Помоги проекту - поделись книгой:
Диггер рывком прислоняет тело женщины к бархатной занавеске. Ему жарко. Он расстегивает пуговицы плаща, хотя человек, который говорит ему обо всем, просил этого не делать. Но так он чувствует себя намного лучше.
Он засовывает правую руку в пакет со щеночками и кладет ее на затвор автомата. Левой сжимает глушитель.
Он смотрит вниз на зрителей. На девочек в розовом сатине, на мальчиков в синих блейзерах, на женщин, чья обнаженная кожа видна сквозь низкие вырезы на платьях, на лысеющих мужчин и мужчин с пышными шевелюрами. Люди в зале нацелили маленькие бинокли на людей на сцене. А прямо в центре под потолком висит эта огромная люстра на миллион огней. И сам потолок расписан пухленькими ангелочками, порхающими среди желтоватых облаков. Они похожи на тех новогодних младенцев…
Дверей совсем немного, и это хорошо. Даже если он сам убьет человек тридцать — сорок, остальные подавят друг друга, ломясь к выходу. Это хорошо.
Это очень хорошо…
Ровно четыре. Его часы издают сигнал. Он делает шаг вперед, сжимая глушитель сквозь смявшийся полиэтилен, щеночки оказываются у него перед глазами. У одного розовая ленточка, голубенькая у другого. Но нет ни красной, ни желтой, думает Диггер, начиная надавливать на курок.
И тут он слышит голоса.
Они доносятся из коридора сквозь хорошенькие плюшевые занавески.
— Иисусе Христе! — шепчет мужской голос. — Мы его обнаружили! Он здесь.
И мужчина отдергивает занавеску, поднимая свой черный пистолет.
Но Диггер услышал его голос вовремя, и он бросается к стене, а пуля агента проходит мимо. В ответ Диггер разрезает его почти пополам секундной очередью из «узи». Второй агент, что маячил за спиной первого, тоже задет одной из пуль. Он ранен, но смотрит в лицо Диггеру, а Диггер всегда помнит, что надо делать. И он добивает второго агента.
Диггер не паникует. Он не паникует никогда. Такая эмоция, как страх, ему незнакома. Но ему известно, что есть хорошие вещи и есть плохие, а не сделать то, что тебе приказано, — это плохо. Он хочет стрелять в толпу, но не может. На балконный ярус уже поднимаются другие агенты. На них курки с надписью «ФБР», бронежилеты, на некоторых даже шлемы. И у них тоже есть автоматы, которые стреляют, наверное, так же быстро, как его «узи».
Десять агентов, двадцать агентов. Сразу несколько сворачивают по коридору туда, где распростерлись трупы их товарищей. Диггер просовывает сумку сквозь занавеску в коридор и ненадолго нажимает на спуск. Куски штукатурки, осколки зеркал осыпают проход, в воздух взлетают «Мишки Гамми» и шоколадные батончики с лотка.
Он должен… Клик… Должен стрелять по зрителям. Он здесь именно для этого…
Он должен… Он…
На мгновение его сознание полностью отключается.
Он должен… Щелк.
Все больше агентов и полицейских. Кругом стоит крик.
Сплошная неразбериха… Скоро в коридоре, ведущем к ложе, будет уже полно агентов. Они кинут гранату, чтобы ослепить его, а может быть, сразу застрелят, их пули не будут метаться по залу — они пробьют его сердце, и оно перестанет биться.
Или отвезут его назад в Коннектикут и швырнут сквозь врата ада. И на этот раз он останется там навсегда. Он никогда, никогда больше не увидит человека, который все ему говорит.
Он видит, как другие люди прыгают с балкона в толпу. Это не очень высоко.
Повсюду кричат агенты ФБР и полицейские.
Они везде.
Диггер отвинчивает глушитель и направляет ствол на люстру. Спускает курок. Выстрелы звучат громче циркулярной пилы. Пули перебивают крепление. Огромная конструкция из стекла и металла с грохотом обрушивается вниз прямо на людей. Раздается как будто один стоголосый крик. Все объяты ужасом.
Диггер легко перемахивает через ограждение балкона и приземляется на плечи крупного мужчины, стоявшего тремя метрами ниже. Оба падают на пол. Диггер быстро вскакивает на ноги. А потом его вместе с остальной толпой буквально выталкивают через аварийный выход. Он по-прежнему прижимает к себе свой пакет.
И вот он уже на улице, на морозном воздухе.
Его слепят фары и проблесковые маячки пяти или шести десятков полицейских машин и фургонов. Но снаружи агентов и офицеров полиции совсем немного. Они все еще в зале, соображает он.
И вместе с какой-то пожилой парой он трусцой устремляется по аллее прочь от театра. Держится у них за спинами. Они не видят его. Ему приходит мысль, что он должен убить и этих двоих, но тогда нужно снова навинтить глушитель, а в темноте попасть в резьбу слишком сложно. И потом, они же не смотрят ему в лицо, а значит, убивать их не обязательно. Он просто сворачивает в другую аллею и через пять минут уже спокойно идет по улице жилого квартала.
Сумка крепко зажата под рукавом его черного или темно-синего плаща.
Козырек темной кепки натянут на самые глаза.
бормочет себе под нос Диггер.
— Какой же вы молодчина, Паркер! — сказал Лен Харди, вложив в эту фразу все восхищение молодости перед опытом. — Превосходная работа. Сумели-таки вычислить его.
Примерно те же чувства хотел вложить в свои слова Сид Арделл, сказавший:
— Да уж, этому парню палец в рот не клади. Откусит.
Маргарет Лукас, не отрывавшаяся от своего телефона, не сказала Паркеру ничего. Ее лицо оставалось совершенно бесстрастным, но она посмотрела на него и кивнула. Должно быть, только в такой форме она и могла выразить свою благодарность.
Но Паркер Кинкейд меньше всего нуждался сейчас в восхищении и благодарностях. Он хотел знать факты. Чем закончилась стрельба в театре? Много ли жертв?
И нет ли среди погибших трупа Диггера?
Из стоявшего на высокой подставке громкоговорителя сквозь помехи доносились реплики, которыми Джерри Бейкер обменивался со своими людьми, но в них то и дело вклинивались чьи-то еще переговоры, и Паркер с трудом понимал, о чем речь.
Лукас слушала доклад по мобильнику, склонив голову набок. Потом сообщила:
— Двое агентов погибли, двое ранены. Застрелена работница театра, и еще один мужчина умер при падении люстры, полтора десятка пострадали, некоторые серьезно. Несколько детей получили травмы в давке на выходе. Их просто затоптали. Но их жизни вне опасности.
Жизни вне опасности, мрачно подумал Паркер. Но они никогда уже не будут такими, как прежде.
— А ему удалось скрыться? — спросил Паркер.
— Да, к сожалению, — со вздохом ответила Лукас.
— Есть хотя бы описание внешности?
Она помотала головой и посмотрела на Кейджа, который тоже только что закончил говорить по телефону.
— Ни хрена, — сквозь зубы процедил он. — Никто его не разглядел. Кроме, конечно, наших двоих, но они уже ничего не расскажут.
Паркер закрыл глаза и откинулся затылком на серый подголовник казенного кресла. Он уже сиживал в нем много лет назад, и от кресла исходил запах старой пластмассы, который навевал воспоминания, хотя их и так уже навалилось сегодня с избытком. Причем воспоминаний совсем нежелательных.
— А улики? — спросил он.
— Эксперты-криминалисты сейчас изучают каждый сантиметр под микроскопом, — ответил Кейдж. — Но я вот чего не понимаю. Он стреляет из автомата. Почему же мы не можем найти ни одной стреляной гильзы?
— О, это как раз просто, — сказал Паркер. — Он держит автомат в сумке или мешке. Гильзы там и остаются.
— Откуда вам это известно? — поинтересовался Харди.
— Я не утверждаю, что знаю наверняка, но именно так на его месте действовал бы я сам. А что отель? Неужели там никто не видел, как он подбрасывал под кресло патроны?
— Нет, — ответил Кейдж. — Мы там опросили всех и каждого. Только один мальчишка утверждает, что видел странного типа, этакое страшилище, но описать его не может.
«Страшилище», подумал Паркер. Описание — лучше не придумаешь!
Но какой же в итоге у них получился финал! Как фотофиниш в беге, пришло ему сравнение.
Под конец Лукас согласилась с доводами Паркера, сказав ледяным тоном:
— Хорошо, я остановлю операцию в отеле. Но не ждите пощады, Кинкейд, если ошибаетесь.
И она отдала приказ опергруппам занять выжидательные позиции. Следующие две-три минуты прошли в лихорадочных раздумьях, куда мог направиться Диггер. По мнению Паркера, убийца оставил патроны в отеле незадолго до четырех, а стало быть, у него оставалось минут десять, чтобы добраться до места, где он собирался открыть стрельбу на самом деле. Он не стал бы брать такси, а автобусы в предновогодний день ходили редко. Значит, он пошел пешком. То есть цель находилась в пределах четырех-пяти кварталов.
Паркер и все остальные склонились над планом Джорджтауна.
Потом он внезапно посмотрел на часы и спросил:
— Сегодня в театрах проводятся детские утренники?
Лукас порывисто схватила его за руку.
— Да. Я видела объявления в сегодняшнем номере «Вашингтон пост».
Любитель музыки Тоби Геллер тут же вспомнил, что театр Мейсона расположен в пяти минутах ходьбы от «Времен года».
Паркер развернул лежавшую на столе газету и прочитал, что там давали «Щелкунчика». Спектакль начинался в два и должен был закончиться около четырех часов. Переполненный театр — как раз то, что было нужно Диггеру. Паркер сказал Лукас, чтобы та немедленно связалась с Бейкером и распорядилась отправить всех оперативников туда.
— Всех до единого?
— Абсолютно всех!
Но он не ошибся. Хотя теперь должен был признать, что рисковал очень сильно… Они, конечно, сумели спасти жизнь многим людям, но жертв избежать не удалось. А стрелок снова ушел.
Паркер снова посмотрел на записку вымогателя. Человек, написавший ее, мертв, но сам по себе этот листок бумаги продолжал жить своей жизнью. И словно издевался над ним. Он почувствовал безумное желание схватить пинцет и вонзить его в самое сердце записки.
У Кейджа еще раз зазвонил телефон, и он ответил на звонок. Несколько минут разговаривал, и, судя по выражению лица, новости были неплохие. Потом он дал отбой.
— Это был один «мозгоправ». Преподает криминалистическую психологию в Джорджтауне. Утверждает, что располагает информацией об имени.
— Имеется в виду Диггер? — спросил Паркер.
— Да. Он уже едет к нам сюда.
— Хорошо, — отозвалась Лукас.
— Но что теперь? Что нам делать дальше? — поинтересовался Кейдж.
Лукас колебалась и, немного подумав, обратилась к Паркеру:
— Каково ваше мнение? И не обязательно ограничивать свой взгляд только содержанием записки.
— Что ж, — сказал он, — я бы первым делом проверил, не была ли ложа в театре, откуда хотел стрелять Диггер, пуста. И если была, то не потому ли, что его сообщник целиком выкупил в ней места заранее, чтобы обеспечить стрелку идеальную позицию. В таком случае он мог заплатить кредитной картой…
Лукас молча кивнула в сторону Сида, который раскрыл свой сотовый, связался с Джерри Бейкером и передал вопросы ему. Потом дождался ответа и отключил телефон.
— Неплохая версия, — сказал он.
— Но только преступник выкупил билеты еще две недели назад и расплатился наличными, — догадался об остальном Паркер.
— Три недели назад, — поправил агент, потирая ладонью свою бритую голову. — За наличный расчет, разумеется.
— Черт, так я и думал! — в сердцах сказал Паркер.
Но ничего не поделаешь. Им надо было двигаться в расследовании куда-то дальше. Он пролистал записи, которые сделал во время разговора с Линкольном Раймом.
— Нам нужны карты. Подробные и точные. Не такие, как эта. — Он показал на туристический план города, которым они воспользовались, когда просчитывали, куда мог отправиться Диггер из «Времен года». Нам необходимо разобраться в происхождении микрочастиц на записке, — продолжал он. — И по возможности максимально сузить район города, где ее могли написать. То есть где у преступника было временное пристанище.
Лукас посмотрела на Харди.
— Согласна, — сказала она. — Если бы нам это удалось, то команда Джерри и местные полицейские смогли бы заняться опросом населения. Показать всем его фото, не замечал ли кто этого человека в одном из домов или квартир.
Она передала Геллеру снимок лица трупа, сделанный в морге.
— Распечатай это, пожалуйста, в ста экземплярах, Тоби.
— Будет сделано.
Поделиться книгой: