Помоги проекту - поделись книгой:
— Какие предметы силы у тебя были?
— Маис-пинто, кристаллы и перья.
— Что такое маис-пинто, дон Хуан?
— Это небольшой вырост зерна, который имеет в своей середине язычок красного цвета.
— Это один единственный вырост?
— Нет, брухо владеет 48-ю выростами.
— Для чего эти выросты, дон Хуан?
— Любой из них может убить человека, войдя в его тело.
— Как вырост попадает в тело человека?
— Это предмет силы, и его сила заключается, помимо всего прочего в том, что он входит в тело.
— Что он делает, когда войдет в тело?
— Он растворяется в теле, затем оседает в груди или кишечнике. Человек заболевает и, за исключением тех случаев, когда брухо, который его лечит, сильнее, чем тот, который околдовал, он умирает через три месяца после того, как вырост вошел в его тело.
— Есть ли какой-нибудь способ вылечить его?
— Единственный способ — это высосать вырост из тела, но очень мало кто из брухо осмелится сделать это. Брухо может добиться успеха и высосать вырост, но, если он недостаточно могуществен, чтобы исторгнуть его из себя, то этот вырост попадет в него самого и убьет.
— Но каким образом вырост проникает в чье-либо тело?
— Чтобы объяснить тебе это, я должен объяснить тебе колдовство на зерне, которое является одним из самых сильных, какие я знаю. Колдовство делается двумя выростами. Один из них помещают внутрь свежего бутона желтого цветка. Цветок затем помещают в такое место, где он войдет в контакт с жертвой: туда, где человек ходит каждый день, или в любое место, где он обычно бывает. Как только жертва наступит на вырост или коснется его как-либо — колдовство исполнено, вырост растворяется в теле.
— Что случается с выростом после того, как человек его коснется?
— Вся его сила уходит в человека, и вырост свободен. Это уже совсем другой вырост. Он может быть оставлен на месте колдовства или сметен прочь — не имеет значения. Лучше замести его под кусты, где его подберут птицы.
— Может ли птица съесть вырост раньше, чем его коснулся человек?
— Нет, таких глупых птиц нет, уверяю тебя. Птицы держатся от него подальше.
Затем дон Хуан описал очень сложную процедуру, посредством которой эти выросты могут быть получены.
— Ты должен понимать, что маис-пинто — это лишь инструмент, но не олли, — сказал он. — Когда ты сделаешь для себя это разделение, у тебя не будет здесь проблем. Но если ты рассматриваешь такие инструменты как совершенные, то ты дурак.
— Предметы силы так же сильны, как олли? — спросил я.
Дон Хуан укоризненно посмотрел на меня, прежде чем ответить. Казалось, что он старается быть очень терпеливым со мной.
— Кристаллы, маис-пинто и перья — просто игрушки по сравнению с олли. Эти предметы силы бывают нужны лишь тогда, когда человек не имеет олли. Пустая трата времени исследовать их, особенно для тебя. Ты должен стараться заполучить олли. Когда ты преуспеешь в этом, ты поймешь то, что я говорю тебе сейчас. Предметы силы — это все равно, что игрушки для детей.
— Не пойми меня неверно, дон Хуан, — запротестовал я. — Я хочу иметь олли, но я также хочу узнать все, что смогу. Ты сам говорил, что знание — это сила.
— Нет, — ответил он с чувством. — Сила покоится на том, какого рода знанием ты владеешь. Какой смысл от знания вещей, которые бесполезны?
В системе верований дона Хуана процесс достижения олли означал исключительно эксплуатацию состояний необычной реальности, которые он продуцировал во мне при помощи галлюциногенных растений. Он считал, что сосредотачивая внимание на этих состояниях и опуская прочие аспекты знания, которое он передавал мне, я подойду к связному пониманию того, что испытал.
Поэтому я разделил эту книгу на две части. В первой части я даю выборки из моих полевых заметок, относящиеся к состояниям необычной реальности, которые я испытывал во время своего ученичества. Поскольку я расположил свои записи так, чтобы возникала непрерывность повествования, они не всегда оказываются в правильном хронологическом порядке. Я никогда не описывал состояние необычной реальности раньше, чем через несколько дней после того, как испытал его; я ждал до тех пор, пока мог писать спокойно и объективно. Однако мои разговоры с доном Хуаном записывались по мере того, как они велись, сразу после каждого состояния необычной реальности. Поэтому, мои отчеты об этих разговорах иногда опережают описание самого опыта.
Мои полевые записки описывают субъективную версию того, что я ощущал во время опыта. И она излагается здесь точно так же, как я излагал ее дону Хуану, который требовал полного восстановления каждой детали и точного пересказа каждого опыта.
Во время записи этих опытов я добавил отдельные детали в попытке охватить состояния необычной реальности полностью. Мои полевые записки также освещают содержание верований дона Хуана.
Я сжал длинные страницы вопросов и ответов между доном Хуаном и мной для того, чтобы избежать повторений. Но, поскольку я хотел также передать общее настроение наших разговоров, я сокращал лишь те диалоги, которые ничего не добавили к моему пониманию его пути знания. Информация, которую дон Хуан давал мне о своем пути знания, всегда была спорадической, и на каждое высказывание с его стороны приходилось много часов моих вопросов. Тем не менее, было бесчисленное количество случаев, когда он свободно открывал его мне.
Во второй части этой книги я даю структурный анализ, выведенный исключительно из материала, изложенного в первой части. *
* Вторая часть в русском переводе опущена. По единодушному мнению американских антропологов, обещанный в ней структурный анализ не удался. Больше того, некоторые исследователи увидели в этом малосодержательном и «очень научном» анализе пародию на этнометодологические труды Харольда Гарфинкла, университетского руководителя К. Кастанеды. Сам Кастанеда не раз признавал, что вторая часть книги необязательна.
1
В моих заметках, первое занятие с доном Хуаном датировано 23-м июня 1961 года. Это была та встреча, с которой началось мое обучение. Я много раз встречался с ним и до этого, но лишь в качестве наблюдателя. При каждом удобном случае я просил учить меня о пейотле. Он каждый раз игнорировал мою просьбу, но никогда не отказывал наотрез. Я истолковал его колебания как принципиальную возможность того, что однажды он начнет говорить со мной о своем знании.
В этот раз он дал мне понять, что согласится на мою просьбу, если я обладаю ясностью мысли и направленностью по отношению к тому, о чем прошу. Для меня было невозможно выполнить это условие, так как моя просьба об обучении была лишь предлогом для того, чтобы установить с ним тесную связь. Я считал, что мое знакомство с этим предметом может расположить его к тому, что он будет в большей степени склонен к разговорам, тем самым приоткрывая для меня дверь к своему знанию о свойствах растений. Он, однако, истолковал мою просьбу буквально — его интересовала лишь моя устремленность в желании учиться о пейотле.
— Ты будешь учить меня о пейотле?
— Почему ты хочешь знать об этом?
— Я действительно хочу знать об этом. Разве просто хотеть знать — недостаточная причина?
— Нет, ты должен заглянуть в свое сердце и выяснить, почему такой молодой человек, как ты, хочет поставить себе такую задачу.
— Почему ты учился этому сам, дон Хуан?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Может быть у нас с тобой одна причина?
— Сомневаюсь в этом. Я индеец. У нас разные пути.
— Единственная причина — это то, что я хочу узнать об этом, просто, чтобы знать. Но уверяю тебя, дон Хуан, у меня нет дурных намерений.
— Я верю тебе. Я курил о тебе.
— Что ты сказал?
— Это сейчас неважно. Я знаю твои намерения.
— Ты хочешь сказать, что видел меня насквозь?
— Ты можешь называть это так.
— Ну, а будешь ли ты меня учить?
— Нет.
— Потому, что я не индеец?
— Нет, потому, что ты не знаешь своего сердца. Что важно, так это чтобы ты точно знал почему хочешь связаться с этим. Если бы ты был индейцем, то одного твоего желания было бы достаточно. Очень мало индейцев имеют такое желание.
В пятницу я весь день находился с доном Хуаном, собираясь уезжать в семь часов вечера. Мы сидели на веранде перед его домом и я решился еще раз задать вопрос об учении. Это был уже надоевший вопрос, и я ожидал опять получить отказ. Я спросил существует ли для него какая-нибудь возможность принять одно мое желание учиться, как если бы я был индейцем? Он долго не отвечал. Я был вынужден ждать, так как он, казалось, пытался что-то решить. Наконец, он сказал, что такая возможность есть и начал объяснение.
Он указал на то, что я устаю, когда сижу на полу, и что мне следует найти «пятно», на котором я мог бы сидеть без усталости. Я сидел с поджатыми к подбородку коленями, обхватив ноги руками. Когда он сказал, что я устал, я понял, что спину мою ломит и что я совсем вымотан.
Я ожидал, что он объяснит что это за «пятно», но он не делал этого. Я решил, что он думает, что мне нужно сменить положение тела, поэтому я поднялся и пересел поближе к нему. Он жестом отверг такое решение и наставительным тоном пояснил, что «место» означает место, где человек может чувствовать себя счастливым и сильным. Он похлопал по месту, где сидел сам, и сказал, что это его собственное место, затем добавил, что он поставил передо мной задачу, которую я должен решить самостоятельно и немедленно.
То, что он имел в виду, было для меня загадкой. Я не имел представления ни о том, с чего начать, ни даже о том, что я все-таки должен сделать. Несколько раз я просил его дать хоть какое-нибудь объяснение или хотя бы намек на то, с чего начать поиски места, где я буду чувствовать себя счастливым и сильным. Я настаивал на объяснении, так как ничего не понимал. Он предложил мне ходить по веранде, пока не найду «пятно».
Я поднялся и начал ходить по полу. Я чувствовал себя очень глупо и опять сел рядом с ним.
Он, казалось, был очень недоволен и обвинил меня в том, что я его не слушаю. Он сказал, что, по-видимому, я не хочу учиться. Через некоторое время, успокоившись, он объяснил, что не на каждом месте хорошо сидеть или находиться, и что в пределах веранды одно место будет уникальным, «пятно», на котором мне будет лучше всего. Моей задачей было выделить его среди всех остальных мест. То есть я должен был «прочувствовать» все возможные места, пока без всяких сомнений смогу определить, какое из них правильное.
Я возразил, что хотя веранда и не очень велика (3,5 на 2,5 метра), возможных мест на ней множество и у меня займет слишком много времени проверка их всех. А поскольку он не указал размеров пятна, их количество возрастает до бесконечности. Но мои возражения пропали даром. Он поднялся и резко предупредил меня, что может быть на это уйдут дни, но что, если я не решу задачу, то могу уезжать, так как ему будет нечего сказать мне. Он подчеркнул, что сам он знает, где находится мое пятно, поэтому я не смогу его обмануть. Он сказал, что это абсолютное условие, при выполнении которого он сможет принять мое желание учиться за достаточную причину. Он добавил, что в его мире ничто не является подарком и все, что в нем есть, чему можно учиться, постигается трудным путем. Он отправился в кусты, чтобы справить нужду, а затем вернулся в дом через заднюю дверь.
Я подумал, что задание найти определенное пятно счастья было просто его способом отделаться от меня. Однако, я поднялся и стал шагать туда-сюда по веранде. Небо было безоблачным, поэтому не смотря на сумерки мне было все хорошо видно как на самой веранде, так и рядом с ней. Должно быть, я ходил около часа или более того, но не происходило ничего, что открыло бы мне местонахождение пятна. Я устал шагать и сел на пол. Через несколько минут я пересел на другое место, затем еще на одно, пока таким образом не прошел весь пол. Я старался почувствовать разницу между местами, но у меня не было для этого никаких критериев. Я чувствовал, что напрасно трачу время, но оставался. Я оправдывал себя тем, что приехал издалека только для того, чтобы встретиться с доном Хуаном, и мне действительно нечего больше делать.
Я лег на спину, подложив руки под голову. Затем перекатился на живот и полежал немного так. Я повторил такое перекатывание много раз по всему полу и наконец мне показалось, что я все таки наткнулся на какой-то критерий — я заметил, что мне становится теплее, когда я лежу на спине.
Я стал кататься опять, теперь в обратную сторону. Я пролежал всю длину пола лицом вниз там, где прежде лежал на спине. Я испытывал то же ощущение тепла или холода в зависимости от положения, в котором лежал, но разницы между местами не было.
Затем мне пришла в голову мысль, показавшаяся в тот момент блестящей: место дона Хуана! Я сел там и затем лег, сначала лицом вниз, а затем на спину, но это место было точно таким же, как и все остальные. Я подумал, что мне нужно попрощаться с доном Хуаном, но мне было неудобно будить его. Я взглянул на часы. Было два часа ночи. Я катался по полу уже шесть часов.
В этот момент дон Хуан вышел и пошел вокруг дома в кусты чаппараля. Вернувшись, он встал у двери. Я чувствовал себя отверженным, мне хотелось сказать ему что-нибудь отвратительное и уехать. Но я сообразил, что это не его вина, это был мой собственный выбор идти через всю эту чепуху. Я сказал ему, что побежден, что как идиот, катался всю ночь по полу и все еще не вижу никакого смысла в загадке.
Он рассмеялся и сказал, что это его не удивляет, поскольку я не пользовался глазами. Это было так, хотя я был уверен, что мне нужно, по его словам, «ощутить» разницу. Я сказал ему об этом, но он возразил, что глазами можно ощущать, когда не смотришь на вещи прямо. И раз уж я за это взялся, сказал он, то у меня нет другого способа решить задачу, кроме как использовать все, что у меня осталось, — глаза.
Он вошел в дом. Я был уверен, что он наблюдает за мной. Я думал, что иначе он не смог бы узнать, что я не пользовался глазами.
Я снова начал кататься, так как такой метод поиска показался мне самым удобным. Однако теперь, сложив руки перед собой и опираясь на них подбородком, я всматривался в каждую деталь. Когда я фокусировал свой взгляд на точке, находящейся прямо перед моими глазами, вся периферийная зона моего поля зрения становилась окрашенной зеленовато-желтым цветом. Эффект был поразительным. Держа глаза фиксированными на точке прямо перед собой, я начал ползти в сторону на животе, передвигаясь примерно на тридцать сантиметров за раз.
Внезапно, в точке, находящейся примерно на середине пола, я почувствовал перемену оттенка. В точке справа от меня, все еще на периферии зрения, зеленовато-желтый оттенок стал интенсивно пурпурным. Я сконцентрировал на этом свое внимание. Пурпурный цвет сделался более бледным и оставался таким постоянно, пока я удерживал на нем свое внимание. Я отметил место своим пиджаком и позвал дона Хуана. Он вышел на веранду. Я был очень возбужден. Я действительно видел разницу в оттенках. Он, казалось, не был удивлен этим, он предложил мне сесть на это место и описать свои ощущения.
Я сел туда, а затем лег на спину. Он стоял рядом, дожидаясь моего отчета о самочувствии. Я не чувствовал ничего особенного. Примерно в течение пятнадцати минут я пытался ощутить или увидеть разницу, в то время как дон Хуан терпеливо стоял рядом. Я чувствовал какое-то отвращение. Во рту появился металлический привкус. Внезапно у меня заболела голова. Появилось ощущение, что я заболел. Мысль о моем бессмысленном предприятии раздирала меня до ярости. Я поднялся.
Дон Хуан, по-видимому, заметил мое расстройство. Он не смеялся, но сказал, что мне следует быть несгибаемым с самим собой, если я хочу учиться. Лишь два выхода есть у меня, сказал он. Или сдаться и ехать домой — и в этом случае я никогда не буду учиться, — или решить задачу.
Он вновь ушел в дом. Я хотел немедленно уехать, но был слишком усталым для этого. К тому же ощущение разницы оттенков было столь явным, что я был уверен, что все же нашел разницу, хотя, возможно, могли бы найтись и какие-нибудь другие заметные изменения. Во всяком случае, уезжать было слишком поздно. Поэтому я снова лег на пол и начал все сначала.
На этот раз я быстро передвигался с места на место, минуя точку дона Хуана, до конца веранды, затем развернулся, чтобы захватить внешнюю ее часть. Когда я достиг центра пола, то понял, что произошло еще одно изменение в окраске, снова на краю поля зрения. Однообразный зеленовато-желтый оттенок, который я видел повсюду, превратился в одном месте, справа от меня, в яркий серо-зеленый. Я снял ботинок и отметил эту точку. После этого я продолжил ползать, пока не исследовал пол во всех возможных направлениях. Больше никаких изменений окраски не было.
Я вернулся к точке, отмеченной ботинком, и осмотрел ее. Эта точка находилась чуть более, чем в полутора метрах от той, что была отмечена пиджаком, в юго-восточном направлении. Рядом с ней находился большой камень. Совсем ненадолго я присел рядом, пытаясь найти отгадку, приглядываясь к каждой детали, но не смог почувствовать никакой разницы.
Я решил еще раз обследовать первую точку. Опустившись на колени, я собрался улечься на свой пиджак, но неожиданно испытал странное ощущение. Оно было похоже на ощущение чего-то физически давящего на мой живот. В один момент я вскочил и ретировался. Волосы на шее поднялись дыбом, ноги выгнулись, туловище наклонилось вперед, а пальцы согнулись, как клешни. Я заметил свою необычную позу и испугался еще больше.
Я невольно попятился и уселся рядом со своей туфлей. Я пытался сообразить, что вызвало у меня такой испуг. Я подумал, что должно быть причиной всему усталость. Уже почти наступило утро. Я чувствовал себя глупо и неудобно. Между тем, я никак не мог понять, что же меня так испугало, и никак не мог уразуметь, чего добивается от меня дон Хуан.
Я решил предпринять последнюю попытку. Я поднялся и медленно приблизился к точке, отмеченной пиджаком, и снова испытал то же ощущение. На этот раз мне пришлось сделать большое усилие, чтобы держать себя в руках. Я сел, а затем стал на колени, чтобы лечь на живот, но не смог заставить себя это сделать. Я опустил руки на пол. Мое дыхание участилось, желудок был неспокоен. Возникло острое ощущение паники и большое желание убежать прочь. Думая, что дон Хуан, возможно, наблюдает за мной, я медленно отполз на второе место и прислонился спиной к камню. Я хотел немного отдохнуть и привести в порядок свои мысли, но заснул.
Я услышал, как дон Хуан смеется и разговаривает, глядя на меня сверху. Я проснулся.
— Ты нашел точку, — сказал он.
Сначала я не понял его, но он вновь сказал, что это то самое место. Я ответил, что действительно не вижу никакой разницы.
Он попросил меня сравнить свои ощущения в этот момент с теми, которые были у меня, когда я обследовал первую точку. Тут мне впервые пришло в голову, что, пожалуй, я не смогу объяснить ощущения прошедшей ночи. По какой-то необъяснимой причине я действительно боялся места, отмеченного пиджаком. Он заметил, что только дурак может не почувствовать разницу.
Я спросил его, имеют ли эти места названия. Он сказал, что хорошее место называют «сиденьем», а плохое — «врагом». Он сказал, что эти два места — ключ к самочувствию человека, особенно такого человека, который ищет знания. Простой акт сидения на своем месте наполняет человека силой; с другой стороны, «враг» ослабляет человека и даже может вызвать его смерть. Он сказал, что я восполнил свою энергию, сильно потраченную минувшей ночью тем, что некоторое время спал на правильном месте.
Он сказал также, что оттенки, которые я наблюдал в связи с каждым из этих мест, имеют то же общее действие, придавая силы или уменьшая их. Я спросил его, есть ли для меня другие места, подобные тем двум, которые я нашел, и как мне следует искать их. Он сказал, что в мире есть очень много мест, похожих на эти два, и что лучший способ находить их — отмечать соответствующие им цвета.
Для меня осталось неясным, решил я в действительности задачу или нет. Я даже не был уверен, что проблема вообще была, и не мог избавиться от ощущения, что все это было натянуто и спорно. Я был убежден, что дон Хуан всю ночь следил за мной и затем стал шутить надо мной, говоря, что место, где я заснул, было местом, которое я искал. Я, однако, никак не мог найти логической причины для такого поступка, и когда он попросил меня сесть на второе место, я не смог этого сделать. Имелся странный пробел между моим практическим опытом боязни второго места и моими рациональными рассуждениями обо всем этом в целом.
Дон Хуан, с другой стороны, был абсолютно уверен, что я добился успеха, и, поступая в соответствии со своим обещанием, сказал, что согласен учить меня о пейотле.
— Ты просил учить тебя о Мескалито, — сказал он. — Я хотел узнать, имеется ли у тебя необходимый запас сил, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Мескалито — это нечто такое, с чем нельзя шутить. Ты должен уметь владеть своими ресурсами. Сейчас я понимаю, что могу принять твое желание за достаточную причину.
— Ты действительно собираешься учить меня о пейотле? — спросил я.
— Я предпочитаю называть его Мескалито. Делай и ты так же.
— Когда ты собираешься начать?
— Это не так просто. Сначала ты должен быть готов.
— Я думаю, что я готов.
— Это не шутка. Ты должен подождать, пока не останется сомнений, и тогда ты встретишься с ним.
— Мне следует подготовиться?
Поделиться книгой: