Помоги проекту - поделись книгой:
Единственное, что я знал на девяносто девять процентов, – это не Араб. Во-первых, он тогда не был столь близок ко мне. Он был удачливым офицером спецназа, который на завершающем этапе кампании руководил всеми специальными операциями. Его тогда никак нельзя было назвать моим человеком. Во-вторых, это должен был быть тот, кто имел какой-то доступ ко двору и мог непременно лично выйти хотя бы на Толстого. В третьих, он бы мог меня просто убить, и уже давно. Подозрений было бы не больше, чем в смерти других возможных фигурантов всего этого дела.
Кто? Все мертвы.
Или нет?
Я уже подъезжал к городу, когда мне позвонили. Никто не знал, что я подъезжал к Санкт-Петербургу. Я не сообщил и не намеревался заглядывать ни в Зимний, ни в Адмиралтейство. Номер этого телефона знали очень немногие, он был куплен в Верном на чужое имя. По сути, только один человек знал этот номер.
И по нему звонят.
Чертыхнувшись, я посмотрел на номер… узнал.
Не ответить я не мог.
– Алло.
– Слава богу, я тебя застала. Я долго тебя искала, тебя нигде не было…
– Подожди немного, я съеду с дороги.
Съехал. По пути успев подумать, что когда-то с этим надо решить, и решить что-то конкретно. Жить на два дома нельзя… даже живя в одном доме. Это надо прекращать, иначе…
– Съехал, говори.
– Извини, что позвонила, но…
Конечно же, это была Юлия. Знаете… у нее был такой голос, она говорила совершенно серьезно совершенно серьезные вещи, но почему-то все это вызывало у меня совсем не серьезную реакцию в душе. Вот как хочешь, так и живи с этим…
– Говори, что произошло? Что-то…
– Нет, с ним все в порядке.
Она снова замялась.
– Тогда что?
– Знаешь… моя подруга хочет с тобой переговорить… тет-а-тет.
Мне показалось, что я ослышался.
– Подруга?
– Да. Понимаешь… это не телефонный разговор.
– Это важно?
– Да. Я думаю, да. Ты далеко?
Я посмотрел на часы.
– Да нет, близко. Я тебе перезвоню. Этот номер?
– Да.
– Договорились.
– Не забудь, это очень важно.
– Хорошо.
«Целую» – не сказали ни я, ни она. Потому что у нас дружба. Та самая, которая доставляет намного больше боли, чем грязная интрижка с предсказуемым разоблачением в конце.
Или это я говорю про себя?
Отключил телефон, вынул сим-карту. Хотел выбросить в окно, подумал и спрятал в карман. Может, еще пригодится, это единственный способ связи со мной для Араба, который отсиживается в Туркестане на нелегалке. И у меня – для него. Он и назвал телефон Юлии по понятным соображениям. Посмотрим, что будет дальше, исходя из этого, и сделаем вывод, спалился телефон или нет. Как надоело уже все…
Российская империя
Санкт-Петербург
1 марта 2017 года
В Санкт-Петербурге у меня была квартира.
Точнее, не у меня, осталась от деда. Дед купил ее, когда стал начальником Главного оперативного управления МГШ[61]. Там все так и осталось от него… я здесь давно уже не был… последний раз на похоронах.
На квартиру я не пошел. Идиот я, что ли?
У любого вокзала можно было найти людей, предлагающих квартиры внаем. На день, на два, даже на час. Так я оказался временным владельцем квартиры недалеко от моей. Приехал в город, в котором прошла значительная часть моей жизни, и вынужден снимать угол рядом со своей квартирой. Ну и как?
Плохо, в общем.
Съемная квартира – видимо, дела шли плохо, или мне подсунули квартиру не из лучших – встретила меня темнотой и тем особенным запахом пыли и пустоты, которая бывает в нежилой квартире. Но у меня был ключ, и я не собирался оживлять этот дом… все, что мне было нужно – это переодеться в один из гражданских костюмов, которые я купил по дороге в магазине готового платья Никитского. Вот и все, что мне было нужно.
На кухне я нашел свечи. Многие петербуржцы держали их на случай отключения освещения… в Санкт Петербурге вообще много довольно смешных, оригинальных вещей и привычек, которые вы не встретите в любом другом городе Империи. Да что тут говорить – приезжайте, посмотрите сами. Так лучше, чем рассказывать.
Костюм оказался даже велик… в сочетании с бородой да шевелюрой строгий костюм выглядел вообще дико. Провел руками по волосам, по бороде… и надо подстричься да побриться, но нельзя. Мало ли что придется в Афганистане еще пережить.
Решил, что все-таки надо привести себя в порядок. Пойду в парикмахерскую, постригусь и подровняю бороду, сделаю короткую, окладистую. Все мусульмане знают, что борода – ваджиб[62], вот только относительно ее длины есть разночтения. Наиболее радикальные мусульмане считают, что укорачивать бороду вообще нельзя, пусть растет как растет, отчего становятся похожими на гномов. Менее радикальные считают, что надо оставлять столько длины, сколько хватит, чтобы захватить в кулак, а остальное можно отрезать. Еще менее радикальные считают, что борода есть борода, а какой длины – это уже личное дело правоверного. Будем считать, что я не слишком ретиво соблюдающий. Еще бы покрасить… седины уже слишком много.
И позвонить надо. Забросить удочку. Посмотрим, что на нее клюнет.
Графа Николая Толстого я решил ловить в самом аристократическом и недоступном клубе Санкт-Петербурга, членом которого являлся и я сам – Императорском яхт-клубе. Для того чтобы вступить туда, нужно быть владельцем яхты длиною не менее ста британских футов, совершить на ней по меньшей мере одно путешествие и выдержать баллотировку среди членов клуба. Она происходила раз в год и отличалась подлинной свирепостью: один черный шар уничтожал пять белых, причем среди членов клуба были и такие, которые кидали черные шары всем подряд. Баллотировку я прошел, когда был уже контр-адмиралом – на грани. Все-таки репутация у меня была далеко не однозначная, я получил два черных шара и больше не получил лишь потому, что был жив мой дед, а он входил в правление клуба, последние два года был командором клуба. Не исключено, что в ближайшее время членства в клубе я лишусь.
В парикмахерской «Гришара» на Невском меня привели в порядок… бороду носить было немодно, но здесь были мастера, которые и из бороды умудрились сотворить что-то пристойное. Еще в одном месте – надеюсь, там меня не узнали – я отгладил как следует костюм. Пусть и готового платья, но приличный на вид. Дорогие часы как последний штрих образа я надел в салоне черного «БМВ», который взял напрокат на три дня, поставив на стоянку «Форд». Если я прибуду в клуб на «Форде», меня неправильно поймут…
Так при относительном параде я подкатил к зданию клуба, факт членства в котором не брезгуют указать на визитке лучшие люди России. Крайний раз я здесь был с фельдмаршалом Раевским.
Лакей на входе был новым и меня не узнал.
– Любезнейший…
Я положил на поднос свежеотпечатанную визитку.
Лакей вгляделся в визитку. Потом в меня.
– Александр Владимирович… Ваше Высокопревосходительство…
Я поднес палец к губам:
– Тихо. Мне хотелось бы сохранить инкогнито. Я только оттуда, понимаете? Не хочу излишних расспросов.
Зловещее понятие «оттуда», забытое в семидесятые, снова прочно вошло в нашу жизнь. Заплати любую цену, неси любую ношу, перебори любые лишения, помоги любому другу, борись с любым врагом…
Лакей закивал, даже истово. Служил…
– Боцман Кашинцев здесь? Мне он нужен, и срочно.
– Сей секунд, Ваше Высокопревосходительство. Сей секунд…
Боцман вышел меньше чем через минуту. Увидев меня, обрадовался… служил еще вместе с дедом.
Я приложил палец к губам:
– Виктор Павлович, как-то в здание попасть можно не через парадный вход? У меня тут небольшой тет-а-тет.
– Разумеется, – не задумываясь ни на секунду, сказал Кашинцев. Вот для него я всегда был и буду своим.
Меня провели ходом, которым члены клуба обычно не пользуются: он вел прямо на второй этаж, причем со двора. Там были кабинеты. Свободный нашелся…
Тень от портьер, прикрывающая сочащийся через окна, еще не погасший дневной свет. Лампа с абажуром, светит так, что половина комнаты не видна. Кажется: еще немного – и выступит из темноты лицо Кахи Несторовича, с черными провалами вместо глаз… он любил эффектные жесты. Засмеется своим хрипловатым, кашляющим смехом и сразу пояснит, что нужно делать и как поступать.
– Извольте, Ваше Высокопревосходительство…
– Благодарю… – Я не стал давать на чай, чтобы не обидеть боцмана, – официанта не нужно, просто оставьте меня здесь. И заприте дверь.
– Слушаюсь…
– И вот еще что… – остановил я заторопившегося привратника, – граф Толстой здесь бывает, я слыхал…
– Который, Ваше Высокопревосходительство?
– Младший.
– Бывает, как не бывать. Изволите доложить о вашем присутствии?
– Нет, братец, нет… Ни в коем случае. Хочу попросить об одной услуге. Если граф Толстой прибудет сюда и востребует кабинет на верхнем этаже, проводите его в этот кабинет, будьте любезны. Ничего не сообщая ему о моем присутствии. И перед этим прозвоните сюда, сообщите…
Я не знаю, что подумал боцман – а подумать можно было многое, при том что выяснения отношений, разбирательства, собеседования по вопросам чести в клубе строго-настрого запрещались. Но и тут старик не колебался ни секунды.
– Всенепременно, Ваше Высокопревосходительство.
Дверь за старым боцманом закрылась…
Я осмотрелся в кабинете – быстро, прежде всего на наличие подслушивающих устройств. Их здесь не должно было быть, в конце концов, здесь высшие сановники Империи отдыхают, найдут прослушку – голову оторвут. Но по нынешним временам могло быть все.
Стол, портьеры, дверной косяк, лампы. На некоторые виды реагирует помехами сотовый телефон, но его у меня не было. Розетка… там тоже может быть, но у меня не было отвертки, чтобы проверить. Ограничился тем, что переставил кадку с пальмой, хоть немного, но звук исказит. Если будет что искажать…
Портьеры… Лампа…
Вот это должно было быть моим и не стало. По уму, уже после Великобритании, крайний случай после Персии я должен был осесть в Санкт-Петербурге, получить штабную или придворную должность и продвигаться дальше в табели о рангах – хоть до канцлера Империи. Родственные связи и родовитость это позволяют, ум, надеюсь, тоже. Это нужно было сделать хотя бы потому, что в Североамериканских Соединенных штатах мне грозила смерть, я уже тогда был засветившимся разведчиком, и если не североамериканцы, то британцы вполне могли предпринять против меня что-то.
Но вместо этого я снова отправился в поход и тем самым определил свою судьбу. Не будет ни балов, ни приемов… ничего не будет. Это не мое и никогда моим не станет… никогда не станет. В лучшем случае, что меня ждет – похоронная церемония и три залпа, в худшем – безымянная могила где-нибудь на Востоке. Вот это – мое. Безвестная служба и безымянная могила.
Все.
Я готов был ждать несколько дней, как ждал незабвенной памяти Каха Несторович… но мне снова повезло, и повезло крепко. Не успел я осмотреться как следует, как прозвонили снизу и сообщили, что в Императорский яхт-клуб заявился Его Превосходительство граф Николай Толстой. Собственной омерзительной персоной…
Стоп, стоп, стоп…
Я прислушался к себе самому: а почему омерзительной-то? Уж не играю ли я обманутого мужа… Господь Всеблагой, какой, ко всем чертям, муж. И какой из графа Толстого, к чертям, любовник. Роковой брюнет еще… Просто обычный прощелыга из высшего света, не слишком умный, не слишком строгих нравов… такими не только дамы бывают, мужчин тоже. Каким-то образом подкатился к Ксении… она женщина одинокая, ей тоже… надо. Вот и… сошлись два одиночества… на почве общих жизненных интересов. А я тут… никаким боком, не суди и не судим будешь. Только бы к Нико эта мразь не лезла, и так парень почти что без отца растет. Хорошо, что Ксения понимает… лучше никакого отца, тем такая вот… амеба.
– Где он сейчас? – спросил я.
– На первом, Ваше Высокопревосходительство… шуметь изволят…
Понятно… уже принял на грудь. Интересно, как его-то сюда приняли? Он хоть и морганатический супруг сестры Его Величества и Регента Трона, но должно же быть хоть на грамм какое-то приличие, нет?
– Спасибо, – сказал я, – я жду…
– Э… Ваше Высокопревосходительство, Ваше Высокопревосходительство, – заторопился старик, опасаясь, что я положу трубку, – не извольте гневаться, но…
– Не беспокойтесь. Морду я ему бить не буду, если вы об этом.
Громкий голос графа Николая Толстого я услышал еще в коридоре, из-за закрытой двери… голос громкий, неприятный и определенно пьяный. Голос человека, которому все равно, что подумают окружающие о нем и его манерах, голос человека, который считает, что ему все дозволено в этой жизни. Граф разбирался с кем-то из служителей, разбирался по поводу своего заказа, точнее, диктовал, что готовить и как – обычная трапеза его не устраивала. Хамство по отношению к обслуживающему персоналу – один из признаков низкого происхождения, потомственному дворянину нет нужды таким образом возвышаться над другими людьми, он и так знает, что выше их. А вот нувориши – те испытывают удовольствие от того, что стали выше других и теперь могут унижать других людей так же, как раньше унижали их самих.
Я быстро прошел к портьере шагом, которым ходят в Афганистане, бесшумным, с пятки на носок. Видно, конечно, но только мыски ботинок вряд ли граф заметит с пьяных глаз, да и темно тут. Сюрприз, милейший, сюрприз…
Щелчок замка в двери.
– Извольте-с…
– …и подберите, в конце концов, нормальный сыр! – продолжал распекать сопровождающего его человека граф. – От вашей сырной тарелки меня просто воротит! Для чего такие соленые сыры, сыры нужны нежные, лучше нидерландские… швейцарские…
– Всенепременно, Ваше Высочество…
Поделиться книгой: