Альманах «Литературная Республика» №3/2013

– Галя, моя мама всегда говорила одну фразу: «Неисповедимы пути Господние», -сказала ей в ответ Антонина, – раньше я не могла понять смысл этих слов. Но теперь что-то проясняется. Мы только что потеряли своих мам, и тут же приняли в жизнь этих малюток. Возможно, их души, души наших мам, вселились в тела этих малюток? И продолжают жить? Кто же это знает?

– Я не знаю, Тоня! Я вообще ничего не знаю и не понимаю. Одно точно знаю, что у меня больше нет слез, нет сил!

– Силы у тебя много! Вот кружку ты держишь на весу крепко.

– Ах, да! Что же нам делать?

– Не знаю. А сейчас надо обмыть тело покойницы и во что-то ее переодевать. Она вся в крови! Вон их чемодан, достань что-нибудь. Надо сходить за водой на речку…

– Дайте мне лопатку, – вернулся Степан из леса.

Взяв лопатку в руки, он отошел недалеко, опустился на колени и стал копать. Могилу копал он долго.

Девушки, как смогли, обмыли ее остывшее тело. Переодели и причесали ее косы, гребешок оказался в ее маленьком чемоданчике из картонки, переодели в голубое платье в горошек. Обернули покойницу вместо гроба в старое одеяло. Страха перед покойницей не было. Похоронили роженицу тут же в лесу у березы. Из веток деревьев, он соорудил крест и воткнул в свежую землю. Затем, холм могилы забросали свежими ветками ели. Снятый нательный крест жены Степан поцеловал и повесил на себя. Затем сделал зарубку на одном из деревьев, понятный, только ему одному, и они все вместе стали собираться.

Сборы были недолгими. Напоили и накормили лошадь. Антонина принесла охапку свежей соломы, и заменила окровавленные на сухие. Уложив старые одеяла, устроила малышей, отец малышек уселся рядом с ними, потирая больную ногу. Сквозь бинты на его ноге, просачивалась кровь. Это было видно сквозь, изрядно изношенные солдатское галифе брюк…

– С Богом, – прошептала Галина и стеганула лошадь, – пошла, родимая!

Антонина шла рядом, то уходила далеко вперед, присматриваясь и прислушиваясь к каждому шороху. В голове монотонно звучал один вопрос: «Чем кормить детей? Они скоро проснуться».

Дети спокойно спали укутанные в старые рубашки деда Мазая. Хороший он был человек, даже после его смерти, он продолжали служить людям, хотя бы своими рубашками. Красноармеец сидел в повозке с прикрытыми глазами. Сквозь плотно сжатые ресницы вытекали слезы, которые он украдкой утирал ребром своей ладони и шмыгал носом…

– Кажись впереди деревня! – сказала Антонина, всматриваясь вдаль. Там, впереди, виднелось огромное открытое поле, за ним виднелись хаты.

– Тыр-тыр! – соскочила Галина с повозки и размяла свое затекшее тело.

– Идти на открытое пространство опасно! Пока мы в лесу, нас защищают деревья!

Галину отправили в разведку. Ожидание казалось вечным, дети стали проявлять беспокойство.

– Тихо! Тихо мои хорошие!

– В этой деревне немцев нет, – сообщила Галина, отдышавшись, от быстрой ходьбы, она легко вскочила в повозку и они вновь тронулись в путь.

В деревни их приняли настороженно, но быстро смогли найти для детей бутылочки с соской и коровьего молока. Нашлась манная крупа, небольшой котелок. Набрав еды, и старой одежды, что приносили жители деревни, они отправились дальше. Так передвигаясь от одной деревни до другой, они добрались до деревни, что находилась недалеко от большой реки. В этой деревне остались, как и во всех предыдущих, только женщины, пожилые люди, да малые детки, да еще несколько инвалидов: один без рук, другой без ног, вот и все мужское население. Остальное мужское население все были на фронтах, либо в партизанах. Когда телега въехала в деревню у реки, любопытные жители стали собираться вокруг. Многие ахали и сокрушались, увидев раненного мужчину, у которого распухла нога. И сокрушались, глядя на маленьких новорожденных детей.

– Что, детей-то мучить, осень то, чай, на пороге, – удивилась одна из женщин, – куда же вы теперь? Да еще с опухшей ногой?

– Места, всем хватит, – твердо сказала другая бабушка. И предложила Антонине остаться у нее с детьми.

– И то, правда! Устраивайтесь! Все! Хватит вам шляться с маленькими детьми по свету! – сказала еще одна женщина. Все вокруг телеги зашумели так громко, что разбудили детей. Детский плач усилился.

– Ну, что стоишь, мамаша, укладывай детей в люльки в хате, – решительная старушка говорила таким тоном, что сопротивляться и отказывать ей, было бесполезно.

– Рабочих рук не хватает. Скоро наступит пора собирать картошку. И вам молодым женщинам работы будет много! Что с нас толку, со старушек?

– А мы будем с детьми сидеть. Подумайте о детях, неспроста у тебя, мамаша, молоко исчезло.

– От переживаний молоко завсегда исчезает, – вставила еще одна из старушек.

Антонина покраснела, но в ответ промолчала. Глядя на нее, промолчали Галина и Степан.

Подчиняясь их мудрым указаниям, подружки взялись за дело. Перенесли весь свой скудный скарб в хату, сменили пеленки детям, накормили их, и стали греть воду, чтобы детей искупать.

– А ты, сынок, пока твоя жена занимается детьми, поди-ка, сюды, касатик, – подозвала она Степана. Велела раздеться.

– Плохо твои дела, сынок! Заражение начинается. – Бабушка внимательно осмотрела рану на ноге. Первым делом принесла тазик с водой и с солью. Промыла рану. Боль была нестерпимой, крепко сжав зубы, красноармеец, стонал, но терпел.

– Молодец! Вытерпел адскую боль! Будем лечить! Звать-то тебя как?

– Степан.

– Крещенный? Вижу крестик то на груди.

– Да.

– Вот и, слава Богу! Начнем лечить с Божьей помощью!

И стала лечить его заговорами и травами. Рана на ноге быстро пошла на поправку. Через несколько дней, он уже мог обходиться без костылей. А, однажды все услышали гул двух танков, проезжающих по мосту, и Степан, оставив своих детей Антонине, уехал на фронт, надеясь отыскать свою часть. Галина ушла в партизанский отряд. И вскоре погибла в одной из операций. Эту новость сообщили знакомые. Утраты близких и родных закаляли твердость духа у Антонины. Жизнь шла своим чередом. Осень подарила большой урожай картошки, ягод и грибов. Только не ленись. Рядом река, полная рыб. Все это помогло выживать. Девочки подрастали, подрастал и ее ребенок под сердцем. Зима 1942 года оказалась холодной и суровой. Лес, расположенный у деревни изрядно поредел, на топку уходили деревья. Пережили эту суровую зиму стойко. Начались поворотные события и на фронтах. Антонина вначале получала от Степана скудные редкие письма. Потом письма и вовсе прекратились.

В ночь 23 марта 1942 года родился Иван. Роды были легкими.

– Доченька, надо же какой богатырь родился! – говорила бабушка хозяйка, принимая роды, – недоношенный семимесячный, но какой богатырь!

– Почему семимесячный? – спросила Антонина, поглядывая на сына.

– Как же почему? – удивилась бабушка, – твои дочки родились в начале августа. Вот и сосчитай.

Бабушка-хозяйка оказалась отличной повитухой. Так, Антонина, неожиданно для себя, стала матерью троих детей. Долгими холодными ночами, Антонина сидела у колыбелей подрастающих детей, убаюкивая их, она удивлялась превратностям Судьбы – все в одно мгновенье и потери и неожиданные приобретения. Записала она всех троих детей на фамилию своего любимого человека Ивана Смолия. Дети подрастали и радовали Антонину. Окончилась война. Степан вернулся возмущавшимся мужчиной. На вопрос, почему не писал писем, ответ был прост, утерян адрес во время боя. Он был потрясен и удивлен тому, как подросли дети.

– Папка! Папка вернулся! – радовались они, прижимаясь к нему.

Он присел на корточках перед ними и неуклюже обнял всех троих.

– Степан, вы не обижайтесь на меня, но детей я записала на фамилию отца моего сына.

– Тонечка, вам большое спасибо за них. А где отец вашего сына?

– Не знаю, – тихо ответила Антонина и глубоко вздохнула.

– Так пусть же у наших детей будут и папа и мама.

Она стояла перед ним, молча, не зная, что ответить.

– Я вас не тороплю, решайте сами, – он снял с груди нательный крест покойной жены и повесил ей на грудь, – помните, так хотела моя жена перед смертью, передадите по наследству своей дочке.

– Так, дорогие мои, прошу всех к столу, – услышали оба приглашение хозяйки, – односельчане уже собрались. Встреча со слезами на глазах прошла в гостеприимном доме этой незнакомой женщины, которая стала для Антонины и ее детям самым родным человеком. Недолго прожила эта пожилая женщина в этом мире, похоронили ее рядом на деревенском кладбище. Так они и сошлись Антонина со Степаном, у которых было трое детей. Их связывали не только дети, но истинная любовь к своим воспоминаниям.

Степан, чтобы у всей семьи была одна фамилия, при регистрации, сменил свою фамилию на фамилию жены, которая записалась на фамилию отца своего сына. Тихо построили свой дом, родили еще одного ребенка. Так и прожили они душа в душу, каждый, сохраняя, в сердце память о своих любимых. Годы пробежали быстро, вот и сын больше года отслужил в Армии…

Антонина Николаевна вспоминая прошлое, задремала. Во сне она увидела отца своего сына, который подошел к ней и поцеловал ее. Затем, улыбаясь, помахал ей рукой и растворился. От его поцелуя, она проснулась мгновенно и приподнялась. Оглядела комнату, где всюду чувствовалась заботливая женская рука. Оглядывая комнату, она почувствовала, будто на нее кто-то смотрит. Оглянувшись, она увидела портрет. В сердце будто вонзили острие ножа, на нее со стены смотрели глаза любимого… босая, она подошла ближе к портрету, что висел на стене.

– Эх, Ванюша, – тяжело проговорила она, – Ванечка!

На нее с портрета смотрели милые сердцу, веселые глаза. Эти глаза, озорно улыбались и говорили: «Тонечка, все нормально! Жизнь продолжается».

– Ты, прав Ванечка, жизнь продолжается, – вслух сказала она. Твой сын Иван такой же красивый, как ты. Он очень на тебя похож. Две капли воды. Я рада, что мы все встретились. Спасибо тебе! Теперь у тебя уже четверо детей и все носят твою фамилию, и род твой продолжается, эстафету принял хороший Человек – Степан – отец всех наших детей!

Ей показалось, что в комнату, где она находилась, ворвался какой-то еле уловимый дух, коснулся ее и улетел. На душе сразу стало спокойно и легко. Она смотрела на портрет Ивана, и ей показалось, что он улыбнулся той самой очаровательной улыбкой, которая рождает истинная ЛЮБОВЬ. Улыбаясь, этому вновь рожденному ощущение в душе, она, накинув халат, вышла во двор.

Да, здесь родился и жил ее любимый. На душе было светло и хорошо. Только настоящая любовь дарует тепло душе. Оглядев двор, она увидела в глубине, под деревьями стол, где сидели ее родные.

– Ну, что Мария Егоровна, договорились? – услышала она голос мужа.

– Как ты, сынок меня назвал? – улыбнулась Мария Егоровна.

– Простите, мама. Едем с нами? Родные должны жить вместе одной большой семьей?

– То, то! «Мама» и это правильно! – засмеялась Мария Егоровна в ответ.

– А, вот и наша Тонечка! – встал навстречу к ней Степан.

– Доброе утро, мои родные! – улыбнулась им Антонина.

– Как ты себя чувствуешь? – подскочил сын Иван.

– Выглядишь отлично, – Степан подошел к ней, обнял.

– Здравствуйте, мама! – подошла Антонина к Марии Егоровне, обняла ее, – как вы себя чувствуете?

– Я чувствую себя хорошо, доченька! А как же иначе, ведь я обрела свою большую семью. – Старушка крепко прижалась к ней. Иван и Степан радостно подскочили к ним, и крепко обняли своими крепкими руками.

Соседка, смотрела на них, улыбаясь, шмыгала носом и утирала слезы радости. Огляделась вокруг, и увидела, что многие соседи пришли полюбоваться долгожданному счастью Марии Егоровны. Наполненное любовью и радостью, ее сердце, наконец-то притянуло к ней потерянную семью.

– Воистину, Божественная любовь в душе дарует радость людям! – сказала соседка, перекрестившись.

А вокруг все сияло прекрасным солнечным днем. Жизнь била ключом. На безоблачном небе сияло солнце, согревая теплыми лучами землю. Природа, наполненная этим светом, щедро одаривала людей зеленью листьев на деревьях и его плодами, полевыми цветами в полях и в садах. Обилием плодов в огородах. Обилием всего в морях и океанах, реках и озерах. Вся земля наполнена прекрасной Божественной любовью, гармонично уживаясь в гармонии со всей Вселенной. Птицы чирикали, собаки лаяли, коровы мычали, рыбки плескались, бутоны цветов распускались – жизнь продолжалась…

– Чудные дела твои, Боже! – вновь перекрестилась соседка, любуясь водоворотом жизни.

13 Суздальская Татьяна, Москва

Светлая душа

Родилась душа, чистая, как родниковая вода, нежная, как дуновение теплого ветерка, добрая как, матушка Земля. Росла и обретала светлую силу. Она жаждала нести людям свет, добро и счастье.

А рядом с ней росли зло, зависть, невежество, обман и жадность. Они наблюдали, как росла светлая душа, и следили за каждым ее шагом. Зависть завидовала ей, что она такая светлая и чистая. Зло злилось на нее, что она была очень доброй. Невежество говорило ей обидные слова, чтобы огорчить ее сердце. Жадность отбирала игрушки. А обман ее всегда обманывал и говорил, что она страшная и черная. Он очень не хотел, чтобы она выглядела перед ним красавицей.

Светлая душа была настолько чиста и благородна, что прощала им все обиды. Жалела их, что они такие убогие, ведь у них не было крыльев. И им суждено было всю жизнь ползать по земле, как червям. И они никогда не смогут увидеть голубого неба и ясного солнца.

И вот наступил тот долгожданный день. Светлая душа выросла и окрепла. Она почувствовала в себе достаточно силы, чтобы взлететь. Расправив свои белые крылья, она взмахнула ими и хотела взлететь высоко в небо. Она мечтала парить над Землей и дарить людям радость и счастье.

Но коварная зависть ухватилась за крыло. Зло вцепилось в другое крыло и выдрало нежные перья. Жадность подставила ей подножку, невежество плевало ей в глаза. Обман говорил, что в небе очень скверно, пусто и темно. Они не могли допустить, чтобы какая-то светлая душа парила над ними высоко в небе. Ведь тогда их никто не заметит. Все будут смотреть в небо и любоваться светлой душой.

Но светлая душа уверенно взмахнула окрепшими крыльями. Ударила здоровым крылом жадность, ногой оттолкнула зло. Своим ясным взглядом она обожгла зависть и стала взлетать. Тяжело ей было лететь, крылья были помяты, раны кровоточили. Глаза застили слезы, но светлая душа набирала высоту и летела к облакам.

Ветер обдул и поправил ее перья, дождь омыл ее раны. Яркое, теплое солнце подсушило слезы. Взлетела светлая душа высоко в небо. Полет ее стал ровный и спокойный. Ведь там не было ни зависти, ни злости, ни жадности, невежества и обмана. И все же ей было их жаль, что они только ползали по Земле и не могли летать…

Стала светлая душа парить над Землей и дарить людям свет, красоту, добро и счастье. Люди увидели ее парящей в небе и закричали:

«Вот она… белая птица!»…

Птица счастья!..

14 Фролов Виктор, Москва

Кавказская любовь

(Окончание рассказа Л.Н. Толстого «Кавказский пленник»)

Случается, откладываешь прочитанную книгу с ощущением лёгкой грусти. Сроднившись с персонажами, начинаешь додумывать: «а что же произошло дальше?» Так бывает, что сам автор, поощряя читательский интерес, возьмёт, да и пишет продолжение. Но иногда за перо берутся другие, в той или иной мере одарённые литераторы. Так случилось с романами «Унесённые ветром» Маргарет Митчелл, «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте.

Можно найти примеры и в отечественной литературе – опубликованная в 1976 году фантастическая повесть Аркадия и Бориса Стругацких «За миллиард лет до конца света» через двадцать лет получила продолжение, написанное Вячеславом Рыбаковым. А уже по мотивам его повести «Трудно стать богом» появился труд В. Васильева «Богу-Богово… ». В ироническом детективе О. Сидельникова «Нокаут» читатель встречает незабвенного Остапа Бендера, переквалифицировавшегося-таки в управдомы…

Предлагаем вашему вниманию написанное Владимиром Панкратовым окончание повести Л.Н. Толстого «Кавказский пленник». Публикация подготовлена В. Фроловым.

Владимир Панкратов

г. Алатырь

…Три года после побега из плена прослужил Жилин на Кавказе. Вот получает он письмо от матери, что совсем плоха стала и хочет повидаться с ним в последний раз. Выправил Жилин отпуск и тут же поехал в своё имение. И вовремя: только-только успел попрощаться со старушкой. Постоял, погрустил на погосте и… отправился опять на Кавказ.

«Нечего мне дома делать, семьёй я так и не обзавёлся, никто мне не мил, видно, на роду написано быть бобылём», – раздумывал Жилин дорогой. «Как никто не мил, а Дина?» – улыбнулся офицер. Он часто вспоминал черноглазую девочку, спасшую ему жизнь. И вдруг Жилин даже вздрогнул, так внезапно он принял решение: «Жизни мне не будет, если не повидаю её, голубушку».

Война на Кавказе к концу подходила. Всё больше лесов было вырублено, новая крепость вдвое сократила путь к аулу, где несколько месяцев провёл в плену Иван Жилин. Да и татары осторожнее стали, всё реже тревожили русских вылазками.

В товарищи Жилину вызвался ехать казак Лукашка, ни Бога, ни чёрта не боявшийся. Собирались недолго: приладили оружие, чтоб не звенело и не бренчало, взяли немного припасов, дождались ночи и, оседлав своих кабардинцев, тронулись в путь. Оба надели черкески и папахи, так что издалека их могли принять за горцев, да и по-татарски они говорили сносно.

Но всё же, осторожности ради, поехали заброшенной лесной тропой, которую Жилин присмотрел заранее. Молодой месяц дорогу освещал. Скоро с рыси они перевели коней на шаг и ехали молча, Жилин впереди. Ещё звёзды не погасли, как лес кончился, вот показалась знакомая гора, а у подножия её – аул, при виде которого у Жилина защемило сердце.

Схоронились в кустах, привязали коней. Жилин велел Лукашке дожидаться его, а сам собрался идти к роднику, куда татарки за водой ходят.

– И, барин! – разочарованно проговорил Лукашка. – Я думал, мы коней отбивать идём, а этого добра у нас в станицах полно.

Жилин спустился по круче к реке и в молочном тумане пошёл по камням к аулу. Неподалёку от родника он спрятался за скалой и стал ждать. Подул предутренний ветерок и согнал туман, показалось солнце.

Сначала к роднику пришли две пожилые татарки, потом ещё одна, а вот, видит, идёт статная черноглазая девушка. Заколотилось сердце у Жилина, из груди вырвался крик:

– Дина! Динушка!

Выронив кувшин, Дина быстрее серны подбежала к Жилину и приникла к нему, плача от радости:

– Иван, Иван, наконец-то ты пришёл за мной!