Амёба

Это Вавочка? Это, по-вашему, Вавочка? Да на морду одну взглянуть достаточно… Крысёнок! Слюной брызжет! И ещё орёт чего-то! Что он орёт?

— Ты на рожу на свою посмотри! Ты! Ты хоть знаешь, кто ты такой?.. Откуда ты взялся — знаешь?!

Вскоре словарный запас был исчерпан, оба внезапно обессилели и стояли теперь, тяжело дыша и утирая слёзы. Обида, жгучая обида катилась к горлу, принимая вид вопроса.

— Почему? — выдавил наконец тот, что в тенниске.

Почему это случилось с ним? Именно с ним! Почему не с Лёней и не с Сан Санычем?

А вокруг уже подпрыгивал и пританцовывал мохнатенький смешок на тонких ножках:

— А вот не надо ничего из себя выталкивать! Ишь! Чистеньким быть захотел! Не понравилось ему в себе что-то, ах-ах! Ну вот и получи, раз выпихнул!..

…Глумился, бегал вприпрыжку по комнате, выглядывал, ухмыляясь, из-за алтарной тумбочки со свечой:

— А Сан Саныч — тот у-умный! Всё при себе держит…

— Так ведь… во сне же… — жалобно и растерянно произнёс тот, что в костюме.

И тут мелодично булькнул дверной звонок: «Блюм-блям!»

Оба застыли. Уставились друг на друга с отчаянной сумасшедшей надеждой: исчезни! Уйди! Придумай хотя бы что-нибудь!

— Блюм-блям.

Теперь они смотрели на дверь. Нужно было пройти по коридорчику, наступить на коврик, повернуть чёрную пластмассовую шестерёнку на плоской металлической коробке замка…

— Блюм… — А вот «блям» у звонка не получилось. Вавочка произвёл это самое «блям» про себя и начал отпихивать рвущегося к замку двойника в сторону кухни. Вскоре одному удалось оттолкнуть другого, и, очутившись в два прыжка у входной двери, оттолкнувший щёлкнул замком. Приоткрыл. Оглянулся. В коридоре уже никого не было. Почувствовал облегчение и распахнул дверь до конца.

На площадке стоял заспанный и небритый Лёня Антомин. Просыпаясь на глазах, он заглядывал через Вавочкино плечо: не померещилось ли ему чего в конце коридорчика…

Ах, Лёня, Лёня! Умный ведь человек, но сколько ж можно? Ну день ты прячешься от теневиков, ну другой, а потом как отмазываться будешь?

Лёня глядел через плечо Вавочки.

— Не уехала? — тихо спросил он и указал глазами на прикрытую дверь кухни.

— Уехала, уехала, — торопливо успокоил Вавочка, и голос у него был хрипловат — точь-в-точь как у самого Лёни.

Ты, Лёня, заходи. Он, видишь ли, один дома. Совсем один. Так ведь бывает, правда? Ну зачем ты туда смотришь? Нет там никого, Лёня, честное слово, нет…

Да что ж это он сделал! Идиота он кусок, а не Вавочка! Сказал бы: не уехала. Рад бы, Лёня, мол, так и так, но здесь она, сестра, хотела уехать в Тмутаракань свою, да раздумала. Дни радости отменили, понял? И ушёл бы Лёня к чёртовой матери.

Вавочка с ненавистью взглянул на гостя и тут же, сморщив лицо, схватился за затылок. Гость не понял.

— Голова болит, — пояснил Вавочка. — Ты заходи.

Но Лёня не сразу зашёл. Ещё раз заглянул за Вавочку, затем начал рассматривать его самого, изумляясь поочерёдно галстуку со шпагой, запонкам, туфлям. Некоторое время боролся с улыбкой, и улыбка победила, сделав на секунду небритого Лёню бодрым и обаятельным.

— Ты что? — спросил он чужим естественным голосом. — На работу собрался или по дому так ходишь?

— Собрался… — Вавочка поперхнулся и мысленно обругал себя последними словами. Утащит из дому, а на кухне — двойник!

— То есть я… это… так хожу, — добавил он и уставился в испуге на Лёню: не заподозрил ли тот чего.

Лёня был сбит с толку окончательно.

— А чего ты стоишь? — Вавочка решил не дать ему опомниться. — Ты это… Давай, заходи… — И он сделал широкий приглашающий жест.

Лёня зашёл, покручивая головой.

— Ну ты даёшь! Выпил, что ли?

— А, ну да! — ухватился Вавочка. — У меня оставалась там эта… граммулечка…

Понял, Лёня? Всё просто. Выпил Вавочка, вот и чудит. А ты что думал? Всё просто, Лёня…

«Граммулечка»? Лёня смотрел с сомнением. Что-то здесь не так. Если бы Вавочка небрежно объявил, что минуту назад прикончил полбутылки «Распутина» одним глотком и не закусывая, это было бы в порядке вещей и означало, что Вавочка проглотил граммов пятьдесят. Если же он говорит о «граммулечке» — то что же это он? Пробку лизнул, что ли?

— Значит, говоришь, — проскрипел Лёня, устраиваясь в кресле, нелепо стоящем спинкой к дверному проёму, — тоже от рэкетиров скрываешься?

Вавочка, уже коснувшийся задом растерзанной постели, замер было в этой нелепой позе, но, понятно, не удержал равновесия и плюхнулся — аж ноги от пола подпрыгнули.

— Как?!

— Как-как! — Лёня явно был настроен мрачно-юмористически. — На работу не пошёл?

— А-а… — с облегчением сказал Вавочка. — Ну да…

Далее он, продолжая удивлять Лёню, осёкся и закусил губу, чем-то, видать, осенённый. Планы, планы летели и лопались мыльными пузырями — радужными, непрочными.

А что если сдать двойника рэкетирам?.. Или даже не так! Заплатить вьетнамцам — те его в два счёта уберут!.. Ну да, а вдруг уберут, да не того! Ошибутся — и чик! — самого Вавочку… Морды-то одинаковые, да и адрес тоже… Нет, ну вот ведь тварь какая — ничего с ним не сделаешь!..

Лёня с интересом ожидал, когда хрусталики Вавочкиных глаз снова наведутся на резкость.

— А эта твоя ещё не знает? — полюбопытствовал он.

— Какая? — чисто механически переспросил Вавочка. Какая ещё «эта»? Он в неприятностях по горло, у него ствол к рёбрам приставлен — какая тут ещё может быть «эта»?

Но Лёня понял его вопрос по-своему и опять удивился. Потом подумал и вспомнил: ты смотри! Всё правильно. Крутил Вавочка, крутил месяц назад с приземистой такой брюнеточкой…

— Ну не приплюснутая та, чёрная… Ты ещё говорил: на йоге сдвинулась… — уточнил Лёня. — А крашеная, затылок бреет…

— Это Люська, — сказал Вавочка и встрепенулся: — А чего не знает?

— Ну что сестра уехала. В эту… в Тмутаракань.

Вавочка вздрогнул.

— Током дёрнуло?

А Вавочку не током дёрнуло — просто он услышал, как тоненько, мелодично скрипнула дверь кухни. Вздрогнул — и уставился в проём.

Лёня оглянулся. В проёме никого не было. Он вгляделся в Вавочку и расплылся в понимающей улыбке.

— На кухне, что ли, прячется? — тихо спросил он и радостно (ну как же, раскусил!) засмеялся. Потом оборвал смех и вгляделся в Вавочку повнимательней. Тот по-прежнему смотрел в проём, где уже стоял этот, в тенниске, с лицом весьма решительным.

Лёня ещё раз обернулся и долго теперь не поворачивался. На тяжёлом его затылке взвихривался водоворотик коротко подстриженных волос. А тот, в тенниске, заискивающе улыбался Лёне. Вавочка даже застонал при виде этой улыбки — такая она была жалкая, просящая извинения.

Лёня смотрел. Потом вдруг крутнулся к Вавочке, и никакой сонливости не было уже ни в глазах Лёни, широко (и красиво) раскрытых, ни в небритой физиономии. Он напоминал теперь исторического бродягу, глухой звериною тропой бежавшего с о. Сахалина.

И Вавочка заискивающе улыбнулся ему, глядящему сумасшедше, и сам почувствовал, что улыбка вышла жалкая, просящая извинения. Тогда он убил улыбку и встретил ужасный взгляд Лёни с достойным и, пожалуй, несколько угрожающим видом.

Лёня с проворотом слетел с кресла, и оно, громыхнув, вернулось в то самое положение, в каком пролежало всю ночь, а сам Лёня, чуть пригнувшись, уже отступал в сторону окна. Держа обоих в поле зрения, отвёл назад растопыренные пятерни, поискал подоконник. Нашёл. Взялся широко раскинутыми руками. Приподнял по-звериному верхнюю губу.

«Убьёт!» — панически подумали Вавочки.

— Ты что? — хрипло произнёс Лёня.

Взгляд обоих Вавочек был жалок.

— Ты что, блин?.. Совсем уже чокнулся?.. Совсем уже идиот, да?.. — Лёня говорил что попало, что на язык подвернётся, лишь бы выиграть время и прийти в себя, но каждое это случайное слово убивало Вавочку. Обоих убивало.

Он малость поуспокоился, видя их растерянные лица. Кошмар обязан быть страшным. Если же кошмар и сам испугался, то какой он к чёрту кошмар!

— Ну и дурак же ты, прости Господи! — подвёл итог Лёня, вновь обретая некоторую уверенность. — Видал дураков, но чтобы такое отколоть!..

Он передохнул и опёрся задом на подоконник. Глаза размышляли, всматривались, сравнивали. Лицо хмурилось всё больше. Ничего не мог понять Лёня. Ну то есть ни моментика из того, что происходит. А, казалось бы, напрашивающаяся мысль о собственном сумасшествии к Лёне, как всегда, и близко не подходила.

Потом на лице его появилось и исчезло выражение досады. Ах, вот оно что!.. Да, крепко провели Лёню. Давно он так не попадался. И кто бы мог подумать: Вавочка — и вдруг… Но, странно, найдя объяснение, Лёня встревожился ещё сильнее: кто же с таким перепуганным насмерть видом, с такой растерянной физиономией разыгрывает? Тем более Вавочка. Да он бы уже десять раз на смешки раздробился. И всё же однако…

— Близнецы, что ли?

Переглянулись вопрошающе. А что ещё можно придумать? Ничего нельзя больше придумать. Покорно кивнули.

— Хорошо, — оценил прежний Лёня. — Умеешь. Чья идея-то была? — и, не дожидаясь ответа: — Слышь, надо бы ещё кого-нибудь наколоть. Я прямо ошалел сначала. Вот ведь похожи!

Он снова начал всматриваться в их тождественные физиономии. Понятно, что облегчения это занятие ему не принесло. Лёня крякнул и отвёл глаза.

— Ну ладно. — Не спрашивая разрешения, достал из серванта три рюмки. Вавочки проворно убрали с алтарной тумбочки книжицу и подсвечник. — Давай к делу.

Лёня вынул из глубокого, как пропасть, внутреннего кармана пиджака коньячную бутылку. Вскрыл. Разлил по край. Сел. Вавочки тоже подсели.

— Закуску тащи.

Вавочка в костюме встал, отступил, пятясь, и улетел на кухню. Мгновенно возник с хлебом, ножом и капустой, так что двойник с Лёней и словом не успели перекинуться.

Однако Вавочка в тенниске всё же парой кивков и взглядов попытался сориентировать, что он — это он сам, а который в костюме — так, приезжий.

— Ну, за неё! — провозгласил Лёня. — За рекламную кампанию.

Опрокинули. Коньяк был явно поддельный и отдавал самогоном. Морщась, закусили. Лёня с приговоркой: «Природа пустоты не переносит», — наполнил рюмки по второму разу. Вавочка в тенниске достал пачку, раздал по сигарете, пощёлкал зажигалкой. Затянулись. Вслушались: не шумит ли. Нет, ничего ещё не шумело. Одна рюмка коньяку — это очень мало.

— Значит, что я предлагаю, — сказал Лёня, разглядывая рисунок на тенниске. — Телевидение, хрен с тобой, бери себе, а мне давай «Аргументы и факты». Остальное меня не колышет…

Вавочка в тенниске окаменел лицом и тихонько указал глазами на двойника. Дескать, что же ты о делах-то при постороннем!

Лёня только головой покрутил — забавные у близнецов отношения. Хотя ему-то какая разница?.. Время терпит. Кончится коньяк — пошлём гостя за добавкой, тогда и поговорим. А пока — светская беседа.

— Откуда приехал? — поинтересовался Лёня, обращаясь к Вавочке в костюме.

Тому от неожиданности дым попал не в то горло. Лёня дружески ахнул его по спине кулаком — не помогло. Вопросительно взглянул на другого.

— Да из этой… Ну ты же говорил ещё… — по-подлому обратился владелец тенниски к кашляющему.

— Из этой… Ну, как её?.. — сдавленным голосом сообщил тот. — Сестра ещё туда поехала…

— Из Тмутаракани? — подсказал язвительный Лёня.

— Ага!.. — Вавочка прикусил язык.

Лёня изумился.

— Так она, выходит, что? В самом деле есть? Я думал, шутишь.

Вавочка облизнул губы и обречённо кивнул.

— И как? — допытывался Лёня.

— Что?

— Как город?

— А-а… — Вавочка подумал. — Дыра.

— Так я и думал, — удовлетворённо отметил Лёня. — Ну, давайте за Тмутаракань.

Выпили. Закусили. Затянулись. Лёне не терпелось побольше узнать об историческом городе.

— Цены как?

Вавочка прикинул.

— Да как у нас.