Принцесса грез

– А вы откуда приехали? – спросила Ира.

– Я из-под Москвы, – сказала Соня.

Алена не успела ничего сказать, потому что к столику подошел Степан. Он бросил только один взгляд на Ирину, и Алена сразу поняла, что ее счастью пришел конец. Кардецкий вел себя точно так же, как в первый день ее приезда, то есть не поднимал глаз от тарелки, отвечал на вопросы словоохотливой Иры односложно, лишь бросал на нее быстрые жалящие взгляды.

– А куда тебя поселили? – спросила Соня, которая словно не замечала молчаливой игры за столом.

– Еще никуда, – отозвалась Ира. – Я только что с вокзала. Чемодан на вахте оставила. Мне предложили пока поесть, поскольку обеденное время.

– Если у тебя по путевке двухместный номер, то наверняка подселят ко мне. От меня недавно соседка съехала.

– Вот здорово! – обрадовалась новенькая. – Да, я должна жить в двухместном. Мама предлагала мне купить путевку в одноместный номер, но я не согласилась. Скучно одной! Я дисков навезла… ну… музыкальных! Ноутбук тоже взяла! Как врубим! Класс!

Алена с ужасом взирала на новенькую. Интересно, какое же нервное потрясение испытала эта темпераментная особа? Что-то непохоже, чтобы ей надо было ходить на лечебные процедуры.

Кардецкий продолжал бросать на белокурую Иру пламенные взоры. Присутствие Алены его, казалось, нисколько не смущало. Из-за стола он вышел первым, никого не удостоив взглядом. Алена вспомнила, что и в день ее первого посещения столовой он поступил точно так же.

Когда девочки втроем, закончив обед, вышли в коридор, Ира сказала:

– Ну и сосед нам попался! До чего же противный очкарик!

Соня бросила на Алену быстрый взгляд и сказала:

– Не так уж он и страшен. Ты просто не привыкла к нему. Многие находят его интересным.

– Да ну, – отмахнулась Ира. – Настоящий урод! Вот бы побыстрей уехал!

Алена не отвечала. У нее все дрожало внутри. Она будто смотрела на себя со стороны. Она ведь так же презрительно отнеслась к Кардецкому, когда увидела его первый раз. Неужели и Ира влюбится в Степана? А он бросит Алену, как Марианну, и станет писать любовные письма энергичной блондинке? Неужели в этом санатории все идет по раз и навсегда обозначенному кругу? Алене показалось, что она попала в какой-то заколдованный мир, кошмарный триллер. Нет! Этого не может быть! Это все игры ее богатого воображения! Степан еще вчера клялся ей в любви! А Ире он не понравился, не понравился, не понравился…

Войдя в номер, Алена тут же включила ноутбук и вошла на сайт виртуального санатория. Никаких писем не обнаружила, но расстраиваться по этому поводу себе не разрешила. Мало ли по какой причине Степан ей не написал. Может быть, вообще еще не включил свой ноут. Алена вышла в коридор виртуального санатория, и сердце ее упало. Красные огоньки мерцали на дверях номеров 206 и 218, в котором жила Соня и в который, конечно же, поселили Иру. Соня, разумеется, уже рассказала своей новой соседке о виртуальном санатории. А, собственно, почему бы ей и не рассказать…

Алена несколько минут посидела перед ноутбуком в полном оцепенении. Потом ей пришло в голову написать Степану письмо. Наверняка он ответит, и по ответу сразу все будет понятно.

Нервы девочки были настолько напряжены, что она принялась выстукивать нечто, похожее на стихи:

«Я люблю тебя так, будто завтра конец,

Будто день мне последний дарован.

Лишь со мною одной ты пойдешь под венец.

Мной одною навек очарован…»

Алена перечитала написанное и ужаснулась. Нет, с венцом она явно переборщила… Им всего по пятнадцать… Ну и что? Ее родители, между прочим, учились в одном классе, поженились, как только им стукнуло по восемнадцать лет, и до сих пор живут в любви и согласии. У нее со Степаном тоже может так получиться. До восемнадцати всего каких-то три года! А она готова ждать его вечно!

Сделав такие утешительные выводы, Алена глубоко вздохнула, отправила стихи про венец Степану и принялась ждать ответа. Он долго не приходил, но потом все-таки перед глазами измученной девочки всплыла надпись «Вам пришло письмо. Из номера 206». Алена, затаив дыхание, кликнула по надписи мышкой и прочитала безликую фразу: «Спасибо. Стихи хорошие». И все! И больше ни слова! Алена почувствовала, как в груди начал расти шершавый ком. Вот он уже поднимается вверх и царапает горло, грозя вылиться такими же рыданиями, как после чтения Каринкой ее письма Шалевичу.

Алена закусила губу, вспомнив разговор с Измайловым. Что он ей там пророчил? Рыдания? Она не будет рыдать! Ни за что! Она уже знает, что бывает после этих рыданий! И потом, еще ничего точно не известно! Степан не сказал ей ни слова отказа. А то, что ему понравилась такая красавица, как Ирина, неудивительно. Красивые люди нравятся всем. Но всех любить невозможно, и потому Степан будет любить ее, Алену. Он ей это обещал.

На жемчужные ванны девочки пошли втроем: Соня, Ира и Алена. Ира трещала без умолку: рассказывала про свою семью, про свой класс, про свой город Саратов, про Волгу.

Когда Ирину первой позвали принимать ванну, Соня облегченно вздохнула и сказала Алене:

– Мне кажется, я от нее сойду с ума. Марианка была страшная зануда, а эта – как вулкан! Бесконечно болтать – это тоже, наверно, невроз. Ирка будто боится остановиться. Словно если остановится, то кто-нибудь начнет спрашивать о том, чего она рассказывать не хочет. А я уж точно ни о чем не спрошу, мне ее рассказов уже довольно.

Алену же интересовало другое, и потому она спросила:

– Скажи, Соня, ты рассказала Ире про виртуальный санаторий?

– Конечно, рассказала! Думаю, пусть лучше в инете сидит, чем трещит без умолку.

– Ну и?

– Если тебя интересует Кардецкий, то ничего не знаю. Я ей его номер не называла. Переписывалась она с кем-то, но я не знаю с кем. Пока она бродила по виртуальному санаторию, я хоть немного отдохнула от ее болтовни.

– То есть ты заметила, какие взгляды бросал на нее за обедом Степан? – с дрожью в голосе спросила Алена.

– Надо быть слепой, чтобы не заметить, – ответила Соня.

– И что ты на этот счет думаешь?

Соня пожала плечами, а потом сказала:

– Эта Ирка, конечно, красивая. На нее любой парень западет.

– И что мне теперь делать?!

– Откуда же я знаю. Может, ничего и не надо делать. Если Кардецкий теперь переметнется к Ирке, наплюй на него и забудь!

– В общем, Марианка будет отомщена по полной программе, – пробормотала Алена, которая вспомнила последние фразы из ее письма: «От души желаю, чтобы Кардецкий бросил тебя так же подло, как меня! Верю, что так оно и будет!»

Соня не успела ничего ответить, потому что их обеих тоже позвали на процедуры. Увидев пузырящуюся воду в ванне, Алена опрометью бросилась прочь. Она вдруг вспомнила пузыри коричневой воды бассейна, которая чуть не погубила ее. Нет, она теперь никогда не сможет войти в воду. Никогда. Даже опуститься в обыкновенную, почти домашнюю ванну.

Уже подходя обратно к жилому корпусу, Алена опять перешла от мыслей о пузырящейся воде к размышлениям о Степане. Каким образом он намеревается скрываться от нее, если вдруг на самом деле влюбился в Ирину. Прикинуться больным на два дня можно. Но Алена должна пробыть в санатории еще целую неделю. Неужели он собирается симулировать все семь дней? Или она напрасно нагоняет на себя тоску? Еще ведь ничего ужасного не случилось…

На ужине Кардецкого не было. Соня с Аленой обменялись понимающими взглядами. А Ирина, с большим аппетитом поглощая куриные котлеты с рисом, вдруг сказала:

– Ой, девчонки, хотела вас посмешить прямо при этом придурке, а его почему-то нет. Видно, не дождемся! Представляете, прислал мне электронное письмо. Написал, что я ему нравлюсь! Вот кретин! Да у меня таких поклонников, как он, – десятки! – Она запила котлеты чаем с лимоном и добавила: – Если не сотни…

Алена похолодела. Вилка выпала из ее руки и со звоном шлепнулась на пол. Ира спокойно обернулась к стене, где на маленьком столике лежали приборы, вытащила из ячейки чистую вилку и протянула ее Алене. Ей пришлось взять ее и даже продолжить еду, хотя кусок в горло не шел. Кое-как затолкав в себя последний кусок котлеты, Алена глотнула чаю и бросилась в свой номер. Там она включила ноутбук и послала письмо Кардецкому:

«Ты зря не пришел в столовую. Не надо от меня прятаться. Ирина никаких тайн хранить не умеет, а потому я все знаю. Желаю удачи».

Она знала, что ответа не получит, но продолжала сидеть перед ноутбуком около получаса. Потом с каменным лицом встала и вышла в коридор. Постучав в номер 208, она вызвала Володю Измайлова и сказала:

– Я готова выслушать все.

– А какой теперь в этом смысл? – Он невесело усмехнулся.

– А какой был смысл тогда? – в ответ спросила она.

– Тогда ты могла послать его подальше первой.

– Я не могла бы этого сделать, что бы ты мне ни сказал.

– Думаю, что смогла бы, – не согласился Володя. – Тогда я хотел тебя всего лишь предупредить, а теперь наш разговор будет похож на сплетни… или доносительство. Я не хочу…

– Благородный, значит…

– Уж какой есть.

– Послушай, Володя! Все-таки мне хотелось бы знать, чем я плоха, – вырвалось у Алены с истеричными нотами. – Это вовсе не благородно что-то знать и молчать! Я чувствую себя пешкой в какой-то игре!

– Ладно, – сказал Володя. – Поговорим, пожалуй, только не здесь. Пойдем в парк. Через полчаса буду ждать тебя у лифта. Согласна?

Алена молча кивнула и пошла к себе в номер, чтобы накинуть куртку.

– В общем, все довольно просто… и гнусно, – начал Измайлов, когда они с Аленой углубились в парк. – Степка собирает коллекцию…

– Какую еще коллекцию? – удивилась Алена.

– Ну… красивых девчонок… Из каждого заезда выбирает одну, самую симпатичную, и начинает ухаживать. И, представь, утверждает, что еще ни одна с его крючка не соскочила!

– Подожди… – Алена даже приостановилась. – Что значит из каждого заезда? Путевок дольше чем на четыре недели не продают. Мама специально узнавала.

– Ну, во-первых, почти каждый день уезжают человек десять и столько же приезжают. А во-вторых, Кардецкий живет здесь почти постоянно. Думаешь, почему он на дискотеки не ходит? Они ему надоели до смерти! Представь, что у тебя в течение года каждый день дискотека! С ума ведь можно сойти!

– Как это – живет постоянно? – еще сильней удивилась Алена. – Он что, такой больной?

– Есть у него кое-какая болезнь. Он очень хочет вылечиться. Ты же видела, он все процедуры посещает, хотя они ему осточертели не меньше, чем дискотеки. Но дело не только в этом. У него характер очень сложный. В обычной школе он ни с одним учителем ужиться не может. Ему кажется, что его не понимают, придираются, отметки занижают.

– Это я ничего не понимаю! – воскликнула Алена. – Если бы я вдруг решила сбежать в санаторий от нашей классной, которую терпеть не могу, кто бы мне разрешил жить тут безвылазно?

– Я тебе просто еще не успел сказать, что главврач нашего санатория – Степкин отчим, а мать здесь математику преподает.

– Надежда Всеволодовна – его мать? – ахнула Алена.

Володя кивнул и продолжил:

– Это он просто прикидывается таким сирым и убогим. На самом деле дом у них, как говорится, полная чаша. Шмоток у него уйма! И линзы контактные есть, японские. Это он тут для стиля рядится во всякую рвань и уродские очки на нос надевает. Прости, но он сам говорил, что девчонки в обморок валятся, когда он свои микроскопы снимает и демонстрирует им красивые глаза, не уменьшенные линзами. Это у него такой тактический прием. Ты ведь тоже на него повелась, не так ли?

Алена честно кивнула, вспомнив, какое неотразимое впечатление на нее произвели глаза Кардецкого без очков.

– А откуда ты все это знаешь, Володя? – наконец догадалась спросить она. – С какой стати он тебе обо всем рассказывает? Разве ты его друг? Что-то я этого не замечала…

– Я куда теснее с ним связан, чем друг, – ответил Измайлов.

– Как это?

– Так это! Я его с детства знаю. Наши матери – родные сестры, а мы с ним, стало быть, двоюродные братья.

– Да ну? – воскликнула Алена, которой казалось, что уже больше ничему она удивиться не сможет.

– Да, братья… Кстати, мы с ним внешне похожи, губы только разные – от отцов. Но если его одеть нормально да очки снять, а меня подстричь – сходство бросалось бы в глаза… Ну… я еще, правда, несколько повыше его… У меня батя – гигант… А в санаторий меня мама отправила. Можно сказать, запихала насильно. Вбила себе в голову, что перед экзаменами за девятый класс мне неплохо бы отдохнуть, вот и упросила Евгения Львовича… ну… Степкиного отчима, чтобы меня здесь, как она выразилась, пролечили. Лечат вот… Правда, не знаю, от чего…

Они немного помолчали, а потом Алена сказала:

– Знаешь, а он мне красивые стихи посылал…

– Знаю, – ответил Володя.

– Вот как? – вздрогнула она. – Он тебе и об этом рассказывал?

– Алена! Он уже давно этим занимается! Всем девчонкам посылает одни и те же стишки Асадова. Даже не утруждается разнообразить.

– Почему ты называешь их стишками? – обиделась за Асадова Алена.

– Да потому что это стишки и есть! Рифмование, а не поэзия!

– Да? – недоверчиво спросила она.

– Знаешь, моя мама, в отличие от Степкиной, преподает литературу. Она меня с детства стихами пичкала. Я сначала сопротивлялся, как всякий нормальный парень, а потом… как-то втянулся… понравилось мне читать стихи. В общем, я люблю настоящую поэзию, а Асадов – это так… Ты уж прости, но его творения – исключительно для чувствительных девочек. Я ведь знаю, какие стихи Степка всем шлет. – Володя откашлялся и с большой патетикой в голосе прочитал:

– Я могу тебя очень ждать,

Долго-долго и верно-верно,

И ночами могу не спать

Год, и два, и всю жизнь, наверно!

Пусть листочки календаря

Облетят, как листва у сада,

Только знать бы, что все не зря,

Что тебе это вправду надо!

Ну что? Это стихотворение он тебе посылал?

– Это, – согласилась Алена. – Только я не понимаю, что в нем плохого.

– Да все неважно. Рифмы примитивные: «верно-наверно», «сада-надо». А уж «ждать» и «спать» – вообще никуда не годится…

– Возможно… Я в рифмах не очень разбираюсь. Но, может быть, не в них дело, а в смысле, который Асадов вложил в стихотворение?

– Смысл? Смысл там в том, что герой стихотворения готов пойти на все для возлюбленной только в том случае, если она ему ответит взаимностью. А просто так он не согласен. Помнишь, как там написано:

Я могу для тебя отдать

Все, что есть у меня и будет.

Я могу за тебя принять

Горечь злейших на свете судеб.

Буду счастьем считать, даря

Целый мир тебе ежечасно.

Только знать бы, что все не зря,

Что люблю тебя не напрасно!

Вот! Он предупреждает, что может отдать все, но только взамен, чтоб не напрасно! Что это за любовь такая?

Алена посмотрела на Володю с уважением, а потом чуть не расплакалась от жалости к себе. Ну почему, почему она сама не додумалась до всего того, что ей сказал про асадовские стихи Измайлов? Это же так очевидно! Она повелась на них, как на глаза Кардецкого без очков. А Володя между тем продолжал:

– Степка обычно еще одно стихотворение посылает, такое же слабое, но с эффектной концовкой… Там как-то так: «Знай, что меня уже нет на свете!»

– Нет, там немного по-другому, – возразила Алена. – «Знай, что просто меня уже нет…»

– Ну вот… почти так…

– Володя, а те стихи, которые он сам пишет, тоже плохие с твоей точки зрения?

– Сам пишет?! – Измайлов расхохотался. – И тебе уже успел послать? Это его последнее достижение! Он мне читал. Нашел в Интернете стихи Леонида Мартынова и заменил несколько предложений вначале. Я не помню точно, но у Мартынова там что-то было про старость. Степка «старость» выбросил и добавил «любви». Значит, ты тоже поверила, что он это сам накропал?

– Получается, что Кардецкий просто какой-то монстр… – сказала Алена и содрогнулась.

– Да не монстр он, развлекается просто от скуки… А вы, дурочки, как рифмовки про любовь услышите, прямо сами не свои делаетесь.

– Развлекается? От скуки?

– Ну… я так думаю…

– Ты напрасно так думаешь… – произнесла Алена трясущимися губами. – Я ведь чуть не погибла… И из-за чего? Из-за того, что скучающий мальчик развлекается… – Она закрыла лицо руками и заплакала. Нет, она рыдала не по потерянной любви, как в случае с Шалевичем. Она вдруг по-настоящему испугалась, что могла умереть. До сегодняшнего дня она считала, что пострадала за великую любовь, а оказалось, они с Марианной устроили грандиозный спектакль с покушением на убийство для развлечения юного подлеца.

– Что ты такое говоришь, Алена! – всполошился Измайлов. – Разве это как-то связано? Говорили, что ты выпила не ту таблетку!

Алена продолжала плакать все горше и горше. Володя совсем переменился в лице.

– Не хочешь же ты сказать, что специально выпила ту таблетку… Неужели ты до такой степени в него влюбилась?

– Да, я влюбилась, – размазывая слезы, пролепетала Алена, – потому что мне еще никто никогда не посылал стихов. Пусть плохих, несовершенных, но стихов… Мне никто не клялся в любви на всю жизнь… Но я не собиралась кончать жизнь самоубийством… понимаешь… Все получилось гораздо хуже, страшней…

Алена не хотела никому рассказывать про Марианну, но почему-то рассказала Володе. Ей надо было освободиться от этого, чтобы больше не думать, чтобы забыть. Она должна была пожаловаться ему на то, что теперь боится воды.

– Мы с тобой не сможем повторить заплыв, – прорыдала она. – Я больше никогда не смогу зайти в воду. Я ее боюсь, понимаешь!

Володя несколько минут помолчал в раздумье, а потом сказал:

– Страх пройдет, вот увидишь. Верь мне, пожалуйста.

9. Я бы прыгнула ради него в костер…

– Ой, Алена! Ты еще не в курсе! Прикинь, этот псих… ну наш сосед по столу… посылает мне стихи Асадова! – тарахтела за завтраком Ирина. – Я из них уже давно выросла! «Дойду – в бреду! Мороз – слез!» – я в седьмом классе от таких стишков балдела! Я ему, этому Степочке, пишу: «Хорош в сети сидеть! Приходи в столовку – поговорим!» А он мне: «Любовь – это дело двоих!» Я чуть со стула не упала! Вон, Сонька видела… Я ему пишу: «А ты сначала при всех докажи, что меня вдруг так прямо сразу и полюбил, а потом будем уединяться», а он…

Ирина говорила и говорила, а у Алены от ее сильного, громкого голоса ломило виски. А может, и не от громкости ее голоса, а от недовольства собой, от стыда. Эта Ирка сразу раскусила Кардецкого, а она, Алена, которая считала себя достаточно умной и начитанной, вдруг попалась на чувствительные стишки. Как быстро она запуталась в расставленных сетях! И с каким наслаждением продолжала в них путаться! Может быть, это произошло от того, что ее душа жаждет любви? Да, ей очень хочется испытать настоящее высокое чувство, о котором она так много читала в книгах. Именно поэтому она придумывала и придумывала себе романтических героев с обликом то Губерниева, то Шалевича. Поэтому с восторгом обманулась сейчас сладкими речами Кардецкого и как бестолковый мотылек полетела прямо на огонь. И сколько же такое будет продолжаться? Когда же она станет наконец реально смотреть на мир? Когда будет воспринимать и принимать людей такими, какие они есть, ничего не придумывая за них и про них?

– Конечно, он струсит и не придет сюда… – донеслось до ушей Алены, а затем она услышала знакомый голос:

– Зря ты так думаешь. Я пришел.

Алена подняла глаза от тарелки и заставила себя с вызовом посмотреть на севшего за стол Кардецкого. Ведь ей стыдиться нечего. Он пытался ее увлечь, и она увлеклась. Это он ее обманывал, а она была честна.

Вызова в глазах Алены Степан не заметил, потому что вообще на нее не смотрел. Разумеется, его взгляд был устремлен на Иру. Алена тоже перевела глаза на соседку по столу. Та иронично улыбнулась, изящным жестом поправила волосы и сказала:

– Значит, ты утверждаешь, что в меня влюбился!

– Допустим… – отозвался Степан. – И что в этом плохого или ненормального?

Алена приросла к стулу. Значит, она была для этого человека подопытным кроликом, если его совершенно не беспокоит ее присутствие. Ведь еще вчера он целовал ее и говорил о любви, а сегодня… И ведь даже не боится, что она сейчас начнет возмущаться или устроит истерику. Впрочем, он хорошо изучил таких чувствительных дурочек, как она… Даже Марианку он слегка побаивался, а Алену – нет… Он понял, что она будет молчать, потому что не сможет выставить себя на посмешище. А на то, что у нее творится в душе, ему наплевать. Что ж, так ей и надо. Должен же кто-то учить ее жизни…

Алена посмотрела на Соню, которая предвидела такое развитие сюжета. Помнится, она говорила о том, что Степана она заинтересовала, возможно, только потому, что «явилась на новенького». Сейчас эта провидица Софья с самым мрачным видом следила за разворачивающимися событиями.

– Плохого в этом ничего нет, только ты врешь! – ответила Кардецкому Ира. – Так моментально не влюбляются. Понравиться я тебе, конечно, могла. Я многим нравлюсь. Но о любви еще говорить рано.

– А когда будет не рано? – с легкой усмешкой спросил он.

– Ну… когда ты мне докажешь свою любовь!

– И как же ее доказать?

– Ну… для начала надо бы одеться поприличней! У тебя есть нормальный джемпер или… толстовка, а не эта… хламида? – И Ирина презрительно ткнула ноготком в детский свитерок Кардецкого.

– А тебе не все равно, что на человеке надето?

– Представь, не все равно! Я люблю красивое.

– Хорошо, я переоденусь, – подумав с минуту, согласился он. – Если, конечно, только в этом все дело…

– Нет, не только! Я понимаю, что, находясь в санатории, трудно сменить очки, но при желании можно. Через дорогу от центральных ворот санатория находится аптека с отделом оптики. Я там себе темные очки приглядела. Так вот: в этой оптике даже за двести рублей оправы приличней, чем то, что у тебя на носу.

– У меня очки очень сложные. Стекла не во всякую оправу можно вставить.

– А мне плевать, понял! – отчеканила Ира, встала из-за стола и, уходя, добавила: – Даже не думай соваться ко мне со своими дурацкими стишками, пока не снимешь эти… телескопы!

Как только Ирина скрылась за дверями столовой, Соня обратилась к Кардецкому:

– У тебя, Степан, совесть-то есть?!

– О чем ты? – рассеянно спросил он.

– Здесь ведь сидит Алена… Как ты можешь?

– А-а-а… вот что… – Кардецкий обернулся к Алене и, широко улыбнувшись, сказал, отечески потрепав ее по плечу: – Ты уж прости меня… Я вчера погорячился… Жизнь… она такая непредсказуемая…

Когда он вышел из-за стола, так и не позавтракав, Соня сказала:

– Вот увидишь, эта Ирка за тебя отомстит. И за Мариашку тоже.

– Ты все ей рассказала? – ужаснулась Алена.

– Нет. Зачем? Степка ей не нравится. На стишки и любовные признания ее не купить. Проследим за развитием событий. И знаешь… я рада, что ты не валяешься в обмороке и никому не угрожаешь. Тебе бы еще ему в науку с кем-нибудь роман закрутить. Таким образом вы с Иркой его обе прокатите. Вот уж я повеселюсь!

– А вдруг она в него тоже влюбится? Он, знаешь ли, большой мастер красивых слов.

– Мне кажется, не влюбится. Она мне вчера показывала фотки своих кавалеров: и школьных, и интернетных… В общем, Степка отдыхает… даже если очки снимет и наденет костюмчик от Гуччи или Версаче.

В классное помещение Степан Кардецкий пришел, конечно, не в костюме от великого кутюрье, но в очень приличных темно-синих джинсах и в пушистом джемпере под цвет глаз, с которых снял очки.

– Ой! Глядите! И ведь ни на что не натыкается! – расхохоталась Ирина. – Оказывается, ты, Степа, и без очков не пропадешь! И чего придуривался?

– Я надел линзы, – ответил он. – Но долго не могу их носить. Глаза слезятся…

– Ничего, потерпишь! Любовь требует жертв, правда, девочки? – обратилась она к девчонкам, кучковавшимся возле парты Сони.

Девчонки, пораженные происходящим, не смогли проронить ни слова, а Ирина между тем продолжила:

– Ну что ж! Первое задание в борьбе за сердце Царь-девицы ты, Степан, выполнил! Молодец! Теперь выполни второе!

Кардецкий молчал. Ира молчать не собиралась.

– Второе задание – традиционное, в русском народном духе: пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что! И чтобы на этом же месте оно, это не знаю что, было! Завтра! Когда принесешь, перейдем к третьему испытанию, а уж потом и поговорим! А пока я сяду… пожалуй, сюда. Можно? – Она обратилась к Володе Измайлову, который ввиду высокого роста сидел за последней партой.

– Садись, – он охотно подвинулся с середины парты на ее край.

Алена с завистью следила за Ириной. Как бы и ей научиться такой убийственной иронии, такой легкости общения. Вон, все парни смотрят только на Иру, хотя еще вчера стреляли глазами в ее, Алены, сторону. Она ведь тоже не дурнушка. Даже Измайлов не сводит с Ирки глаз. Вон они уже о чем-то мило шепчутся. Алена бросила быстрый взгляд в сторону Кардецкого. Он сидел за партой, тупо глядя в одну точку. Щеки его пылали. Он показался Алене почти красивым, но она уже не хотела иметь с ним ничего общего, даже если Ирина, вдоволь поиздевавшись над ним, к себе так и не приблизит.

Весь день прошел скучно и бессмысленно. Алене не о чем было больше мечтать, нечего желать. И виртуальный санаторий ее больше не интересовал. Захотелось побыстрей уехать домой. Может быть, поговорить об этом с мамой? Что ей здесь делать, если она не может заставить себя не только войти в бассейн, но даже залезть в ванну? Ни мама, ни отец почему-то трубку не брали, и Алена решила, что созвонится с ними завтра после занятий. Все-таки очень интересно посмотреть на продолжение схватки Ирины с Кардецким. Как ни неприятно в этом сознаваться, но Алене хотелось насладиться его унижением.

Кардецкий не пришел на завтрак.

– Видать, ищет то, не знаю что! – предположила Ирина и расхохоталась.

Ни Алена, ни Соня ее не поддержали, но она в поддержке и не нуждалась. Оставшись с Соней наедине, Алена спросила:

– Ты не выяснила, каким образом эта развеселая Ирка умудрилась попасть в нервное отделение санатория?

– Выяснила. Ей просто захотелось отдохнуть посредине учебного года, а путевки были только сюда, вот она и приехала. Таким, как она, никакие нервные расстройства не грозят. Ей можно лишь позавидовать.

Алена, согласившись с Соней, кивнула и пошла собираться на занятия. Первым уроком была геометрия, и девочка хотела еще раз пробежаться глазами по тексту заданной теоремы.

Когда до урока осталось минут семь, Ирина демонстративно громко вздохнула и сказала:

– Видать, заблудился Степка в тех краях, где можно найти то, не знаю что. Наверно, не принесет мне ничего. А жаль! Так все красиво начиналось!

– Зато я принес, – сказал, входя в дверь класса, Измайлов.

– Ну-ка, ну-ка покажи! – Обрадованная Ирина выскочила из-за парты, подбежала к Володе и в нетерпении сложила на груди руки и даже закусила хорошенькую розовую губку.

Измайлов опустил руку в пакет и вытащил из него крупную бордовую розу на длинном стебле. Ира завизжала от восторга на всю классную комнату. Алена улыбнулась. Молодец, Володька! Красивой девчонке – красивый цветок! И искать ничего особенного в дальних краях не надо. И чего Кардецкий не догадался! Или денег пожалел? Такие розочки, конечно, стоят недешево.

Ирина протянула обе руки к цветку, но Измайлов, отстранившись, пробормотал: «Прости, Иришка», – подошел к Алене и положил розу перед ней на парту.

– Это тебе, – сказал он.

Онемевшая Алена не смогла ничего сказать в ответ. Она не смогла бы повторить и теорему, которую только что еще раз прочитала. Хорошо, что Надежда Всеволодовна ее не вызвала к доске. Увидев на ее парте розу, она спросила:

– У тебя праздник?

– Да! У нее сегодня день рождения! – крикнул со своей парты Измайлов.

– Ну что ж, поздравляю, – сказал учительница, склонившись над журналом. – Хотела тебя сегодня вызвать к доске, но уж так и быть – отдыхай, раз такое дело…

– У тебя что, и правда день рождения? – шепотом спросила Алену Соня.

– Нет, у меня в июле…

– Вот это да! – проговорила Соня и игриво ткнула ее в бок локтем. – Это тебе не стишки с инета списывать!

– Что-то ты, Софья, излишне развеселилась! – строго проговорила Надежда Всеволодовна. – Иди-ка лучше к доске! Потом будете праздновать Аленин день рождения.

– К доске – всегда пожалуйста! – согласилась Соня. – Геометрия – это моя слабость!

Алена смотрела на чудный, будто бархатный цветок и не могла понять, за что и почему Измайлов ей его подарил. Чтобы она больше не горевала по Кардецкому? Но она по нему и не горюет. Она вовсе не хочет возобновления отношений с ним. Она горюет по тому, что слишком открылась Степану, что потратила на него много душевных сил и горячих ласковых слов, которые надо было беречь совсем для другого человека. Для кого? Она этого пока не знала. Алена мучилась тем, что отдала свой первый поцелуй не влюбленному в нее парню, а всего лишь коллекционеру девичьих поцелуев. Получалось, что Степан вырвал его у нее хитростью.

Алена обернулась к Измайлову. Ей хотелось посмотреть в его глаза, еще более красивые, чем у Кардецкого. Может быть, он тоже покупает ее, Алену, этим царским цветком? Разве может она после того, что с ней произошло, кому-то верить?

Володя ответил ей спокойным взглядом. Не улыбнулся. Почему-то это показалось Алене важным.

Весь этот день шел под знаком бордовой розы. На переменке девчонки нюхали ее по очереди и от восхищения закатывали глазки. Соня раздобыла где-то банку с водой, чтобы цветок не погиб во время занятий. Ира, как оказалось, вовсе не обиделась, что роза предназначалась не ей. Она с таким же упоением, как и все остальные девочки, опустила нос внутрь душистого венчика, а потом сказала, обращаясь к парням:

– Вот! Учитесь, бестолочи, какие шикарные надо делать подарки!

Когда занятия закончились, Володя отозвал ошеломленную Алену в сторону и сказал:

– Знаешь, я завтра уезжаю домой. Минут за двадцать перед ужином буду ждать тебя возле бассейна. Поговорить нужно. И захвати с собой купальник… пожалуйста…

– Зачем перед ужином купальник? И вообще… нас никто так поздно в бассейн не пустит. Да я и не хочу… Ты же знаешь…

– И все-таки приходи…

Алена посмотрела на розу и не смогла ему отказать.