Спасти Кремль

Теперь, осторожно семеня, он двигался обратно. В руках его была чернильница, наполненная до краёв. До финиша оставалось совсем немного: из-за полураскрытых дверей уже был слышны голоса Коленкура и бригадного генерала Лоэра, начальника жандармов Великой армии.

– … мне сообщили много сведений о зажигательном воздушном шаре, над которым долго работал под покровом тайны некий англичанин или голландец по фамилии Шмидт. Этот шар, как уверяют, должен был погубить французскую армию, внеся в её ряды беспорядок и разрушение.

Руся едва чернила не расплескал. Не веря своим ушам, он уставился на генерала Лоэра с видом довольно диковатым.

Не обращая внимания на застывшего в дверях мальчика, Коленкур спросил:

– Я слышал, господин генерал, вам поручено произвести обыск в Воронцово?

– Да, господин обер-шталмейстер. – Бригадный генерал Жан Лоэр важно кивнул лысеющей головой и усмехнулся. – Это дело полиции – обыскать, найти и тщательно запротоколировать найденное.

– Говорят, этот изобретатель изготовил также много гранат и горючих материалов.

– Думаю, завтра у нас будет возможность в этом убедиться!

Коленкур повернулся, увидел Русю и жестом пригласил его поставить, наконец, чернильницу на стол. Погружённый в свои мысли, маркиз какое-то время молча наблюдал, как мальчик вытирает клочком бумаги измазанные чернилами пальцы.

– Знаете, мсье Лоэр, я лично убедился в том, что большая часть фитилей, найденных во многих учреждениях, сделана по определённой системе!

Лоэр согласно закивал.

– О, я прекрасно понимаю, что наша задача – обелить доблестную армию как перед лицом Петербурга, так и перед лицом всей Европы! – жандармский генерал нахмурился. – Мы докажем, что чудовищный пожар древней столицы – не наша вина. Это дело рук самих русских! – Об этом узнает весь мир. А поджигатели будут арестованы и преданы суду.

Вскоре разговор был закончен. Генерал попрощался и вышел.

Обдумывая услышанное, Руслан понял, что удача снова на его стороне. Оставалось уговорить начальство отпустить его в Воронцово. И это удалось. Руся получил разрешение отправиться на место постройки воздушного шара вместе с откомандированным туда отрядом генерала Лоэра.

В Воронцово Русе пришлось немного почитать вслух. Читать требовалось по-французски. Что ж, у него получалось. И почти без запинок.

– Подробное описание разных вещей, найденных в строении на даче Воронцова, близ Москвы…

Французский генерал слушал благосклонно, изредка помахивая бесполезным лорнетом, в котором с некоторых пор недоставало обоих стёкол. Раздобыть целые линзы в разорённой пожаром Москве? Он вздохнул. О, нет. Пока – не удалось. Подумав об этом, генерал закивал удручённо.

Впрочем, у генерала оказались под рукой молодые зоркие глаза!

И Лоэр отечески похлопал обладателя молодых глаз по плечу. Тот скосил их на генерала и тут же сбился. Пришлось начать заново.

– Список вещей, принадлежащих… воздушному шару или «адской машине», которую Российское правительство велело…

Листок загнулся под порывом ветра. Руся тряхнул бумагой, расправляя её, и продолжил:

– … сделать англичанину по имени Шмидт, называющему себя немецким уроженцем…

– Громче, мальчик мой.

– Да, мсье. Постараюсь, мсье. – Руся прочистил горло и, стараясь угодить пожилому генералу, принялся громко и отрывисто выкрикивать. – Шар! Имевший служить! Для истребления! Французской армии!..

Описание вещей было длинным и нудно-подробным.

– Сто восемьдесят бутылей купоросу! – драл горло Руся, глядя в исписанный лист. – Следы разбросанного и растоптанного пороху!..

Закончив чтение, он умолк, подумав, что лично им, к сожалению, ничего важного тут не примечено. Важными в понимании Руси были не следы пороха, а следы сестры. Или какие-нибудь вести от неё.

Он не знал, что простую формулу их встречи смыло со стены дождём. Тем самым ливнем, что так удачно способствовал прекращению московского пожара…

– Отлично, Виньон, – генерал выглядел довольным. – Вы пока свободны. Только куда запропастился этот недотёпа Дюбуа?

Руся пожал плечами, пнул носком башмака какую-то железяку, и принялся бродить вдоль остова сожжённой гондолы.

– О, Дюбуа! Явился! – не прошло и часа, как отлучившийся по нужде капрал, исполнявший обязанности секретаря, возник из сумрака аллеи.

– Смотрите-ка, он не один!

Наставив на арестованного ружьё, Дюбуа вёл его к начальству.

– Поджигатель! – издали кричал Дюбуа. – Я его поймал!

«Поджигатель» был сухоньким старичком, маленьким и сутулым. Седые волосы его были растрёпаны, руки связаны сзади носовым платком. Наверняка Дюбуа позаимствовал платок у арестанта, потому что у него самого носовых платков не водилось.

– Мой генерал, разрешите обратиться! – окрылённый удачей, капрал сиял, как новенький золотой наполеондор. – Я достал вам линзы!

И он торжественно вручил генералу отобранное у «поджигателя» пенсне, твёрдо уверенный, что пленнику оно всё равно больше не пригодится.

Чудаковатый старичок стоял, понурясь, и бормотал что-то по-немецки.

– Он, кажется, немец! – сказал Руся, с состраданием глядя на старого человека. – Ему незачем поджигать!

– А-а! Что с того! – заявил Дюбуа самодовольно. – Шмидт тоже немец! Они заодно!

– Сомневаюсь, что это так… И что теперь с ним будет?

– Он будет допрошен и наказан, как заслуживает, – процедил генерал Лоэр, не глядя на «поджигателя», – повешен или расстрелян с прочими, которые арестованы за ту же вину.

– Наверное, ему хорошо платили! – Дюбуа просто распирало от гордости.

– С чего ты взял? – обратился к капралу один из младших офицеров, стоявших рядом.

– У него отличные карманные часы. Серебряные. С музыкой! Но-но, они теперь мои!

– А это что?

– Ах, это. Тоже в кармане лежало.

– Дай посмотреть! – сказал кто-то.

– Это – смотри, а часы – не трогай, – и Дюбуа, нахмурясь, спрятал часы в карман.

Унтер взял в руки небольшую фигурку.

– Смотри-ка, горнист! Тоже серебряный, или как?

– Да нет, это олово.

– Олово? – разочарованно протянул унтер, теряя к фигурке интерес.

Руся придвинулся поближе.

– Русский гусар! – волнуясь, звонко выкрикнул он.

– Где? Где? – шарахнулись французы, хватаясь за оружие.

– Да вот! – мальчик ткнул пальцем в оловянного солдатика. – Откуда он у этого человека? Император дорого бы отдал, чтобы иметь такую фигурку, уж поверьте.

Окружающие засмеялись, но мальчик не смутился.

– Уж я-то знаю, сам подарил его величеству одного солдатика. Если не верите, спросите у мсье Коленкура.

Генерал задумался. Ему вдруг пришла в голову мысль о младенцах, чьими устами глаголет истина. «Младенец», меж тем, раскрыл уста и произнёс следующее:

– Господин генерал, надо расспросить старика, может у него целая коллекция припрятана! Если да, стоит её разыскать.

– Доставим его в штаб, там и разберёмся, – решил генерал. – Капрал, организуйте конвой.

– Позвольте мне сопровождать арестованного, господин генерал!

– Дозволяю, Виньон, дозволяю, – кивнул тот, сведя глаза к переносице и осторожно примеряя трофейное пенсне.

Из Воронцово ехали шагом. Поджигатель, привязанный веревкой к седлу, плёлся пешком. Весь отряд генерала Лоэра давно уже уехал вперёд и скрылся из виду.

По крайней мере одного из двух приставленных к арестанту конвоиров это не смущало. Напротив, малыш Виньон был доволен. Оставалось придумать, как избавиться от напарника.

Старик смотрел на мальчика как-то странно. Он всё время шевелил губами, и Русе казалось, что старик то ли молится, то ли что-то напевает. Руся прислушался. Это была песенка.

– Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, – еле слышно пробормотал пленный, и опять пристально посмотрел на Русю.

Руся, смутившись, отвернулся.

Малышу Виньону очень хотелось поговорить с пленным. Он был уверен, что веснушчатый француз-сержант, ехавший рядом, не знает ни бельмеса ни на каком другом языке, кроме родного. Тем не менее, он не решался заговорить со стариком даже по-немецки, боясь возбудить у француза подозрения.

Ехали долго. Ни сержант, ни малыш Виньон Москвы не знали. В конце концов, они заплутали в каких-то кривых переулках. Хотели спросить дорогу. Торопившиеся им навстречу люди, смеясь и оживлённо переговариваясь, тащили что-то в кувшинах и крынках. Вот попались двое с целым тазом. Латунный таз был наполнен чем-то густым и светло-жёлтым.

– Масло, что ли? – заинтересовался второй конвойный, привстав на стременах и вглядываясь в содержимое таза. Он принюхался. – Мёд! Мать честная, сколько мёда! Где взяли? – крикнул он тем, что вдвоём еле тащили полный мёдом таз.

– Там целая бочка, – прокряхтел один, мотнув подбородком в сторону провиантских складов.

– Ага, огромная! – спотыкаясь, закивал второй. – С тебя ростом!

– Неужели? – сказал сержант и нервно заёрзал в седле.

– Так, – озабоченно произнёс он, отвязывая верёвку, на которой вёл пленного.

– Ты, вот что, мальчик, – молвил он, ласково улыбаясь Русе и перекидывая ему конец верёвки, – ты привяжи-ка арестованного к своему седлу. А я сейчас, я мигом.

Послышался резвый конский топот.

– Я вас догоню-у-у! – услышал Руся уже с самого конца переулка.

– Ха! Превосходно! – воскликнул малыш Виньон по-французски.

И не подумав привязывать верёвку, он с размаху бросил её конец на землю и соскочил с седла. Распутывая старику руки, он быстро заговорил по-немецки:

– Вы свободны, вы совершенно свободны. Только скажите, где вы взяли…

Старик не дал ему договорить.

– Девочка моя, ты спасла мне жизнь! – в глазах его стояли слёзы. – Но как? Каким образом ты… К чему весь этот маскарад?

– Девочка??

В детстве, когда его путали с девочкой Лушей, Руслан обыкновенно отвечал, надув губы и глядя исподлобья:

– Я мальчик Руся.

И вот его снова назвали девочкой, но теперь Руся был этому рад. Да, он был рад этому! Первый раз в жизни!

– Ха-ха! Девочка! – смеясь, повторял он. – Вы думаете, что я – девочка??

Выглядел он при этом совершенно счастливым. На радостях даже попытался обнять обескураженного старика.

– Я-то мальчик! – объявил он, наконец, растерянному «поджигателю».

– О-о-о! – только и сказал тот. – О!

– А вы, верно, путаете меня с сестрой!

– Но вы так похожи! – стал оправдываться старик. Голова у него шла кругом.

Мало того, что желая разжиться в бывшей мастерской Шмидта отличном белым шёлком, валявшимся так в изобилии, он чуть не был расстрелян на месте как «поджигатель». Мало того, что его, связанного, потащили через весь город в штаб, где обещали допросить, чтобы потом предать суду и посадить в тюрьму, если не повесить. Мало того, что милая девочка Луша вдруг оказалась в числе арестовавших его, одетая во французский военный мундир. Так ещё и она… то есть он… оказалась… оказался… Словом, он – мальчик!!

– Вы знаете, где моя сестра? Она здесь? В Москве?

– Да. О, то есть нет. То есть, я… – бедняга немец совсем смешался.

Из-за угла послышались крики и конский топот.

– Пойдёмте туда. Скорее! – потянув Шоколада за собой, Руся устремился к чугунным воротам в каменном заборе. В глубине обнесённого массивной оградой двора стоял опустевший особняк. Они обошли дом и присели на заднее крыльцо.

– Теперь давайте знакомиться. Меня зовут Руслан Раевский.

Карл Фридрихович Шрёдер встал и, церемонно поклонившись, представился. Какое-то время он пристально вглядывался в черты Русиного лица, словно не веря собственным глазам. Затем, пожевав губу и собравшись с мыслями, измученный Карл Фридрихович сумел-таки связно сообщить мальчику о том, что его сестра направилась в действующую российскую армию.

– В конце августа, ещё до сдачи Москвы, – уточнил он.

Узнав, что попутчиком Луши был какой-то уланский поручик, Руся напыжился и спросил, по-взрослому понизив голос:

– Этот Александров, он… э-э-э… человек-то надёжный?

Шрёдер поглядел на Руслана своими прозрачными голубыми глазами и только руками развёл.

– Майн готт! «Надёжный»! Надёжный, да. Только уж очень молод. О-хо-хо! Впрочем, – и Шрёдер ткнул узловатым пальцем в небо, – на всё воля Божья.

Старик вздохнул, и принялся, кряхтя, растирать ладонями ноющие колени.

Руся достал из кармана солдатика, и задумчиво колупая ногтем оловянную трубу, спросил:

– Заберёте?

Шрёдер улыбнулся.

– Оставь его себе, мой мальчик. Ты, верно, ещё не разучился играть в солдатиков?

Руся кивнул.

– То-то!

Слегка покраснев, малыш Виньон смущённо улыбнулся. Оловянного горниста он спрятал поглубже в карман.

А где же русские?

Распрощавшись со Шрёдером, Руся проехался взад-вперёд по окрестным переулкам, выглядывая своего напарника и страстно желая избежать каких бы-то ни было дальнейших встреч с ним. Тот, и впрямь, как сквозь землю провалился.

– Вот и ладушки! – Руся со спокойной душой двинулся дальше в одиночестве. – О потере арестанта пусть тот любитель мёда беспокоится! – И мальчик несердобольно хихикнул, представляя кислую мину сержанта, получающего нагоняй от начальства. Нечего, в конце концов, оставлять опасного преступника наедине с ребёнком!

Теперь – к делу. По дороге стоило обдумать услышанное от дедушки-путаника – так Руся нарёк про себя Карла Фридриховича.

Раз Лушка армии, подумал мальчик, нужно выяснить теперешнее расположение русских войск. Проще всего будет вернуться в Кремль, резонно рассудил он, и расспросить кого-нибудь в «его» ведомстве.

Мысль о том, что сведения французов могут быть ошибочны, как-то не приходила ему в голову.

Всё отлично складывалось. Он поставил перед собой задачу, и примерно знал как её решать. Мальчик уверенно подобрал поводья.

– Давай, Шоколад, давай! Погнали! – и они двинулись спорой рысью.

Руся довольно быстро добрался до Никольских ворот. Только они были теперь открыты, да ещё Троицкие. Остальные ворота Кремля Наполеон приказал забаррикадировать, как только вернулся из Петровского.

Подъезжая, Руся ещё издали заметил высокий белый султан короля Неаполитанского. Сверкая позолотой, украшавшей зелёный бархатный доломан и малиновые рейтузы, тот горделиво въезжал в ворота на красавце-скакуне.

– Надо же, Мюрат! – подумал Руся. – Он ведь должен где-то там преследовать русскую армию. Только вот где это там …

Мальчик подъехал поближе.

По приказу Наполеона Кремль бдительно охранялся. Во всяком случае, часовые цепью растянулись по всем стенам крепости, стояли у всех башен и дворцовых подъездов.

У Никольских стояли на часах гвардейские гренадеры. Охрана была многочисленной и хорошо вооружённой.

Однако видом своим и замашками гвардейцы у ворот напоминали цыганский табор. Часовые вырядились в русские шубы и опоясались шерстяными цветастыми шалями с бахромой.

Рядом с ними, прямо на земле, стояли хрустальные вазы в полметра каждая. В вазы было налито варенье. Гренадеры прихлёбывали его большими деревянными ложками и угощали всех желающих, кто только соглашался с ними выпить.

Поскольку малыш Виньон вина не пил, в варенье ему было со смехом отказано. Пришлось проезжать несолоно хлебавши. Надутый Руся уже миновал развесёлый кордон, но невольно обернулся, услышав позади себя громкую перебранку.

Бородатый мужик в сером армяке пытался пройти в ворота. Мужика задержали: император не велел впускать русских на территорию Кремля. Наполеон опасался покушений.

Однако мужик был настойчив. Он что-то говорил часовому, а сам зыркал по сторонам. Несколько раз взгляд его падал на стоявшего поодаль Русю. Руся невольно поёжился. Взгляд у этого мужика был цепкий и колючий.

Часовой, мрачно отерев рукавом усы, измазанные вареньем, пьяно бранился и не пускал наглеца. Наконец, получив от здоровенного детины-гренадера прикладом в грудь, мужик упал. Через некоторое время он, шатаясь, встал и хмуро ретировался.

– Мсье, я только что видел Неаполитанского короля! – сообщил Руся Коленкуру, не успев поздороваться.

– М-м-м, – кивнул тот, не отрываясь от бумаг.

– Разве авангард Мюрата не преследует русские войска?

Генерал Коленкур потеребил свои густые, аккуратно постриженные бакенбарды, и рассеянно взглянул на мальчика.

– Мюрат в Москве, командование авангардом он временно поручил генералу Себастиани. – Коленкур ядовито хмыкнул. – Преследует русские войска! Хм! Послушаешь Мюрата, их и преследовать-то нет никакой необходимости. Он уверен, что русские находятся в состоянии «полной дезорганизации и упадка духа». А казаки – те, и вовсе, готовы покинуть армию! – Последние слова прозвучали в устах Коленкура довольно саркастически.

– Неужели это правда, господин генерал? – наивно похлопал ресницами Руся.

– Император с удовольствием повторяет то, что рассказывает ему Мюрат. – пожал плечами Коленкур. – Думаю, это необходимо, чтобы поддержать боевой дух в наших войсках. Правда, маршалы предаются меньшим иллюзиям по поводу так называемой «дезорганизации» русских. Я спрашивал его величество, действительно ли он верит в это…

Тут Арман де Коленкур горько усмехнулся.

– В душе император всё же сомневается. Он ответил мне, что русские, должно быть, провели Мюрата. Похоже, он просто потерял их из виду. Не может быть, чтобы Кутузов оставался на этой дороге: он не прикрывал бы тогда ни Петербурга, ни южных губерний.

– На какой, на какой дороге? – навострил уши Руслан.

– На Рязанской. Во всяком случае, так доносит Мюрат.

Руся был разочарован. Он-то думал, что всё опять складывается как нельзя лучше. Вот Мюрат, например. Казалось бы, какая удача, что он так своевременно попался Русе на глаза! Как будто специально для того, чтобы малышу Виньону опять вернуться под его начало. А там бы малыш Виньон не оплошал. Нашёл бы способ к своим перебраться…

Подобные мысли зашевелились в Русиной голове сразу, как только он увидел у ворот Кремля знакомую фигуру. Пока мальчик добрался до Коленкура, план созрел окончательно и казался великолепным. В душе Руси торжествующе пели фанфары.

Теперь приходилось признать этот план никуда не годным. Дурацким. Да просто идиотским!

Вот зараза! Ух, как он подвёл меня, петух несчастный!

Мюрат, оказывается, сам ищет русских. Они, видите ли, играют в прятки.

Немного остыв, Руся признал, что, пожалуй, злиться на Мюрата за это не стоило. Напротив, стоило порадоваться тому, что король Неаполитанский так легко дал себя провести. Во всяком случае, наверняка это было весьма благоприятным обстоятельством для русской армии.

Да, эти новости были для русских хорошими новостями.

Оставив Москву, армия Кутузова и в самом деле начала отход по Рязанской дороге. А потом – исчезла! Просёлочными дорогами, сделав крутой поворот на юго-запад, она вышла на Калужскую дорогу и расположилась лагерем у Тарутина.

Позже историки стали назвать этот манёвр русской армии Тарутинским манёвром. С его с помощью Кутузов повернул обстановку в свою пользу. Прикрыты оказались Калуга и Тула, где были огромные запасы для армии и оружейный завод. Более того, французам был преграждён путь к плодородным южным губерниям России.

А на Рязанской дороге какое-то время оставалась только казачья бригада Ефремова, которую французы приняли за арьергард русских. В конце концов, казаки оторвались от преследовавшего их авангарда Великой армии и «растворились» в лесах.

Впрочем, об этом стало достоверно известно чуть позже.

Через день Наполеон отослал Мюрата из Москвы, опасаясь, что без короля его генералы будут действовать недостаточно решительно.

А король-то мечтал подольше задержаться в Москве! Раздосадованный, Мюрат уже мчался во весь опор, когда из ворот Кремля, зевая, шагом выехал мальчишка на игреневом коньке.

Это был курьер, отправленный в расположение 21-го линейного пехотного полка. Парень вёз бумагу, предписывающую оружейному мастеру полка представить в штаб чертежи машины, которую он изготовил. Чертежи предполагалось размножить и распространить среди других полков.

Машина была не совсем боевой. Она предназначалась для резки капусты. Впрочем, снабжение армейских частей продовольствием было теперь для французов первоочередной военной задачей.

– Наверное, на гильотину похожа, – иронически предположил Руся, впервые услышав о существовании «чудо-машины». – Ну ладно, посмотрим, как выглядит древний прототип маминого кухонного комбайна.

Но вышло по-другому. Руся его так никогда и не увидел.

Переодевайтесь, Раевский, ваш выход!

В комнате с полосатыми обоями было двое: мужик с бородкой и волосами, остриженными в кружок, и русоволосый хорошенький мальчик лет одиннадцати, в обносках с чужого плеча.

Вообще-то, последний был девочкой, но никто из окружающих об этом не догадывался. Не знал этого и её спутник – переодетый офицер русской армии Александр Самойлович Фигнер.

– Александр Самойлович, у вас синяк?

– Что? Ах, это… – Фигнер посмотрел в зеркало, осторожно потрогал заплывший глаз мизинцем. – Я ведь, Раевский, давеча хотел в Кремль пробиться. Да один гвардеец – каналья! – ударил меня прикладом в грудь. Шибко, доложу тебе, ударил.

– Ой, и как вы… И что же?

– Меня схватили. Допрашивали, с каким намерением я шёл в Кремль. Сколько ни старался притворяться дураком и простофилей, меня довольно постращали! Чтоб впредь, я, мужик, не смел приближаться к священному пребыванию императора… – Но ты, Раевский, у нас не мужиком туда пойдёшь!

Луша не успела подавить невольный смешок.

– В смысле? – уточнила она.

Загадочно улыбаясь, Фигнер раскрыл холщовый мешок и вытряхнул из него на стол военный мундир.

– Пойдёшь французом. Выследил я одного, с тебя ростом. Мы с Сидором Карпычем у него мундир одолжили. Подменим мальчишку.

– А что с хозяином этого мундира? Вы, вы его… – Луша поперхнулась.

– Не-ет, Сидор Карпыч детей не обижает: мешок на голову и в подвал. Там Сидор Карпыч его раздел аккуратненько, и мне мундирчик передал. Вот и всё, – Фигнер хищно улыбнулся.

– А мальчик?

– Мальчишку в подвале оставили, связанный лежит. Оклемается, надо будет допросить. Но, думаю, от тебя толку будет больше, чем от этого… курёнка. – Фигнер махнул рукой. – Ну, что глядишь, надевай!

Луша послушно кивнула и, стягивая серый потрёпанный кафтан, попросила:

– Отвернитесь!

– Пф-ф! – фыркнул Фигнер, отворачиваясь. – Раевский, ты как девица, честное слово!

В комнате воцарилось молчание. С улицы доносились пьяные крики наполеоновских солдат.

– Готово, – через пару минут угрюмо буркнула Луша, одёрнув мундир и брезгливо стряхивая с него налипшие соринки.

Фигнер крутанулся на каблуке и довольно хохотнул.

– Хорош! – Он перестал смеяться и смерил Лушу своим колючим взглядом. – Вылитый французик.

Луша поджала губы и, входя в образ, мрачно процедила:

– Vive l`Empereur!

Фигнер сверкнул глазами.

– Да здравствует император, говоришь? Ну-ну! Надеюсь, я его когда-нибудь укокошу.

И он хлопнул по киверу так, что тот съехал Луше прямо на глаза.

– Вуаля! Если на глаза надвинешь – родная мама вас не отличит!

Луша, поморщившись, приподняла кивер. Она увидела, как довольный Фигнер шагнул к окну, ловко подбрасывая в руке какую-то металлическую фигурку.

– Покажите! Откуда это у вас?

– А что, кадет Раевский тоже играет в солдатиков? – с холодной усмешкой спросил Фигнер. С ловкостью фокусника он сделал финт кистью руки и показал пустую ладонь.

Побледневшая Луша вцепилась в его рукав.

– Покажите! Это очень важно! Мне показалось… это мой солдатик! Я… Я подарил его одному человеку в Москве. Он немец. Карл Фридрихович Шрёдер, портной. Наверное, с ним что-то случилось.

– Портной? Ценный человек, должно быть. У него можно найти различное – так нужное нам, заметьте, – платье. Найти, никого не потревожив.

– Не потревожив?

– Я-то предпочёл бы лишний раз потревожить кое-кого – неважно чем, штыком или пулей, – пояснил Фигнер, жёстко улыбаясь. – Но лучше получить всё, что нужно, без шума.

Луша кисло улыбнулась в ответ.

– Где жил ваш портной? – спросил Фигнер, вынимая, словно из воздуха, оловянного горниста и вручая его кадету. – А, Раевский?

– Жил? – Луша машинально взяла солдатика, испуганно глядя на Фигнера. – Надеюсь, он и сейчас там живёт! Хотя…

Луша опустила голову и крепко сжала солдатика обеими руками.

Фигнер хлопнул её по плечу.

– Ваш выход, кадет Раевский! Портным займёмся после. Как говорится, – куй железо, пока горячо.

У заднего крыльца Лушу ждал невысокий конёк французика, крепконогий и крутоплечий жеребчик игреневой масти. Жеребчик слегка припадал на одну ногу, но другого коня у них всё равно не было…

Вот так встреча

Руся открыл глаза и ровным счётом ничего не увидел. Кругом была темень кромешная. Он хотел ощупать тупо ноющий затылок, но обнаружил, что руки связаны. Ого, и ноги, кажется, тоже. Где это я? Руся попытался припомнить, что произошло. Ах, да, тот мужик в армяке. У него были колючие глаза. Где-то я его уже видел… А потом, кажется, я по кумполу получил…

Интересно, почему так темно? Ночь, что ли?

Голова болела. Руся всхлипнул. Холодно! Гады, раздели ребёнка и что? Пускай замерзает, что ли?

Тут в дальнем углу раздался грохот, а затем кто-то негромко чертыхнулся. Немец, машинально отметил Руся. Показался слабый свет. Свет приближался вместе с невнятным бормотанием.

Руся тихо шмыгнул носом. Человек (ну не привидение же это было) остановился и спросил громким испуганным шёпотом:

– Кто здесь?

– Я, – мрачно сообщил Руся.

Свет приблизился. На Русю смотрели два прозрачных голубых глаза.

– Майн готт! – только и сказал их обладатель.

– Здрассьте! – с некоторым трудом кивнул Руся. Он, казалось, уже ничему в этой жизни не удивлялся.

Карл Фридрихович Шрёдер, неизвестно откуда появившийся в этом царстве тьмы, молча поклонился. В его глазах был немой вопрос.

– Я – Руслан, – поспешил развеять сомнения Руся. – Где это мы?

– Под землёй, – кратко ответствовал Шрёдер.

– А вы здесь откуда?

– Оттуда! – махнул Шрёдер рукой куда-то в темноту.

– М-да? – Тупая боль в затылке придавала Русиному лицу скептическое выражение. – Но мы выберемся? Вы знаете как?

– О, конечно. Но сначала надо развязать путы.

– Верёвки, что ли?

– Да, да.

С трудом развязав мальчика и убедившись, что руки и ноги у Руси целы, Шрёдер стал со светильником в руках внимательно осматривать помещение. Вот лестница, а вот …

– Мы в подвале дома, – объявил он. – Я даже догадываюсь, какого. Ну-ка, ну-ка. – Старик сделал несколько шагов по лестнице вверх и упёрся руками в крышку погреба. Крышка поддалась. Из щели хлынул дневной свет. Наверху было тихо. Шрёдер, кряхтя, откинул тяжёлую крышку.

– Здесь никого! Поднимайся.

Руся высунул голову на белый свет и опасливо спросил:

– А вдруг они вернутся?

– Кто – они?