Помоги проекту - поделись книгой:
Мой собеседник многозначительно смолк. Я посмотрел на пустые кружки и тарелку. Бармен, постоянно следивший за нашим столом, быстро подошёл. Он хорошо знал своего завсегдатая.
– Повторите, – сказал я.
Бармен широко улыбнулся и поспешил удалиться, прихватив кружки и тарелку. Через минуту он вернулся с пивом и бифштексами. Мой собеседник, отпив из кружки, продолжал:
– В нашем городе, сэр, домов так же много, как деревьев в джунглях. А улиц не меньше, чем звериных тропок. В те времена, когда Фоат начинал, наш город жил под игом Джина… История правдивая… Да, сэр, можно и стаканчик грога… Вчера я рассказал эту историю капитану из Кейптауна, негру. Он сказал, что расскажет эту историю сыну. И накажет сыну, чтобы он рассказал её своему сыну. Вот как, сэр, понравилась ему эта вещь. Я слышал эту историю от самого Фоата, когда он был ещё жив. История правдивая, сэр.
Он продолжал называть меня сэром, считая, что обращение хорошо вписывается в колорит рассказа. Да Бог с ним, с сэром. Как ни назови – всё равно. Имена наши и обращения к нам так же условны, как, например, наше слово «стол» по-английски вовсе не стол, а «э тэйбл». По-арабски, опять же, не «э тэйбл», а как-нибудь иначе. Сколько в мире языков, столько и названий у стола. Вот и пойми после этого – каково точное название предмета, имеющего четыре ножки, плоскую спину и карман в виде ящика, куда кладут ложки и вилки или ручки и бумаги. Также и с именами людей. Как ни называй – всё условно в этом мире.
– Тогда мало что знали достоверно о Джине. Это теперь говорят «мафия». А тогда толковали, что Джин главарь какой-то нечистой силы. «Бисмилла иррахман иррахим. Спаси меня, Аллах», – вот единственные слова, которыми могли оградить себя правоверные от Джина. Да куда там! Молитвы не помогали. Люди повторяли их только от бессилия. Пропадали лучшие красавицы города. Исчезали сокровища из банков. Отцы города не знали, как обезопасить себя и сограждан от всесильного Джина. Все жили под страхом смерти, как заложники. А когда страх берёт верх над рассудком – низко падают нравы, сэр.
Фоат испытал это на собственной шкуре. Приезжает он в порт. А таксисты не пускают в очередь. Как? Вот подошла, например, очередь Фоата. Он выстоял её с хвоста. Но всегда находился какой-нибудь стоящий сзади таксист, который подъезжал, ставил машину впереди машины Фоата и забирал пассажиров.
Старые, опытные таксисты, конечно же, знали причину, почему так поступают. Дело в том, что в городе в те времена существовала стоянка, которую таксисты между собой называли Чёрной. Кто брал пассажира с той стоянки – исчезал навсегда. Словно проваливался сквозь дыру в небе. Поэтому никто не хотел рисковать собой. А толкали на это новичка.
Однажды некий таксист поставил свою машину поперёк машины Фоата и яростно заорал:
– Езжай на Чёрную стоянку, покарай тебя Аллах! Может быть, тебе повезёт, чёртово семя! Привезёшь что-нибудь новенькое, дьявол тебя побери с потрохами!
Это были страшные слова. Но поверьте, сэр, лет пятьдесят назад и время было жестокое. Одно напоминание о Джине наводило на всех ужас. Фоат не обиделся. Он знал, что такое мог сказать только человек, доведённый до отчаяния. Он понял, что без поездки на Чёрную стоянку таксисты не примут его в свою среду. И он решился.
Приезжает он на Чёрную стоянку. На первый взгляд ничего особенного. Улица как улица – захудалая, одна из самых дальних. Двухэтажный особняк из кирпича. Окна зашторены. Большой палисадник, розы цветут. Узкие арочные окна. Металлический забор. Тишина! Живи и радуйся. Ничего страшного.
Тут вдруг Фоату показалось, что он слышит в особняке перестук каблуков. Кто-то вприпрыжку торопливо спускается по лестнице со второго этажа. И действительно, на крыльце появился высокий стройный человек в чёрном плаще, начищенных до блеска чёрных туфлях и белых носках. На голове чёрный цилиндр, на глазах тёмные очки. Воротник плаща поднят, на шее ослепительно белый шарф, закрывающий подбородок. На руках белые лайковые перчатки. Что-то зловещее было в нём. И что-то, сэр, притягательное. Как вот в пиве – оно горькое, а пить всё равно приятно.
Фоат сразу понял, что это и есть Джин. Джин, который держит верх над отцами города. Вот почему исчезали таксисты. Их уничтожал Джин, чтобы замести за собой следы!
Чёрный человек властно сел в машину и чётко поставленным голосом, раздающимся из-под шарфа, прикрывающего рот, приказал:
– За город! – и показал рукой в перчатке вперёд.
И хотя Чёрная стоянка находилась уже и без того почти за городом, Фоат понял – не в порт. Он дал полный газ, и машина на предельной скорости полетела прочь от города. К его удивлению, машина, как никогда, слушалась руля. Казалось, управляет ею не Фоат, а Чёрный человек. Что-то было в нём магическое.
Дорога ровная, никаких колдобин и бугорков. И вдруг неожиданно прямо на дороге появляется каменный столб. Скорость предельная! Что делать?! Сворачивать поздно!
Фоат резко затормозил и… почувствовал приставленное к виску холодное дуло пистолета.
– Вперёд! – жёстко приказал Чёрный человек.
Фоат невольно убрал ногу с педали тормоза. Машина, как отпущенная на свободу птица, взлетела с места и… врезалась в столб. Фоат успел только закрыть глаза. Удар. Грохот. Машина рассыпалась. А сам Фоат продолжал лететь с закрытыми глазами. Куда? В ад?! В рай?! Вот, значит, как погибали все предыдущие таксисты!
Он открывает глаза. Впереди ровная дорога, машина цела и невредима, мчится с той же скоростью. А где столб? Столба нет. Словно и не было столба!
Пассажир сидел рядом с пистолетом в руке. Это возвратило Фоата к реальной жизни. Значит, это не во сне, а наяву. Во всяком случае, пистолет, приставленный к виску, не почудился.
Следующее препятствие возникло так же внезапно, как и первое. По дороге навстречу шла огромная волна высотой с десятиэтажный дом. Казалось, что торнадо вырвало её в час гнева из объятий Средиземного моря и понесло по суше. Гребень волны кипел, как вода в адском котле. Это было страшно. Чёрный человек, казалось бы, одинаково рискует с Фоатом, участвуя в аварии. Но это было не так. Чёрный человек обладал сверхъестественной силой. Он мог остаться целым и невредимым, а Фоат мог погибнуть если не от самой аварии, то от разрыва сердца.
Фоат затормозил, машина взвизгнула. У виска вновь оказался пистолет.
– Вперёд!
Машина ударилась о волну. Вода, сэр, при ударе с большой скоростью такая же твёрдая, как скала. Машина развалилась на части. Фоат захлебнулся. Если предыдущие таксисты оставались живы после первого потрясения, то, несомненно, погибали во время второго, успел подумать Фоат.
Он открывает глаза. Впереди ровная дорога, словно и не было волны. Всё тихо, спокойно. Фоат даже подумал: не находится ли он по ту сторону жизни? Невидимую сторону? Ведь природа показывает нам только одну половину свою. А другую всегда прячет, чтобы мы не знали слишком много. Ведь если подумать, мы никогда не видим обратную сторону Луны, или вот свою спину вы не видите, сэр, как и я свою. Но размышлять Фоату некогда. Скорость большая, события разворачиваются стремительно.
От следующего препятствия, которое появилось так же неожиданно, как предыдущие, сердце Фоата сжалось, как от предсмертной тоски. Дорога просматривалась далеко вперёд. Она поднималась по крутой горе к самым облакам и резко обрывалась, заканчиваясь пропастью. Там, наверху, тяжело ворочались чёрные тучи, начиненные молниями и громами. Огненные кнуты вспыхивали и гасли, исчезали в бездонной пропасти. Машина неслась вперёд, не чувствуя подъёма, словно её несла дополнительная сила. Так оно и было, сэр. Ведь рядом сидел Чёрный человек.
Перед пропастью Фоат затормозил, думая, что наверно, приехали, что, вероятно, здесь, на вершине горы, в тучах, и обитает нечистая сила. Но вновь почувствовал у виска холодное дуло пистолета и жестокий окрик:
– Вперёд!
Двум смертям не бывать, одной не миновать! Фоат дал полный газ и на бешеной скорости сорвался в пропасть. Что такое?! Машина не закувыркалась, а начала плавно парить. Летела сквозь тучи. Молнии слепили через закрытые веки, оглушали громы. Они грохотали как барабаны дьявольского оркестра. Это была, действительно, их цветомузыка.
Машина плавно, как на крыльях, опустилась на дно пропасти. Фоат открыл глаза. Машина стояла на полянке в пальмовой роще. Вокруг чрезвычайно сладко пели птицы в неописуемо красивых оперениях. На ухоженных клумбах пышно цвели орхидеи. Это была не клумба, а персидский ковёр, сотканный из живых цветов. Вот как роскошно живёт нечистая сила вдали от людских глаз, сэр!
Куда он попал, Фоат? Неужели в рай?! Неужели рай огорожен с внешней стороны забором, который называется адом? Рай внутри ада! Ведь жизнь за пределами рая, действительно, нелегка – порой как ад.
На опушке бамбуковой рощи стоял одноэтажный дом, облицованный чёрным гранитом. Дом без единого окна. Дверь из белого мрамора. Из такого же мрамора и крыльцо, куполообразную крышу которого поддерживали две лёгкие, круглые полированные колонны.
Пассажира в машине не было. На сиденье лежала тысячедолларовая купюра. Заплатил, надо сказать, Джин щедро. Такие деньги в городе даже опытные таксисты зарабатывали не меньше, чем за месяц.
Не успел Фоат что-нибудь подумать, как машина взлетела на вершину горы, где бесчинствовала тяжело гружённая молниями и громами туча. Неведомая сила поставила машину на дорогу, откуда начинался спуск.
Только прибыв домой, Фоат осознал, что побывал в самом логове страшного Джина, откуда никто не возвращался. А вот он первый, единственный, кто вырвался живым из его лап. Но радоваться надо этому или плакать? Почему никто не вернулся, а он вот остался жив? Похоже, Джин что-то замыслил, и Фоат причастен к этому. Он его заложник! Как только Джин завершит своё дело – убьёт его. И Фоат возненавидел Джина всей душой. Если Фоат не погиб тогда, значит, это для того, чтобы он сам уничтожил Джина. Этим спасёт и себя, и город. Да, и город, сэр. Нужно быть предельно осторожным. Даже мысли прятать от него, потому что Джин может прочитать их.
Таксисты были поражены возвращением Фоата живым. После такого испытания они, казалось бы, должны были поверить в него, принять в свою среду. Но, как это часто бывает в жизни, все начали, наоборот, сторониться его. Имя Фоата связали с нечистой силой, и отношение к нему резко ухудшилось. Его по-прежнему не пускали в очереди, выталкивали, кричали, ругались, ненавидели и негодовали, когда он пытался пристроиться в конце какой-нибудь очереди.
Скоро кончились деньги, оставленные Джином. Положение стало отчаянным. Хочешь не хочешь – надо ехать на Чёрную стоянку, чтобы не подохнуть с голода. Мысль о том, что надо ехать на Чёрную стоянку, даже радовала его. Он вступит в схватку с Джином. Это из-за него он отверженный, живёт изгоем. Если убьёт его, начнет жить, как все!
Не успел Фоат остановиться у знакомых железных ворот на Чёрной стоянке, как загадочный пассажир в чёрном был уже в машине. Поля цилиндра опущены низко на лоб. Очки, воротник плаща и белый шарф закрывают лицо. На руках белые лайковые перчатки.
Фоат попробовал пристальней взглянуть на пассажира, чтобы точнее оценить, с кем имеет дело. Острая боль в переносице пресекла его желание. Ему показалось, что между глаз воткнули невидимое шило. Чёрный человек не позволял смотреть на себя в упор. Он был необычайно возбуждён и приказал:
– За город!
Фоат крепче ухватился за руль, нажал на газ, и машина на предельной скорости полетела из города. Благополучно миновав все те препятствия, что встречались при первой поездке, в конце пути они оказались на дне пропасти. Когда Фоат открыл глаза, пассажира рядом не было. На сиденье лежали деньги – две тысячедолларовые купюры. Нечистая сила, хотя и была нечистой, платила честно. Причём плата за страх увеличивалась. Однако не деньги интересовали сейчас Фоата. Его бесило, что Чёрный человек неуязвим. Ещё бы! Не зря он держит в руках весь город.
Он хотел выскочить из машины вдогонку за Чёрным человеком. Он, несомненно, недалеко отсюда. В одноэтажном доме из чёрного гранита, с беломраморным крыльцом с двумя колоннами. Стоит войти за ним туда и…
Но неведомая сила, словно прочитав его мысли, придавила к сиденью, не позволяя пошевелить ни рукой, ни ногой. Единственное, что мог сделать Фоат – рассмотреть пристальнее дом. Окон нет. Вместо них арочные ниши, облицованные белым мрамором. Луковицеобразный купол дома покрыт, сэр, сусальным золотом. На двери – череп со скрещёнными костями. Символ разбоя и насилия. И череп, и кости были изготовлены, сэр, из крупных бриллиантов. Так был богат Джин, что для него ничего не стоили какие-то там бриллианты.
Машина Фоата снова очутилась на вершине горы, откуда начиналась дорога в город.
Возвращение Фоата живым с Чёрной стоянки таксисты сочли как подтверждение того, что они и раньше не ошибались в его связи с нечистой силой. Отчуждённость таксистов возросла. Фоат совершал героические поступки, которые никто не хотел признавать. Никому не нужный героизм. Фоат с горечью уяснил, что в толпе каждый живёт за себя, борется за собственное существование. А ему все желают смерти. Вот и борись после этого за счастье других.
Деньги, как ни тянул Фоат, снова кончились. «Почему они всегда кончаются?» – с горечью думал он, не в силах что-либо предпринять.
И вот он снова у знакомых ворот. Пассажир не заставил себя долго ждать. Сегодня он был в ярости. Казалось, искры сыплются с него – хоть поднеси сигарету и прикури.
Ехал Фоат по знакомой дороге, ожидая самого наихудшего. Дважды спасся, а в третий раз едва ли удастся. Когда-нибудь всё это должно кончиться.
Очнулся он на той поляне, где пели райские птицы, а воздух был напоен медовым ароматом. Безмятежность природы никак не увязывалась с тем, чем он занимался. Чёрного человека и на этот раз в салоне не было. Не оставил он на сиденье и четырёх тысяч долларов, на которые рассчитывал Фоат. Неужели нечистая сила на то нечистая, чтобы обманывать людей? Карать? А он-то подумал, что нечистая сила расплачивается чисто, по совести.
И тут он заметил, что на сиденье лежит шестиугольный носовой платочек. Клетчатый, с жёлтыми полосками, достаточно большой платочек. Чёрный человек был, видимо, в такой ярости, что не заметил, как из кармана выронил платочек. Фоат хотел выбросить его, но что-то его остановило. Платочек был явно тяжелей того шёлка, из которого был соткан. Он внимательней рассмотрел его, чтобы узнать – в чём дело? Платочек был соткан из тончайших золотых нитей. Эта дорогая, уникальная ювелирная вещь, несомненно, оставлена как плата за проезд.
Фоат сложил платочек вчетверо и сунул в нагрудный карман рубашки, сэр, решив обменять его в ломбарде на деньги. Карман был маленький, платочек большой, так что наружу высовывались все шесть углов платочка.
Вернулся он в город в самом скверном настроении. Джина уничтожить не удалось. Удары судьбы, которые сыпались на него в последнее время, были похожи на тропический ливень. Много воды, много молний и громов, ураганного ветра. Того и гляди – затащит в глаз тайфуна и унесёт в пучину моря. Такие чувства испытывал Фоат. Но, с другой стороны, чувства очень скоро менялись на противоположные, как только появлялись деньги в кармане. Как прекрасно солнце после ливня! Каждая капелька дождя сверкает на деревьях алмазом! Земля, обновленная непогодой, вновь жива, вновь нарядна. Всё, что не смыто в Средиземное море, вновь поднимает голову, жадно живёт, с новой силой и энергией, сэр, накопив жестокий опыт борьбы за выживание, приспосабливаясь к новым, беспрерывно меняющимся условиям.
Зашёл Фоат вот в эту самую харчевню и сел вот за этот самый стол, за которым сидим мы, сэр. Мелочь, казалось бы, но ведь это те самые подлинные вещи, которые подтверждают правдивость моей повести, сэр. Можно и пивка. И один бифштекс… Хорошая харчевня. Ваш теплоход уйдёт завтра, сэр? Время еще есть…
Разом осушил Фоат в этой харчевне бокал пива, бросил на этот стол последние монеты, что были у него ещё до того, как пойти в ломбард. И пошёл на выход.
Что тут началось, я вам скажу! Сам хозяин харчевни, несмотря на тучность, бегом, как молодой леопард, догнал его у самого порога. Бармен, расширив глаза, смотрел на все шесть углов платочка. С рубашки Фоата хозяин смахнул пылинку, и улыбка засияла, как самая яркая утренняя звезда, на его смуглом золотозубом лице. Учтиво кланяясь, он вернул ему деньги – жалкие монетки – и, взяв под руку, попросил вернуться в отдельный кабинет.
– За вас уже заплачено! Вернитесь, пожалуйста, и отведайте наших лучших, самых дорогих фирменных блюд. За всё, за всё заплачено!
Фоат быстро сообразил, что причиной столь резкой перемены отношения к нему является золотой платочек. Тёмно-карие глаза хозяина ласково смотрели именно на нагрудный карман белой рубашки. Оттуда высовывались концы всех шести углов платочка.
Фоат был по-настоящему голоден и так издёрган, что, действительно, нужна была простая человеческая разрядка. Он вернулся в зал, но не пошёл в отдельный кабинет, а сел вот за этот, за наш с вами, сэр, столик. И отведал все деликатесы, которые приносил ему на подносе сам хозяин. Честно признаться, никогда в жизни он не ел так плотно, по-человечески, как в этот раз.
Выйдя из харчевни, он решил убедиться в действенности платочка, потому что сомневался, думал – может, дело совсем в другом. Он спрятал платочек подальше в карман, зашёл в магазин и купил на возвращённые хозяином деньги пачку сигарет. Продавщица, не моргнув, взяла монеты. Тогда он вынул платочек и на виду у неё сунул в нагрудный карман рубашки, оставив шесть углов наружу.
Продавщица побледнела, преобразилась, словно села на доску, из которой вылезли острые гвозди. Быстро вернула деньги с тысячей извинений.
– Ах, извините! За вас заплачено! В нашем магазине вы можете приобрести всё, что захотите. За вас заплачено!
Ну и жизнь началась у Фоата! Не жизнь, а изюм. Всюду его встречают, как самого дорогого, самого желанного гостя. Угощают, выказывают любовь, обожают. А расстаются с такой неохотой, словно с родным сыном навсегда прощаются.
Купил Фоат дом в центре города, обставил мебелью, увешал коврами, украсил цветами. Работу таксиста бросил и… Женился, сэр. Была у него невеста – красавица Зульфира. Работала приёмщицей грузов в порту. Иногда в эту харчевню заходила перекусить. Не мог Фоат раньше позволить себе такую роскошь, как женитьба. Не хотел он обрекать Зульфиру на нищету, потому что сам еле сводил концы с концами. Теперь, когда счастье привалило к нему, он мог осчастливить и её.
Не знал Фоат до женитьбы, что в бурном океане жизни, вдали от быта и суеты, существует райский архипелаг, название которому Любовь! Здесь чувства заменяют рассудок, нега – борьбу, вера в светлое будущее – мрак сегодняшней жизни. Посмотрит он, бывало, на красавицу жену, и мир ему кажется сладким коктейлем. О, этот райский Мир Любви, счастья, неги, праздника тела и духа – скольких несчастных он обходит стороной! И вот утлую шаланду жизни Фоата прибило к этому недостижимому архипелагу.
Однако предчувствия говорили ему, что недолго продлится счастливая жизнь. За такие подарки судьбы надо платить, хотя всю предыдущую жизнь, проведённую в нищете и недоле, можно было считать предоплатой за счастье, которое он сегодня имеет. Джин ничего даром не даёт. Пока он жив, спокойно жить Фоату и городу не даст.
И Фоат заскучал, утопая в роскоши. Потерял вкус к жизни, находясь на вершине счастья. По ночам его грызла Совесть – тот самый честный, правильный двойник, что живёт в каждом из нас.
«Отцовский завет – жить честно – не выполняешь!» – с укором вонзала она своё ядовитое жало прямо в сердце.
«Совесть, если хочешь, чтобы я был жив, не будь самоедкой. Ты уничтожаешь и себя и меня», – зло ворочался он в постели рядом с молодой женой.
«Богатство твоё нажито не трудом. Ты обещал спасти город от Джина!»
«Проклятая Совесть! Ты замучила меня!» – ругался про себя Фоат, пытаясь заткнуть ей рот. Но заткнуть рот Совести не просто. Она была его внутренней тяжестью, его вторым Я. Его уборщицей, которая выгребала грязь из внутренних покоев, наводила чистоту и порядок. Она была его душевным светилом.
«Я обещание своё выполню!» – сказал он ей твёрдо и стал готовиться к поездке на Чёрную стоянку.
«Прежде всего надо купить пистолет», – решил он. Хотя неизвестно – берёт пуля Джина или нет. Может быть, это просто злой Дух, воплощённый в человека, прикрытый чёрным плащом, чёрными очками, чёрным цилиндром, чёрными туфлями, белыми носками, перчатками и шарфом?
Фоат пошёл на городской базар, выставив из кармана футболки все шесть углов волшебного платочка. На восточном базаре, сэр, как вам известно, можно купить всё, что есть на земном шаре. Всё…
Среди цветных халатов и разных чалм, Фоату показалось – мелькнула знакомая тень Чёрного человека. Откуда он здесь? Что делает?! Может быть, успел прочитать мысли Фоата и, предупреждая свою смерть, заранее преследует его?!
Фоат рванулся за ним. Он схватил его за рукав плаща… Но Чёрный человек словно растворился в воздухе. Фоат посмотрел на свой кулак, разжал его. Он был пуст. Чёрный человек исчез в базарной толчее!
Фоат проверил карман – золотого платочка не было. Ах, вот в чём дело. Чёрный человек отобрал у него платочек. Вот зачем он приходил!
Сколько потом Фоат ни ходил по базару, прежнего отношения к себе уже не видел. Все торговцы оружием, которые раньше с самым чистосердечным видом могли навяливать ему бесплатно свой товар, теперь, словно сговорившись, единодушно клялись, что нет поставки оружия, что ждут парохода.
С тяжёлым сердцем возвращался он домой. Знал, беда ходит не одна. Если не везёт в чём-то одном, не повезёт и в другом. Так оно и вышло.
Дома жены не было. Обыскал все комнаты, все углы, обшарил, как говорится, и шкафы, и диваны – нет Зульфиры. Её, несомненно, похитил Джин, известный разбойник, любитель роскоши и красивых женщин.
Жгучей ненавистью воспылал к нему Фоат. Он надел фуражку таксиста, сел в машину и поехал на Чёрную стоянку.
Недолго пришлось ждать ненавистного пассажира. Не успел он прибыть на Чёрную стоянку, как тот сидел уже в салоне. Чёрная одежда скрывала его всего. Человек ли он вообще? – уже в который раз думал Фоат и на всякий случай попытался дотронуться до него рукой. Но рука, собственная рука почему-то не слушалась. Пассажир явно нервничал. Таким крайне ожесточённым Фоат видел его впервые. Да, сегодня, похоже, должно случиться что-то решительное и окончательное.
На лужайке в пальмовой роще Фоат, как всегда, открыл глаза и оторопел. Чёрный человек сидел рядом. В руке у него был пистолет.
– Ты будешь сегодня ночевать в этом доме, – сказал он тоном, от которого по спине Фоата пробежал мороз. – Вот тебе пистолет. В нём семь патронов, семь смертельно жалящих пчёл. Ночью к тебе придут семь гостей. Кто бы ни пришёл – стреляй. Стреляй без промаха. Промахнёшься хоть один раз – погибнешь сам! Лишнего патрона в пистолете нет.
Оставив пистолет на сиденье, он исчез.
Фоат вылез из машины. Кругом благодать. Замерли в неге пальмы. Цветут орхидеи, сияет солнце, поют птицы. Всё восхваляет жизнь, призывает жить, а ему надо идти на смерть. «Если промахнёшься – погибнешь сам». Но шанс выжить есть. Есть! Он НЕ промахнётся!
Он поднялся на крыльцо из белого мрамора, думая о Зульфире. Толкнул тяжёлую на вид мраморную дверь, которая, к удивлению, легко открылась. Мёртвой тишиной повеяло из мрака зала. Фоат переступил порог, и дверь сама закрылась за ним. Наступила кромешная мгла и непроницаемая тишина. Казалось, остановилось само время. Но за те короткие секунды, что дверь за его спиной ещё не успела закрыться, и сияющее солнце осветило глубины зала, Фоат заметил, что огромный зал пуст. Ни одного окна. Голые гранитные стены.
Он сел в углу на мраморный пол, напротив двери, держа в руке наготове пистолет, и стал ждать.
Он уже потерял счёт времени. Не знал, дремлет он или бодрствует. Похоже, настала ночь.
Вдруг за стеной взвизгнули тормоза подъехавшей машины, хлопнула дверца. На крыльце раздались чьи-то шаркающие шаги.
Фоат приготовился, весь напрягся. Поднял пистолет, направил его на дверь. Вот она открылась, и на фоне ночного неба он сначала увидел необычайно яркую звезду. И рядом – тень человека, а может, привидения. Фоат, не мешкая, выстрелил. Он знал – промах означал собственную смерть. Раздалось нечто вроде стона, что-то упало на пол, словно набитый сеном мешок. Кажется, первая пчела ужалила как надо.
Второй ночной посетитель был тих. Появился без скрипа тормозов и, может быть, ничем не выдал бы себя, не кашляни он, поднимаясь на крыльцо. Открылась дверь, и в узком сером проёме засверкала звезда. «Спасительная!» – подумал о ней Фоат. Рядом со звездой он увидел силуэт человека. Не будь звезды, он, точно, не увидел бы его. «Она помогает мне!» – решил он, выпуская вторую пчелу. Тень рухнула, и дверь сама бесшумно закрылась.
Шестерых незваных гостей попотчевал Фоат за ночь укусом пчелы. В пистолете остался последний патрон.
Перед самым рассветом послышался шелест колёс подъехавшей машины. На крыльце раздались смелые, решительные шаги. Фоат приготовился – лишь бы не промазать по последнему гостю.
Дверь слегка приоткрылась и тут же быстро захлопнулась. Никто не вошёл. Но Фоат успел выстрелить в узкий просвет, появившийся между дверью и косяком.
Его обманули! Тот, кто открыл и закрыл дверь, и не думал входить. Он стоял сбоку, спрятавшись за косяком. А вытянутой рукой открыл и закрыл дверь.
Всё! Пистолет пуст. Последняя пчела улетела, унося шанс на спасение. За промах теперь предстояло платить жизнью. «Погибнешь сам», – предупреждал Чёрный человек.
Дверь вновь распахнулась. Выстрелить Фоат уже не мог. По гулким шагам, приближающимся к нему, он понял, что вошёл тот, кто жестоко перехитрил его. Шаги всё ближе, словно тот, кто шёл, видел его в темноте. Фоат встал на ноги и, сжав крепко кулаки, приготовился дорого отдать свою жизнь.
Поделиться книгой: