Синий сапфир. Любовь через все времена.

– Ничего себе камушки – если они настоящие, то я бы тоже запирал эту штуку в сейф. – И в самом деле, хронограф был украшен впечатляюще крупными драгоценными камнями, которые сверкали на разрисованных и расписанных поверхностях этого странного агрегата подобно сокровищам короны.

– Гвендолин выбрала 1948 год, – заметил мистер Уитмен, открывая клапаны и поворачивая крошечные шестерёнки. – Что в это время проходило в Лондоне, мистер Марли, вы знаете?

– Летние Олимпийские игры, сэр, – ответил мистер Марли.

– Карьерист, – заявил Хемериус. – Рыжие все карьеристы.

– Очень хорошо. – Мистер Уитмен выпрямился. – Гвендолин приземлится там в полдень 12 августа и проведёт на месте ровно 120 минут. Ты готова, Гвендолин?

Я сглотнула.

– Мне бы хотелось знать… Вы уверены, что я там никого не встречу? – Не считая пауков и крыс. – Мистер Джордж давал мне своё кольцо-печатку, чтобы мне никто ничего не сделал…

– В прошлый раз ты перемещалась в помещение архива, которое во все времена использовалось довольно часто. Но эта комната стоит пустая. Если ты будешь спокойно себя вести и не станешь отсюда выходить – а комната в любом случае будет заперта, – ты совершенно точно никого не встретишь. В послевоенные годы в эту часть подвала заходили редко, в Лондоне тогда много занимались строительно-восстановительными работами. – Мистер Уитмен вздохнул. – Интереснейшее время…

– Но если всё-таки кто-нибудь случайно зайдёт в комнату и увидит меня? Мне надо по крайней мере знать пароль!

Мистер Уитмен с лёгким неудовольствием поднял брови.

– Никто не зайдёт, Гвендолин. Ещё раз: ты переместишься в запертое помещение, выждешь там 120 минут и опять вернёшься назад, и в 1948 году это останется никем не замеченным. Иначе о твоём визите было бы написано в Анналах. Кроме того, у нас уже нет времени выяснять пароль этого дня.

– Главное – участие, – робко сказал мистер Марли.

– Что?

– Пароль во время Олимпиады был «Главное – участие». – Мистер Марли застенчиво уставился в пол. – Я это запомнил, потому что в основном пароли задавались на латыни.

Хемериус закатил глаза, и мистер Уитмен выглядел так, как будто он сейчас сделает то же самое.

– Вот как? Ну, Гвендолин, ты слышала. Не то чтобы тебе это понадобилось, но если с паролем ты будешь чувствовать себя лучше … Может быть, ты уже подойдёшь сюда, пожалуйста?

Я подошла к хронографу и протянула руку мистеру Уитмену. Хемериус спикировал на пол рядом со мной.

– А что сейчас? – взволнованно спросил он.

Сейчас была неприятная часть. Мистер Уитмен открыл в хронографе один из клапанов и вложил туда мой указательный палец.

– Вцеплюсь-ка я в тебя покрепче, – сказал Хемериус и обхватил меня сзади за шею, как обезьянка. Я не должна была ничего почувствовать, но на самом деле впечатление было такое, будто мне горло обмотали влажной тряпкой.

Мистер Марли смотрел на эту процедуру широко раскрытыми от волнения глазами.

– Спасибо за пароль, – сказала я ему и тут же скривилась, поскольку в мой палец впилась острая игла, а комната озарилась красным светом. Я крепко обхватила ладонью карманный фонарик, люди и краски завертелись перед моими глазами, и меня куда-то понесло.

Из протоколов инквизиции патера-доминиканца Джан Петро Бариби, архив университетской библиотеки г. Падуя (расшифрованы, переведены и обработаны д-ром М. Джордано).

23 июня 1542 года, Флоренция.

Главой Братства мне был поручен случай, требующий особой деликатности и чутья и по своей странности непревзойдённый. Элизабетта, младшая дочь М., уже десять лет живущая в строгом затворе в монастыре, носит в себе демоницу, указывающую на любовную связь с дьяволом. И в самом деле, во время моего визита я смог убедиться в возможной беременности девицы, а также в слегка спутанном состоянии её духа. В то время как аббатиса, пользующаяся моим полным доверием и кажущаяся здравомыслящей женщиной, не исключает естественного объяснения сего феномена, подозрение в ведьмовстве исходит именно от отца девицы. Якобы он собственными глазами видел, как дьявол в обличье молодого мужчины обнимал девицу в саду, а затем дематериализовался в виде облака дыма, оставив после себя лёгкий запах серы. Ещё две послушницы показали, что многократно видели дьявола в обществе Элизабетты и что он делал ей подарки в виде драгоценных камней. Как бы ни невероятно звучала эта история: учитывая тесную связь М. с Р. М., а также его друзей в Ватикане, мне будет трудно официально выразить сомнение в его разуме и обвинить его дочь всего лишь в блуде. Поэтому с завтрашнего дня я продолжу допросы всех касаемых лиц.

3

– Хемериус? – Влажное ощущение вокруг шеи исчезло. Я быстро щёлкнула фонариком, но комната, в которой я приземлилась, уже была освещена болтавшейся у потолка тусклой лампочкой.

– Привет, – сказал кто-то.

Я резко обернулась. Комната была заставлена всяческими ящиками и мебелью, а у стены возле двери стоял, прислонившись, бледный молодой человек.

– Г-г-главное – участие, – пролепетала я.

– Гвендолин Шеферд? – запинаясь, спросил он.

Я кивнула:

– Как вы узнали?

Молодой человек вытащил из кармана скомканный листок бумаги и протянул его мне. Было видно, что он волнуется – не меньше, чем я. На нём были подтяжки и маленькие круглые очки, его светлые волосы с косым пробором были напомажены и зачёсаны назад. Он бы хорошо подошёл на роль умного, но наивного ассистента прожжённого и прокуренного комиссара полиции в каком-нибудь старом гангстерском фильме. Ассистент влюбляется в возлюбленную гангстера, разодетую в перьевые боа, и в конце концов его пристреливают.

Я немножко успокоилась и коротко огляделась. Больше никого в комнате не было, Хемериуса тоже нигде не было видно. Очевидно, он умел проникать сквозь стены, но не мог перемещаться во времени.

Я нерешительно взяла бумагу – пожелтевший, небрежно вырванный из блокнота листок в клеточку. На листке было накорябано ошеломляюще знакомым почерком:

Лорду Монтрозу – важно!!!

12 августа 1948 года, 12 часов пополудни. Алхимическая лаборатория. Пожалуйста, приходи один.

Гвендолин Шеферд.

Моё сердце застучало. Лорд Люкас Монтроз был мой дедушка! Он умер, когда мне исполнилось десять лет. Я озабоченно рассматривала закруглённую линию буквы «Л». К сожалению, никаких сомнений – каракули чрезвычайно походили на мой собственный почерк. Но как это могло быть?

Я подняла глаза на молодого человека:

– Откуда это у вас? И кто вы?

– Это ты написала?

– Может быть, – ответила я, и мои мысли завертелись в бешеном хороводе. Если это написала я, то почему я этого не помню?

– Откуда у вас это?

– Этот листок у меня уже пять лет. Кто-то вложил его в карман моего пальто вместе с письмом. В день церемонии для второй ступени. В письме значилось: «Кто хранит тайны, должен знать и тайну, скрытую за тайной. Докажи, что ты умеешь не только молчать, но и думать». Это был другой почерк, не такой, как в записке, более… кхм… элегантный, немного старомодный.

Я закусила губу.

– Не понимаю.

– Я тоже не понимаю. Все эти годы я был уверен, что это своего рода проверка, – сказал молодой человек. – Так сказать, ещё один тест. Я никому об этом не рассказывал, но всё время ожидал, что со мной кто-нибудь заговорит об этом или поступят дальнейшие указания. Но ничего такого не случилось. И сегодня я пробрался сюда и стал ждать. Собственно говоря, я уже и не рассчитывал, что что-нибудь произойдёт. Но потом передо мной словно из ничего материализовалась ты. Ровно в 12. Почему ты написала мне это письмо? Почему мы встречаемся в этом отдалённом подвале? И из какого года ты прибыла?

– Из 2011, – ответила я. – К сожалению, на остальные вопросы я ответов не знаю. – Я откашлялась. – Кто вы?

– Ох, извини меня, пожалуйста. Меня зовут Люкас Монтроз. Без лорда. Я адепт второй ступени.

У меня вдруг пересохло во рту.

– Люкас Монтроз. Бурдонская площадь, 81.

Молодой человек кивнул.

– Да, там живут мои родители.

– Тогда… – Я уставилась на него и сделала глубокий вдох. – Тогда вы мой дедушка.

– Ох, только не это, – сказал молодой человек и вздохнул. Затем он выпрямился, оторвался от стены, смахнул пыль с одного из стульев, нагромождённых в углу комнаты, и поставил его рядом со мной. – Не присесть ли нам? У меня ноги словно ватные.

– У меня тоже, – сказала я, усаживаясь на стул. Он взял себе ещё один и уселся напротив меня.

– То есть ты моя внучка? – он слабо улыбнулся. – Знаешь, для меня это довольно странное представление. Я пока не женат. Точнее говоря, ещё даже не обручён.

– Сколько же тебе лет? Ой, извини, я должна это знать, ты с 1924 года, то есть в 1948 году тебе исполнилось 24 года.

– Да, – ответил он. – Через три месяца мне будет 24. А сколько лет тебе?

– Шестнадцать.

– Как и Люси.

Люси. Я невольно вспомнила слова, которые она бросила мне вслед, когда мы убегали из дома леди Тилни.

Я всё ещё не могла поверить, что передо мной мой дедушка. Я искала сходство с человеком, на чьих коленях я слушала увлекательные рассказы, кто защищал меня от Шарлотты, когда та утверждала, что я пытаюсь важничать со своими призрачными историями. Но гладкое лицо сидящего передо мной мужчины не имело, по-моему, никакого сходства с морщинистым лицом того пожилого человека, которого я знала. Зато я нашла, что он похож на мою маму – голубыми глазами, энергичной линией подбородка и улыбкой. Я на секунду закрыла глаза – всё это было для меня как-то уж… слишком.

– Ну вот, – тихо сказал Люкас. – И что, я… хороший дедушка?

У меня защипало в носу – от слёз, которые я с трудом сдерживала. Поэтому я только кивнула.

– Другие путешественники во времени спокойно и совершенно официально приземляются наверху, в Драконьем зале или в помещении архива, – сказал Люкас. – Почему ты выбрала именно эту мрачную старую лабораторию?

– Ничего я не выбирала, – я утерла нос тыльной стороной ладони. – Я даже не знала, что это лаборатория. В моё время это обычный подвал с сейфом, где хранится хронограф.

– В самом деле? Ну, здесь давно нет никакой лаборатории, – пояснил Люкас. – Но изначально эта комната использовалось для тайных занятий алхимией. Это одно из самых старых помещений в этих стенах. За столетия до основания Ложи графа Сен Жермена здесь ставили свои эксперименты по поиску философского камня известные лондонские алхимики и маги. На стенах ещё можно разобрать жуткие рисунки и таинственные формулы, и говорят, что эти стены потому такие толстые, что в них замурованы кости и черепа… Он замолчал и прикусил губу. – Итак, ты тоже моя внучка – можно спросить, которого … кхм… из моих детей?

– Мою маму зовут Грейс, – ответила я. – Она похожа на тебя.

Люкас кивнул.

– Люси рассказывала мне про Грейс. Она говорит, что Грейс самая милая из моих детей, остальные просто мещане. – Он сделал гримасу. – Не могу представить, что у меня будут мещанские дети… и вообще дети…

– Может быть, это зависит не от тебя, а от твоей жены, – пробормотала я.

Люкас вздохнул.

– С тех пор как Люси появилась здесь два месяца назад, меня все стали поддразнивать, потому что у неё рыжие волосы, точь-в-точь как у одной девушки, которая меня… хм… интересует. Но Люси не хочет мне говорить, на ком я женюсь, она считает, что иначе я могу передумать. И тогда вы все не родитесь.

– Важнее цвета волос является ген путешествия во времени, который должна передать по наследству твоя суженая, – сказала я. – По нему ты можешь её узнать.

– В этом-то и странность, – Люкас устроился на своём стуле поудобнее. – Меня… кхм… привлекают как раз две девушки из линии Жадеита, контрольный номер 4 и контрольный номер 8.

– Ага, – сказала я.

– Знаешь, дело обстоит так, что я никак не могу выбрать. Может быть, маленькая подсказка с твоей стороны поможет мне принять решение.

Я пожала плечами.

– Пожалуйста. Мою бабушку, то есть твою будущую жену, зовут ле…

– Нет! – вскричал Лукас. Он предостерегающе поднял руки. – Я передумал, лучше не говори. – Он смущённо почесал голову. – Это школьная форма Сент-Леннокса, да? Узнаю герб на пуговицах.

– Верно, – ответила я, оглядывая свою синюю куртку. Мадам Россини, очевидно, постирала и погладила форму, во всяком случае она выглядела как новенькая и слегка пахла лавандой. Кроме того, она что-то сделала с курткой, потому что та сидела сейчас на мне намного лучше, чем прежде.

– Моя сестра Мэделайн тоже ходит в Сент-Леннокс. Из-за войны она заканчивает её только в этом году.

– Тётушка Мэдди? Я и не знала.

– Все девочки Монтрозов ходят в Сент-Леннокс. Люси тоже. У неё такая же форма, как у тебя. А у Мэдди – тёмно-зелёная с белым. И юбка в клетку… – Люкас откашлялся, –на тот случай, если тебя это интересует… но нам, наверное, стоит сейчас сосредоточиться и подумать, почему мы сегодня здесь встретились. Предположим, ты действительно написала эту записку…

– …напишешь!

– …и передашь её мне во время одного из своих будущих перемещений во времени… – по какой причине, как ты считаешь, ты могла это сделать?

– Ты имеешь ввиду, почему я это сделаю? – Я вздохнула. – В этом может быть смысл. Возможно, ты сможешь мне многое объяснить. Но я тоже не знаю… – Я нерешительно посмотрела на своего молодого деда. – Ты хорошо знаешь Люси и Пола?