Стражи Кремля. От охранки до 9-го управления КГБ

Роль Александра I в низложении отца не вызывает сомнений, хотя вряд ли можно предположить, что он соглашался на его убийство, Александр выбрал время, а конкретно — ночь, когда охрану императорского дворца нес его батальон семеновских гвардейцев. Охранники опять решили судьбу правителей, устранив одного и поставив на престол другого. Хотя небольшую группу пьянчуг, ликвидировавших Павла, вряд ли можно назвать элитными гвардейцами да и вообще чьими бы то ни было телохранителями.

Александр I поступал наудачу и непредсказуемо в решении внутренних проблем, как, впрочем, и в военных и в дипломатических вопросах. Поэтому не следует удивляться, что организация его личной безопасности осуществлялась кое-как. Вскоре после своего восшествия на престол он официально упразднил Тайную экспедицию и выпустил на свободу большинство заключенных. Однако политическую полицию отнюдь не ликвидировали. Этот склонный к обману царь создал для проведения такой работы множество организаций, которые нередко конфликтовали друг с другом. Вначале подобного рода вопросами занимался генерал-губернатор Санкт-Петербурга, который сотрудничал с Министерством внутренних дел. Однако вскоре был создан особый орган по вопросам политической безопасности, который принял на себя контроль за действиями генерал-губернатора. Этот так называемый Комитет от 13 января 1807 года на деле стал преемником Тайной экспедиции и просуществовал еще несколько лет после смерти Александра. В промежутке между 1811-м и 1819 годом деятельность в области безопасности еще больше запуталась с созданием Министерства полиции, которое подчинили Комитету. И наконец, в рамках этого министерства учредили Специальную канцелярию, которая стала заниматься политическими делами. Специальная канцелярия смогла похвастаться только одним достижением — к тому же весьма сомнительного свойства — арестом и ссылкой Михаила Сперанского в 1812 году. Министерство по делам полиции упразднили в 1819 году, а Канцелярию перевели в Министерство внутренних дел. Александр поручил реабилитированному Сперанскому, блестящему государственному деятелю, два крупных задания — подготовить кодекс законов и конституцию.

Но, пока Сперанский трудился над, выполнением этих заданий, рвение непредсказуемого Александра к реформам остыло под влиянием нового фаворита, грубого и чрезвычайно реакционного генерала, графа Алексея Аракчеева. Он когда-то служил у Павла в Гатчине и прослыл великим специалистом по муштровке. С этого времени Аракчеев стал правой рукой царя по вопросам внутренней политики и фактически руководителем службы безопасности, хотя формально вопросами безопасности продолжали заниматься Комитет, Министерство внутренних дел и Специальная канцелярия. Но чтобы эти три ведомства держать на крючке, Аракчеев завел свою собственную сеть тайных агентов и доносчиков.

С восшествием на престол Николая I вся концепция охраны правителя и политической полиции была модернизирована. С этого времени защита лидера в России становится профессиональным делом, а разного рода охранные полки и канцелярии освобождаются от таких обязанностей. Вокруг правителя, правда, продолжают находиться различные гвардейские образования до последних дней монархии, но их функции носили скорее декоративный характер.

Николай, как и Петр Великий после стрелецкого бунта, решил лично допросить ряд заговорщиков, участвовавших в мятеже декабристов. Но, в отличие от своего предшественника, он при этом не проявлял жестокости. Николай предвосхитил приемы, которые используются и в настоящее время. Он проявил показное сочувствие и в отношении некоторых заговорщиков, что побудило тех откровенно признаться в содеянном. Но его сочувствие, как позже выяснилось, не помогло спасти жизнь лидерам декабристов.

Шумное выступление дворян против монархии оставило в тени своеобразную карьеру графа Александра Бенкендорфа, бывшего при Александре I начальником штаба гвардии. Как ни странно, этот обходительный и галантный генерал, мягкий, по свидетельствам современников, человек, стал прародителем полицейского государства. Его преемники и коллеги не только в России, но также и в других частях света были людьми совершенно иного склада.

Бенкендорф предложил воссоздать Министерство полиции и учредить жандармский инспекторат, который набирался из числа армейских жандармов, которые при Александре I выполняли функции военной полиции. Николай в принципе согласился с планом Бенкендорфа, но пожелал, чтобы функции расследования целиком находились под его личным контролем, а не под началом министерства. Император назначил Бенкендорфа командиром Отдельного корпуса жандармов после чего, в июле 1826 года, учредил отделение по дознаниям, которое стало называться Третьим отделением Собственной его императорского величества канцелярии. Шефом его царь назначил все того же Бенкендорфа.

Жандармский корпус подчинялся Третьему отделению, а впоследствии и другим ведомствам, в которые оно преобразовывалось. Корпус просуществовал весь последний Период эпохи Романовых. Как и гвардейские полки во времена Преображенского приказа, его использовала для проведения арестов политическая полиция. Жандармерия, вначале предназначавшаяся для защиты населения от администраторов, бюрократов и несовершенной юридической деятельности, носила подчеркнуто оптимистическую униформу — светло-голубую с белой оторочкой и белыми перчатками.

Бенкендорф энергично привлекал способных армейских офицеров и образованных молодых аристократов в ряды своего корпуса. Вначале, благодаря идеалистическому подходу к созданию этой организации, а также выделяющейся униформе, ему в какой-то степени удалось набрать немало приличных людей. Но вскоре, разобравшись, что к чему, те покинули ряды жандармерии. В результате корпус, несмотря на яркую форму и красивые флаги, стал набираться главным образом из второстепенных армейцев. В последнем десятилетии XIX столетия это соединение получило новое название — Специальный жандармский корпус, что, впрочем, не сказалось на его основных функциях.

В конце царствования Николая I корпус разросся за счет региональных полков и достиг общего состава примерно в восемь-девять тысяч человек, а в дальнейшем увеличился еще больше. В него включили кавалерийские части, которые использовались против бунтовщиков в городах и в качестве мобильных отрядов в сельской местности. Россия вступила в индустриальную эпоху, поэтому некоторые отряды жандармского корпуса на постоянной основе использовались в качестве железнодорожной и портовой стражи. В соответствии с указами последних Романовых Корпусу придали дополнительные полномочия — проведения арестов, ускоренного суда и ссылки людей по политическим подозрениям. Однако, несмотря на обширные полномочия и структурную разветвленность по всей стране, это жандармское соединение не на многое оказалось способно, когда наступил решающий час. В последние периоды волнений и восстаний опорой автократии стали казаки, а не красиво обмундированный Специальный корпус.

Третье отделение не отличалось большими размерами, хотя и имело весьма важные функции. Как и у жандармов, у него был весьма привлекательный фасад. Согласно не совсем достоверным сведениям, когда Бенкендорф попросил дать ему инструкции для только что созданного. Третьего отделения, Николай протянул ему белый носовой платок со словами: «Вот мой приказ вам, берите этот платок и утрите слезы моего народа». Но такое благостное пожелание императора Бенкендорф оставил без внимания. Третье отделение унаследовало без всяких угрызений совести все приемы допросов и пыток от своих предшественников и совершенствовало их дальше. Оно продолжило также нескончаемую российскую цензуру почты и литературы. Отделение содержало секретных агентов, соглядатаев и доносчиков в дополнение к информации, собираемой более мелкими сошками такого, же рода, работавшими на жандармерию. Такие тайные агенты не ограничивались только работой внутри страны. После польского восстания 1830–1831 годов их все в большем количестве направляли за границу. Вначале агентов внедряли для сбора информации в польские группы борцов за независимость, потом сферу их деятельности расширили, они стали присматривать за путешествующими русскими и вообще за всеми лицами, которые могли иметь потенциальную угрозу для царя. Третье отделение усовершенствовало надзор, который охватывал не только местных жителей, но также и посещавших страну иностранцев. Так, один американский дипломат сообщил президенту Эндрю Джексону, что большая часть его персонала из местных жителей Санкт-Петербурга являются тайными агентами полиции. Ирония истории: Третье отделение — и его правопреемники — часто само становилось объектом слежки. Ревнивые соперники — из Министерства внутренних дел, местных полицейских департаментов и личной охраны последнего царя — всегда с недоверием относились к вышестоящим полицейским чинам и всегда, когда было можно, шпионили и следили за ними. Это порождало конфликты и неразбериху в управлении, что в конечном итоге привело к плачевному результату для последних Романовых.

При Николае I Третьему отделению повезло. Этот правитель умер в своей кровати естественной смертью. Во время его царствования не возникала и мысль об убийстве правителя или о свержении автократии.

Бенкендорф взял в качестве своего заместителя по Третьему отделению прибалтийского немца Максима фон Вока; гражданского руководителя политической полиции в Министерстве внутренних дел, а только что произведенного в генералы Леонтия Дубельта — тоже иноземного происхождения — назначил начальником штаба жандармерии. Фон Вок скончался в 1831 году — возможно, польское восстание оказалось для него чрезмерным бременем, а утонченный и проницательный Дубельт (подлинный мозговой центр Третьего отделения при Николае I) занимал вторые позиции как в жандармерии, так и в Третьем отделении вплоть до выхода в отставку по собственной просьбе в 1856 году. Сам Бенкендорф скончался в 1844 году, не дождавшись настоящей проверки на деле своего детища.

Александр Бенкендорф лично изучал доклады от растущего числа информаторов и тайных агентов Третьего отделения. Особой опеке он подверг интеллектуалов. Как многие другие шефы органов безопасности после него, добропорядочный граф искренне верил, что сможет объяснить интеллектуалам их ошибки и направить заблуждающихся на путь истинный. Он лично уделял внимание Александру Пушкину, не только его творчеству и политическому поведению, но и частной жизни поэта, например женитьбе. Бенкендорф занимался и такими творческими личностями, как Александр Герцен, Михаил Лермонтов и Петр Чаадаев. Последнего объявили ненормальным — прием, который до сих пор используется в матушке России. После того как Творец, забрал Бенкендорфа, его труды продолжил Дубельт, затравив до смерти критика Виссариона Белинского, а Федора Достоевского отправив на каторгу. Ради порядка можно отметить, что Бенкендорфа в должности главного полицейского сменил граф Алексей Орлов, прослуживший на этом посту до своей добровольной отставки в 1856 году. Но следует также указать, что Орлов как политический назначенец не проявлял большого рвения в работе, оставляя все дела на усмотрение Дубельта.

Интересно отметить, что во времена Бенкендорфа-Дубельта никто из интеллектуалов-дворян не подвергся высшей мере наказания. Причем многие инакомыслящие выехали за границу, то есть воспользовались привилегией, которая давным-давно стала совершенно недоступной диссидентам в условиях диктатуры пролетариата. Но не следует забывать, что крестьяне и другие подданные низших сословий испытали на себе в полной мере пытки и казни за протесты против своей участи. В то время их не считали за людей. И хотя число пострадавших никто не фиксировал, можно уверенно сказать, что они не составляли и ничтожной доли миллионов мученических жертв при Сталине и его последователях. Поэтому ради справедливости отметим, что Третье отделение, хотя его и называли в то время «страшным», нынешние граждане России, без всякого сомнения, предпочли бы КГБ.

, Вскоре после восшествия на престол Александра И двойной пост шефа жандармерии и Третьего отделения был предложен Дубельту, Но тот собрался в отставку и отказался от повышения. В какой-то степени из-за нехватки желающих пойти на эту работу вакансия досталась князю Василию Долгорукову, бывшему военному министру, в сущности добропорядочному и благородному чиновнику. Но назначенный Долгоруковым заместителем по Третьему отделению граф Петр Шувалов был человеком Совершенно иного склада; он оказался наиболее подходящей для России фигурой деятеля политической полиции. Однако, к несчастью для Александра, жесткость Шувалова ограничивалась мягкотелостью и нерешительностью самого царя.

С наступлением шестидесятых годов XIX столетия и в обстановке, подогреваемой польским восстанием 1863 года, стала нарастать политическая угроза режиму со стороны формировавшейся в то время группы населения, которую стали называть интеллигенцией. Назвали неправильно, потому что эта мешанина из молодежи, аристократов, рабочих и крестьян по общему развитию интеллекта не выходила за рамки школьного образования и умения читать, писать и считать.

Молодые русские 1860-х годов и следующего десятилетия, стремясь покончить с очевидным злом своего времени, взамен обычно предлагали не лучшие системы, а такие формы организации общества, которые были еще более репрессивными и невыносимыми.

Число этих молодых радикалов стало распространяться и множиться на территории всей России, почти как раковая опухоль. Они образовали движения народников, анархистов, организаций «Земля и воля» и «Народная воля». Их вдохновители сильно отличались друг от друга, с одной стороны, подлинные интеллектуалы — Александр Герцен, Дмитрий Писарев, Николай Чернышевский, с другой — чокнутые типы вроде Сергея Нечаева.

Третье отделение, напуганное польским восстанием и крестьянскими волнениями, вместо того чтобы позволить остыть молодым крикунам, что стало бы естественным ходом развития событий, обрушились на них с суровыми и неуклюжими мерами.

Вначале оно арестовало или выслало за границу ряд радикалов. Это превратило молодежные причуды в идеологию, а ее носителей в мучеников. Дальше — больше. Из-за того, что политические заключенные рассматривались тогда в качестве тепличной разновидности уголовников, многим из них позволили посылать на волю письма, памфлеты и даже наборы книг, которые разжигали пламя недовольства и мятежей. Наконец, Третье отделение не предприняло никаких новых усилий для охраны личности и местопребывания правителя, несмотря на то, что оно хорошо информировалось тайными агентами, двойными агентами и доносчиками практически о всех планах, вынашиваемых революционерами. И поэтому задним числом можно сказать, что разделаться с царем раньше, радикалам помешали их бестолково подготовленные операции, а не деятельность Третьего отделения.

Некоторое закручивание гаек последовало после покушения Дмитрия Каракозова на царя в 1866 году. Поскольку Третье отделение было своевременно поставлено в известность о планах убийства Александра, свободное нахождение Каракозова в Летнем дворце представляется просто невероятным. Но это покушение не осталось без последствий — Долгоруков с позором ушел в отставку.

Преемником стал Петр Шувалов. Его назначили главой как Третьего отделения, так и жандармерии. Шувалов убедил царя отправить в отставку беспечного генерал-губернатора Санкт-Петербурга и заменить его генералом Федором Треповым. Какими бы отрицательными чертами характера они ни обладали — Шувалова, например, называли Петром Четвертым, — оба государственных чиновника оказались крепкими руководителями, полными решимости защитить своего повелителя и превратить столицу в безопасное для него место.

В течение восьми лет руководства Шуваловым Третьим отделением и жандармерией не было осуществлено ни одного покушения на Александра II или какое-либо другое видное лицо. Но этот высококвалифицированный специалист, можно сказать, поплатился за собственный профессионализм.

Шувалов тщательно проверял каждого, кто входил в контакт с царем, каким бы невинным этот человек ни выглядел. Данное правило распространялось даже на любовницу императора и ее семью, некоторые члены которой занимались сомнительными операциями. Очевидно, поэтому Александр, которого больше занимали амурные дела, чем собственная безопасность, отправил Шувалова в 1874 году в почетную отставку, назначив его послом в Лондон.

На его месте оказался генерал Александр Потапов, известный в то время по кличке Куриные Мозги. Но он не успел даже нагреть кресло в своем кабинете, как был заменен генералом Николаем Мезенцовым.

А, тем временем радикалы максимально использовали ухудшение обстановки в Третьем отделении. В тот момент они Сосредоточили свои усилия на попытках пробудить волнения среди крестьян, которым было, правда, наплевать на эти их усилия. Многих молодых людей арестовали. Проводились многочисленные суды, некоторые из которых превратились в массовые мероприятия. Но контроль над обществом со стороны государства настолько ослаб, что большинство арестованных освободили. Не понеся никакого наказания, они с новой энергией принялись за революционную деятельность. В январе 1878 года молодая террористка Вера Засулич совершила покушение на генерала Трепова и так серьезно его ранила, что он вынужден был подать в отставку. Этот террористический акт, а также оправдание Засулич судом присяжных и ее последующий побег за границу подогрели аппетит радикалов к насилию. На царских офицеров стали нападать и убивать их вдоль и поперек всей Российской империи. В августе 1878 года сравнительно безобидного Мезенцова зарезал кинжалом Сергей Степняк-Кравчинский, который тоже бежал за границу и засел за свои мемуары.

Назначение еще одного неэффективного руководителя Александра Дрентелна в качестве шефа Третьего отделения не привело ни к каким переменам. Террор продолжался. В феврале 1879 года застрелили губернатора Харькова. Примерно месяц спустя Лев Мирский стрелял в Дрентелна, но промахнулся. А в апреле 1878 года Александр Соловьев покушался, но тоже промахнулся, на самого императора, когда тот прогуливался по территории Зимнего дворца.

Это покушение несколько встряхнуло Александра, но он все равно не возвратил Шувалова и не стал искать для Третьего отделения руководителя аналогичного калибра. Вместо этого, поддавшись своему влечению к армии, к чему были склонны все последние Романовы, царь поручил обеспечение безопасности военным. Он поделил империю на северную, центральную и южную части, во главе которых поставил трех генералов, вменив им полицейские функции. А Дрентелна, он сохранил в качестве главы Третьего отделения, но полномочия его сократились примерно вчетверо.

На террористов, на подозреваемых в терроре и на многих совершенно невинных людей обрушились масштабные и кровавые репрессии, особенно на юге. В центральном секторе империи граф Лорис-Меликов пытался совместить жестокие санкции с более умеренными мерами воздействия, добившись некоторого успеха. У генерала, командовавшего на севере, проблем оказалось более всего, поскольку полномочия он вынужден был делить с Дрентелном, но нести за свой сектор полную ответственность должен был один.

Вскоре последовал ответ революционеров. «Народная воля» т к тому времени основной орган террористов — объявила о смертном приговоре царю и посвятила остаток 1879 года безуспешным попыткам взорвать императора в его поезде.

Тем временем благодаря счастливой случайности чиновники Третьего отделения обнаружили в руках террористов схему Зимнего дворца. Получив такие сведения, Дрентелн, который, по крайней мере, не был лишен здравого смысла, хотел усилить меры безопасности в месте пребывания царя. Но в этом случае охранники, расставленные по всему дворцу, помешали бы любовным утехам Александра. А эта прихоть стояла у него на первом месте, поэтому царь отклонил предложения Дрентелна.

Последствия этой глупости не заставили себя долго ждать. По поручению «Народной воли» Степан Халтурин практически без всякого труда пронес динамит в Зимний дворец. Этот динамит взорвался вечером 5 февраля 1880 года. Царь избежал смерти благодаря чистой случайности. Запоздавший гость затянул начало ужина, к которому был приурочен этот взрыв.

На этот раз Александр основательно перепугался, но опять отказался принять даже самые элементарные меры предосторожности. Его единственной реакцией на покушение стало создание Верховной распорядительной комиссий по охранению государственного порядка и общественного спокойствия. Во главе ее он поставил Михаила Лорис-Меликова только потому, что этот честолюбивый армянин применял более мягкие методы в обеспечении безопасности.

Очень быстро Лорис-Меликов превратил остальных членов комиссии в своих безропотных подпевал, превратив возглавляемый им орган в то, что он называл «диктатурой сердца». Для укрепления этой диктатуры он отделался от Дрентелна и поставил Третье отделение под начало генерала Петра Чеверина, а жандармский корпус — под руководство Вячеслава Плеве. Последний, правда, обладал недюжинными способностями в вопросах полицейской безопасности, причем в большей степени, чем его новый шеф.

Эта бумажная возня и почти исключительные полномочия, возложенные на графа Лорис-Меликова, не остановили террористов. Не успел новоиспеченный диктатор вступить в должность, как 20 февраля 1880 года на него было совершено покушение. В графа стрелял украинец Ипполит Мледеский, но неудачно. После его показательной казни создалось впечатление, что с террористов несколько сбили спесь. Поэтому на протяжении остальной части 1880 года Лорис-Меликов продолжил проведение программы послаблений и реформ, которые, по его мнению, могли бы привести к провозглашению конституций. В августе 1880 года он задумал успокоить радикалов и с этой целью ликвидировал Третье отделение и создал Департамент государственной полиции, подчиненный Министерству внутренних дел, руководителем которого провозгласил самого себя. Несмотря на период кажущейся передышки, режим продолжал сурово обходиться с захваченными террористами, одних отправляя на казнь, а других ссылая в Сибирь с бритыми головами и в кандалах.

В конце января 1881 года счастливая случайность — арест мелкого, но хорошо информированного полицейского чиновника, присоединившегося к «Народной воле», — ускорила задержание других революционеров, и возникла возможность полного провала их организации. Поэтому 13 марта 1881 года, когда главарь ячейки находился уже в руках полиции и начал давать показания, остальные террористы привели в исполнение смертный приговор Александру II.

Но вину за убийство венценосца нельзя возлагать только на Лорис-Меликова. Ликвидация императора не является также заслугой террористов, несмотря на ореол славы, созданный вокруг них позже революционерами и коммунистами. Каждый из принявших участие в покушении молодых людей был очевидным дилетантом. Подлинная ответственность за смерть Александра лежит на самом царе. Именно он поставил любовные дела выше соображений безопасности. Именно он назначал одного неспособного человека за другим во главе охранных структур. И именно он допустил межведомственное соперничество, в результате чего служба безопасности погрязла в административном хаосе.

Охрана — годы становления (1881–1900)

Когда Александр III (1881–1894) унаследовал трон после своего убитого брата, он перевел двор и все хозяйство в расположенную в сельской местности Гатчину. Там, превратившись в настоящего затворника, он окружил себя пехотинцами, кавалеристами и переодетыми полицейскими. Император оставался в Гатчине в течение всего периода своего царствования, если не считать его тщательно охранявшихся поездок в другие резиденции.

Переезд из Петербурга в Гатчину состоялся по настоянию бывшего воспитателя Александра III, юриста и архиреакционера Константина Победоносцева, который во многих отношениях предвосхитил сталинского вице-короля, снискавшего позорную репутацию Александра Поскребышева, появившегося на политической сцене примерно через полстолетия. Хотя по должности Победоносцев был всего лишь обер-прокурором Священного Синода, фактически он заправлял внешней и внутренней политикой, а также контролировал службу безопасности государства на протяжении четверти столетия. Несмотря на свои огромные полномочия, это «серое преосвященство», как именовали его некоторые, вникал в мельчайшие детали охранной службы. Именно благодаря такому вниманию два последних царя из династии Романовых избежали убийства, находясь на троне.

Для начала, в апреле 1881 года, Победоносцев добился отставки Лорис-Меликова. На место армянина в качестве министра внутренних дел назначили графа Николая Игнатьева, профессионального дипломата.

Пробыв в этой должности не более года, Игнатьев — несомненно побуждаемый Победоносцевым — реорганизовал всю структуру службы безопасности.

Он вывел жандармов из-под контроля некоторых генерал-губернаторов. Через два месяца был издан указ о введении чрезвычайного положения в стране, в соответствии с которым жандармы и генерал-губернаторы могли производить массовые аресты, запрещать публичные и частные собрания и поддерживать закон и порядок другими методами по своему усмотрению. Этот указ в той или иной форме сохранил свою силу во весь оставшийся период царствовавшей династии.

Позже Игнатьеву пришла мысль о том, чтобы создать специальные подразделения политической полиции в Санкт-Петербурге, Москве и Варшаве, которые стали называться охранными отделениями; или просто Охраной. Революционерные и народные массы именовали их более уничижительно — «охранка». Охранные отделения постепенно появились практически во всех больших и малых городах, имевших сколько-нибудь важное значение. На бумаге эта тайная организация представляла собой часть полицейского департамента, а сам департамент подчинялся Министерству внутренних дел. Однако на деле Охрана обладала практически высшей властью над подданными царя. Она имела право входить в помещения без ордера и депортировать в Сибирь без суда, надзирать за любым человеком и даже выносить смертный приговор. Ко времени своего распада, в связи с отречением Николая И, Охрана сама по себе превратилась в закон.

Под началом Игнатьева служили два человека, которые в последующую четверть столетия сыграли важную роль в вопросах безопасности и делах Охраны. Первым был граф Вячеслав Плеве, который занимал пост директора департамента полиции с 1881-го по 1884 год, работал в качестве заместителя министра внутренних дел (а фактически был хозяином в министерстве) с 1884-го по 1892 год и министром внутренних дел с 1902 года до его убийства эсером Сазоновым в 1904 году. Вторым — Петр Дурново, талантливый службист, хотя чрезвычайно жестокий и реакционный. Он возглавлял департамент полиции с 1884 года до последних дней царствования Александра III. Дурново рассердил императора тем, что воспользовался своими полицейскими полномочиями для проверки его любовницы. Впоследствии Петр Дурново стал министром внутренних дел при Витте в 1906 году.

Короткое пребывание Игнатьева в должности закончилось, когда он сочувственно отнесся к идее Земского Собора, своего рода национальной ассамблеи. Победоносцев, который не хотел ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего конституционность, заменил его законченным реакционером, бывшим министром просвещения, графом Дмитрием Толстым. Этот достойный человек продержался на посту министра внутренних дел до 1889 года, когда его сменил тугодум Иван Дурново, носивший кличку Теленок. Того в 1895 году сменил другой некомпетентный деятель Иван Горемыкин. В течение четырех лет он руководил Министерством внутренних дел, за неимением лучшей кандидатуры стал премьер-министром при Николае II, а кончил тем, что его пристрелили большевики.

На деле все эти перестановки в Министерстве внутренних дел за последние два десятилетия XIX века надо рассматривать просто как протокольные мероприятия. Охрана и служба безопасности продолжали функционировать и наращивать свою деятельность в этот период, несмотря на всех номинальных начальников, прежде всего благодаря Плеве и Петру Дурново — подлинным руководителям секретной полиции.

Вместе с тем не следует и перехваливать указанных лиц, а также других чиновников начального периода охранных отделений. Они были скорее способными дилетантами, нежели профессионалами. Им повезло, что Охрана в то время не столкнулась со сколько-нибудь серьезным вызовом. Казнь убийц Александра II весной 1881 года сломала хребет участникам «Народной воли», и их террор против автократии практически прекратился. К тому же один из пойманных террористов Рысаков выдал каждого заговорщика, фамилию которого мог припомнить. Большинство злоумышленников оказались за решеткой, в сибирской ссылке или стали тайными агентами «охранки».

Правда, наблюдались некоторые спорадические происшествия, в частности Недоказанное покушение на царя в 1887 году со стороны старшего брата Ленина Александра Ульянова и его приятелей и предполагаемое нападение на поезд Александра III в 1888 году. История с поездом была позже квалифицирована как несчастный случай. Есть основания сомневаться и в достоверности романтических утверждений Александра Ульянова и других заговорщиков, что они являются последователями террористов из «Народной воли». Это дело сильно попахивает чрезмерным желанием Охранного отделения хоть как-то отличиться.

Приложила свою руку «охранка» и к еврейским погромам, а также и другим антисемитским мероприятиям — обычно косвенно, через жандармское управление. Это привело к тому, что многие безобидные молодые евреи присоединились к террористам.

Структура Охраны в своей основе оказалась достаточно Практичной. С течением времени она была доведена почти до совершенства другими организациями, особенно КГБ. Три основных подразделения Охранного отделения назывались агентствами — внешним, внутренним и иностранным. В начале XX века функционировало также центральное агентство.

Все эти названия, за исключением иностранного агентства, не совсем точно отражали реальность. Внешнее агентство включало в себя тайных агентов и замаскированных осведомителей, которые проводили рутинную слежку за подозреваемыми. Внутреннее агентство тоже состояло из тайных агентов и осведомителей, но оно специализировалось на революционных организациях или подозревавшихся, что они революционные; его сотрудники находились под более плотным прикрытием. Иностранное агентство представляло собой комбинацию внешних и внутренних тайных агентов, оперировавших за границей, главным образом в тех районах, где кучковались русские революционеры и диссиденты, например во Франции, Швейцарии, Англии. Центральное агентство было глубоко законспирированным учреждением, которое занималось двойными агентами, то есть революционерами, сотрудничавшими с Охраной, полицейскими агентами, внедрившимися в революционные группы. Прилагались усилия — не всегда успешные — держать различные агентства в строжайшей изоляции друг от друга. Это не только предохраняло агентов от разоблачений, но позволяло руководству тайной полиции проверять своих оперативников, поскольку агенты невольно докладывали о других агентах. Позже, когда Охрана набралась опыта, в целях безопасности агентов для них были введены псевдонимы и созданы безопасные дома, явки.

Внешнее агентство действовало вполне эффективно. В его рядах находились тайные агенты, которые маскировались под швейцаров, официантов, мелких торговцев, железнодорожников, солдат и даже офицеров. Они занимались в основном слежкой и специализировались на запоминании фотографий и сличении окружающих с разыскиваемыми политическими преступниками. Хотя работа секретных со-сотрудниковвнешнего агентства и носила прозаический и рутинный характер, в ней присутствовал элемент риска. Случайно или из-за неосторожного поведения агента террористы узнавали их и убивали. Внешнее агентство не только выслеживало и арестовывало подозреваемых, но и выявляло тайные места собраний революционеров, устанавливало их типографии и мастерские по изготовлению взрывчатых веществ.

Вопреки своему названию, внутреннее агентство отличалось от внешнего гораздо большей мобильностью и часто проводило свои операции за границей. Внутренние тайные агенты стояли по иерархии выше своих «внешних» коллег. Их набирали из сержантского состава армии, рабочих, студентов, проституток, партийных деятелей, а в последние годы царизма даже из представителей Думы. Псевдонимы во внутреннем агентстве отрабатывались очень Тщательно и часто менялись. Среди сотрудников этого агентства было немало лиц, которые сами тянулись к Охране, разочаровавшись в революционных целях или по складу характера заинтересовавшись секретной работой в тайной полиции. Находились и такие, которые имели контакты с Охраной — как подозревали, этим занимался Сталин — с целью устранения конкурентов в своих партиях. Но независимо от мотивации все получали деньги и оставляли расписки в их получении, какими бы мелкими эти выплаты ни были, что служило средством привязать агентов к Охране. Поскольку главная задача внутреннего агентства заключалась в проникновении в ряды эсеров, социал-демократов, анархистов и других подрывных групп, его агенты следили за эмигрировавшими революционерами за рубежом. В этом случае деятельность внутренних агентов помогала контролировать и работу иностранного агентства.

К сожалению, очень мало известно о центральном агентстве, так как почти все архивы Охраны оказались уничтожены или просто пропали во время крушения царизма и последующего захвата власти большевиками. Однако представляется, что это была очень небольшая, элитная часть внутреннего агентства, которая занималась не рядовыми революционерами от станка, начавшими сотрудничать с Охраной, а руководящими активистами враждебных режиму организаций. Создание центрального агентства приписывают ветерану Охраны, начальнику московского отделения Зубатову, который сам в молодости был революционером. Среди знаменитостей, сотрудничавших с этим подразделением, можно назвать попа Гапона, известного по Кровавому воскресенью 1905 года, Евно Азефа и Романа Малиновского. Разумно предположить, что наряду с вышеназванной троицей были и другие, но с уничтожением архивов остается только гадать об этом.

По иронии судьбы, несмотря на то, что о центральном агентстве известно очень мало, именно оно, как считается, опозорило всю Охрану, потому даже некоторые руководители этой службы безопасности, пережившие революцию, высказывали свою неприязнь к детищу Зубатова. Причина такой нелюбви к центральному агентству скрывается в основных приемах его деятельности. Было известно, что оно, в частности, финансировало лидеров террористов и революционеров, действуя по принципу — если преступникам дать достаточно веревки, то они повесятся на ней. Его секретные сотрудники настолько вживались в образ, что сами принимали участие в революционно-пропагандистских мероприятиях и даже террористических актах. Именно такая деятельность центрального агентства подмочила репутацию всей Охраны, сотрудников которой стали несправедливо именовать провокаторами.

По сравнению с другими подразделениями иностранное агентство работало относительно Неэффективно. Оно было организовано в Париже в 1883 году Петром Рачковским и функционировало до 1917 года. Деятельность этого агентства достаточно хорошо известна, поскольку его документы сохранились и попали в США. Если не считать некоторых анекдотов, напоминающих шпионскую фантастику, архивы иностранного агентства не очень впечатляют и представляют собой незначительную ценность для изучающих проблемы безопасности и разведки. В целом, хотя Рачковский и внимательно следил за эмигрировавшими террористами, сам он не относился к серьезным деятелям политической полиции. Иногда его уловки представляли собой явную провокацию. Так, во Франции он финансировал революционное выступление против Александра III с целью выдать его участников местным властям, за исключением собственного агента, который закрутил все это. С началом нового столетия на Рачковского посыпалось больше критики, чем похвал, когда он копнул слишком глубоко деятельность французского «знахаря», который втерся в доверие к царю.

Оглядываясь назад, можно сказать, что наиболее проницательным решением Рачковского был его отказ вступить в какие-либо отношения с Азефом, после чего Зубатов и взял под свой контроль этого бессовестного двойника. Насколько известно, несмотря на большое число агентов и крупные денежные расходы, иностранное агентство так и не поймало ни одного крупного террориста, не предотвратило ни одного серьезного заговора. А когда терроризм вышел из моды после разоблачения Азефа и эсеры повернулись лицом к законности, операции иностранного агентства потеряли почти всякий смысл, если не считать некоторой пустяковой суеты с немцами, вызванной началом Первой мировой войны. Рачковский сумел, однако, прославиться другим способом: имеются достаточные основания полагать, что он основательно приложил руку к фабрикации «Протоколов сионских мудрецов», этой ужасной «утки», которую все еще распространяют антисемиты.

Со строго прагматической точки зрения Охрана, хотя и не без серьезных сбоев, приобрела в XIX столетии хороший послужной список. Несмотря на студенческие волнения, поднимающийся пролетариат, проблемы с крестьянами и террористические вылазки в стране и за рубежом, Александр III нашел упокоение без помощи убийц, члены его семьи и министры избежали нападений. Николай II (1894–1917), его родственники и чиновники тоже жили относительно спокойно в первые годы правления последнего царя, несмотря на аналогичные проблемы и страшную бойню на Ходынском поле, тысячи «мучеников» которой использовались в целях пропаганды противниками режима.

Охрана — террор (1901–1909)

Первые годы XX столетия стали самыми опасными для Николая II, его семьи и высших государственных чиновников. Наступила пора такого терроризма со стороны оппозиции, какого свет не видывал ни до этого, ни после. В начале века жизнь правителя России находилась в постоянной опасности, высокие должностные лица одно за другим становились жертвами убийц, а более мелкие чиновники погибали сотнями.

К счастью, во всяком случае для Николая, в этот период большого риска Охрана действовала хорошо. Хотя ей и не удалось спасти многих крупных чиновников, включая сотрудников Охраны, она все-таки сумела защитить императора, используя свое негласное сотрудничество с революционными фанатиками.

В это мрачное десятилетие своими в разной степени активными действиями выделялись три должностных лица Охраны: Зубатов, Рачковский и полковник (позже генерал) Александр Герасимов, который в качестве начальника центрального агентства С 1905 года до своего выхода в отставку в 1909 году проявил себя наиболее способным офицером службы безопасности, являлся последним подлинным хозяином Охраны. Можно еще отметить Двух сотрудников меньшего ранга — Леонида Ратаева, руководителя иностранного отдела до его отстранения в 1905 году, и полковника Александра Спиридовича, начальника дворцовой стражи с 1906 года до 1916-го. Их полной противоположностью являлся Алексей Лопухин, служивший директором полиции с 1902 года до того, как его отправили в отставку в 1905 году. Имя Лопухина должно остаться синонимом позора в анналах службы безопасности.

В этот период разнузданного террора министры внутренних дел, по крайней мере номинально, контролировали операции Охраны. Но только двое действовали эффективно — Плеве и Столыпин, который совмещал посты Премьер-министра и министра внутренних дел с 1906 года до своей гибели от руки террориста. Беззаботный князь Святополк-Мирский стал в 1904 году преемником Плеве, но ушел в бесславную отставку после Кровавого воскресенья в январе 1905 года. Потом этот пост занял никчемный Александр Булыгин. Его сместил Петр Дурново в октябре 1905 года, пробывший в этой должности только до апреля 1906 года, когда пришел Столыпин, который оставил Дурново в качестве своего заместителя в Министерстве внутренних дел.

Первой жертвой новой волны террора стал реакционный министр просвещения профессор Боголепов, которого в 1901 году убил бывший студент Карпович. Хотя Карпович являлся эсером, а позже членом террористической группы этой партии, убийство Боголепова не являлось выпадом против автократии, а стало реакцией на репрессивные меры против студентов.

Но настоящую кампанию против царя и его режима эсеры развязали очень быстро. В январе 1902 года центральный комитет их партии принял решение о создании «боевой организации», террористической группы, организованной и руководимой Гершуни, сыном московского. миллионера. Как активный оппозиционер, он часто оказывался в тюрьме, а начал свою террористическую деятельность в 1880-х годах вместе с уцелевшими членами «Народной воли». Вначале «боевой организации» приказали воздерживаться от нападений на Николая, чтобы аполитичное крестьянство, с которым заигрывала партия, не оскорбилось действиями против «царя-батюшки», а сконцентрировалось на уничтожении правительственных чиновников, которые считались наиболее жестокими реакционерами. Особое внимание уделялось ликвидации руководителей полиции и администрации режима. Однако позже, когда царь стал сочетать половинчатый либерализм с усилением репрессий, его поставили на первое место в списке Лиц, приговоренных к смертной казни.

Между тем партия эсеров и даже только что созданная «боевая организация» сильно засорились осведомителями главным образом из числа бывших революционеров, решивших по разным причинам работать на Охрану. В свою очередь эсеры засылали в государственную службу безопасности своих людей. Причем дело сложилось таким образом, что обе стороны в этом изматывающем конфликте оказались истощенными, а социал-демократы, или большевики, которые практически не участвовали в схватке; в результате подобно мародерам захватили бесхозную добычу в виде государственной власти.

Как «охранку», так и партию эсеров наводнило множество предприимчивых осведомителей, двойных агентов, которых в то время, да и позже, стали называть провокаторами. Выдающееся место в этой достойной сожаления толпе занимал Евно Азеф, которому, возможно, во все времена не было равного в такого рода деятельности. Еврей по национальности, этот пройдоха был известен под именем Раскин в Охране и под псевдонимом Валентин у эсеров.

В физическом и моральном отношении Азеф не был выдающейся личностью, но, несомненно, отличался дьявольской изворотливостью. Уже в юности он уехал из Ростова-на-Дону, когда местная полиция заинтересовалась его связями с левыми — модной в то время, но необязательно революционно настроенной средой молодых людей. Всю жизнь Евно горел страстью к добыче легких денег, то есть к деньгам других людей, и проявил свои мошеннические способности, когда хапнул на фирме по продаже масла восемьсот рублей и скрылся. Он вынырнул в Карлсруэ, в Германии, где поступил в техническое училище. В том же, 1893 году он добровольно вызвался работать на Охрану, тем самым несколько поправив свое финансовое положение: Азеф стал писать доносы на русских эмигрантов, которые учились вместе с ним; Охрана платила ему пятьдесят рублей в месяц. В 1899 году он закончил училище — получил квалификацию инженера-электрика, — и его работа в качестве доносчика улучшилась, а жалованье увеличилось до ста рублей в месяц, не считая премиальных и отпускных.

За время длительного испытательного срока в шесть лет Азеф, во всяком случае номинально, работал под руководством иностранного агентства Рачковского. Однако по окончаний испытательного срока и завершении его образования в училище Рачковский не захотел — по неясным причинам — иметь с ним ничего общего.

Поэтому его направили обратно в Россию и устроили на работу в Москве под начало Зубатова, который в то время все еще продолжал активно заниматься созданием профсоюзов, контролируемых полицией, но уже приступил к созданию центрального агентства. Став одним из сотрудников Зубатова в этом подразделении, Азеф получил задание внедриться к эсерам, наиболее активной террористической организации.

В 1900 году Евно настолько хорошо освоился в партии социалистов-революционеров, что его месячное довольствие увеличили до ста пятидесяти рублей. В 1901 Году Азефа, имевшего высокий кредит доверия у Зубатова, посылают за границу с целью проникновения в эмигрантские круги эсеров, особенно в центральный комитет партии. За короткий срок он настолько втерся в эти структуры, что ему стал доверять сам Гершуни, который в то время подумывал о создании «боевой организации» и планировал убийство Сипягина, министра внутренних дел, или Победоносцева.

Азеф, однако, не сообщил в Охрану об этих террористических планах. Напротив, он уговорил Зубатова не беспокоить Гершуни, когда тот снова приедет в Россию в 1902 году. В результате Сипягин был убит Балмашевым, который действовал по указанию Гершуни.

Вызванный в июле 1902 года в Петербург, Азеф подвергся проверке в связи с убийством Сипягина, но сумел выкрутиться. Для таких случаев у него было несколько эффективных уверток: он сдавал либо террористов низшего звена, либо тех, кто мог его заподозрить. Азеф также заявлял, что не следует раскрывать слишком многих, так как чересчур активные действия против террористов создадут опасность для его положения. Евно частенько называл и вымышленные имена, прикрывая действительных исполнителей. К своему позору, Охрана покупалась на такие отговорки своего агента. Однако, в сущности, у нее не оставалось выбора. Азеф превратился в единственного в своем роде, глубоко законспирированного полицейского агента, которого было невозможно заменить.

В деле Сипягина Азеф замаслил Охрану, выдав несколько мелких эсеров. И Плеве, преемник Сипягина, именно тогда приказал Евно вступить в «боевую Организацию» социалистов-революционеров, чтобы предотвратить проколы в будущем.

Без всяких особых усилий с его стороны Азефа включили в «боевую организацию» осенью 1902 года, а в марте 1903 года Гершуни, чувствуя, что дни его сочтены, назвал агента Охраны своим преемником в качестве руководителя террористов. Потом события развивались стремительно. Гершуни, руководивший следующим крупным покушением на убийство Богдановича, генерал-губернатора Уфы, в мае 1903 года, вскоре после этого был пойман (его голову оценили в пятьдесят тысяч рублей). Террориста отправили в Сибирь, как надеялась Охрана, в пожизненное заключение. Азеф, который, скорее всего, получил часть выкупа за своего шефа, быстро скрылся за границей и на собрании эсеров в Женеве в июне 1903 года был объявлен руководителем «боевой организации». Такой выбор не кажется слишком глупым, если учесть, что Азеф отличался административными способностями и умением разбираться в людях, а также хладнокровием. Ему была совершенно несвойственна романтическая возбужденность обыкновенного террориста.

За период 1902–1903 годов в верхних эшелонах Охраны тоже произошли потрясения. Плеве назначил в 1902 году директором полиции Лопухина, у которого давно установились связи с Охраной через Министерство юстиции. Как подтвердили последующие события, Плеве сделал очень неудачный выбор. Рачковский, который, видимо, не стал благоразумнее после того, как вызвал неудовольствие Александра III, доложив ему о непристойном поведении во Франции вдовы Александра II, был удален из иностранного агентства за то, что сообщил нелицеприятные факты о французском факире Филиппе, очаровавшем Николая II. В 1903 году уволили Зубатова, наставника и надзирателя Азефа, после того как одна из контролируемых полицией рабочих групп учинила бесчинства в южной России. И наконец, примерно в то же время Леонид Ратаев был переведен из санкт-петербургского охранного управления на пост главы иностранного агентства и, что более важно, стал контролировать деятельность Азефа. Эта перетряска и вызванная ею неразбериха очень помогли террористам, а режим дорого заплатил за них:

Тем временем Россия позволила себе роскошь организации еще одного погрома, страшного дела в Кишиневе в апреле 1903 года. Ответственность за него, причем с вескими основаниями, возложили на Плеве. Значительная часть общественности России и внешнего мира восприняла кишиневскую акцию с отвращением И возмущением. В результате денежные сундуки «боевой организации» быстро наполнились за счет пожертвований и в ряды террористов влилась масса добровольцев. Эта кровавая бойня сильно подействовала и на нового руководителя «боевой организации», еврея Азефа. Эсеры давно замышляли расправиться с Плеве, но именно реакция Азефа на события в Кишиневе ускорила осуществление планов убийства.

Евно Азеф, сбивая с толку Ратаева, завалил его ложными сообщениями. И наконец в июле 1904 года Плеве был уничтожен бомбой, брошенной Сазоновым по указанию Бориса Савинкова, заместителя Азефа. Покушение подготовил сам Азеф, находившийся в Варшаве, после чего он немедленно бежал в Вену, заметая следы, и направил Ратаеву телеграмму со своим «возмущением». Странно — впрочем, это можно понять, если учесть, что директором полиции был Лопухин, — но настоящего расследования убийства Плеве не проводилось. Не исключено, что Охрану, так же как и эсеров, устраивала ликвидация Плеве;

К тому времени царь Николай решил прославить себя за границей, поскольку не мог сделать этого внутри страны, и втянул государство в гибельную войну 1904–1905 годов с Японией. Россия проигрывала одну битву за другой, что привело к кульминации в январе 1905 года — походу рабочих к Зимнему дворцу, к Кровавому воскресенью. Этому способствовала очередная ошибка Лопухина. Преемник Зубатова кардинально ошибся в оценке характера и степени беспринципности агента Охраны попа Гапона и его способностях контролировать поведение рабочих. Позже партия эсеров и ее «боевая организация» чуть не повторили аналогичную ошибку с этим священнослужителем, но, установив его сотрудничество с Охраной, ликвидировали провокатора.

После убийства Плеве на партию эсеров опять посыпались пожертвования. Ее «боевая организация» в качестве основной задачи поставила убийство дяди царя, великого князя Сергея, генерал-губернатора Москвы. В то же время самостоятельная группа эсеров, возглавляемая неким Марком Швейцером — во время недолгого существования «боевой организации» появилось много отколовшихся от нее террористических групп, — задумала более грандиозный, но не так тщательно подготовленный план убийства аристократов, министров и генерал-губернатора столицы путем взрыва в марте 1905 года в Петропавловском соборе во время службы поминовения об убиенном Александре II.

Но удалось только покушение на великого князя Сергея. Молодой Каляев бросил в него бомбу в феврале 1905 года в соответствии с планами, подготовленными за границей Азефом и Савинковым.

Перетряска, сопровождавшая убийство Сипягина, не идет ни в какое сравнение с переменами, которые произошли в результате убийства такого близкого родственника царя. Генерал-губернатор Санкт-Петербурга сразу же по получении сведений о гибели великого князя бросился в кабинет к Лопухину и произнес там только одно слово — «убийца» и вышел из кабинета, У Лопухина не оставалось выбора, как тут же подать в отставку. Любопытно, что этот непригодный для роли полицейского начальника человек мелькнул на страницах истории через пару лет, сыграв роль орудия эсеров. Любопытно и то, что Рачковский, документы об отстранении которого со своего поста в 1902 году готовил Лопухин, теперь заменил его в качестве директора полиции. Для начала Рачковский добился увольнения Ратаева и установил контроль за Азефом, хотя отношения между ними были не из легких. Но пребывание Рачковского на этой должности оказалось недолгим, его отстранили в июне 1906 года в какой-то мере из-за того, что он не сработался с Азефом. Но и в этот непродолжительный период Рачковский успел стать мишенью Для покушения со стороны эсеров, потому что пытался контролировать действия Гапона. Этот факт сообщил Рачковскому сам Азеф уже после убийства попа.

В феврале 1905 года, накануне назначения Рачковского, на пост руководителя Охраны выдвинулся из нижних чинов талантливый полицмейстер Герасимов.

Он достойно руководил Охраной на протяжении последующих четырех лет и особенно во время пребывания Столыпина на посту министра внутренних дел с апреля 1906 года, а также премьер-министра с июля того же года. Отношения между Столыпиным и Герасимовым носили самый близкий характер и оставались таковыми вплоть до ухода последнего в отставку по его собственному желанию в 1909 году. К тому времени директора полицейских департаментов и большая часть высокопоставленных чиновников Охраны мало что значили с точки зрения обеспечения безопасности.

Уже через месяц после занятия Герасимовым своего поста подорвался Швейцер на той самой взрывчатке, которую он готовил для террористического акта в Петропавловском соборе. Само покушение намечалось тремя днями позже. Герасимову не стоило большого труда выловить остальных членов этой группы, которых выдал эсер, тайный агент полиции (с ним позже расправились члены «боевой организации»).

В это время, полагая, что пыль после убийства великого князя Сергея улеглась, Азеф и Савинков возвратились в Россию. Но вскоре загримированного Азефа (как и Охрана, террористы применяли различные приемы обеспечения безопасности — маскировались, пользовались явками и тому подобное) арестовывают в Санкт-Петербурге в апреле 1905 года во время подготовки покушения на Дурново. Азефа, пришедшего в ярость, когда его задержали сотрудники внешнего агентства, доставили в центральное учреждение Охраны. Несмотря на все протесты легендарного террориста, Герасимов посадил его в камеру и устроил очную ставку между ним и Рачковским. Знаменитый агент, однако, не выразил никакого желания идти на контакт с новым руководством, тем более что сам Рачковский пресек ранее несколько попыток Азефа установить с ним отношения. Но после того как Рачковский согласился заплатить агенту пять тысяч рублей, Азеф сменил гнев на милость. С того времени Герасимов стал контролировать Азефа через Рачковского согласно договоренности, достигнутой между двумя полицейскими начальниками.

Герасимов повел новую политику в отношении агентов Охраны, занимающих влиятельные позиции в группах революционеров. До того времени использовалась система, разработанная Зубатовым: вылавливали всю революционную группу после проникновения в нее агентов полиции и установления личностей главарей. Но Герасимов понимал, что революция превратилась в массовое движение и толпы новых членов готовы занять места репрессированных, поэтому повальные аресты ведут лишь к разоблачению агентуры в среде оппозиционеров или, во всяком случае, выводят ее из игры. И Герасимов пошел на то, чтобы воздерживаться от ареста радикальных лидеров, в окружение которых проникли тайные агенты, и одновременно использовать этих агентов для сдерживания революционного пыла. Для такого сдерживания Герасимов, например, использовал секретных внешних агентов, которых в Охране окрестили «задирами». Когда он узнавал от Азефа или других тайных сотрудников о готовящемся покушении, то поручал «задирам» следить и держать в поле зрения террористов настолько явно и неуклюже, что те просто не могли не заметить, что оказались под наблюдением у полиции, и поэтому — часто по совету того же Азефа — отказывались от своей попытки.

Однако поначалу работа Герасимова с Евно Азефом не приносила Охране серьезных результатов. Хотя Азеф со свойственной ему циничностью выдавал мелкие заговоры и их исполнителей, особенно тех террористов, которые мешали ему в рядах эсеров, он не присылал сведений об основной террористической деятельности. Частично, по крайней мере, такой низкий уровень сотрудничества опять же объясняется тем обстоятельством, что крупные политические события затмили индивидуальные террористические акты, принизив их значение и даже сделав практически ненужными. Кровавое воскресенье воспламенило пожар революционного пробуждения во всех уголках необъятной России. Казаки и солдаты — к этому времени жандармы были сведены до уровня красиво одетых судебных приставов — усмиряли крестьянские восстания, бунты матросов и почти повсеместные забастовки. Пик противостояния и практическая утрата контроля за ситуацией в стране со стороны режима наступили после объявления всеобщей стачки и создания Совета рабочих депутатов во главе с Троцким в октябре 1905 года. Это наконец подтолкнуло Николая издать 17 октября манифест, согласно которому он пошел на создание Думы, и провозгласил ограниченные гражданские права.

В эти критические дни Герасимов продемонстрировал более широкое понимание своей роли в государственной системе власти, нежели исполнение полицейско-шпионских функций. Он провел совещание руководства столицы с командующими войсками и таким образом предохранил Санкт-Петербург от рабочего восстания, которое вспыхнуло в декабре 1905 года в Москве и было жестоко подавлено. Шеф Охраны проявил дальновидность и даже мужество и настоял на разгоне Совета рабочих Депутатов и задержании его членов, включая Троцкого, хотя Дурново и другие высшие должностные лица выступали против этого. Но предпринятые меры коснулись только столицы, которая и избежала потрясений в последний месяц революции 1905 года. А практически по всей России прошли восстания. За Москвой последовали волнения в Харькове, Донбассе, Прибалтике, на Кавказе и в Сибири. Все они были безжалостно подавлены.

Между тем манифест царя породил своего рода кризис в среде эсеров. В своем большинстве центральный комитет считал, что манифест делает терроризм ненужным и следует легализовать партию и принять участие в выборах в Думу. Но Савинков возражал против отказа от терроризма и видел в нем единственный путь для свержения автократии. Азеф остался в стороне от этого спора — возможно, уже почувствовал себя неуютно в своей двурушнической роли (он недавно подвергся нападению со стороны горилл Рачковского из его департамента полиции, нападение было скорее преднамеренным, чем случайным); В результате «боевую организацию» на некоторое время фактически распустили. Но жестокие репрессии после восстаний 1905 года заставили эсеров и других революционеров опять уйти в подполье. И центральный комитет социалистов-революционеров был вынужден стряхнуть с терроризма нафталин и на заседании в Финляндии в январе 1906 года принял решение восстановить «боевую организацию».

Вскоре после этого снова продолжилось активное Сотрудничество Герасимова с Азефом. Последний, со своей стороны, с удовольствием возобновил работу с офицером безопасности такого высокого калибра. В соответствии с вновь сформулированной политикой Охраны Азеф «официально» выдавал полиции разного рода подпольные объекты — фабрики взрывчатых веществ, типографские станки, а также мелкотравчатых террористов. Но о работе Центрального Комитета партии эсеров и его «боевой организации» Азеф докладывал лично Герасимову. Такой расклад устраивал и агента, и контролера.

С мая 1906 года возник еще один перерыв в деятельности «боевой организации» — Центральный Комитет партии эсеров по случаю начала работы Думы счел необходимым Отказаться от широкомасштабного террора. Тогда Азеф предложил Савинкову отправиться в Севастополь, дабы этот знаменитый террорист не растерял свою профессиональную квалификацию и ликвидировал одного адмирала, который жестоко подавил мятеж моряков в 1905 году: На самом деле цель Азефа заключалась в том, чтобы заслать Савинкова подальше от столицы и выдать его Охране. Но получилось так, что адмирала убили местные экстремисты еще до прибытия Савинкова. Тем не менее его арестовали и определили в городскую тюрьму. Дело кончилось тем, что члены «боевой организации», совершив диверсионно-десантную операцию, освободили Савинкова и тот бежал в Румынию.

Азефу, однако, удалось реабилитироваться перед Герасимовым другими достижениями. Он сумел предотвратить несколько террористических вылазок эсеров, не слишком охотно выполняющих предписание своего Центрального Комитета о прекращении огня. Так, был расстроен заговор с целью убийства Дурново, пресечено несколько попыток ликвидации московского генерал-губернатора и других высокопоставленных представителей власти.

В июле 1906 года на авансцену политической жизни России выходит Столыпин, новый премьер-министр. Этот сильный государственный деятель сразу привлек к себе внимание «боевой организации», и она наметила его в качестве жертвы, но премьер пережил эту организацию на несколько лет в немалой степени благодаря успешному сотрудничеству Герасимова и Азефа. Тем не менее в 1905–1907 годах от рук террористов погибли сотни чиновников режима более низкого ранга. В ответ в 1906–1907 годах военно-полевые суды обрекли на смертную казнь, по крайней мере, тысячу экстремистов, большинство из которых были расстреляны или повешены в течение двадцати четырех часов после приговора. А за период 1907–1909 годов военные трибуналы продолжили борьбу с террористами; не менее пяти тысяч из них было осуждено на смерть еще больше отправлено в тюрьмы и ссылку.

Одну из наиболее трудных проблем как для Герасимова, так и для Азефа создавало появление все новых и новых скопищ неопытных, но крайне фанатичных эсеров, которые с презрением отвергали осторожную тактику полупрофессиональной «боевой организации» и совершали террористические акты, ни с кем не считаясь. Ярким примером тому служат так называемые максималисты, небольшая самостоятельно действующая группа, которая в августе 1906 года разнесла в пух и прах загородную виллу Столыпина, перебила друг друга, искалечила на всю жизнь двоих детей премьера, но не смогла даже ранить его самого. Азефа сильно раздосадовало это непродуманное покушение не только по причине возможного отрицательного влияния этой акции на его сотрудничество с Герасимовым. Была задета его честь как шефа «боевой организации». И он пошел на непривычный шаг — предложил Центральному Комитету партии эсеров осудить покушение максималистов. Как ни странно, комитет согласился на это.

К осени 1906 года в результате деятельности военно-полевых судов, сотрудничества Герасимова с Азефом и использования Охраной «задир» значительно снизилась террористическая активность и очень сильно упала мораль «боевой организации» и даже некоторых фанатически настроенных экстремистских групп. Эта проблема стала основной. темой обсуждения на заседании центрального комитета партии эсеров, которое проходило в Финляндии в октябре 1906 года. Азеф и Савинков говорили о том, что Охрана усовершенствовала превентивную деятельность и теперь «боевая организация» нуждается в новой тактике, новых методах и средствах, — предлагалось, в частности, использовать мины, которые успешно применялись в террористической деятельности в Западной Европе. Заседание прошло в острой полемике, и достичь согласия не удалось. Преследуя каждый собственные цели, Азеф и Савинков вышли из «боевой организации», террористическими актами стали заниматься три отколовшиеся группы.

Эти группы экстремистов нанесли удар в январе 1907 года. В качестве главной жертвы они избрали коменданта Санкт-Петербурга Владимира фон дер Лayница, который, будучи генерал-губернатором Тамбова, в 1905 году жестоко подавил восстание крестьян. В том же месяце погибли три других офицера высокого ранга, но Столыпин — главная мишень для террористов-эсеров — остался цел и невредим. Заслуга в этом принадлежит Герасимову. Тайный агент полиции — не Азеф — уведомил его о плане убить фон дер Лауница и Столыпина во время правительственной церемонии. Герасимов посоветовал обоим деятелям воздержаться от участия в ней. Этим советом воспользовался один Столыпин. Фон дер Лауниц, недолюбливавший Герасимова, не принял во внимание рекомендации Охраны. Террористы, совершившие это убийство, были схвачены почти немедленно. Их выдал теперь уже Азеф. Чтобы не раскрыть его, экстремистов казнили под взятыми ими псевдонимами.

После этого Азеф решил передохнуть от чересчур нервной работы и отправился в Европу. В Германии он встретился с человеком, который разрабатывал конструкцию летательного аппарата. У террориста тут же родилась мысль использовать аэроплан при покушении на царя. Но идея не была воплощена в жизнь, хотя она, вероятно, всерьез занимала Азефа, поскольку среди бумаг, оставшихся после его смерти, оказались копии чертежей летательного аппарата.