Джакузи для Офелии

– Пу И, вас с Лолой просто использовали, – тихонько сказал Леня.

Но Пу И его не слышал. Он осторожно подошел к комоду и умильно поглядел на таксу. Вообще-то, Пу И больше нравились пушистые собачки, но такса тоже была очень даже ничего. И эти уши… Вполне стильно!

Такса свесила уши вниз и поглядела на Пу И. Сразу было заметно, как он ей понравился.

– Шурка! – рассмеялся старик. – Прямо на дом кавалер пришел!

Он спустил таксу Шуру на пол.

– Так что насчет комнаты? – Маркиз решил ковать железо, пока старик в хорошем настроении.

– Я бы тебе сдал, раз Шуре такое развлечение, – вздохнул старик, – а эту прохиндейку согнал бы с квартиры, но, понимаешь, до конца месяца она заплатила, так что не могу.

– Что, пьет она, дебоширит, раз вы так недовольны?

– Да нет, – старик снова насупил кустистые брови, – этого как раз нет, ведет она себя тихо. Даже не каждый день бывает. Но лучше бы пила, тогда хоть все понятно, а тут…

Старик снова поглядел на резвящихся на полу собачек и понизил голос.

– Подозрительная она баба, вот что я тебе скажу, – зашептал он, – странно себя ведет. Приходит, к примеру, днем – вся из себя одета прилично. Не скажу, что с форсом, но и не бедно. Посидит немного у себя в комнате и выходит совершенно в другом виде. Я в первый раз прямо обалдел – думал, Витька-сосед двери по пьяному делу не закрыл, и шваль какая-то в квартиру прошмыгнула. Замахнулся на нее, а это оказалась жиличка моя. Вот тебе и фокус! Куртка тут в коридоре висела – рвань рванью, все выбросить руки не доходили, так она, жиличка-то, приспособила ее для себя. Ну, чудеса!

– Давно она у вас живет?

– Да не живет она, а бывает иногда. С недели две будет, как сняла она комнату. Так вот придет, переоденется и уйдет куда-то. А потом вернется, снова одежду переменит и уедет.

«Это она за Лолкой следила, прикидывала, когда та встает и где бывает», – сообразил Леня.

– Шура моя ее очень не любит, – продолжал старик, – ну, это понятно за что.

– И за что же?

– Кошка у нее. То есть сюда она ее не приносила, а только Шура моя на нее как тявкать стала, сразу понятно – кошкой от нее пахнет. Шура моя кошек на дух не выносит! Такой уж у нее характер. Во дворе гоняет их – страшное дело! А тут был случай дня четыре назад. Анька-дура притащила с лестницы кота – видишь ли, мыши у нее завелись в комнате. Я говорю, это у тебя от пьянства в глазах мелькает, а уж если и правда мыши, то моя Шура с ними справится. Нет, ей кота подавай! Шура, конечно, очень рассердилась – шум у нас, лай, тут как раз жиличка приходит. Как давай чихать! Уберите, говорит, сейчас же кота, у меня аллергия на них. Как так? – спрашиваю. – У вас же у самой кошка есть, мою Шуру не обманешь! Эта как зашипит: у меня, говорит, кошка без шерсти, порода такая – английский сфинкс называется, редкая и дорогая, а от этого приблудного кота мне плохо станет! Ну, выгнали мы кота конечно, а только я что-то беспокоюсь – подозрительная какая-то баба – куда она ходит в таком виде? Может, воровка или аферистка? И кошка у нее не такая, как все, – видано ли дело – без шерсти? Тьфу!

– Не волнуйтесь, папаша, – рассмеялся Леня, – дело тут житейское. Ну, выслеживает баба хахаля своего или мужа. Он небось в этом районе квартиру снимает, чтобы с любовницей встречаться, ваша жиличка за ними и следит. Брошенные бабы ужас до чего хитрыми бывают!

– Оно-то так, – старик с сомнением пожевал губами, – да только все равно беспокойно. Вот я и решил – теперь комнату буду сдавать только через агентство. Конечно, они процент свой брать будут, но зато ко мне потом никаких претензий.

– Правильное решение! – одобрил Маркиз. – Вот что, я вам задаток оставлю, а после зайду, если надумаю.

Леня почесал таксу Шуру за ушами и, невзирая на яростные протесты, подхватил на руки Пу И. Такса с грустью глядела им вслед.

С грохотом захлопнув за собой дверь, Лола покинула уютный особнячок и поехала на Боровую улицу, благо до нее было совсем близко. Дом номер шесть оказался мрачным шестиэтажным строением из красного кирпича с глухим брандмауэром и полуобвалившимися балкончиками. Лола заглянула в первый подъезд, обследовала почтовые ящики и выяснила, что здесь расположены квартиры с первой по одиннадцатую, а потом почему-то следовали двадцать шестая и тридцатая. В следующем подъезде она нашла номера с тридцать четвертого по сорок шестой, в третьем – с пятидесятого по шестьдесят третий и отчего-то – двадцать девятую. Где находятся остальные квартиры, было совершенно не ясно. Такое идиотское расположение квартир очень характерно для многих старых домов в центре города, но от этого Лолина задача не упрощалась.

Лола стояла перед домом и мучительно соображала, где может таиться нужная ей квартира. Вдруг рядом с ней появился мальчуган лет семи в красной стеганой куртке с надписью «Штат Аризона». Засунув указательный палец в нос, юный абориген проговорил густым басом:

– Десять рублей.

– Что – десять рублей? – не поняла Лола.

– Тебе какая квартира нужна?

– Семнадцатая.

– Дашь десять рублей – покажу, – лаконично сообщил мальчишка, – сама ни за что не найдешь.

– Далеко пойдешь! – восхитилась Лола и полезла за кошельком.

– Я с некоторых и пятьдесят беру, – сообщил проводник, пряча купюру, – особенно, если торговаться начинают, а ты мне понравилась, красивая, как в журнале, поэтому тебе персональная скидка!

Польщенная Лола вслед за продвинутым представителем юного поколения вошла в тот подъезд, в котором перед тем уже побывала. Мальчишка стремглав взбежал на третий этаж, свернул в полутемный боковой коридор, и Лола с изумлением увидела еще одну лестницу, на которую нельзя было попасть прямо с улицы. Теперь они спустились на второй этаж, проводник вытащил палец из носа и ткнул им в номер на двери:

– Вот она, семнадцатая!

– Да, без тебя я бы ее ни за что не нашла! – призналась Лола. Но мальчишки уже и след простыл.

Как и следовало ожидать, квартира номер семнадцать была коммунальной, и на двери красовалась целая коллекция разнокалиберных звонков и пояснительных табличек к ним.

«А. Я. Карагандопуло» – прочитала Лола на самой верхней табличке, привстав на цыпочки. Вслед за этой изысканной фамилией следовала простенькая надпись фиолетовой шариковой ручкой «Обмылковы». Ниже Обмылковых красовался изящный росчерк на прямоугольнике глянцевого розового картона: «Л.Ю. Ситечкина». Еще ниже тяжелой церковнославянской вязью было написано: «Ф. Крестовоздвиженская». Дальше был полуоторванный клочок бумаги, надпись на котором не поддавалась расшифровке, как египетские иероглифы до появления Шампольона, и только в самом низу нашлась скромная табличка с лаконичной надписью: «Н. Ратникова».

Лола нажала на кнопку соответствующего звонка и чуть не свалилась от неожиданности: за дверью раздался такой оглушительный трезвон, что его вполне можно было использовать в процессе реанимации, от такого звона проснулся бы и мертвый.

Едва звон затих, из-за двери послышались раздраженные голоса:

– Надька, зараза, сколько раз тебе говорили – поменяй звонок!

– Сволочи, совесть имейте – я же с ночной смены!

– Кого там черти принесли – щас поубиваю!

Вслед за последним многообещающим заявлением загремели запоры, дверь широко распахнулась, и на пороге появился лысый мужик неопределенного возраста в длинных, до колен, сатиновых цветастых трусах и грязной майке, из которой выглядывала волосатая грудь.

– Полундра! – заорал мужик, распространяя запах застарелого перегара. – Немедленно сообщай свое фамилие!

– Это еще зачем? – осторожно осведомилась Лола, отодвигаясь на безопасное расстояние.

– Затем, чтобы в морге неопознанной не валяться! – гаркнул незнакомец. – У меня с утра в мозгах натуральный аквапарк, а ты тут названиваешь! Так что теперь у меня на тебя душа горит и такая классовая ненависть, что если я тебе не оторву башку, то непременно от этой ненависти лопну!

– Знаешь, дядя, я к Надьке пришла, а до твоих ушибленных чувств мне нет никакого дела! – сообщила Лола, вполне осознав ситуацию.

До судьбоносной встречи с Маркизом она зарабатывала на жизнь мелким мошенничеством и нагляделась за это время на таких персонажей, по сравнению с которыми этот тип в сатиновых трусах был ангелом во плоти и кандидатом в духовную семинарию. Для большей доходчивости она прибавила небольшую порцию мата. Дядька уважительно хрюкнул, но все же попытался заехать в Лолину физиономию волосатым кулаком. Девушка посторонилась, кулак пролетел мимо цели, а его обладатель потерял свое и без того неустойчивое равновесие. Лола пнула его под зад, и страдалец с грохотом покатился по ступеням.

В квартире, по-видимому, наблюдали за развитием событий, потому что из прихожей тут же послышались комментарии:

– Давно пора Кузьмичу рыло начистить!

– Хоть бы он, пьянь хроническая, в Обводный канал свалился!

– Да имейте же совесть, сволочи, мне сегодня опять в ночную смену идти!

Лола оглянулась на поверженного противника, убедилась, что он подает признаки жизни, и вошла в квартиру.

Прихожая, тускло освещенная двадцативаттной лампочкой, была заставлена каким-то старьем, которому давно пора было отправляться на свалку. Стулья на трех ногах, тумбочки без дверок, сломанные книжные полки занимали все свободное пространство. Между этими завалами виднелись жители квартиры, с интересом следившие за незваной гостьей.

– Ты Кузьмича, часом, насмерть-то не зашибла? – поинтересовалась крошечная сгорбленная старушка в белом ситцевом платочке, по всей видимости, Ф. Крестовоздвиженская.

– А хоть бы и насмерть, – отозвалась сильно потертая жизнью женщина, которой удивительно подошла бы фамилия Обмылкова.

Из-за полузакрытой двери донесся страдальческий бас:

– Ну имейте же совесть – я вторую неделю в ночную смену работаю!

– В ночную! – передразнила потертая женщина. – Известное дело, в ночную, если ты по ночам машины обчищаешь! Где колеса снимешь, где зеркала, а где и магнитолу оставят, на твое счастье!

– Надька! – окликнула Лола. – Ты дома?

– Вон ее комната, там твоя Надька, – старушка указала на дверь в глубине коридора, – она теперь вовсе почти не выходит!

Лола под взглядами местных жителей пересекла прихожую и вошла в комнату Нади Ратниковой.

Здесь царил едва ли не такой же ужасающий беспорядок, как в прихожей. Поношенные кофточки и юбки висели вперемешку на стульях, тут же валялось несвежее белье. Хозяйка комнаты лежала на разобранном диване, лицом к стене, да еще с головой укрывшись одеялом. Услышав Лолины шаги, она пошевелилась и проговорила:

– Чего надо?

– Надька, ты чего – болеешь? Это я, Ольга! Еле тебя нашла!

– А чего искала-то? – Надя не сделала даже попытки повернуться к подруге. – Чего тебе от меня надо?

– Ну, вообще, повидаться хотела… потом, ты мне про косметику какую-то говорила, так я хотела…

– Косметику? – взвизгнула Надька и наконец повернулась к Лоле лицом. – Ты думаешь, чего я тут прячусь, как медведь в берлоге? Вот, посмотри, что со мной от этой косметики приключилось!

В комнате было довольно темно, но даже при этом скудном освещении Лола разглядела, что лицо ее старой знакомой было покрыто пылающими прыщами, волдырями, какой-то белесой коростой.

– Боже мой! – не удержалась Лола от восклицания. – Что с тобой случилось? При нашей последней встрече ты так отлично выглядела – просто цвела, как майская роза!

– Майская роза! – передразнила ее Надежда. – Скажи лучше – натуральный завядший чертополох! Все от этой чертовой косметики! И угораздило же меня с этой дрянью занзибарской связаться! Правда, первое время действительно помогло – цвет лица улучшился, посвежела как-то… ну, ты меня как раз тогда встретила… а потом такое началось! Сходила к врачу, говорит – это у вас началась реакция организма, естественные процессы отторжения чужеродного белка… и, главное, ничего нельзя поделать! Только ждать, может, со временем организм сам справится, возьмет свое… это ты еще не все видишь, я ведь еще и антицеллюлитный крем употребляла… так что скажи спасибо, Олечка, что ты не успела эту косметику купить и на себе попробовать!

– Да уж! – от такой мысли Лолу передернуло.

– А ведь я у них распространителем поработала, – призналась Надя, – предлагала женщинам их продукцию, чтобы себе подешевле косметику получить… боюсь даже думать, что с теми женщинами творится, которым я эти кремы продавала! Главное дело – я пошла в эту занзибарскую фирму, попробовала права качать, так они мне бумагу показали, где я сдуру расписалась, что сама несу ответственность за все нежелательные последствия…

– Что ж ты так? – удивилась Лола.

– Да разве ж я думала? А ты что, всегда читаешь каждую бумажку, прежде чем подписать?

Лола не ответила, и Надя, совершенно правильно истолковав ее молчание, проговорила:

– То-то! В общем, я стала скандалить, руками размахалась, из посуды кое-что побила, в волосы одной там вцепилась, чтобы хоть какое-то удовольствие за свои муки и за деньги потраченные получить, тогда они охрану вызвали и с лестницы меня спустили.

Она немного помолчала и закончила:

– Тогда я еще в полную-то красоту не вошла, поэтому и на улицу выходила, а сейчас уж и нос высунуть боюсь. Так что зря ты меня, подруга, искала – сама видишь, какая я для той косметики живая реклама получаюсь!

– Да я, вообще-то, не за тем тебя искала, – проговорила Лола после небольшой паузы, – косметика – бог с ней, у меня к тебе другой вопрос…

– Бог с ней? – переспросила Надя. – А по-моему, лучше бы ее черти взяли! Ну так, что тебе надо?

– Скажи, Надюха, – осторожно, словно пробуя ногой тонкий лед, спросила Лола, – ты кому-нибудь телефон мой давала?

– Телефон? – переспросила Надя, и глаза ее подозрительно забегали. – А я разве его знаю, твой телефон?

– Ну ты что дурочку-то изображаешь? Я тебе как раз из-за этой косметики свой телефон дала, чтобы ты мне позвонила, когда ее купишь.

– Так сама видишь, какая оказалась косметика! Скажи спасибо, что я тебе не позвонила!

– Надька, я тебя про другое спрашиваю! Ты кому мой телефон дала?

– А зачем он кому-то понадобился, твой телефон?

– Так давала или нет?

– Никому я твой телефон не давала! – ответила Надя, глядя на подругу слишком честным взглядом.

– Надька, не юли! – прикрикнула на нее Лола. – Вопрос очень серьезный! Не хочешь так говорить – я тебя по-другому спрошу. Ты Ирку Соловьяненко давно встречала?

– Ах, Ирку! – Надя села на кровати и обхватила колени. – Ну, встретила ее раз, может, месяца три назад.

– А она про меня не расспрашивала?

– А я помню, да? – Надя неожиданно раздраженно повысила голос. – Говорю: три месяца прошло, что же я, по-твоему, только об этом и думаю? Что у меня – других дел нет? Давно я забыла, о чем у нас тогда разговор был! Ну, может, и спрашивала – я уж не помню!

За стеной Надькиной комнаты снова раздался страдальческий голос:

– Ну, когда же вы наконец угомонитесь? Сволочи! Мне же сегодня в ночную смену идти!

– Заткнись, зараза! Ворюга! – рявкнула Надя. – В ночную смену ему! Знаю я твою ночную!

Однако голос она все-таки немного понизила, повернулась к Лоле и зло зашипела:

– Чего тебе от меня надо? Какого черта ты сюда притащилась? Видишь, как я живу? Видела, какие у меня соседи? Один вор, другой наркоман уродский, остальные просто пьянь хроническая подзаборная! Видишь, какая у меня комната шикарная? – она обвела свое жилище широким жестом. – Вот как я живу! Так мало того – еще и морду всю коростой и нарывами обметало от той занзибарской дряни!

Надежда повернула опухшее, воспаленное лицо к свету, чтобы Лола лучше могла его рассмотреть.

– Посмотрела? Порадовалась? Хороша я? Нравится красота моя несказанная? – и она зашлась хриплым истерическим смехом. – А теперь отправляйся туда, откуда пришла!

– Успокоитесь вы наконец? Дадите мне хоть немножко поспать? Заразы коммунальные! – снова раздался голос за стеной, и вслед за тем в стенку что-то ударило.