательному итогу всех наших разговоров, закрепляющему суть его учения, — к состояниям необычной реальности.
Сначала он говорил о силах олли очень уклончиво. Первые замечания о них, которые я нашел в своих записях, перемежаются с другими темами разговора.
— Трава дьявола была олли моего бенефактора, она могла стать и моим олли, но я не любил ее.
— Почему тебе не нравилась трава дьявола, дон Хуан?
— У нее есть серьезный недостаток.
— Она что, слабее других олли?
— Нет. Не пойми меня неверно. Она так же могущественна, как лучшие из олли, но в ней есть нечто, что мне лично не нравится.
— Можешь ли ты сказать, что это?
— Она ослепляет людей. Она дает им чувство силы слишком рано, не укрепив их сердца, а это побуждает становиться доминирующим и непредсказуемым. Она делает людей слабыми в самом центре их великой силы.
— Есть ли способ избежать этого?
— Есть способ преодолеть это, но не избежать. Всякий, чьим становится олли дурмана, должен заплатить эту цену.
— Как можно преодолеть этот эффект?
— Трава дьявола имеет четыре головы: корень, стебель с листьями, цветы и семена. Каждая из них различна, и всякий, чьим становится олли травы дьявола, должен учиться в этом порядке.
Самая важная голова в корнях. Сила травы дьявола покоряется через корень. Стебель и листья — это голова, которая лечит болезни. Если ее правильно использовать, то эта голова может стать подарком для человечества. Третья голова — в цветах. Ее используют для того, чтобы сводить людей с ума, или делать их послушными, или убивать их. Человек, чьим олли является олли дурмана, никогда сам не принимает цветов, поэтому же он не принимает стебель и листья, за исключением тех случаев, когда у него самого есть болезнь. Но корни и семена принимаются всегда. Особенно семена, они являются четвертой головой травы дьявола, наиболее могущественной из всех.