Отмщённый

– Ищите его, товарищ майор, – хрипел незадачливый Ростовченко. – Он где-то здесь… Я справлюсь, позабочусь о себе. Потом пришлете за мной кого-нибудь…

– Он там! – завопил спецназовец по фамилии Иваненко, выбрасывая руку в сторону кустов. – Я видел, как он перебежал, товарищ майор!

– Огонь по кустам! – выплюнул Плакун.

Свинцовый шквал пронесся по лесу. Сыпались ветки, огрызки коры, летели клочья мха и чернозема. Пули взбудоражили кустарник, срывали листья.

– Отставить огонь!

И все услышали жалобный затухающий стон. Бойцы возбужденно загалдели – попали в гаденыша! Двое – Иваненко и Глазнев – под прикрытием дружеских стволов бросились прояснять обстоятельства. Они скакали по кочкам, пробуравили взлохмаченный кустарник. И пропали.

– Товарищ майор! – прокричал из мглы Иваненко. – Здесь канава!

Установилась тишина, и уже секунд через двадцать до взбешенного Плакуна дошло, что его редеющую команду снова обули. Семеро бойцов рванулись через кустарник и в неглубокой лощине обнаружили очередных страдальцев. У Глазнева была разбита голова, с темечка стекала кровь. Иваненко делал попытку приподняться, но земля не держала, он завалился и так взревел, что все почувствовали себя не в своей тарелке.

– Падла, толкнул меня, мужики… – болезненным голосом жаловался Иваненко. – Это шейка бедра, мужики… В натуре, он шейку бедра мне сломал… Как же я теперь?

У этой парочки не хватало одного «Каштана», а подсумки с запасными магазинами были вскрыты и опустошены. Черт, он ведь не мог далеко уйти! Жгучий страх охватил майора спецназа: если этот гад начнет стрелять, то покрошит всех к чертовой матери, и бронежилеты не спасут! Он разорялся, орал дурным голосом – всем рассредоточиться, занять круговую оборону и изрешетить к той-то матери весь этот долбаный лес! И вновь многострадальную чащу накрыла завеса свинца. Спецназовцы самозабвенно лупили по всему, что видели в лучах света, натыкались друг на друга, роняли фонари. А когда стрельба оборвалась, вновь услышали стон. Лейтенант Ордынский катался по траве, зажимая простреленную ногу (явно постарался кто-то из своих) и интеллигентно выражался:

– Парни… Вы что, совсем охренели, по своим стрелять…

Двое уже хлопотали возле раненого, разрывали индивидуальный пакет с бинтами. Он отбивался от них, полз куда-то в сторону, хрипя, что справится сам, что злодею он теперь не нужен (отработанный материал), что этот умник никого не убивает, а лишь выводит из строя…

Оставшиеся спецназовцы сбились в кучку, залегли. Кто-то глухо роптал, что хватит заниматься херней, нужно вытаскивать раненых, а с рассветом, дождавшись подкрепления, по-умному прочесывать лес. Кто-то пошутил, что лучше разбомбить его к чертовой матери с вертолета. Капитан Балахонов выразительно матерился, грозился отомстить за товарищей и рвался в бой. А в душу Сергея Ивановича закрадывались отвратительные предчувствия. Стыдно признаться, он начинал терять веру в чудодейственную силу российского спецназа. Но отступать, в отличие от некоторых, не собирался. Себя не уважать. Он готов был положить всех своих бойцов, но дойти до финиша. Стонали раненые и покалеченные, что не помешало объявить очередную «минуту тишины» и выявить фигуру злоумышленника! Тот крался по канаве и явно растерялся, когда за него зацепились два луча света. Но пустился в бега, и его прыти позавидовала бы обезьяна. Не успела разразиться очередная свинцовая вакханалия, как взметнулись лохмотья, проворное тело перекатилось через косогор. Взорвались фонтаны земли, взбешенный спецназ с ревом пошел на штурм – и в конце пути обнаружил лишь спецназовский шлем, сорванный с головы Глазнева. Этот тип в открытую над ними потешался! У него была возможность перестрелять облажавшихся бойцов, но он не спешил ею воспользоваться. Треск веток в низине – он продолжал уводить людей в мрачную глушь. Шквал огня – и потрепанный отряд отказался от штурма в лоб, бойцы рассыпались, ползком и короткими перебежками перебирались в низину. Изнывающий от нетерпения Балахонов метнулся за развесистое дерево, вырванное бурей с корнем… и замер как вкопанный, когда в лицо ударил яркий свет. Секундного шока неприятелю хватило, чтобы нанести удар – и оглушенный воин рухнул навзничь, раскинув руки. Воцарялось какое-то мракобесие. Глухая чаща оглашалась сдавленными криками. Вспыхивал свет, мелькали человеческие фигуры. Не все еще смирились с мыслью, что Литвиновский спецназ опозорился по полной программе. Кто-то из бойцов выбрался из низины, прислонился к дереву, прижал приклад к плечу. Он лишь отрывисто охнул, когда сверху повалилось что-то тяжелое, зловонное, схватило за горло, прижало к земле. Боец сучил ногами, задыхался. Ему удалось напоследок разразиться воплем, но перехватило дыхание, и бравый труженик специального назначения покатился в страну разноцветных образов и видений…

Эта сцена не укрылась от внимания Сергея Ивановича. Он еще не утерял надежду прибрать негодяя. Он вскинул автомат, но передумал: можно своих зацепить, а это уже серьезно, незачем множить неприятности. Он прыгнул вперед, перехватывая автомат за ствол. Рубящий удар уже формировался, когда нога попала в ловушку – провалилась в рыхлую трухлявую кашу, майор взмахнул руками, выронил «Каштан». Он повалился, ободрав щеку, пропоров сучком кожу на черепе. Но тут же завертелся, охваченный паникой. Автомат куда-то пропал. Ладно, некогда вытаскивать «Каштаны» из огня… Он перекатился, сдернул с пояса рацию, чтобы отправить сигнал бедствия бездельникам в оцеплении. И сумасшедшая скручивающая боль обожгла руку – преступник ударил по ней кованым ботинком! Сознание померкло. Рации в руке больше не было. Ни рации, ни автомата, ни фонаря, а над душой возвышался зловещий рябящий силуэт. Сергей Иванович что-то хрипел, царапал землю. Его схватили за шиворот, куда-то потащили. Слава богу, все кончилось, едва успев начаться! Трещали выстрелы, преступник бросил его и покатился во мрак. Хрустел валежник, трясся кустарник, который он таранил. А в следующий миг к ошеломленному майору подбежали трое уцелевших бойцов, стали его поднимать. От боли в сломанном запястье темнело в глазах, он орал, как пациент на операционном столе, которому забыли сделать анестезию.

– Товарищ майор, уходить надо, – хрипел старший лейтенант Панов. – Облажались мы по-крупному, это дьявол какой-то… И патроны у всех закончились… То есть СОВСЕМ закончились…

Плакун не возражал. Уже не до войны, ноги бы унести. Под черепной коробкой поселился страх, он подавлял все прочие чувства. Чертова бравада, на хрена он полез? Преступник давно уже понял, кто командует спецназом. Он хочет избавиться от путающихся под ногами бойцов, а потом поговорить по душам с Сергеем Ивановичем. Хрен ему, Сергей Иванович не допустит! Крохотный отряд отступал из низины. Панов светил фонарем, двое поддерживали пострадавшего командира. Рука Сергея Ивановича висела плетью. Будь проклят этот лес! Извилистые корни каких-то странных конфигураций плелись под ногами, уплотнялся ельник, упругие хвойные лапы хлестали по лицу. Чего они приклеились, он может передвигаться самостоятельно! Сергей Иванович растолкал своих подчиненных, устремился вперед широким шагом. Группа из четырех человек прорывалась через лес – в западном направлении. Пока еще не путали стороны света. Людей душил страх. Никогда еще в своей профессиональной деятельности они не сталкивались с чем-то подобным. Страх кусал за пятки, дышал в затылок. Оружие превратилось в бессмысленное железо, остался лишь один фонарь. Дорогу пересек глубокий овраг с относительно пологими склонами. Панов бросился вперед, освещая дорогу, встал у противоположного склона, осветил своих коллег.

– Давайте, товарищ майор, здесь все видно…

И вновь какая-то чертовщина. Трое гуськом устремились в ложбину. Сергей Иванович семенил, чтобы не упасть, – понимал, что падение на больную руку будет полным крахом. Подчиненные нетерпеливо дышали в затылок. Почему так вышло, что злоумышленник оказался впереди?! Что-то просвистело, погас фонарь, и одновременно захрипел Панов, которому на голову свалились «обстоятельства неодолимой силы». Ворочались тела в густой темноте, отрывистые матерки сотрясали пространство. Сергей Иванович оступился, завалился боком – хорошо, что успел отбросить пострадавшую руку. Но тряхнуло так, что каждая клетка заныла. Он куда-то полз по пади ложбины, поднялся на корточки, заковылял, обливаясь потом. Бойцы рассыпались, потерялись, где их теперь искать? Пронзительный вопль за спиной, с хрустом вывернулась кость из плечевой сумки – еще одним «активным» бойцом стало меньше. Сергей Иванович от злости прокусил язык. Как такое могло случиться? Что за сила, против которой не выдерживают даже закаленные бойцы? Он помнил паренька, которого в 95-м отправили под суд. Обычный, кое-как оформившийся парень, простое лицо, потухшие глаза – в этом персонаже, попавшем под молох, хоть тресни, не было ничего от Рэмбо! Страх давил в затылок, как сжатый воздух. Майор Плакун, прихрамывая, семенил по дну ложбины, дыхание срывалось, сердце билось паровым молотом. Он боялся обернуться. Сзади что-то покатилось, затрещали ветки чахлого кустарника. Страх упругой плетью забился в мозгу. Кто-то догонял!

– Товарищ майор, это я, Кулаков… – выдавила темнота голосом последнего спецназовца, и Сергей Иванович облегченно вздохнул. – Вы в порядке, товарищ майор?

– Где мы, Кулаков? – Сергей Иванович туго соображал – боль в изувеченной конечности отдавалась по всему телу, стреляла в мозг.

– А хрен его знает… С Пановым беда, с Онищенко, кажется, тоже… Это овраг, мы метров на семьдесят ушли в сторону… Нужно выбираться из оврага, товарищ майор, пока этот дьявол не понял, где мы…

– У тебя оружие есть?

– Только нож, товарищ майор…

Нож имелся и у майора. В этом году бойцам подразделения выдали «МК2.1» – так называемый нож морского пехотинца с черным утолщенным клинком, ровной режущей кромкой и нейлоновой рукояткой. Ножи крепились в ножнах на поясе и вызывали крупные нарекания у «пользователей» – ввиду отсутствия столь необходимых в хозяйстве зубцов на обушке. Две фигуры, плохо различимые в темноте, выбрались из пади и залегли на западном склоне среди глиняных валунов. Выдалась минутка отдышаться. Липкий пот заливал глаза, приходилось постоянно утирать его здоровой рукой. Из темноты вырисовывались неровные скаты ложбины, пышные ели на краях оврага. Ничего подозрительного или угрожающего в округе не наблюдалось. Издалека доносились сдавленные стоны – покалеченных спецназовцев в этом лесу становилось больше, чем грибов.

– Что это было, товарищ майор? – глухо шептал Кулаков. – Нас никто не предупреждал, сообщили только, что ведутся поиски сбежавшего зэка…

– Это не человек, Кулаков, – неохотно отозвался Сергей Иванович. – Готовь нож, сейчас пойдем…

Боль сверлила, как перфоратор. Они карабкались на склон, Кулаков поддерживал майора под мышку. Сил практически не осталось. Несколько минут они передвигались гусиным шагом, пролезая под низко висящими лапами. Глаза привыкали к темноте.

– Сюда, товарищ майор, – шепнул подчиненный, делая круговые знаки. – Здесь, кажется, тропа…

Бледный лунный свет сочился через ворохи хвои, кое-где доставал до земли и растекался по кочкам, покрытым моховым пушком. Деревья раздвинулись, обрисовалась тропа. Спецназовцы шли, пригнувшись, стараясь не шуметь. Кулаков двигался в авангарде, обнажив нож. «Неужто выберемся?» – мелькнула обнадеживающая мысль. Но нет, не та это ночь, когда случаются приятные события! Дернулся Кулаков – ниоткуда выросло пятно. Некто вышел на тропу прямо перед ними! Этот дьявол перемещался бесшумно, он отлично владел искусством появляться там, где он не нужен! Спецназовец замахнулся, чтобы швырнуть нож, но злоумышленник проделал то же самое – мгновением раньше. Упал в траву клинок морского пехотинца, охнул Кулаков – идеально отточенное лезвие по рукоятку вонзилось в бедро. Ощущения яркие – боец запрыгал на здоровой ноге, не удержался, отвалил куда-то вбок. Он извивался в прелом мху, мычал, как корова. Сергей Иванович онемел от страха. Он остался один перед смертельной опасностью. По тропе к нему медленно приближалось что-то зловещее, плохо читаемое, а оттого еще ужаснее! Злоумышленник помалкивал, просто шел. Паника плеснула через край. Не было сил сопротивляться, а тем более одержать верх! Но он не будет тут мерцать, словно кролик, очарованный удавом! Сергей Иванович выплюнул в пространство жгучий матерок, завертелся. И как резвый козлик, вдруг сорвался с тропы и рухнул под ближайшее дерево! Он не замечал, что рука вот-вот отвалится от дьявольской боли, рот забился прелой гадостью, и сам он может лопнуть от нехватки кислорода. Он куда-то катился, прижав к бедру пострадавшую конечность, саданулся о ствол, обогнул досадное препятствие. Чаща распростерлась, но он практически ничего не видел. Задыхался, куда-то полз, опираясь о землю здоровой рукой. Сзади трещали ветки, и это добавляло скорости. Поднялся на негнущихся ногах, побежал, но вскоре споткнулся о какой-то пенек, покатился в низину, насаживая дополнительные шишки. Похоже, он оторвался от преследователя! Он вонзился в колючий кустарник, откуда стал скатываться дальше, удачно объехал груду бурелома, свалился в канаву, по которой и пополз, от усердия прокусив губу. Канава петляла, из нее он выбрался в овраг, пару минут передохнул под обрывом, бросился дальше. Поваленное дерево оказалось сущим спасением. Ствол лежал неровно, между деревом и землей имелось пространство порядка двадцати сантиметров. Туда и втиснулся Сергей Иванович. Он лихорадочно набрасывал на себя мох и хвою. Застыл, начал вслушиваться. Похрустывали ветки – дьявол, потерявший след, прочесывал территорию. Он глухо покашливал, что-то бормотал. Потом все стихло, и сколько майор ни вслушивался, ничего не различал. Похоже, пронесло… И разом проснулись все болячки. Тысячи острых игл впились под кожу на сломанной руке. Бешеный пульс переместился под черепную коробку, затекшую ногу скрутила судорога… Он задыхался, но терпел. Губы превращались в кровавые лохмотья, он досыта наглотался собственной крови. Выбираться из убежища и куда-то идти было глупо, злодей непременно услышит. И куда ему теперь идти? Все стороны света в голове перепутались. Он закрыл глаза и провалился в бездонную трясину…

Очнулся через час, когда в природе наметилась предутренняя серость. Темноты уже не было, окружающие объекты обретали очертания. Вокруг майора спецназа громоздились черные ели. Ноги превратились в деревянные колодки, трясло от холода. Лицо распухло, нещадно горело – в темноте он не заметил, что лежит на муравейнике, который удобно примостился к поваленному дереву! Мелкая живность ползала по лицу, забиралась под одежду, больно кусалась. Сиплый кашель рвался из груди. Сергей Иванович выбирался из-под дерева, он вырастал из праха, словно зомби – всклокоченный, грязный, с зачумленным взором. В округе царила тишина, и это было как-то странно. Возможно, плотный лес глушил все звуки извне. Состояние было мерзкое, и даже то, что он живой и волен делать все, что хочет, не внушало оптимизма. Впрочем, это понимание быстро прошло. Майор побрел, куда глаза глядят – а глядели они в единственный просвет между зарослями. Он был не в том состоянии, чтобы ползти под ветками. Споткнулся, перебираясь через трухлявый пень, разбил коленку и выкатился на поляну, заросшую пахучей медуницей. Подниматься не хотелось, он был разбит морально и физически. Но пришлось привстать, чтобы посмотреть в глаза смертельной опасности.

Посреди поляны, скрестив ноги, сидел леший и ножом морского пехотинца строгал веточку. Под ногами у субъекта обретался потасканный школьный рюкзачок и пистолет-пулемет для ведения ближнего боя под названием «Каштан». Леший выглядел колоритно – большую часть лица покрывала комковатая растительность, вьющиеся волосы с вкраплениями седины слиплись от грязи и смолы. Леший что-то тихо напевал. Он покосился серыми глазами на майора, проделавшего кульбит, и продолжал строгать свою веточку. Сергея Ивановича обуял мокрый кашель, он схватился за грудь, задыхался, скрипел зубами от злости и безысходности.

– Набегались, господин майор? Выспались? – искры заблестели в серых глазах. – Не стал вас будить, пожалел. Пусть, думаю, отдохнет человек в последний раз.

– Ладно, сволочь, твоя взяла… – пробормотал Сергей Иванович, поднимаясь на колени. – И что теперь? Убивать будешь?

– Буду, – деловито кивнул леший. – А что еще с вами делать? Грубый вы какой-то, господин майор. Сломали жизнь невинной девушке, посадили в тюрьму на восемнадцать лет ее парня – за то, заметьте, чего он не совершал. Убийство вашего коллеги – самооборона и случайность, это очевидно. Ваша преступная группа спелась со следствием, прокуратурой, судьей, и чем это закончилось, мы все прекрасно знаем. Подонки сделали грязное дело и ушли от ответственности. Вы – один из них. Хорошо провели эти восемнадцать лет, Сергей Иванович? Росли по службе, стали важным, значимым. Фактически, вы второй полицейский в районе после господина Глотова. У вас полезные связи, отличный послужной список, красавица жена, несколько домов, приличный автопарк… Не пора ли расплатиться, Сергей Иванович? Вы находите в моем поступке что-то возмутительное? Он вас шокирует? А как вы сами поступили бы на моем месте?

Преступник с любопытством склонил голову.

– Послушай, парень, – прохрипел майор. – Хорошо, я не буду запираться, с тобой поступили несправедливо… Огрехи молодости, у кого их нет… Но на хрена перегибать-то? Ты за ночь покалечил полтора десятка людей, ты пошел против власти, против людей при исполнении…

– Все живы, – пожал плечами злодей. – Мелкое хулиганство. Покалечены люди, исполнявшие преступный приказ. Некрасиво, не спорю, но, думаю, наша справедливая Фемида это учтет. Игра в пятнашки со спецназом не тянет на восемнадцать лет, верно? Это же просто игра?

– Ладно, слушай, – заспешил майор, видя, как преступник подтягивает ремешок «Каштана». – Я не слепой, парень, вижу, что ты не хочешь никого убивать, ты не убийца… Давай решим проблему полюбовно? Сколько ты хочешь? Миллион рублей? Три миллиона рублей? Как насчет пересмотра дела? Ты не насиловал свою девушку, это сделали какие-то отморозки до появления милиционеров. Они же и прикончили Лемясова, который прибежал раньше остальных. Ошибка следствия. Тебя выпустят, ты получишь компенсацию…

– Блестящий план, – усмехнулся беглый зэк. – И компания бравых копов вновь выходит сухими из воды? Не прокатит… Вас было четверо – вы, Глотов, Лемясов и Карамыш. Вы изнасиловали девушку, избили меня, а в живых оставили только затем, чтобы подставить под уголовное дело. Вы признаете свою вину, господин майор? – Он отбросил веточку, отложил нож и начал приподниматься.

– Послушай, да, я признаю… – забормотал майор. – Но это Глотов был инициатором, не я… Подожди, не делай глупостей… Давай поговорим… Ты ничего не добьешься, если меня убьешь… ты только сядешь до конца своей гребаной жизни…

Мужчина в живописных обносках уже стоял на ногах, уже неторопливо пустился в путь. Зловещая ухмылка исказила заросшее лицо. Он шел без оружия – с голыми руками. Ему не нужен был ни нож, ни пистолет. Майор спецназа ошалел от страха. Распухшая физиономия обрастала землистыми пятнами. Он тоже встал, расставил ноги, чтобы не упасть. И когда до врага осталось метра полтора, майор на удивление проворно выхватил из ножен нож, сделал отмашку. Рука почти не слушалась. «Леший» засмеялся – утробным сатанинским смехом. Сергей Иванович попятился. «Леший» наседал. Сергей Иванович испустил пронзительный вопль, бросился вперед, чтобы всадить лезвие врагу в живот. Но враг даже не отпрянул. Быстрая манипуляция, выпало холодное оружие, и теперь уже вторую руку Сергея Ивановича терзала раздирающая боль! Сломалось запястье. Он орал – такая боль, не орать невозможно! Рука повисла плетью.

– Теперь вы симметричный, господин майор, – с удовлетворением констатировал преступник и схватил падающего майора за грудки. Сокрушительный удар обрушился на челюсть, за ним второй, третий. Сергей Иванович лишился чувств, рот наполнился зубным крошевом. Жалкое существо валялось под ногами, а победитель с нескрываемым презрением его разглядывал. Потом плюнул в распухшую кровавую маску, бывшую когда-то лицом. Задумался – может, помочиться на него?

Внезапно он насторожился, повернул ухо по ветру. В лесу что-то происходило. Галдели люди, хрустели сучья. Стоило предположить, что по Кудряшинскому бору шла массированная облава. Мужчина нахмурился, повернул ухо в другую сторону. На юге тоже перекликались люди. И на востоке… Он досадливо покачал головой, презрительно покосился на бесчувственное туловище.

– Повезло вам сегодня, господин майор. И вашему коллеге Глотову повезло… Но вы не обольщайтесь, мы еще продолжим…

Он забросил за спину рюкзачок (вполне уместный атрибут для человека без определенного места жительства), поднял автомат и упруго побежал в северном направлении…

Он надеялся, что кольцо еще не замкнулось. Ясное дело, что подмосковная полиция стоит на ушах, а после пропажи отряда спецназа у них теперь свербит во всех местах. Можно представить, какие силы стянули в район. Мужчина размеренно бежал, высоко подбрасывая ноги, чтобы не запнуться. Сиплое дыхание вырывалось из груди. Этот лес в последние дни он тщательно изучил и чувствовал в нем себя как рыба в воде. Он знал, что на севере препятствий не будет, там ельник сменяется разреженным сосняком, и одолеть его можно за считанные минуты. А с прочих сторон уже давили – кольцо сжималось. Уже различались конкретные крики. Командиры подгоняли бойцов – не растягиваться, не отставать! Мужчина ускорялся, прыгал через канавы. Дышать с каждым шагом становилось труднее. Он ведь не железный человек, он самый обыкновенный, пусть и готовый к небольшим нагрузкам. Кожа зудела от ссадин и порезов. Репеллент не спасал – кровососы впивались в кожу. Еще тот самый злополучный удар бутылкой по голове – всю ночь он напоминал ноющей болью, сменившейся острыми вспышками…

На севере кольцо оцепления почему-то не замкнули. Видно, людей не хватало, чтобы совладать с таким массивом. Он чувствовал, что там свободно, и спешил прорваться. Он ускорялся, рвался из последних сил. Уже виднелся просвет между деревьями. И все же край облавы его зацепил! Люди в синих пятнистых куртках – видимо, ОМОН, переброшенный из крупного населенного пункта. Он уже выпрыгивал на опушку, когда слева разразились вопли, и из кустов вылупились двое с «калашами» наперевес. Они призывно завопили и, не вступая в переговоры, принялись стрелять. Мужчина рухнул плашмя, раскидав конечности, и целый рой промчался над головой – навстречу своим же, бегущим справа! Омоновцы долбили, не щадя патронов, и ничего удивительного, что у них очень скоро опустели рожки. Мужчина подпрыгнул и тоже принялся строчить. Он не целился, брал выше, над головами. Но возбужденным омоновцам казалось, что он стреляет точно по ним. Они исступленно кричали, пятились обратно в кустарник. Один из бравых вояк подвернул ногу – завопил, видимо, решил, что его подстрелили. Они еще перезаряжали, а коллеги сзади почему-то чесались. Беглец бросился вперед олимпийскими прыжками, перемахнул через кучку заготовленных бревен на опушке и с разгона вонзился в высокую траву. ОМОН выскакивал из леса, хлопали разрозненные выстрелы. Истошно вопила луженая глотка: «Он здесь! Он здесь!» А беглец уже полз по высокой траве, петлял, сбивая охотников со следа. Несколько раз менял направление, скатывался в борозды, передвигался по ним гусиными шажками. Привстал, обозревая суету на опушке. Несколько человек бежали по траве – но явно не за ним. Кто-то возбужденно кричал в рацию. Огонь уже не велся. Черт, они окружат его в этом поле и выдавят, как пасту из тюбика! Он в отчаянии обернулся. Не за горами покосившийся плетень, за стеной бурьяна – продавленная крыша, здание барачного типа. Нахапетовка – захудалое поселение посередь голого поля. Полсотни хозяйств, половина из них заброшена, две улицы в колдобинах и рытвинах, сельпо, переулки, заросшие репейником… Вариантов не было, пропадать в чистом поле хотелось меньше всего. Он подтянул рюкзак, опустился на колени и пополз к плетню. Одолел поваленную ограду, повалился в бурьян. И, как молотом по наковальне – зычный вопль со стороны опушки:

– Он в деревне! Я вижу его – он там!!!

Затрещали автоматы, но кто-то заорал трубным голосом:

– Не стрелять, там люди!!! – И когда наступила неустойчивая тишина, этот же голос выдал: – Передать всем постам! Окружить деревню! Теперь этот черт не вырвется!!!

К девяти часам утра затянуло небо, и заморосил противный дождик. Лобовое стекло мгновенно покрылось водяной пленкой. Молодая женщина вздохнула и включила стеклоочиститель. Старенькие «дворники» (она их про себя называла веселыми таджиками) принялись со скрипом разгонять воду. Они всегда скрипели, доставляя невыносимые страдания. Специалисты в автосервисах упорно пожимали плечами, уверяли, что виновато во всем стекло («дворники» ни капельки не виноваты), а самый остроумный однажды посоветовал поменять машину, а заодно поинтересовался, чем занимается печальная дама сегодня вечером.

А как только подержанная (зато красная) «Хонда» съехала с шоссе на проселочную дорогу, спустило левое заднее колесо! Хорошо хоть скорость была не космическая. Машину повело, прибило к обочине. И надо же, сегодня она не перепутала педали газа и тормоза. Какая приятная мелочь… Она чуть не заплакала. Выходить из машины страшно не хотелось. Усиливался дождь, за спиной по шоссе проносились машины. Гудела печка, работал двигатель. Невыносимо тянуло в сон. Можно было немного вздремнуть. Вполне возможно, что во сне покажут рекламу с телефонами скорой автомобильной помощи. Кажется, в сотовом у нее имелся один соответствующий номерок. Она извлекла телефон из потрепанного чехла, стала изучать представленные в телефонной книге номера. Телефончик действительно имелся. Но звонок не проходил. Она недоуменно проверила счет и чуть не схватилась за голову: триста рублей долга! Это предел. Ну, что ж, операторы телефонного доения не зря едят свой хлеб…

Плакать захотелось еще сильнее. Не так давно она обнаружила у себя еще одну проблемную зону – кошелек. Женщина тяжело вздохнула, запахнула курточку и выбралась на раскисшую проезжую часть. Первым делом она поскользнулась, но не упала – успела схватиться за раскрытую дверь. Потом осмотрела спущенное колесо. Потом натянула на голову капюшон и побежала к багажнику. Потом вернулась – рычаг активации последнего находился под водительским сиденьем, о чем она постоянно забывала. Дождь молотил по голове, но эта проблема уже не являлась самой актуальной. В багажнике было много интересных вещей – скрученная клеенка, коробка с чистыми тряпками, пара цветочных горшков туманного происхождения. И даже набор слесарных инструментов, чье появление представлялось еще более туманным. Запасное колесо в первом приближении не просматривалось. Во втором, впрочем, тоже – даже после того, как она приподняла обтянутый велюром щит. Слезы побежали по впалым щекам. «Не расклеивайся, – приказала она себе. – А лучше подумай». Женщина задумалась. И вспомнила, как одна подружка-автолюбительница давным-давно уверяла, что если у тебя спустило колесо, это не значит, что оно пробито. Мало ли зачем оно это сделало. Ну, надо ему. Мысль оказалась интересной. Порывшись в закутках багажника, она нашла насос, подключающийся к прикуривателю, и через полминуты уже увлеченно занималась мужским делом. Насос застрекотал, стрелка индикатора поползла вверх. Когда она дошла до цифры «2», женщина выключила аппарат и задумчиво уставилась на прибор. Стрелка не падала. Это был хороший знак. За спиной раздалось рычание. Она обернулась – запоздалая автомобильная помощь? Нет, что-то другое. С трассы районного значения на проселочную дорогу сползала вереница автомобилей. Первыми двигались два полицейских «УАЗа». Водители по очереди покосились на женщину с насосом, но предпочли не останавливаться. За автомобилями правоохранительных органов шел здоровый черный джип. За рулем восседала упитанная морда и занималась содержимым собственного носа. Покосилась на женщину под дождем, расцвела. Видимо, водитель хотел остановиться, но передумал – или отсоветовал сидящий рядом пассажир. Водитель сделал серьезное выражение морды, оставил в покое нос и пристально уставился в лобовое стекло. Из салона приглушенно доносилась музыка. «Еду, еду, еду, еду я», – ставил в известность подзабытый рок-певец с птичьей фамилией. Женщина взглядом проводила колонну. На замыкающем автомобиле красовались московские номера. Это нормально, до Москвы каких-то шесть часов. На танке. Куда они собрались? Тут одна дорога – в Нахапетовку. Кто-то неудачно отметил вчерашний День десантника? Спохватившись, она опять уставилась на индикатор насоса. Давление в накачанной шине не падало. Это был не просто хороший – это был замечательный знак! На досуге можно поразмыслить, почему, собственно, спустило колесо.

Пристраиваться в хвост подозрительной колонне как-то не хотелось. Она скрутила насос и выждала в салоне несколько минут, балуясь заслонкой печи. Радио проинформировало: сегодня 3 августа, вчера со стопроцентной точностью был день рождения воздушно-десантных войск. Дама убедилась, что не забыла залить бензин в бак, опасливо отжала рычаг передачи и поехала дальше по расквашенной дороге, от которой в двадцать первом веке осталось только название. Дождь практически стих, но с севера подходила угрюмая туча, не внушающая доверия. Пару километров она петляла по полю, объехала с востока протяженный холм, увенчанный какой-то мачтой, и в полной задумчивости подкатила к развилке. Налево уходила аналогичная дорога, украшенная указателем «Калганово, 3 км», направо – «Нахапетовка, 500 м». Она повернула направо и снова притерлась к обочине. Прямо по курсу стояла полицейская машина. Там же кучковались люди в форме с автоматами. Их было много – явно больше, чем способна вместить данная машина. Объехать полицейских было невозможно, поскольку навстречу, со стороны деревни, приближалась пятидверная «Нива», а бодаться с ней было глупо. «Не гаишники», – подумала женщина. Далее происходила занимательная сцена. «Человек с ружьем» небрежно мотнул стволом в сторону обочины, и «Нива» остановилась. Из нее выбрался крепенький пенсионер с блестящими залысинами и вступил с блюстителями правопорядка в затяжной спор. Перепалка завершилась не в пользу пенсионера. Двое полицейских скинули автоматы, а третий подтолкнул пенсионера к его машине. Полицейские вдумчиво осмотрели салон, багажник, содержимое капота, а самый дотошный глянул зачем-то под днище. И даже после этого проехать пенсионеру не удалось. Перепалка повторилась, после чего он с раздраженной миной забрался в машину, неловко развернулся и покатил обратно в деревню.

Взоры полицейских обратились в обратную сторону – к старенькой (но красной) «Хонде». «Ну, все, – расстроенно подумала женщина. – Сейчас обратно поеду. Или арестуют». Двое постовых вразвалку отправились разбираться. У одного была массивная шея, и сам он был бык хоть куда. Раздраженно морщился, осматривая прибывшую машину. Как любого быка, его, по-видимому, раздражал красный цвет. У второго физиономия была отчасти человечной. Впрочем, Гарвард он явно не оканчивал. Дама опустила правое стекло, и в салон втерлась любопытная физиономия. Накачанный напарник остался на обочине и на всякий случай поглаживал цевье автомата. Полицейский настороженно потянул носом.

– Здравствуйте, гражданочка.

– Здравствуйте, – согласилась дама. – Вы так принюхиваетесь, господин полицейский. Я издаю резкий неприятный запах?

Блюститель правопорядка с удивлением уставился на водительницу. Осмотрел ее всю, насколько было можно – уставшее, немного припухшее лицо с курносым носом, печальные серые глаза, в глубине которых залегла усмешка, трогательный беретик, из-под которого выглядывали пепельные кудряшки, – и как-то скептически поцокал языком.

– Я знаю, господин сержант, – вздохнула женщина. – Маньяки на таких не нападают.

Взгляд служителя законности посуровел. Он глянул женщине за спину, изучил пространство под ее ногами, снова посмотрел в глаза. На его носу красовался здоровый красный прыщ. «Комар нос подточил», – подумала девушка.

– Теперь вы смотрите на меня, как на собаку, которая сгрызла ваш айфон. Желаете поговорить, сержант? Или нет? Я что-то нарушила?

– Куда направляемся, гражданочка? – исторг по существу полицейский.

– Навигатор заблудился, – отозвалась автолюбительница. И почему ее вечно тянут за язык?

– Не понял…

– Простите, ради бога, мужчина, – взмолилась женщина. – Во-первых, обезьяна встала очень рано, во-вторых, не с той ноги… Я законопослушная гражданка, следую в населенный пункт под названием Нахапетовка. Оружия и наркотиков не перевожу…

– Багажник откройте, – потребовал полицейский.

Женщина вздохнула, выбралась из машины и побрела к багажнику. Потом вернулась, отыскала под сиденьем рычажок для его отпирания и побрела обратно. Подозрительно долго служитель порядка рассматривал его содержимое.

– Запаску приподнимите, – потребовал он.

– У меня есть запаска? – изумилась женщина. – Не поверите, мужчина, несколько минут назад я ее искала и не могла найти.

Полицейский посмотрел на нее с плохо завуалированной жалостью, вздохнул, приподнял щиток, приподнял фанерный лист, под которым обнаружилось компактное запасное колесо, и тщательно исследовал вскрывшийся «потайной» отсек. Невероятно.

– Вернитесь в машину, – распорядился он. Женщина вернулась, закрыла дверь и пристегнула ремень. Напарник полицейского продолжал мерцать на обочине и с удовольствием ржал.

– Документы, – потребовал полицейский. Поморщился, когда женщина протянула водительское удостоверение и свидетельство о регистрации транспортного средства, покачал головой: – Паспорт покажите, женщина. Мы не ГИБДД, какая же вы бестолковая…

– Правда? – удивилась путешественница и предъявила документ, удостоверяющий личность гражданина РФ.

– Одинокова Екатерина Андреевна, 32 года… – забормотал полицейский, пролистывая страницы и поглядывая на «оригинал». – Зарегистрирована в городе Дубна Московской области, улица Комсомольская… Не замужем, детей нет… – Он неохотно вернул даме паспорт. – Зачем вам в Нахапетовку, Екатерина Андреевна? Вы там живете?

– Я живу в Дубне, если помните. – Женщина сглотнула. – Улица Комсомольская, все такое… А в Нахапетовке у меня свой домик, оставшийся после смерти мужа и его ближайших родственников. Улица Салуяна, 13. Я впервые сюда приехала, хочу ознакомиться со своей недвижимостью. Вот документы на право собственности, бумаги на владение шестью сотками земли… – Женщина долго рылась, вздыхая, в упитанной кожаной сумочке, извлекла стопку мятых бумаг. От вида такого количества макулатуры работник полиции заметно поскучнел. Но взял бумаги, поверхностно их осмотрел и неохотно вернул.

– Вы впервые в этой местности, Екатерина Андреевна?

– Ну, я же сказала… В шесть утра выехала из Дубны, к обеду планирую туда вернуться… если здесь меня ничто не задержит. В чем проблема, сержант? В районе карантин? Эпидемия ящура?

– Можете проехать, – подумав, сообщил коп. – Но не уверен, Екатерина Андреевна, что с такой же легкостью вы поедете назад. Решайте. Впрочем, если операция к тому времени завершится, то препятствий не будет.

– Всех впускаете и никого не выпускаете? – Женщина задумчиво сморщила носик. – Что-то случилось, сержант? Так много полиции вокруг деревни… Или здесь всегда так?

– Проводится операция по задержанию опасного преступника, – скупо отозвался сержант. – План «Вулкан». Будьте осторожны. Можете ехать.

Господи, страсти-то какие… Полицейские потеряли интерес к обладательнице красной «Хонды» и побрели к своей машине. Женщина тоскливо смотрела им вслед. Как ей надоел этот постоянный выбор из двух зол… «Давай ты будешь рассуждать логически, – подумала она. – Шанс нарваться на опасного преступника не выше, чем снова выйти замуж. Ты извела двадцать литров бензина, встала в шесть утра, сожгла чайник, в который забыла налить воды, а на обратном пути изведешь еще двадцать литров, и ради чего? Нет, ты должна быть твердой и последовательной, что бы ни случилось». Она завела машину, объехала полицейских, которые в полном составе с любопытством ее разглядывали, и покатила в деревню. Дорога петляла меж высоких трав. Такое впечатление, что в полях работали косари, но у всех выдался обеденный перерыв. Люди растянулись по полю, чернели машины, в том числе одна грузовая. Можно подумать, здесь проводятся масштабные учения. «Деревню окружили, – сообразила женщина. – Интересно-то как». Она обогнула покатую возвышенность и через три минуты уже въезжала в Нахапетовку. Дорога превращалась в стиральную доску, но возможность проезда сохранялась. Проезжая часть была широкой, попадались участки, засыпанные гравием. Но в целом населенный пункт производил удручающее впечатление. Словно всё тут «после вчерашнего» – включая движимые и недвижимые объекты. Некоторые дома выглядели сносно, их окружали приличные заборы, территория у строений была ухожена. Но большинство построек завалились, разбитые крыши венчали кусты и даже деревья, сгнили и распались заборы. На правой обочине застрял проржавевший автомобильный прицеп, борта отброшены, грузовое пространство занимали остатки сгнившего сена. Пришлось объехать это чудо техники дальней обочиной, разбивая на ямах остатки подвески. Навигатор извещал, что населенный пункт под названием Нахапетовка состоит из двух улиц. Основная носила гордое название Выставочная и тянулась до пруда. Затем шел поворот на сто восемьдесят градусов и выезд на вторую улицу – имени Салуяна (кто этот человек с армянской фамилией, навигатор не сообщал). Улицы тянулись параллельно друг другу, их связывали переулки, по которым теоретически можно было проехать, но дама решила не рисковать. К тому же стоило осмотреться. Она медленно катила мимо «картинок с выставки» и вертела головой. В деревне, как ни странно, полицейских не было. Но напряжение чувствовалось. Машина протащилась мимо магазина, из которого выходила пожилая женщина с пакетом. Она испуганно покосилась на красного «японца» и предпочла не переходить дорогу, пока тот не проедет. Дрогнула занавеска в окне – кто-то подглядывал за плетущейся иномаркой. Показался частокол, увенчанный насаженными на него горшками и стеклянными банками. Один из горшков шевельнулся и заморгал. При ближайшем рассмотрении он оказался человеческой головой – крайне любопытной и пугливой. Пруд у завершения улицы смотрелся живописно. Спокойный водоем чертила стайка водоплавающей живности. Берега заросли камышами и осокой, в окрестностях пруда громоздились заросли тальника. На берегу сидели двое с удочками – что свидетельствовало о том, что пруд – не просто лужа для удовольствия, а также источник пропитания. Улица Салуяна оказалась хуже предыдущей. Жилые хозяйства на ней имелись, но смотрелись затрапезно. Дома не ремонтировались лет сто. Участки заросли ранетками и рябинами. Живые существа на этой улице вообще не просматривались, хотя дома определенно не пустовали. У кого-то сохли под дождем желтоватые простыни, у кого-то во дворе стоял доисторический «газик».

– Люди, вы где? – бормотала женщина, вращая головой. – У вас демографическая катастрофа?

Ей реально становилось не по себе. Она прижала машину к почерневшей ограде, на которой сохранилась затертая табличка «Ул. Салуяна, 13», выключила двигатель и тоскливо воззрилась на просвечивающий между штакетинами дом. Он был не маленький, имелся даже чердак. Дом бревенчатый, снаружи обит почерневшими рейками, большая часть которых выглядела весьма плачевно. На крыше бурьян не колосился, но вся территория, весь фундамент и даже скособоченное крыльцо заросли по уши. В окнах сохранились стекла – во всяком случае, с фасадной части здания, но давно помутнели от грязи. За забором громоздились гнилые доски, ржавые трубы. Весьма пикантно смотрелись завихрения колючей проволоки, венчающие груду бесполезных вещей.

– Какая офигенная у тебя собственность, подруга, – печально пробормотала женщина. – Похоже, ты сама себе завидуешь.

Возникло желание выпить. Зачем ей возвращаться сегодня в город? Напьется до соплей, завернется в трухлявое одеяло и проспит до завтра на старой кровати (ведь должна тут отыскаться старая кровать?). А завтра можно в город и уволиться с опостылевшей работы. От нее все равно никаких денег, сплошные нервы… Она вздохнула, забрала сумочку, набитый продуктами бумажный пакет и побрела знакомиться со своей суровой недвижимостью. Калитка скрипела так, словно ее смазывали в последний раз еще при товарище Сталине. Тропинка к крыльцу носила условный характер и насыщалась всевозможными опасностями в виде труб, коряг и почему-то велосипедных цепей. Это было какое-то рябиновое царство. Грозди уже покраснели, свисали почти до земли. Высоко в ветках колупались дрозды, выражая недовольство появлением посторонней личности. Слева притулились сараюшки, поленница для дров, крытая навесом, завалившийся на бок туалет типа сортир, тропа к которому мало отличалась от тропы Хо Ши Мина. Крыльцо трещало и прогибалось, но вес невысокой женщины, в принципе, выдержало. Дверь оказалась запертой, в чем, очевидно, не было ничего удивительного. Ключ к этому кошмару прилагался.

– И когда же я наведу генеральную уборку в своей сумочке? – бормотала женщина, отыскивая подходящий ключ. Дверь открылась, но веселее не стало. Половицы выли и скрипели. Со стен осыпалась штукатурка, а то, что уцелело, представляло жалкое зрелище. Небольшие сени, заваленные хламом – свернутыми ковриками, садовым инструментарием, дырявыми ведрами. Запашок с гнильцой. Просторная «горница», завернутая буквой «Г». В помещении, как ни странно, беспорядка не наблюдалось, но запустение было налицо. Продавленная софа вдоль окна, из которой угрожающе выпирали пружины, стол с покосившимися ножками (по всем законам физики он должен был упасть, но не падал), остатки древнего «славянского» шкафа. За углом печка, навесные шкафы, обросшие плесенью, куда не было никакого желания заглядывать. Унылый холодильник ЗИЛ – на нем каким-то диким анахронизмом смотрелись многочисленные магнитики, покрытые толстым слоем пыли. Не холодильник, а магнитная аномалия. Утешало лишь то, что в двадцать первом веке этим чудом советской техники пользовались. Раньше магнитиков не было. Но открывать его тоже не хотелось. Пощелкав по выключателю, женщина обнаружила, что в доме нет света. А может, есть, но нет лампочек. На душе становилось совсем плохо. Она пристроила на стол пакет и сумочку, расстегнула куртку (в доме было не холодно) и начала обход. Первым делом она запнулась о крышку подпола, который находился в этой же комнате, рядом с проходом в смежное помещение. Крышка неровно лежала в створе, а стальное кольцо торчало вертикально. За горницей располагались еще две комнаты – маленькие, там имелись железные кровати, какие-то комоды, серванты с посудой. На стенах фотографии – лица изображенных на них людей почему-то напомнили лица привидений. На окнах болтались дырявые шторки, в прорехах материи просматривались тылы участка, заросшие крапивой и лопухами. Передернув плечами, она вернулась в горницу. Подергала лестницу, ведущую на чердак. Если и развалится, то не сегодня. Она с опаской поднялась, приподняла разболтанную крышку – и через полминуты быстро спустилась обратно с брезгливой миной на испачканной мордашке. В рукомойнике имелась протухшая вода. Она сполоснула лицо, вытерлась носовым платком, откопала в сумочке зеркало и с горестью изучила отражение. Зеркала она не любила, но уважала – только они в этой жизни не врали. Спрятав зеркало, она осмотрелась, и взгляд наткнулся на крышку погреба. Почему ее вечно тянет на какие-то авантюры? Впрочем, почему бы нет? С некоторых пор это ЕЕ погреб. Она присела на корточки, подняла крышку и опустила ее на порожек перед крохотной спальней. Из погреба на девушку многозначительно поглядывала темнота. Девушка и погреб – как это мило. Петли не скрипели (хотя должны), а нос уловил прогорклый запах испорченного растительного масла. Устраивать следствие не хотелось. Темнота смотрелась не очень дружественно. Но мыши в погребе вроде не пищали. Девушка вспомнила, что взяла с собой фонарик – чтобы в туалет ходить. Она сбегала к сумочке – пяти минут вполне хватило, чтобы найти нужную вещь – и вернулась к погребу. Забираться внутрь было страшно, но нужды и не было, сверху все просматривалось. Метром ниже осветилась широкая ниша, устланная пожелтевшими газетами. Склонившись вниз и вывернув руку с фонарем, она обнаружила, что ниша тянется по всему периметру и имеет сплошную загородку из досок и фанерных щитов. С краю примостились заплесневелые банки, несколько разбитых кирпичей. В центре вырисовывался квадратный створ – значительно уже, чем плоскость ниши. Глубина колодца была небольшой – метра два с половиной. Земляные стены, запах какой-то странный – разложения и тлена. От гвоздей, вбитых в доски ниши, тянулись веревки к ведрам на дне колодца. В одном из ведер лежало что-то заплесневелое – видимо, оно и издавало запах тлена.

– Какой ужас, – пробормотала женщина, закрывая подпол. – Ты обязательно должна навести здесь порядок.

Впрочем, были варианты. В жизни нужно сделать только две вещи: родиться и умереть. Остальное – на выбор. Чтобы вот так, с корабля на бал, носиться с тряпками и вениками… Работать – вредно для здоровья. Угнетенному состоянию требовался покой. Женщина добралась до бумажного пакета, извлекла из него элегантную, похожую на толстый карандаш, бутылку коньяка, разовый стаканчик. Выпив половину дозы, она закашлялась, замахала ладошкой. Непростое это дело – быть горькой пьяницей. Остатки дозы вылились в организм веселее. Она упаковала коньяк обратно и стала с интересом разглядывать «славянский» шкаф. И его не пощадило время. Набравшись храбрости, открыла дверцу, одновременно отпрыгнув. Из шкафа не посыпалось все, что «нечего надеть», но парочка подозрительно попахивающих одеял там нашлась. Чего-то большего ей не хотелось. Два часа на сон, а потом посмотрим, как жить дальше. Она стянула куртку, оставшись в симпатичной полосатой кофточке (начало августа в этом году выдалось не совсем теплым), села на софу, избавилась от ботиночек на сплошной подошве, осторожно отклеила от пятки пластырь – лучший друг женщины. Любимая мозоль из волдыря превращалась в сморщенное место и почти не болела.

Организм расслабился, ей действительно ничего не хотелось. Она пристроилась на софе, извернувшись так, чтобы торчащие пружины обошли ее стороной, и заснула…

Это был какой-то странный сон. Он вполне укладывался в формат кошмара. А может, не сон, ей было трудно разобраться в этих сложностях. Толчок откуда-то изнутри, ее глаза уже были открыты. Муть расползалась перед взором. Из мути вырисовывался старый «славянский» шкаф, угол печки, угол холодильника. Четко напротив проявлялся проем в крохотную спальню, приступочка на пороге. Перед приступочкой находилась крышка подпола, и вдруг она вздрогнула и стала как-то вспучиваться. Приподнялась, повисла в воздухе. Как бы задумалась – а стоит ли продолжать движение? Повисела несколько секунд и отправилась дальше. Она не скрипела – поскольку шарниры были смазаны прогорклым растительным маслом. Женщина смотрела на все происходящее и ничего не чувствовала. Ей часто снились странные сны, вполне укладывающиеся в формат кошмара. Она привыкла к ним. Крышка поднималась все выше, показалась рука, которая аккуратно положила ее на порожек. Из подвала что-то вырастало – по форме человеческое, одетое причудливо, сплошь покрытое растительностью. То ли леший, то ли гоблин. Нет, подумала женщина, – это неправильный сон. Такого быть не может. Я была в этом подполе, там негде спрятаться человеку. Хотя, впрочем… Она задумалась, вспомнив нишу и ограничивающие ее стенки из досок и фанерных щитов. Если выломать щит и забраться дальше – под фундамент, и этим же щитом загородиться – то почему бы нет? Она похвалила свою сообразительность, хотела перевернуться на другой бок, но что-то остановило. Уж слишком вызывающе вел себя персонаж ее сна. Он уже выбрался из подвала и вкрадчиво приближался. А вместе с ним делался явственнее запах разложения и тлена. Из сизой мути проявлялись серые глаза, окруженные бородой и нечесаными волосами, замшево-брезентовые лохмотья. Жутковатый какой-то бродяга… Он остановился в полутора метрах от женщины и принялся придирчиво, с прищуром, ее разглядывать. Женщине стало дурно. Комок поднялся к горлу, и по ногам расползался холодок. Сны, как правило, не пахнут.

– Вы не сон? – прошептала она, чтобы точно убедиться.

– Нет, – глуховато бросил бродяга.

Она засмеялась.

– Вы смеетесь? – Косматые брови удивленно поползли вверх.

– Простите… – Она проглотила комок слюны. – Это нервного происхождения…

И тут дошло, что это никакой не сон! Над ней склонялся зловонный бродяга, невесть как оказавшийся в ее доме! Голова наполнилась огнедышащей паникой! Она завизжала, подтянула под себя ноги – и вдруг слетела с кровати, отбросив одеяло, куда-то понеслась – словно снаряд из пушечного дула! Реакция была предсказуема, незнакомец ожидал чего-то подобного. Он выбросил руку и схватил ее за рукав. Женщина продолжала визжать, вертелась на месте – и незнакомец вместе с ней. Закружилась голова, сердце колотилось от страха. А когда грязная лапища заткнула ей рот, она просто лишилась чувств – от отвращения, от ужаса, от жалости к себе, нелюбимой… Ноги обмякли, незнакомец подхватил ее за талию и без особых политесов швырнул обратно на диван.

Обморок не затянулся. Она очнулась от липкого пота, который терпеть не могла, распахнула глаза. Голова гудела, зрение бастовало. В сознании образовались серьезные неполадки. Кошмар не рассосался – незнакомец во всей своей красе сидел на колченогом табурете между софой и столом и не сводил с нее глаз. Ее опять забило – доброкачественной крупной дрожью. Зачем она сюда приехала? Разве живут нормальные люди в этой проклятой богом местности? Глаза наполнились слезами.

– Не вздумайте плакать, – проворчал зловещий незнакомец. – А то дам для этого действительно серьезный повод.

Женщина шмыгнула носом и прерывисто вздохнула – словно по батарее затылком провели.

– Не шевелиться и не кричать, – глухо вымолвил бродяга. – В противном случае посажу на цепь и рот заткну. На ваши вопли все равно никто не прибежит.