Гигант-агент до смешного бережно передал ему один из похожих на коробку приборов из категории АИС — альтернативных источников света. В его люминесцентных лучах выявлялись вещества, невидимые глазу при обычных условиях.
Паркер нацепил на нос защитные очки и включил желто-зеленую лампу.
— Надеюсь, это излучение не опасно для жизни? — спросил агент, причем, судя по тону, это не было просто шуткой.
Паркер провел лучом поперек конверта. Так и есть. Правая треть оказалась ярче. Проделав ту же операцию с запиской, он обнаружил более светлый участок в форме буквы «L», образованной верхним и правым краями листа.
Вот это уже представляло интерес. Он повторил процедуру.
— Видите, как полинял угол? Держу пари, что бумага и часть конверта выцвели, пролежав некоторое время под лучами солнца.
— Но где — дома или еще в магазине? — спросил Харди.
— Возможны оба варианта, — отозвался Паркер. — Но, судя по консистенции бумаги, я бы предположил, что ее купили сравнительно недавно. Значит, это скорее произошло в магазине.
— Но такое могло случиться, только если его окно выходило на юг, — вмешалась Лукас.
«Точно, — подумал Паркер. — Ценное наблюдение. Странно, что мне самому это не пришло в голову».
— Почему? — спросил Харди.
— По той простой причине, что сейчас зима, — ответил Паркер. — И ни с одной другой стороны света солнца не было бы достаточно, чтобы обесцветить бумагу.
Он принялся расхаживать по комнате. Давняя его привычка. Когда умерла жена Томаса Джефферсона, его старшая дочь Марта писала, что отец «без конца расхаживает из угла в угол, и так — день и ночь, ложась немного отдохнуть лишь по временам, когда силы почти полностью покидают его». Вот и Паркер, сталкиваясь с особенно трудным случаем или мучаясь над тайной очередного документа, начинал ходить, а дети перешептывались между собой, что «папа опять мечется, как тигр в клетке».
Расположение мебели в отделе постепенно снова стало узнаваемым для него. Он подошел к одному из шкафов и достал оттуда специальную доску с бумагой для сбора улик. Потом, держа записку за краешек, он кисточкой из верблюжьей шерсти стал смахивать с листа мелкие частицы, которые могли прилипнуть к нему. Их практически не оказалось совсем, что не слишком удивило его. Способность бумаги к абсорбции необычайно велика. Любые частички материалов, попадающих на нее в тех местах, где она побывала, обычно накрепко впечатываются в ее структуру.
Тогда Паркер достал из своего дипломата крупный шприц без иглы и с его помощью вырезал мельчайшие диски из листа бумаги с чернилами и конверта.
— Вам ведь знаком принцип работы этого агрегата? — спросил он Геллера, кивая на газовый хроматограф-спектрометр, стоявший в углу.
— Конечно, — ответил тот. — Я однажды разобрал один такой на части. Просто так, любопытства ради.
— Тогда проделайте операцию дважды. Отдельно с конвертом, отдельно — с листком, — сказал Паркер, передавая ему взятые образцы.
— Без проблем.
— С какой целью это делается? — снова поинтересовался Сид. Агенты из опергрупп или работающие под прикрытием обычно слабо себе представляют, чем занимаются их ученые коллеги эксперты-криминалисты.
Паркер терпеливо разъяснил, что этот прибор разделяет химические вещества, обнаруженные на месте преступления, на составные части, а потом определяет природу каждой из них. При работе машина издавала неприятный гул — на самом деле она сжигала образцы, а анализировала уже образовавшиеся в результате сгорания газы.
Затем Паркер еще раз провел кистью по поверхности записки и конверта, сумев все же теперь собрать кое-какие материалы. Потом взял предметные стекла от двух микроскопов и разместил полученные частички под окуляры. Всмотрелся в один, потом в другой, подкрутил колесико резкости, реагировавшее на малейшее движение, как и положено высокоточному прибору.
Его особенно заинтересовал один из собранных образцов. После его продолжительного изучения под микроскопом он обратился к Геллеру:
— Мне нужно получить оцифрованные фотографии вот этого. — Он мотнул головой в сторону микроскопа. — Сделаете?
— Нам это, как говорится, раз плюнуть. — И молодой эксперт вставил оптические кабели в гнезда микроскопа. Противоположными концами провода были подключены к большому прибору, с виду напоминавшему обыкновенную серую металлическую коробку. Геллер соединил прибор с одним из многочисленных компьютеров, включил его, и всего через несколько мгновений увеличенные изображения частиц появились на дисплее. Он вызвал на экран меню. А потом сказал Паркеру:
— Достаточно нажать на эту клавишу. Они будут сохранены в формате «джейпег».
— И я смогу передать их как приложения электронной почтой?
— Только скажите, кому их отправить.
— Я скоро сообщу вам адрес, но сначала мне хотелось бы получить снимки при различных увеличениях.
На всякий случай Паркер и Геллер сделали по три варианта снимков образцов под каждым из микроскопов, сохранив их на жестком диске компьютера.
Не успели они закончить, как раздался сигнал хроматографа-спектрометра, и на дисплее еще одного компьютера высветились полученные данные анализа.
— У меня специально дежурят двое экспертов из нашего криминалистического отдела, — сообщила Лукас, по мнению которой именно эти люди должны были изучить собранные улики.
— Передайте им, что они свободны и могут идти по домам, — ответил Паркер. — У меня есть на примете кое-кто другой.
— Кто? — нахмурившись, спросила Лукас.
— Он из Нью-Йорка.
— Из тамошнего полицейского управления?
— Был когда-то. Теперь в отставке.
— А почему бы не поручить это кому-то из наших? — недоумевала Лукас.
— Потому, — ответил Паркер, — что мой приятель — лучший криминалист страны. Он, можно сказать, стоял у истоков создания автоматизированной системы классификации улик.
— Той самой, которой мы сами сейчас пользуемся? — с недоверием спросил Сид.
— Совершенно верно. — Паркер нашел номер телефона и набрал его.
— Но ведь сегодня канун Нового года, — заметил Харди. — Его может не быть дома.
— Нет, он едва ли вообще покидает свой дом, — сказал Паркер.
— Даже в праздники?
— Да, даже в праздники.
— А-а! Паркер Кинкейд! — Голос донесся до всех, потому что была включена громкая связь. — И почему я был уверен, что мне позвонят как раз из ваших краев?
— Ты слышал о том, что здесь происходит? — спросил Паркер у Линкольна Райма.
— О, я слышу все, — ответил тот, и Паркер вспомнил поразительную способность Райма лишать коллег возможности эффектно преподнести ему нечто новое. — Верно я говорю, Том? Я ведь действительно все слышу. Скажи ему. А ты, Паркер, помнишь моего Тома? Беднягу Тома, который так со мной намучился?
— Привет, Паркер!
— Привет, Том! Он по-прежнему устраивает тебе веселую жизнь?
— Само собой, — резко ответил Райм. — Но мне говорили, что ты тоже ушел со службы, Паркер. Что ты давно в отставке.
— Был. Еще два часа назад.
— Смешно, как это у них получается, верно? Никак не могут оставить нас в покое.
Паркер лично встречался с Раймом лишь однажды. Это был красивый брюнет примерно одного с ним возраста, но полностью парализованный от шеи и ниже. Сейчас он зарабатывал частными консультациями в своем доме, расположенном к западу от Центрального парка.
— Я получил истинное наслаждение от твоей лекции в прошлом году, — сказал Райм.
И Паркер вспомнил, как тот сидел в своей навороченной яблочно-красной инвалидной коляске в первом ряду лекционного зала юридического колледжа имени Джона Джея в Нью-Йорке. Темой выступления Паркера была, разумеется, криминалистическая лингвистика.
— А ты знаешь, что благодаря тебе нам здесь удалось добиться в одном деле обвинительного приговора? — спросил Райм.
— Нет, конечно.
— Допрашивали свидетеля убийства. Тот преступника не видел, но слышал, что он сказал перед тем, как застрелить жертву. Что-то вроде: «Как по мне, так тебе уже пора читать молитву, придурок!» Но еще интереснее стало потом. Ты меня слушаешь, Паркер?
— Естественно. — Когда рассказывал Линкольн Райм, его нельзя было не слушать.
— Во время допроса в участке подозреваемый заявил следователю: «Как по мне, так сознаваться такому дурню западло». Вот на этом-то он и попался.
— На чем конкретно, Линкольн?
Райм рассмеялся, как довольный мальчишка.
— На этом самом выражении. Оказывается, лингвисты уже установили, что только семь процентов населения, да и то в глубокой провинции, откуда и был родом наш герой, говорят «Как по мне…» вместо правильного «По мне, так…». Ты знал об этом?
— Да, читал. Но неужели этого оказалось достаточно для присяжных, чтобы вынести приговор?
— Нет. Но хватило, чтобы он во всем сознался, — закончил свой рассказ Райм и продолжил: — А теперь позволь мне кое-что предположить. Вы имеете дело со стрелком в метро, а единственная ниточка, ведущая к нему… Что это? Письмо с угрозами? Записка с требованием выкупа?
— Как он догадался? — спросила Лукас.
— Ого! Кто-то еще подал голос, — отметил Райм. — Но прежде отвечу на вопрос. Мне нетрудно было догадаться об этом, потому что не могу придумать никакой другой причины, заставившей бы Паркера Кинкейда позвонить мне… Но прошу прощения, Паркер, с кем я имел удовольствие только что обменяться репликами?
— Я агент по особым поручениям Маргарет Лукас, — представилась она.
— Младший агент по особым поручениям, — поправил Паркер, — но она солирует в этом шоу.
— А, конечно, куда же мы без Бюро! Фред Деллрей только что заезжал проведать меня, — сказал Райм. — Вы знакомы с Фредом? Манхэттенское отделение?
— Да, я знаю Фреда, — ответила Лукас. — Он помогал нашим ребятам, которые работали под прикрытием. Пресекли незаконную торговлю оружием.
— Что ж, понятно. Неизвестный преступник, записка. А теперь пусть один из вас введет меня в курс дела.
Эту роль взяла на себя Лукас.
— Вы совершенно правы. Это схема вымогательства денег. Мы пытались заплатить выкуп, но основной подозреваемый погиб. И сейчас мы почти уверены, что его сообщник-стрелок продолжит начатое.
— О, это трудно. Проблема так проблема! Вы осмотрели тело?
— Да, но ничего не обнаружили, — ответила Лукас. — Ни удостоверения личности, ни хоть какой-то другой существенной зацепки.
— А мне, как я понимаю, в качестве запоздалого подарка на Рождество причитается кусок этого вашего малоаппетитного криминального «пирога»?
— Я обработал с помощью хроматографа-спектрометра кусочки конверта и записки…
— Что вполне в твоем духе, Паркер. Правильно, жги улики. Им они, правда, очень понадобятся в суде, но ты успеешь сжечь что сможешь, верно?
— Хочу послать тебе полученные данные. И еще фотографии собранных микрочастиц. Можно передать тебе все это по электронной почте?
— Разумеется. А какое увеличение?
— Десять, двадцать и пятьдесят.
— Хорошо. Когда тебе нужен ответ?
— Он будет убивать каждые четыре часа, начиная с четырех дня и до полуночи.
— С четырех часов сегодня?
— Да.
— Боже милостивый!
— Мы, кажется, знаем, где будет нанесен удар в четыре, — вмешалась Лукас. — По нашему мнению, это произойдет в одном из отелей. Но более точной информации нет.
— В четыре, в восемь и в полночь. Ваш преступник обладал определенным чувством ритма в том, что касается времени.
— Нам включить это в его психологический портрет? — спросил Харди, продолжавший делать записи.
Паркер предположил, что этому копу все выходные придется трудиться над отчетом для мэра, шефа полиции и членов городского совета, который никто не потрудится хотя бы пролистать в ближайший месяц. А быть может, его вообще так никогда и не прочитают.
— Это еще кто? — рявкнул Райм.
— Лен Харди, сэр. Я из полицейского управления округа.
— Ваша специальность — психпортреты?
— Нет, вообще-то я из аналитического отдела, но в академии мы много занимались составлением таких портретов, а еще раньше я написал на эту тему диплом в Американском университете.
— Тогда послушайте, что я вам скажу, — сказал Райм. — Я ни в грош не ставлю психологические портреты и доверяю только уликам. Психология вообще вещь скользкая, как рыба. Возьмите хотя бы меня. С виду спокоен, а на самом деле — сплошной комок неврозов. Я правильно говорю, Амелия?.. Моя четвероногая подружка не умеет говорить, но она со мной полностью согласна. Так. Нам пора начинать действовать. Шлите мне свои подарочки. Я постараюсь связаться с вами как можно быстрее.
Паркер записал адрес электронной почты Райма и передал его Геллеру. Всего через несколько мгновений все данные и фотографии ушли на компьютер в Нью-Йорке.
— И это что, действительно лучший эксперт-криминалист в стране? — скептически спросил Кейдж.
Паркер не отвечал. Он смотрел на часы. Где-то в округе Колумбия многим людям, которыми они с Маргарет Лукас уже мысленно готовы были пожертвовать, оставалось жить какие-то полчаса.