— Увы, Лизонька, но мы должны быть осторожны. Нас в любой момент могут разоблачить. И тогда господин никого не пощадит.
Барин старался держаться спокойно в присутствии Лизы, но ему не всегда удавалось скрыть от неё свой страх. И она умело этим пользовалась.
— Он такой же слуга мне, как и вы. И только я могу решать, кого и как наказывать, как я сделала это со старухой, — она слезла с его колен и подошла к столу, на котором стояла ваза с петушками-леденцами, и радостно спросила: — Это для меня?
— Конечно, для тебя! — обрадовался барин перемене темы и немного расслабился. — Всё для тебя, всё, что бы мы ни делали. Сегодня Василий привёз с ярмарки, он знает, как ты любишь эти леденцы.
— Я никогда не была на ярмарке, — задумчиво произнесла девочка, занеся руку над столом.
— Ты же знаешь, что это ради твоей безопасности, — мягко произнёс барин.
Раньше ему всегда удавалось убедить её, и она на время оставляла его в покое, прекращая свои вопросы, распоряжения и упрёки.
— Я словно пленница в этой усадьбе. Меня даже на пруд не пускают с дворовыми детьми, — пожаловалась девочка с самым невинным видом.
— Всё скоро изменится. Ты займёшь дом господина, — принялся обещать барин, сам точно не зная, когда же наступит это время.
— Я жду этого уже двенадцать лет, — это был очередной её упрёк. — Хорошо, через неделю у меня именины, и я желаю поехать на ярмарку. Накажите Василию взять меня.
— Но… — попытался возразить барин, но не посмел продолжить под её грозным, колючим взглядом.
— Это мой приказ! — гордо произнесла Лиза.
— Слушаюсь… — вмиг повиновался барин и склонил голову.
Девочка взяла в руки леденец и вернулась к нему на колени. Устроившись поудобней, она вновь казалась невинным дитя с ангельским личиком.
— Какой забавный петушок! — прощебетала она. — Я всегда смотрю на эти конфеты и вижу огонь.
— В огне великая сила, Лизонька, — произнёс барин, проводя рукой по рыжим волосам девочки. — Я накажу пошить тебе новое платье для ярмарки. Но ты должна пообещать впредь вести себя хорошо, иначе господин может разозлиться.
— Кому господин, а кому — слуга, — беззаботно ответила она, болтая ногами и посасывая леденец.
— Верно, Лизонька, верно.
Юноша ходил по комнате из угла в угол:
— Я видел её! Не представляю, как земля носит такое чудовище!
— Ты же знаешь, Митя, кто она. И она ещё девочка, сила её растёт с каждым днём, — ответила ему худощавая старая женщина — каждая её морщинка излучала мудрость и доброжелательность.
— Матушка, есть ли способ остановить это исчадие ада? Могу ли я, православный верующий, вступать на этот путь? — Митя остановился перед своей наставницей, тяжело дыша. Внутри него бушевала страсть негодования.
— Ты был рождён для этого, мальчик мой, — мягким голосом ответила ему матушка Агафья, — а моим призванием было воспитать тебя, привить веру и передать свои знания… Подай, пожалуйста, мне воды, — женщина приподняла руку, указывая на стол.
Юноша подошёл к столу и налил воду из графина в стакан:
— Вот, матушка, держите.
Старая женщина сделала несколько жадных глотков. За это время юноша немного успокоился, дыхание его выровнялось. Но румянец волнения всё ещё не сошёл с его лица.
— Ты всегда был таким ласковым мальчиком, Митенька. Если бы не мой обет, я бы была тебе не только наставницей, но и настоящей матерью, — она с любовью посмотрела в его чистое лицо. Несмотря на юные годы, оно было уверенным и мужественным. И невероятно красивым и благородным.
— Вы заменили мне отца и мать, дали пищу и кров, занимались моим воспитанием и образованием и передали свои знания. Что ещё может быть нужно человеку? Я благодарен вам за всё это. И мне горько, что я вас подвёл, — юноша опустил голову в покаянии. Ему было стыдно за то, что он не смог проявить свои умения, которым его обучали с малых лет, и не в силах был противостоять тому, для чего был рождён.
— Ты не подвёл меня, мальчик мой. Просто ещё не время! — матушка Агафья с любовью посмотрела на воспитанника, затем обернулась к окну за спиной и поставила пустой стакан на подоконник. После она вновь обратилась к Мите: — Я пятнадцать лет готовила тебя, и уверена, что ждать осталось недолго. Ей сейчас двенадцать, церемония состоится в день её совершеннолетия. К этому моменту ты овладеешь знаниями.
— Как мы справимся с ней? Мне горько, когда я думаю о нашем бессилии. У нас нет ничего против неё, — с отчаянием возразил Митя. Он стал на колени напротив наставницы и бережно взял её сморщенную руку.
— Неправда, — возразила монахиня, сжав его ладонь, — у нас есть вера и твоё доброе, храброе сердце, — она положила вторую руку поверх его крепкой кисти.
— Спасибо, что верите в меня, матушка, ибо я уже начал сомневаться, — лицо юноши вновь зарделось.
— Сомнение — это то, что помогает нам принять верное решение, Митенька. В сомнении познаётся истина, — успокоила его матушка Агафья. — С завтрашнего дня к тебе будет приходить ещё один учитель.
— Кто он, и чему он будет обучать меня?
— Его имя — Тимофей Пешков. Наш батюшка повстречал его в Саратовской губернии. Он силён в физике и химии — науках, которые в нашей глуши мало кому подвластны. Ты ведь изучал пока только арифметику и богословие и немного естествознание.
— Да, матушка, ещё я неплохо владею грамотой.
— Не скромничай, Митенька. Хотя скромность и украшает, она более подходит барышням, — она рассмеялась старушечьим смехом. — А теперь отдохни, мальчик мой. Завтра твой учитель начнёт занятия.
— Благословите, матушка, — юноша, не вставая с колен, склонил голову.
— Господь благословит, — монахиня перекрестила Дмитрия, после чего он покинул её келью.
Лизавета и её новоиспечённый наставник беседовали в столовой. За пять лет из прехорошенькой девочки она превратилась в обворожительную молодую девушку. Привлекательную, дерзкую, соблазнительную, властолюбивую. Теперь даже тот, кого все называли господином, был не в состоянии совладать с ней. Он попросту боялся её силы, от которой ожидали невероятных проявлений.
— Ты добилась своего, Лиза, уехала от Ивана Кузьмича, живёшь в моей усадьбе. Почему ты продолжаешь свои проказы? Скажи, чего ещё тебе не хватает? — отчитывал девушку Николай Игнатьевич.
— Власти, — без эмоций ответила она, тряхнув огненно-рыжей копной волос.
— Ты властна над своими слугами, — он почтенно склонил голову.
— Мне этого мало, — так же безразлично ответила она, лизнув леденец. — И почему я так люблю эти конфеты?
— Ты не о том думаешь, Лиза, — Николай Игнатьевич посмел повысить голос, но тут же осёкся.
— Вы не даёте мне выполнить мою миссию.
Лиза продолжала выглядеть спокойной и равнодушной, хотя тот, кого все называли господином, прекрасно знал, что за этим скрывается способная в любой момент вырваться на свободу неудержимая сила.
— Ещё не время, — попытался объяснить он, — потерпи немного, и ты станешь владычицей.
— Сегодня ночью я хочу поохотиться, — решила девушка. — Велите Василию сопровождать меня.
— Я поеду с тобой, Лизавета, — возразил он.
— Нет! Только Василий, я и Люцифер, — решительно произнесла она.
— Слушаюсь, — склонил голову Николай Игнатьевич.
— Кто там, Василий? — обратилась Лиза к сопровождавшему её слуге.
— Охотники, госпожа.
— Давай-ка поиграем с ними, Василий, — в глазах Лизы сверкнул огонь.
— Что прикажете, госпожа? — склонил голову лакей.
Он знал её повадки, и эта задуманная ею игра людям ничего хорошего принести не могла. Но он состоял на службе сил зла уже несколько веков и, хотя был стар и слаб, готов был услужить молодой хозяйке, исполнив любую её прихоть.
— Выбери лучшего из них и обрати для меня, — решила она. — Вам недостаточно меня, госпожа? — Василий не смел поднять глаз на хозяйку.
— Это только ради забавы. Ну же, перекидывайся, — притворно-ласково попросила Лиза.
— Слушаюсь, госпожа…
Василий превратился в огромного тёмно-серого волка. Девушка потрепала его по голове.
— Вперёд! — повелела она, а затем запустила руку в роскошную гриву своего коня.
— А теперь и ты, Люцифер… Обернись кабаном и погоняй охотников. Приведи к Василию… вон того мужчину! — она указала на мчащегося впереди остальных наездника. Он был в версте от них, но ничто не могло скрыться от зоркого глаза молодой ведьмы.
Конь заржал в ответ.
— А он хорош! Правда, Люцифер? — с этими словами Лиза с лёгкостью забралась в седло. Конь фыркнул.
— Жаль Василия, он мне нравился и, в отличие от Николая Игнатьевича, никогда мне не перечил. Из тебя получился хороший кабанчик, Люцифер… Что ж, новообращённый заменит Василия. В следующее полнолуние разыщем его и переманим на свою сторону. У него не будет выбора.
Конь вновь фыркнул.
— Знаю, знаю, Люцифер. Такие, как он и Василий, подчиняются только зову луны. Но ведь Василий был предан мне на протяжении восемнадцати лет, почему же этот человек откажется? — Конь заржал в ответ. — Да, у Василия был договор с Повелителем, и он выполнял его условия, служа мне. Но разве не был он хорош в этом, Люцифер? Думаю, мы нашли достойную замену… Где-то были мои петушки… — она принялась обшаривать карманы в поисках конфет. — Ах, вот они… Что ж, поскачем домой, Люцифер, сегодня ещё много дел!
Девушка лизнула леденец и пришпорила вороного.
— Я же говорил, что мне следует отправиться с тобой, Лиза. Я бы не допустил такой глупости!
Николай Игнатьевич ходил из угла в угол, пунцовый от гнева. Он не мог себе позволить обращаться с Лизой как с обычной воспитанницей — она была госпожой — его и всего тёмного мира.
— Мне тесно здесь, в вашем поместье. Мне хотелось развлечься… Это произошло случайно, — оправдывалась девушка.
— Василий был очень ценным, и в первую очередь для тебя, — настаивал Николай Игнатьевич.
— Я знаю. И мне тоже жаль, что я лишилась верного слуги, — она лизнула красного петушка на палочке.
— Сегодняшней ночью я получу последние распоряжения от Повелителя. После чего завтра, в день твоего восемнадцатилетия, ты станешь владычицей, его наместницей на Земле, — он поднял глаза к небу, взывая, чтобы благоразумие и мудрость снизошли на девушку. Не подобало владычице тьмы быть столь безрассудной и недальновидной.
— И никто не станет меня ограничивать? — с сомнением спросила Лиза.
— Никто не посмеет возражать наследнице — дочери Повелителя, — смиренно склонив голову, ответил Николай Игнатьевич.
— Прекрасно! Мы устроим бал, пригласим соседей? — она оторвалась от конфеты и радостно посмотрела на покровителя.
— Это будет закрытая церемония, Лиза, — твёрдо ответил он, стараясь выглядеть убедительно и непоколебимо.
— Опять закрытая? — взорвалась она. — А я хочу, чтобы наши соседи знали, кто я! Чтобы трепетали от одного моего имени! Уверена, Повелитель одобрил бы моё решение.
— Прости, но я не могу этого тебе позволить, — Николай Игнатьевич начал злиться, но старался скрыть это за внешним спокойствием и доброжелательностью.
— Тогда задайте вопрос Повелителю! Спросите его! И знаете, что он ответит вам? Он ответит, что моя воля — его воля, мой приказ — его приказ, мой гнев — его гнев, — кричала Лиза на своего воспитателя.
— Простите, господин, — прокашлял камердинер, прервав их спор, — к вам мадам Мари.
— Проводи её в сад, я спущусь через несколько минут… А ты, Лиза, — добавил он после того, как камердинер направился исполнять приказ, — останешься здесь и будешь ждать распоряжений Повелителя. И не злоупотребляй конфетами, от них толстеют и теряют зубы.
С этими словами Николай Игнатьевич покинул комнату воспитанницы.
— Зачем ты явилась, Мари? — спускаясь по лестнице, спросил Николай Игнатьевич ожидавшую его гостью.
— Прости, господин, но мне не по себе, — ответила женщина и, шурша платьем, поднялась с колен.
— Что же тебя тревожит? — он слегка приобнял её, демонстрируя свою снисходительность.
— Я наслышана о её проделках… Она глупа. Разве может она быть той, что должна изменить наш мир? — мадам Мари говорила вполне уверенно, будто сама была свидетелем того, о чём слышала от других.
— Говори тише, Мари, её слух может уловить даже храп холопа в соседнем поместье, — Николай Игнатьевич остановился и пригрозил гостье пальцем, — давай-ка выйдем во двор да поговорим снаружи.
Они оба проследовали к выходу.
— Так вы боитесь её, господин? — гостья явно была удивлена. — Разве страх должны мы испытывать перед дочерью Повелителя? Разве не трепет? Не желание служить? О! Вы тоже сомневаетесь, что она достойна?
— Да, и уже давно, Мари, — с горечью произнёс Николай Игнатьевич.
— Та женщина, что принесла её на церемонию… Кто она? — казалось, мадам Мари знала ответ на этот вопрос лучше самого господина.