Помоги проекту - поделись книгой:
— Начинай, я слушаю! — сказал Каркефу, всегда позволяющий себе вольности, и бесцеремонно растянулся на траве.
Ничего из того, что произошло за эти несколько дней в замке Гранд-Фортель, г-н де ла Герш не утаил от своего друга. Рено цвел от удовольствия. — Говоришь, что иностранец, которому вы оказываете гостеприимство, слишком наглый? спросил Рено.
— Наглый, как наемник.
— И он положил глаз на мадемуазель де Сувини?
— Да. И если бы она была из головешек, то занялась бы пламенем от его взглядов.
— И что ж, у него большая свита?
— Двадцать негодяев, столько же всадников, сколько вооруженных людей или лакеев, — выпалил он витиевато, в манере, которую они выдумали ещё детьми.
— Отлично! — выкрикнул г-н де Шофонтен, потирая руки.
— Вот как?! С такими-то словами утешения ты обращаешься ко мне? Я рассказал тебе о своих печалях, а ты раду ешься?!
— Черт возьми! Так ты ничего не понял? То, чего нам не хватало для полного счастья, теперь у нас есть! Этот г-н де Паппенхейм, этот граф Годфруа, как ты его называешь, для нас он — приключение верхом на лошади, приключение, в котором мы будем участвовать, вооружившись с головы до ног! На конец-то я дождался его! Это случилось, как это хорошо! Я благодарю Бога, покровителя Фехтования, которому я молился последнее время.
Арман-Луи посмотрел на друга с изумлением.
— Не удивляйся! — продолжал свою мысль Рено. — Этого Бога придумал я сам для своих собственных нужд. И я взвывал к нему с утра до вечера, потому что другие боги, по-моему, слишком миролюбивы. И он услышал меня!
— И чем же твой Бог Фехтования поможет мне?
Рено взял г-на де ла Герш за руку.
— Я давно заметил, что в твоих рассуждениях мало логики. Ты не понимаешь, что все в этом мире связано, и ты не видишь этой связи. До сих пор обстоятельства складывались таким образом, что ты был счастлив. Счастье убаюкивало тебя: ты спал в Гранд-Фортель, и всё спало там. Но однажды вечером в непогоду туда пришел человек, мужчина, — и тотчас в Гранд-Фортель всё пробудилось и все пробудились — все ссорятся, ревнуют, ненавидят, даже дерутся, короче говоря, ожили. В жизни такое случается, Дъявол придумал это, чтобы она не была монотонной. А когда появляется путешественник с внешностью, которую ты мне описал, все осложняется. Но ты учти: богач, иностранец, мерзавец, каковым ты представил мне Паппенхейма, да ещё и в сопровождении банды негодяев — это означает, что он не уедет из Гранд-Фортель, не прихватив с собой сувенир на память.
— Какой сувенир?
— О черт! Ну конечно же, мадемуазель де Сувини!
— Что ты такое говоришь?
— Правду. Разве он не влюблен в нее?
— Увы!
— Вот видишь! Он пустит в ход все средства, чтобы похитить у тебя кузину.
— Похитить?! Адриен?!
— Ну-да! Поскольку её он любит, а тебя ненавидит. Для него важнее всего собственное удовольствие, а что ему до твоих печалей? Такие дела. И вот тогда-то начинаются приключения…
— Пошел ты ко всем чертям со своими приключениями!
— Я бы охотно пошел — это меня позабавит, но пусть дорогу к ним мне покажет твой немец. Я не какой-нибудь придурок вроде Каркефу. Для меня во всем есть логика.
Каркефу, который все это время лежал на животе, услышав свое имя, лениво приподнялся на локтях и, подперев голову кулаками, вздохнул.
— Я вижу, откуда проистекает ваша логика, господин маркиз, — сказал он. — Вы идете на запах приключений, как хорошая ищейка по следу оленя. Вы суете свой нос в дела, которые вас не касаются, ради какой-то забавы, вы запутаете все и втянете в это дело и меня. И ещё тридцать бандитов господина графа Годфруа, и погоня…
— Никто не заставляет следовать тебя за мной! Оставайся на месте!
— Как я одинок! Вы хотите, чтобы я в одиночку умер от страха! Нет, нет, господин маркиз, я потащусь за вами, по вашим следам, я стану вашей тенью, и куда направит вас Бог Фехтования, туда последую и я!
— Учти, на этом пути нам придется выдержать немало пинков, тумаков и ударов!
— Что ж, сударь, мы поделимся ими, я не жадный.
Каркефу снова вздохнул, сел на пенек и, вынув из котомки корку хлеба и кроличью ляжку, с грустным видом принялся уплетать.
Арман-Луи положил руку на плечо Рено.
— Ты убежден в серьезности того, что ты тут наговорил? — спросил он встревожено.
— Конечно, все это очень серьезно, — ответил Рено, переменив тон. — На следующий день под вечер я видел этого человека в степи верхом на лошади. Не знаю, куда он направлялся или откуда-то возвращался, но видел, как длинное ярко-красное перо покачивалось на его серой фетровой шляпе с вставкой из буйволовой кожи. Огромная шпага в железных ножнах постукивала по шпорам, он скакал, поблескивая металлом, укутанный лучами заходящего солнца. С высокомерным видом он держал руку на бедре. Двадцать человек безмолвно неслись вскачь следом за ним. Мимоходом он взглянул на меня. Остерегайся человека с такими глазами, как у него!
— Спасибо тебе! — сказал Арман-Луи, пожав руку Рено.
— Теперь, в этот трудный час, я здесь, рядом с тобой. Будет тебе угрожать опасность, я буду тотчас там, где будешь ты.
— Так я и думал.., — с ужасом прошептал Каркефу. А если что-то случится уже завтра, я не успею даже испугаться! Ну нет!.. Надо будет запастись терпением и умереть от страха двадцать раз кряду, перед тем как погибнуть от удара кинжала.
— И последнее, — снова заговорил Рено, совсем серьезным голосом, что вовсе не походило на него. — Не теряй из виду гостя, которого послал тебе дождь! Ты должен всегда знать наверняка, чем он занят. Гляди в оба, слушай за двоих, следи за всем, что происходит вокруг, и ни на секунду не теряй бдительности! Он из породы коршунов: стоит лишь отвлечься — и он исчезнет как хищная птица. Смотри, как бы не потерять совсем мадемуазель де Сувини.
Наступила ночь, но Арман-Луи, взволнованный словами Рено, обозревал башни Гранд-Фортель. Было уже поздно, а за окнами графа Паппенхейма ещё горел свет. В то время, как г-н де ла Герш глядел на светящееся окно, ему показалось, будто неподалеку кто-то невидимый передвигается за высокими деревьями, которые покрывали тенью водяные рвы замка. Он инстинктивно спрятался за ствол огромного дуба и увидел две тени, мелькнувшие перед ним. В луче лунного света, пробивавшегося сквозь ветви, в одном из немых призраков он узнал личного оруженосца графа, другой был плотно завернут в длинный плащ. И ещё он успел рассмотреть сверкнувшие у каблуков острие огромной рапиры. Вскоре два молчаливых силуэта скрылись вместе за купами деревьев.
Арман-Луи не был вооружен, однако не колеблясь бросился вслед за ними: но оруженосец и человек с рапирой шли очень быстро. Еще секунду он видел их в промежутке у края рва. Пронзительный звук, похожий на свист, раздался в воздухе, и низкая, едва заметная дверь, проделанная у подножия старой, почти полуразрушенной стены, открылась, из неё показался человек с факелом в руке, и две тени растворились в залитом светом проходе, который почти сразу же стал невидимым во мраке ночи.
«Вот это да! — подумал г-н де ла Герш. — Неужели у Рено — пророческий дар!?».
Спрятавшись за кустами, он продолжал наблюдать за замком.
6. Разговор при закрытых дверях
Вот что происходило в этот момент в комнате г-на де Паппенхейма.
Немецкий граф ходил по ней из конца в конец. Иногда он останавливался перед окном и вглядывался в спящую деревню. Иногда он устремлял глаза на стенные инкрустированные часы, висящие в углу, которые били каждый час. Немного позже он подошел к винтовой лестнице, которая вела в соседнюю комнату, и внимательно прислушался.
Такого лица у г-на де Паппенхейма Арману-Луи ещё не приходилось видеть: оно выражало холодную решимость и лихорадочное нетерпение. Поступь его была ни медленной, ни быстрой: время от времени он подтягивался к гарде своей шпаги или теребил длинные усы, которые обрамляли его верхнюю губу.
Неясный звук внезапно нарушил тишину в комнате графа, он остановился и посмотрел в сторону окна.
— Кажется, сова задела своим крылом стекло! — прошептал он. — Наверное, это плохое предзнаменование…
Он нахмурил брови и опять взглянул на часы.
— Уже десять! Пора бы им быть здесь. Не заметил ли их Арман-Луи? Он почему-то не явился к ужину. Должно быть удивится, что мой оруженосец прогуливается и ещё и встречает товарища!
В этот момент портьера, отделявшая спальню г-на Паппенхейма от комнаты, в которую выходила черная лестница, раздвинулась, и два человека предстали перед графом. Их и видел Арман-Луи проскользнувшими за высокими деревьями вдоль рвов замка.
— Ну наконец-то! — сказал г-н де Паппенхейм.
— Вот капитан Якобус, — представил графу другого человека оруженосец.
Человек, которого он привел, сбросил плащ, и граф Годфруа разглядел огромного детину с широкими крепкими плечами, дерзкое выражение лица которого было подчеркнуто прокуренными усами. Рука в перчатке лежала на тяжелой головке эфеса шпаги в кожаных ножнах. За поясным ремнем — кинжал.
Г-н де Паппенхейм остался доволен его внешним видом.
— Ты уже знаешь, что от тебя требуется? — спросил он.
— Почти, — ответил капитан.
— Это предстоит сделать в ближайшие дни: возможно, придется похитить девушку, возможно — взломать дверь, перелезть через стену, возможно, что один ветреник окажется в пределах твоей досягаемости и попытается тебе помешать… Ты готов?
— Я готов всегда.
— Впрочем, для военного человека это дело такое же простое, как ограбление фруктового сада для школьника… Четверти часа и двух железных пальцев для этого вполне достаточно.
Капитан Якобус подбоченился и, крутя ус, сказал:
— Если это такое простое дело, почему бы графу Паппенхейму не попробовать это сделать самому? — спросил он. Стоило ли беспокоить капитана ради того, что под силу школьнику?
— Ты хочешь знать, почему я сам не берусь за это дело? Знай же: наследному маршалу Германской империи не совсем к лицу поднимать шпагу против нескольких батраков во главе с ребенком. Если случайно возникнет какое-то опасное осложнение, что ж, я вмешаюсь!
— Ладно! — сказал капитан. — Все операцию выполняют мои люди, а вы берете девушку… я правильно все понимаю?
— Значит ли это, что ты отказываешься?
— Ах, господин граф, я воевал в Германии с графом Масфельдом, в Польше — с королем Сигизмундом, в Италии — с Пикколомини, повидал и многих других. Поэтому с некоторых пор, когда кричат — я глух, когда плачут — я слеп, когда сопротивляются — я наношу удары…
— Что ж, хорошо.
— Между прочим, я действую по поручению одного уважаемого сеньора. Он из Италии, я — из Богемии. Кто заказывает — тот платит, кто платит — тот вынужден подчиниться каким-то условиям.
Граф улыбнулся и, садясь, сказал:
— Думаю, мы договоримся.
— Все решит цифра, которую вы назовете, ваша светлость.
— Даю сто золотых экю.
Капитан поклонился:
— Рука и шпага — ваши, — сказал он.
— Сколько у тебя людей?
— Около тридцати человек. Если понадобится, будет и сотня; мне потребуется всего лишь двадцать четыре часа, что бы собрать их.
— Это ни к чему. Попридержи свою банду ещё дня три в лесах. Мой оруженосец известит тебя, когда придется действовать. Тогда и выступай.
— Договорились.
Г-н де Паппенхейм задумался ещё на минуту, глядя на капитана.
— Надо бы все предусмотреть, — сказал он. — Кстати, не исключено, что тебя уже два или три раза видели с моим верным оруженосцем. Несмотря на то, что вы приняли все меры предосторожности, возможно, чье-то недремлющее око заметило вас, когда вы пересекали старые рвы замка… Старайтесь действовать, не вызывая подозрений. С мэтром Гансом вы больше не увидитесь.
— Каким образом мне будет сообщено о времени выступления?
— Сигналом. Нет ли места, откуда бы замок и это окно были видны как на ладони?
— Пожалуй, лучше всего замок просматривается с Вороньего холма.
— Прекрасно. Необходимо, чтобы каждый день в девять часов ты появлялся там верхом на лошади.
— Ясно. В девять часов, верхом на лошади, — повторился капитан.
— Если ты увидишь в этом окне одну свечу, это означает, что по какой-то причине я вынужден отложить осуществление нашего плана на день или на два.
— Понятно. А если их будет две?
— Значит, все отменяется.
— Какого черта! А как же сто золотых экю?.. У моих людей отличный аппетит и жуткая жажда…
— Обещанная сумма все равно будет ваша. Вы получите свои сто экю.
— Вы говорите как царь Соломон, мудрейший из мудрых…
— Но если ты увидишь в окне три свечи, добавь по кружке вина своим людям и дай двойную порцию фуража лошадям: это означает, что выступление намечено назавтра. Идет?
— Как скажете, ваша милость.
— А! Вот что еще! Я не люблю, когда зря бренчат шпагами. Если похищение удастся — не затевайте никакой драки, и если не будет сопротивления — никакой стрельбы!
Недовольная гримаса появилась на лице капитана:
— Вы портите все удовольствие, господин граф… Мы что: мы в Моравии сжигаем монастыри, в Пфальце — деревни, в Венгрии — замки, и это греет и забавляет солдата…
— Таково мое условие — избегать лишних неприятностей… Один раз и ты мог бы отступить от своих правил? Не так ли?
— Ради вас, ваша светлость, я готов взять грех на душу. Ладно, мы не станем ничего жечь…
— А вообще-то, кто знает как будут разворачиваться события… Есть здесь один дворянин, задиристый, как молодой петушок… У него, разумеется, есть слуги, друзья… Если он возьмется за шпагу, возможно, что опасной стычки не миновать.
Поделиться книгой: