3. Расшифровка всех радио, телеграмм и писем неприятельских, иностранных и контрреволюционных.
Все распоряжения и циркуляры Специального отдела при ВЧК по всем вопросам шифровального и расшифровального дела являются обязательными к исполнению всеми ведомствами РСФСР».
Как мы видим, на Специальный отдел были возложены задачи по ведению радиоразведки и противодействию радиоразведкам ведущих капиталистических стран. 25 августа того же года Ф.Э. Дзержинский подписал приказ по ВЧК, в соответствии с которым всем подразделениям внешней разведки и контрразведки предписывалось направлять полученные шифры в Специальный отдел.
К началу 1930-х годов Специальный отдел стал одним из крупнейших технически оснащенных органов радиоразведки в мире. Его дешифровальная секция была организована по географическому принципу, и работала она весьма успешно. Дешифровкой японских шифров и кодов в японском отделении занимался профессор Шунгский, признанный авторитет в области японистики.
В связи с тем что харбинской резидентуре удалось получить свыше 20 японских шифров, в Харбин была направлена специальная оперативная группа дешифровальщиков, которой ежемесячно удавалось расшифровывать до 200 японских шифртелеграмм. Кроме того, харбинская резидентура ОГПУ получила доступ к дипломатическим вализам Генконсульства Японии в Маньчжурии, осуществляла перлюстрацию его почты и была в курсе планов Токио в отношении Китая и нашей страны.
Резидент ОГПУ в Харбине Федор Карин в отчете о работе резидентуры, направленном на имя начальника ИНО М. Трилиссера, в частности, писал:
«Резидентура ИНО ОГПУ в Северной Маньчжурии с центром в Харбине… ведет регулярную и систематическую работу по перлюстрации дипломатических и иных секретных почт целого ряда японских учреждений. Японский Генеральный штаб, военные японские миссии в Китае, японские армии в Квантунской области (Порт-Артур), Корее (Сеул), Китае (Тяньцзинь) и другие вошли в сферу действия нашей разведки».
Харбинская резидентура, возглавляемая Кариным, привлекла к сотрудничеству с советской разведкой русского эмигранта Иванова-Перекреста. Он имел обширные связи среди японских военнослужащих, сотрудников жандармерии, китайцев, служивших в японских учреждениях. Именно через него сотрудник резидентуры Василий Пудин получил в 1927 году секретный «меморандум Танаки».
Прибыв в Харбин, Наум Эйтингон сразу же активно включился в работу. Помимо Иванова-Перекреста он принял на связь еще ряд ценных источников, одним из которых был бывший офицер Амурской флотилии Вячеслав Пентковский, с 1924 года работавший вместе с женой на советскую разведку. Свободно владея китайским языком, Пентковский получил китайское гражданство и поступил на службу в харбинский суд, где имел доступ к важной разведывательной информации. На связи у Эйтингона был также источник «Осипов», завербованный в 1928 году и являвшийся сотрудником политического отдела местной жандармерии. В 1929 году резидентура через «Осипова» довела до японцев документы, из которых следовало, что двадцать их активных агентов из числа русских военных эмигрантов якобы подали заявление о восстановлении их в советском гражданстве. В результате этой дезинформационной акции все они были ликвидированы японцами.
В 1927 году харбинской резидентурой под руководством Эйтингона был завербован бывший офицер-каппелевец и полковник китайской армии, член террористической белогвардейской организации «Братство русской правды», который получил оперативный псевдоним «Браун». От него на постоянной основе поступала информация о положении в белогвардейских эмигрантских организациях, а также о попытках японцев сформировать при помощи атамана Семенова казачьи части, которые они намеревались использовать в будущей войне Японии против СССР.
В 1928 году Наум Эйтингон получил секретную информацию о переговорах мукденского милитариста Чжан Сюэляна с японцами о создании в Северо-Восточном Китае независимой Маньчжурской республики под протекторатом Японии, которая должна была включать в себя как саму Маньчжурию, так и Внутреннюю и Внешнюю Монголию.
Между тем активность резидентуры ОГПУ в Харбине не осталась незамеченной местными властями. 27 мая 1929 года был произведен налет на советское Генеральное консульство. Наум Эйтингон был отозван в Москву.
В результате провокаций китайских властей советское правительство 17 июля 1929 года заявило о разрыве дипломатических отношений с Китаем. В результате все «легальные» резидентуры ОГПУ в Китае временно прекратили свою работу. Разведка с территории Китая стала вестись с нелегальных позиций.
Что же касается Наума Эйтингона, то он не задержался в Центре и практически сразу был направлен в Стамбул, где сменил на посту резидента ОГПУ своего старого знакомого Якова Минскера. В этом крупнейшем турецком городе Эйтингон находился под прикрытием должности атташе советского Генерального консульства и с паспортом на имя Леонида Наумова.
Во времена правления Кемаля Ататюрка советская разведка не работала против турецких организаций и учреждений. Более того, между спецслужбами обеих стран даже было налажено некоторое сотрудничество. Резидентура ОГПУ в Стамбуле занималась разработкой дипломатических представительств Японии, Франции и Австрии. Ей удалось получить доступ к секретам этих представительств, в частности, читать переписку французского военного атташе. Резидентура получала также информацию о деятельности в стране различных групп антисоветской эмиграции — украинской, азербайджанской, северокавказской. Связь с Центром поддерживалась через курьеров, которые прибывали в Турцию на пароходе «Ильич», совершавшем регулярные рейсы между Одессой и Стамбулом. Именно на этом пароходе в 1929 году был выслан из СССР Лев Троцкий, обосновавшийся первоначально на Принцевых островах в Мраморном море. В дальнейшем, в 1940 году, пути Наума Эйтингона и Льва Троцкого пересеклись.
Поскольку условия ведения разведывательной работы с позиций Стамбула были исключительно благоприятными, в середине
1928 года Центр принял решение организовать здесь нелегальную резидентуру по Ближнему Востоку во главе со знаменитым Яковом Блюмкиным.
Яков Григорьевич Блюмкин родился 27 февраля 1898 года в Одессе в бедной еврейской семье. Отец умер, когда Якову было всего шесть лет. В 1908 году, как это было принято в религиозных семьях, мать отдала Яшу в иудейскую религиозную школу — Первую одесскую талмуд-тору. Другой возможности дать сыну образование у нее не было. Проучившись в религиозной школе пять лет и не имея средств продолжить образование, Яков поступил учеником в электромеханическую контору Карла Франка.
В 1914 году Яков Блюмкин примкнул к партии социалистов-революционеров, участвовал в создании нелегального студенческого кружка. После февральского переворота был эсеровскаим агитатором в Одессе, Харькове, Поволжье. В январе 1918 года вступил добровольцем в матросский «Железный отряд» и вскоре стал его командиром, участвовал в боях с войсками украинской Центральной рады. В марте 1918 года отряд Блюмкина вливается в 3-ю Украинскую советскую армию, а сам он становится сначала ее комиссаром, а затем помощником начальника штаба.
В мае 1918 года Блюмкин откомандировывается в Москву в распоряжение партии левых эсеров, которая входила в состав первого советского правительства. Вскоре по соглашению с РКП(б) партия направляет его в ВЧК, где Блюмкину поручается организовать отделение для борьбы с международным шпионажем. В связи с установлением дипломатических отношений с Германией и открытием 23 мая 1918 года в Москве германского посольства Блюмкину поручается разработка его персонала. По подозрению в подрывной работе против Советской России Блюмкин арестовывает графа Роберта Мирбаха, брата посла. Левые эсеры, недовольные Брестским миром и установлением дипломатических отношений с Германией, 4 июля 1918 года принимают решение убить германского посла Вильгельма Мирбаха, и это должно было послужить сигналом к восстанию в Москве.
Убийство посла было возложено на Якова Блюмкина. Он, используя свое служебное положение в ВЧК, изготовил фальшивое удостоверение о том, что ему поручаются переговоры с германским послом по делу, имеющему к нему непосредственное отношение. Подпись Ф. Дзержинского на удостоверении также была подделана, а настоящую печать ВЧК на документ поставил заместитель Дзержинского — левый эсер Ксенофонтов. 6 июля 1918 года Блюмкин и его сообщники явились в германское посольство и, предъявив удостоверение, потребовали личной аудиенции у посла под предлогом необходимости обсудить вопрос, связанный с арестом его брата. Мирбах согласился. В самом начале беседы Блюмкин и пришедший с ним фотограф ВЧК Андреев открыли стрельбу. Германский посол был убит, а его сотрудники ранены. Воспользовавшись возникшей суматохой, террористы выскочили через окно во двор посольства и скрылись на автомобиле.
В Москве началось восстание эсеров. Был арестован и Ф.Э. Дзержинский, который вступил в переговоры с мятежниками. Через два дня эсеровский мятеж был подавлен. Блюмкин и Андреев бежали на Украину. 27 ноября 1918 года Верховный революционный трибунал рассмотрел дело левых эсеров. Блюмкин был заочно приговорен к тюремному заключению сроком на три года с применением принудительных работ. 16 мая 1919 года он явился в ВЧК с повинной и был амнистирован.
В 1920 году Блюмкин вступает в РКП (б) и направляется на военную работу. Летом того же года он принимает участие в создании Гилянской Советской Республики в Северном Иране в качестве комиссара штаба Красной Армии. В сентябре 1920 года его направляют на учебу в Академию Генерального штаба. С 1922 года он работает в секретариате Реввоенсовета республики в качестве сотрудника по особым поручениям при Льве Троцком.
С 1923 года Блюмкин вновь работает в ГПУ, однако связей с Троцким не прерывает. Принимает участие в подготовке к изданию первого тома трехтомного труда Л.Д. Троцкого под названием «Как вооружалась революция».
В 1924–1925 годах Блюмкин занимал должность помощника (второго заместителя) полномочного представителя ОГПУ в Закавказье, а в 1926–1927 годах работал главным инструктором Службы внутренней охраны (органы госбезопасности) Монголии. Близость к Троцкому и быстрый карьерный рост вскружили голову Блюмкину, и он стал относиться к монгольским коллегам высокомерно и бестактно. В ноябре 1927 года по настоянию председателя ЦК Монгольской народно-революционной партии Дамбе-Дорчжи он был отозван в Москву, где, несмотря на протекцию начальника ИНО ОГПУ Трилиссера, несколько месяцев оставался в резерве внешней разведки.