Помоги проекту - поделись книгой:
Кусково — это вотчина графов Шереметевых. «Куском» Пётр Борисович Шереметев называл свои земли, клином врезавшиеся в земли князя Черкасского: тут были дом, главный пруд, сад и село. Но потом Шереметев женился на единственной дочери соседа, и все окрестные угодья перешли к нему в качестве приданого жены. Для молодой жены он выстроил роскошный дворец по плану самого модного тогда французского архитектора. Месье Валли сам никогда не приезжал в Россию, но охотно присылал русским вельможам свои проекты.
Дом имел до 20 различных покоев. В одном покое стены были из цельных венецианских зеркал, в другом — отделаны малахитом, в третьем — обиты драгоценными гобеленами, в четвёртом — художественно разрисованы стены и потолки. Всюду были античные бронзы, статуи, фарфор, яшмовые вазы, имелись большая картинная галерея, огромная библиотека и оружейная палата; в последней было редкое собрание древнего и нового оружия и, между прочим, седло Карла XII, доставшееся вместе с его конём графу Борису Петровичу Шереметеву в качестве военного трофея.
Сад при доме разведён после чумы 1772 года. Работы по его обустройству дали возможность пропитаться голодавшему тогда народу. Сад занимал 22 десятины земли. В нём было 17 прудов с гондолами, каскадами, фонтанами и водопадами, карусели, руины, китайские, итальянские и голландские домики, маяки, гроты, подъёмные мосты. В голландском домике все стены были выложены изразцами, рядом — эрмитаж, «жилище отшельника», на самом деле служивший местом торжественных обедов. Прекрасен павильон «грот»: все его стены и потолки выложены перламутром и раковинами; четыре статуи изображают времена года, около стены лежит громадная кость мамонта. В Итальянском домике стены дубовые с позолотой, потолки раскрашены превосходными рисунками, картины на стенах прекрасной работы. Кусковская оранжерея имеет массу дорогих цветов и деревьев. Шереметев содержал зверинец и коллекцию редких птиц. В прудах водилась рыба: из озера под названием Локасино неводом вылавливали за раз по две тысячи карасей.
Из всего этого роскошества уцелели несколько павильонов, 60 различных мраморных мифологических фигур, обелиск в память визита императрицы, одна колонна и подъёмный мост, около которого до сих пор стоят шесть пушек, — трофеи Полтавской битвы, подаренные Петром I графу Шереметеву.
Главной примечательностью Кускова считался театр. На него не жалели ни времени, ни средств, гордясь пышностью убранства и изяществом постановок. Спектакли давали два раза в неделю — по четвергам и воскресеньям. Все празднества в Кусково отличались необыкновенной пышностью; порой число гуляющих посетителей доходило до 50 тысяч, а званых гостей по билетам приглашали до двух тысяч человек. Часто здесь бывала и сама Екатерина Вторая, многие князья и принцы, однажды Кусково посетил австрийский император Иосиф. Каждый раз к приезду венценосных особ строили триумфальные арки, давались спектакли, представления на воде.
Последний визит императрицы состоялся за год до смерти старого графа Петра Борисовича. Конечно, устройство праздника было уже ему не по силам, этим занимался его сын, Николай Петрович, и справился отлично. На озере был разыгран морской бой с двадцатипушечным кораблём, к большому дому вела галерея живых картин: здесь стояли попарно жители и слуги Кускова с корзинами цветов, девушки в белых платьях и венках рассыпали букеты по пути. Через большой сад хозяин провёл царицу в английский сад и лабиринт, где при вечернем солнце показывал свои прихотливые сооружения и редкости, а после повёл её в театр, где давали оперу «Самнитские браки» и балет. В этой опере участвовала юная фаворитка молодого графа — Прасковья Жемчугова. Екатерине очень понравился спектакль: она допустила всех артистов к руке, а красавице Параше подарила даже перстень со своей руки. Стол графа в тот день был сервирован золотой посудой на шестьдесят персон. На этом празднике бесчисленные толпы народа гуляли целую ночь.
В дальнейшем императрица в Кусково уже не бывала: репутация молодого графа, унаследовавшего имение, оставляла желать лучшего. Нет, он не был развратным гулякой (это бы никого не удивило), просто он жил со своей крепостной как с законной супругой, сделав крепостную девку хозяйкой в своём доме. Современному человеку трудно понять, что именно так шокировало современников. Ну крепостная… Ну крестьянка… Но ведь молода, хороша собой, манерам обучена… Да и вообще, кому какое дело? Не понять нам, какая пропасть на самом деле разделяла сиятельного графа и дочку деревенского кузнеца. Этого поначалу не осознал и Джакомо Казанова, посетивший Россию, а поняв, не преминул воспользоваться «прелестями» крепостного права. Он описал, как за сто рублей купил у родителей юную крестьяночку, «лёгкую и стройную, как козочка». Отец красотки запросил сто рублей, так как девочка была «ещё нетронутая».
— А если я ему заплачу эту сумму? — поинтересовался обескураженный Казанова.
— Тогда она станет вашей и вы вольны поступать с ней, как вам будет угодно, только не можете лишить её жизни.
— А если она не захочет мне повиноваться?
— Этого не должно быть, но если вдруг случится, вы можете её беспощадно наказать.
— А сколько я должен платить ей в месяц?
— Ничего, раз вы будете её кормить и поить, отпускать в баню по субботам и в церковь по воскресеньям.
Когда дело было обговорено, Казанове сообщили, что он должен лично убедиться в «нетронутости скорлупы», ибо было условлено, что он приобретает невинную девицу. Причём и родители, и сама девушка на этом настаивали.
Прожив с красоткой несколько месяцев, Казанова продал её другому. Девушка не противилась, только настаивала, чтобы он взял с покупателя большую сумму: ведь она выучилась многому.
И вот теперь представьте, что воспитанная в таких условиях девушка становится избранницей графа, его единственной любовью на всю жизнь!
К тому же Шереметев знатен и очень богат. Безумно, невероятно, сказочно богат! Он один из самых завидных женихов России. Но кому же достанутся все его несметные богатства? Отпрыскам крепостной девки? И это в то время, когда у московского и петербуржского дворянства полно дочерей на выданье? Мало кто мог с этим смириться.
«Она заставила меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать её моею супругою», — много лет спустя писал Шереметев сыну.
Прасковья в сложенной ею самою песне так описала их первую встречу:
Восхищённый девической красотой, барин обещал: «…Ты со вечера — крестьянка, Завтра — будешь госпожа». Но на самом деле супругою Прасковья стала далеко не сразу, перед этим влюблённым пришлось пройти много испытаний.
Молодой граф Николай Петрович ещё при жизни своего отца приметил красивую крестьянскую девочку Парашу Ковалёву, дочь горбатого кузнеца (коваля). Она показалась ему очень артистичной, да и пела хорошо. Граф взял её из отцовского дома и приставил к ней учителей музыки и актёрского мастерства — самых лучших учителей, известных актрис и певиц. Уроки пения ей давала знаменитая Елизавета Сандунова, муж которой, комический актер, уйдя со сцены, стал владельцем популярных бань.
Со временем Параша, сделалась лучшим украшением Кусковского театра. Уже в 11 лет она дебютировала в маленькой роли под псевдонимом Горбунова. «Если бы ангел сошёл с небес, если бы гром и молния ударили разом, я был бы менее поражён», — писал молодой Шереметев о её выступлении. На следующий год Прасковья вышла на сцену Жемчуговой — граф придумал сменить неблагозвучные крестьянские фамилии своих актрис на псевдонимы, образованные от названий драгоценных камней — Бирюзова, Гранатова.
В 1788 году умер старый Шереметев. Николай любил отца, и потеря явилась для него настоящим горем, а утешением сумела стать Прасковья. Граф нашёл в ней «украшенный добродетелью разум, искренность и человеколюбие, постоянство и верность, и усерднейшее богопочитание», признаваясь, что эти душевные качества пленили его больше, чем её красота.
По легенде, однажды Шереметев заметил, что его любовь подозрительно часто стала исчезать из дома по утрам, и он решил её выследить. Оказалось, Прасковья тайком ездила на Сухаревку, где толпились нищие, чтобы подать им милостыню. И тогда граф, уступая просьбе своей подруги, решил построить на Сухаревке странноприимный дом, отдав под богоугодное заведение свои огороды.
Но добрые дела не могли погасить людскую зависть, и Ковалёву продолжали травить не только аристократы, но и бывшие подруги и односельчане. Однажды на прогулке её окружили дети и завопили: «Где здесь живет кузнечиха, где здесь кузница и есть ли дети у кузнеца?!» Чтобы оградить любимую от подобных выходок, граф оставил «злобное Кусково» и переехал жить сначала в Останкино, а потом в Петербург. Но из-за сырого тамошнего климата у Прасковьи обострилась чахотка, и она стала терять голос. Отчаявшись, граф закрыл свой театр, повыдавав всех актрис замуж. Твёрдо решив жениться, он дал семье Ковалёвых вольную и приказал изготовить поддельные документы о происхождении Прасковьи из рода польских дворян Ковалевских.
Любовники обвенчались тайно в ноябре 1801 года в храме Симеона Столпника на Поварской. Помнит красавицу Прасковью и угловой дом с колоннадой на Воздвиженке, по преданию, построенный Василием Баженовым. После венчания Шереметевы уехали в Петербург, и больше Прасковья в Москву не вернулась. Прасковья прожила ещё полтора года, успев подарить мужу наследника. Но не прошло и месяца после родов, как она умерла. Ходили слухи, что барыню-крестьянку из зависти отравили дворовые графа, но это маловероятно: её сгубил туберкулёз. Тогда Шереметев, наконец, решился открыто объявить о своей женитьбе, написав письмо императору. Он просил признать сына законным наследником титула и фамильного состояния. Император ответил коротко: «Граф Шереметев властен жениться когда угодно и на ком хочет». Прасковью похоронили в фамильном склепе Шереметевых в Александро-Невской лавре. После её кончины Николай Петрович долго болел и так и не оправился полностью. Он пережил жену на 6 лет, посвятив эти годы благотворительности.
К графскому дворцу со стороны Кусковского лесопарка примыкает старое кладбище, давно закрытое для захоронений. На нём нашли свой последний приют ещё жители XVI века, а стоящая рядом с кладбищем церковь тоже связана с родом Шереметевых. Её возвёл двоюродный прадед Петра Николаевича Фёдор Иванович Шереметев, один из семи бояр, составивших в Смутное время знаменитую Семибоярщину. Это был очень талантливый государственный деятель и образованный человек, собравший огромную библиотеку.
Успенская церковь была возведена им по обету уже в старости, незадолго до того, как он принял решение уйти в монастырь. Этот храм сейчас выглядит несколько эклектично: главная церковь имеет шатровую крышу — так строили в сороковых годах XVII века, а боковые приделы — с куполами: их простроили спустя пятнадцать лет уже после указа патриарха Никона, требовавшего, чтобы «… главы б на тех приделах были круглые, а не островерхие». Шатровая архитектура ассоциировалась у него с раскольниками.
В течение более чем 300-летней истории Успенской церкви её несколько раз реставрировали изнутри и снаружи: на одном из участков внешней стены во время последней реставрации было обнаружено двенадцать слоёв краски.
Экскурсия № 5
Против течения
Вспомним о Николае Шереметеве и крепостной крестьянке Параше снова. Выйдем из метро на Сухаревской площади и оглядимся. В центр города ведёт Сретенка, к МКАД — проспект Мира, некогда Мещанская улица, переходящий в Ярославское шоссе; а в обе стороны, вправо и влево — никогда не затихающее Садовое кольцо, образовавшееся на месте Земляного вала, насыпанного в конце XVI века по повелению Бориса Годунова после нашествия татар. Поверх вала (диаметром около 16 км) шёл высокий дубовый частокол, а снаружи — ров с водой. Местность внутри вала стала называться Земляным городом.
Рядом с церковью — платформа Вешняки Казанского направления.
Со временем Земляной вал перестал быть оборонительным сооружением и превратился в таможенную границу города: к его воротам съезжались купцы и платили таможенные сборы за въезд. Некоторым было проще тут же быстро перепродать свой товар и вернуться домой, поэтому у городских ворот возникли рынки. Вот и здесь на Сухаревке был большой рынок. Сюда, как уже было сказано, подавать милостыню нищим приезжала из Останкино Прасковья Жемчугова: набожная женщина стыдилась того, что живёт с любимым невенчанной и таким образом замаливала «грех». Вероятнее всего, молилась она как раз в местной церкви Троицы в Листах.
К тому времени частокола здесь уже и не было: он совсем разрушился, и власти не спешили его восстанавливать. Пожар 1812 года довершил дело, уничтожив окружающую деревянную застройку. Остатки вала снесли после войны, ров засыпали, создав широкую кольцевую улицу, которую замостили булыжником. По обе стороны мостовой домовладельцы были обязаны обустроить красивые палисадники — отсюда и название Садовое кольцо. Проект этот был реализован по всему левому берегу Москвы-реки, а в Замоскворечье — нет. Поэтому тамошняя часть кольца называется иначе, по-старому — Земляной вал.
В 1870-х по кольцу были проложены пути для конки, которую в 1912 году сменили трамваи на электрической тяге. После их заменили троллейбусы, вместо номера обозначенные литерой «Б»: красной — в одну сторону, чёрной — в другую.
Название улицы Сретенка происходит от церковнославянского слова «сретать», что означает встречать, повстречать, идти навстречу. По легенде, на Сретенке, на том месте, где был заложен Сретенский мужской монастырь, москвичи в конце XIV века торжественно встретили чудотворную икону Божьей Матери. Потом именно по Сретенке пролегал путь паломников в Троице-Сергиеву лавру. Сретенка была главной московской улицей до XVIII века, когда уступила первенство Тверской.
Район Сретенки — торгово-ремесленный, купеческий. Здесь никогда не было ни одной дворянской усадьбы, ни одного богатого магазина, зато до сих пор полно мелких магазинчиков и лавок. О том, кто здесь жил, говорят названия переулков: Печатников, Колокольников, Пушкарёв, Мясной… Переулки идут параллельно друг другу с очень небольшими промежутками — через два двора, чтобы в каждый двор могли заезжать подводы.
В месте примыкания Сретенки к Сухаревской площади — церковь Троицы Живоначальной в Листах. Храм построен стрельцами и освящён в 1661 году известным патриархом Никоном. Название в «листах» пошло от живших вблизи печатников, которые изготовляли лубочные картинки и продавали около церкви Троицы, увешивая её ограду этими листами.
Храм был закрыт в 1930-е годы, купола снесены, колокольня разобрана. В 1990-е его вновь освятили и восстановили.
Сухаревская площадь и сейчас красива, а некогда была ещё краше: в центре площади высилась 60-метровая Сухарева башня, замечательный памятник петровского барокко. Построена башня была в конце XVII века, а имя своё получила от стрелецкого полковника Сухарева, чей полк квартировал в округе. После башню отдали под навигацкую школу. Здесь были классные комнаты, «рапирный зал», где обучали фехтованию, и обсерватория. В обсерватории работал уже упомянутый Яков Вилимович Брюс, проходили там и совещания Нептунова общества — тайного совета Петра, и первой русской масонской ложи, куда входили Пётр I, Брюс, Лефорт, Голицын, Меншиков, Шереметев. Но к русским масонам мы ещё вернёмся неоднократно.
Невежественные люди, плохо понимая, чем именно они там занимаются, сочиняли сказки: мол, творят они дела дерзкие, нечестивые. Сидит у Брюса там в клетке ручной дракон, и Брюс с царём на нём по ночам летают. А в большой колбе растит колдун гомункулуса — искусственного человека: в коллекции Брюса, поступившей потом в Кунсткамеру, действительно были заспиртованные зародыши, видимо, это и послужило основой истории. А ещё, мол, у колдуна есть философский камень, обращающий любые металлы в золото, а в тайнике в стене — волшебная Чёрная книга, в которой хранятся ответы на все тайны мира. Ещё есть у него Соломонова печать, дающая власть над демонами, и волшебное зеркало, как в сказке про Белоснежку…
И, по всей видимости, именно эти досужие вымыслы и погубили в конце концов красавицу башню: по приказу Сталина она была разобрана, кирпичик за кирпичиком: не взорвана, а именно разобрана, словно и впрямь большевики что-то искали. Чёрную книгу? Философский камень?
Если стать спиной к Сретенке, то храм Троицы останется по левую руку, а справа, через сквер, будет красивый, с эффектной мансардой дом № 12, доходный дом Миансаровой, построенный 1908–1912 годах архитектором Родионовым, мастером московского модерна.
Напротив — величественное здание больницы, знаменитый Склиф, или, если правильно — Московский городской научно-исследовательский институт скорой помощи имени Николая Васильевича Склифосовского, профессора, автора многочисленных трудов по военно-полевой хирургии брюшной полости. Эта больница ведёт свою историю от странноприимного дома, основанного Николаем Петровичем Шереметевым по просьбе сердобольной Прасковьи в 1803 году (это было более чем актуально, ведь именно здесь проходил путь паломников, многие из которых шли просить именно об исцелении от болезней). Уже после смерти Параши в 1810 году он был перестроен и расширен. Дом состоял из больницы на 50 мест для «страждущих от недугов» и приюта на 25 девочек-сирот. Это было одно из первых учреждений в России по оказанию медицинской помощи беднейшим слоям населения и по призрению сирот и бездомных.
На своде купола больничной церкви был изображён ангелочек с пальмовой ветвью и колосьями (символ добродетели) — это был портрет маленького сына графа Дмитрия Николаевича. Рядом — ангел с бубном, его мать Прасковья Жемчугова. Эта фреска Доменико Скотти чудом сохранилась.
Обратите внимание на фриз над главным входом в больничное здание: золотой треугольник в лучах восходящего солнца. Это так называемое «всевидящее око» — пожалуй, самый известный масонский символ. Да, Николай Петрович был видным масоном, ведь ещё его дедушка состоял в ложе Нептуна!
На Сухаревской площади сто лет назад располагался водоразборный фонтан, из которого жители Москвы носили в дома воду. Именно отсюда, от уже несуществующего фонтана, мы начнём свой путь «против течения», исследуя места, где некогда проходил первый московский водопровод.
Перейдя через площадь по подземному переходу, двинемся по проспекту Мира. С XII в. тут проходила дорога на Ярославль, вдоль которой стояли сёла Алексеевское, Ростокино, Леоново и др. В конце XVII в. в начале современного проспекта Мира возникла Мещанская слобода. Первый слева дом — бывший трактир Романова, выстроенный после пожара 1812 года на старинном фундаменте, сразу за ним — красивый необычный дом, украшенный фигурами грифонов (архитектор академик Загорский). Во дворе дома до сих пор можно увидеть трёхэтажный дом с остатками классического декора. Это остатки допожарной застройки Москвы, они принадлежали купцам Евреиновым, прародителем которых был некий бедный еврейский мальчик, взятый в плен во время русско-польских войн конца XVII века и проданный какому-то торговцу. По царскому указу ему удалось обрести свободу, он разбогател, и его потомки значились уже купцами первой гильдии.
Во второй половине XIX века старые палаты превратили в доходный дом, тут в одной из квартир проходили собрания «нечаевцев» — революционеров, террористов и убийц.
Следующий дом принадлежал чаеторговцам Перловым, владельцам известного магазина на Мясницкой и ещё восьмидесяти с лишним магазинов по всей России. За этим домом — тоже остатки совсем старых построек, усадьбы дворян Соймоновых, давших России крупных государственных деятелей и учёных. Если войти с улицы Гиляровского во двор дома № 7–9, то можно увидеть остатки дворового флигеля и барского дома.
Большинство других домов по обеим сторонам проспекта Мира — в стиле модерн. Исключение составляет дом № 16, принадлежавший купцу Долгову. Его архитектором считается Василий Баженов, но оригинальное здание было перестроено в 1838 году. Издали заметен храм-часовня, честь Собора Дивеевских святых, украшенная великолепной мозаикой, изображающей Серафима Саровского. Это современная работа сделала бы честь даже старым мастерам. За ним следует современное стеклянное здание — вход в парк в Аптекарский огород, учреждённый ещё по приказу Петра Первого в 1706 году. Аптекарский огород — название историческое: при Петре тут действительно был огород лекарственных растений, и нынешние работники об этом не забывают, продолжая их разводить. Это совсем небольшой ботанический сад — филиал Ботанического сада биологического факультета МГУ, однако здесь имеется всё: и пруд, и оранжереи, и обвитые лианами перголы, и масса редких растений. Даже стрекозы и бабочки летом встречаются. Только диву даёшься, как всё это умудрились разместить на таком сравнительно небольшом земельном участке!
Следом за парком, чуть не доходя до метро, дом № 30 — образец арт-деко, с эффектным крыльцом. Это Дом-музей поэта Валерия Брюсова. Сюда в 1910 году он переехал со Страстного бульвара. К этому времени его самый знаменитый роман «Огненный ангел» уже был издан и принёс Брюсову славу и богатство. Его бывшая любовница Нина Петровская, как мы уже писали, погибала в Париже от тоски и морфия, а сам Валерий Брюсов женился и даже имел новую любовницу — юную поэтессу Надежду Львову.
Но занятий чёрной магией он не оставил. На первом этаже музея в реконструированном кабинете писателя в отдельном шкафчике хранятся собранные им труды по этому предмету. Не оставил писатель и наркотики, постепенно перейдя с морфия на героин. Впрочем, в те годы ещё не знали всей страшной опасности этого яда.
Его супруга Иоанна Матвеевна Рунт — в прошлом гувернантка его сестёр — была Брюсову верной спутницей, она мирилась со всеми его изменами, с его самовлюблённостью, наркозависимостью и странными выходками и пережила мужа на сорок лет.
К сожалению, госпожа Львова такой стойкостью не отличалась и продолжила список женщин, погубленных поэтом. Из-за глупой размолвки со своим любовником она покончила с собой, не дожив и до двадцати четырёх лет.
Брюсов умер в 1924 году, а его жена приложила все силы, чтобы создать в доме музей. Первый этаж посвящён именно Брюсову, второй — другим поэтам и художникам Серебряного века.
Про этот особняк, равно как и про дом на Цветном, ходят легенды, поддерживаемые даже научными работниками, знатоками творчества Брюсова: его призрак порой видят рядом с особняком, гуляющим по соседнему парку, или иногда — по бульвару. В первые годы после смерти писатель мог заглянуть к своим прижизненным друзьям и даже позировал одной художнице, не успевшей закончить портрет поэта при его жизни. Вреда призрак никому не причиняет, ни о чём никого не молит, не жалуется на адские страдания — просто гуляет, совсем как живой.
Слева, параллельно проспекту Мира, проходят улицы Гиляровского, Щепкина и Мещанская улица. Некогда все они, как и сам проспект Мира, были Мещанскими:
Гиляровского — Второй, Щепкина — Третьей, а та, что теперь просто Мещанская, — Четвёртой. Далее, ещё левее, начинается печально знаменитая Марьина Роща — квартал трактиров и борделей, прибежище мошенников и бандитов.
Дом на улице Мещанской № 13 — бывшая богадельня, одна из многих, что были основаны купцом и меценатом старообрядцем Козьмой Солдатёнковым, с которым мы уже встречались, гуляя по Москве. Он выделил и обустроил здание, стал пожизненным попечителем этого дома призрения. Богадельня была рассчитана на 100 постоянных жителей Москвы и заезжих «всех сословий и исповеданий, но преимущественно из бывших дворовых людей». Фасад дома украшала надпись: «Богадельня коммерции советника Козьмы Терентьевича Солдатёнкова в память 19 февраля 1861 года». Благотворитель понимал, что самое тяжёлое положение именно у простых дворовых людей, например, лакеев, дворецких, не имевших специальности. С горя они принимались воровать и оседали как раз в Марьиной Роще — соседнем криминальном районе.
Рядом с богадельней Мещанскую пересекает переулок Васнецова, названный по имени великого русского художника, жившего здесь. Постарайтесь оказаться тут не в понедельник, день выходной для большинства музеев, и посетить этот прелестный особнячок. Проект дома более ста лет назад Васнецов Апполинарий Михайлович создал сам, он задумал выстроить дворец царя Берендея, как его изображают на иллюстрациях к сказкам. Бревенчатое здание в первую же зиму показало себя слишком холодным, и тогда его оштукатурили. В таком виде, вкупе с большей частью тенистого двора, со всеми хозяйственными пристройками, с нетронутыми интерьерами и коллекцией картин, дом художника дошёл до наших дней. Осмотр его занимает не более получаса, но впечатление оставляет незабываемое.
От музея Васнецова рукой подать до Екатерининского сада и спорткомплекса «Олимпийский». Его и гостиницу рядом выстроили к Олимпиаде 1980 года, тогда сооружения казались грандиозными! Мало кто переживал, что при этом был вчистую снесён целый старинный квартал.
Перед комплексом — площадь с церковью святителя митрополита Филиппа Колычева, злодейски задушенного опричником, палачом Малютой Скуратовым по приказу Ивана Грозного в Тверском монастыре. В конце XVI века мощи Филиппа перевезли в Соловецкий монастырь, игуменом которого он был. Именно там и тогда его стали почитать как святого. А в середине XVII века при царе Алексее Михайловиче святитель Филипп почитался уже повсеместно, и его мощи были торжественно перевезены в Москву — в Успенский собор. Место было выбрано не случайно: ведь именно там некогда по приказу Ивана Грозного опричники сорвали с митрополита торжественные одежды. Рака Филиппа была покрыта серебром, это серебро при разорении Москвы украли французы, но потом Кутузов лично распорядился выделить 50 фунтов из серебра, отбитого у французов, на восстановление раки.
Церковь, около которой мы сейчас стоим, была возведена на том месте, где царь и митрополит Московский Никон торжественно встретили святые мощи. Деревянную часовню тут возвели через несколько лет после события, а в конце века её перестроили в камне. В 1777–1788 годы здание было отремонтировано и достроено знаменитым архитектором Матвеем Казаковым. К слову сказать — масоном. О его принадлежности к ложе свидетельствует круглая ротонда с колоннами и четырьмя фризами — любимый масонами символ целостности мира.
Параллельно проспекту Мира к Рижской площади идёт улица Щепкина, за довольно высоким доходным домом в стиле модерн прячется небольшая деревянная усадебка — это Дом-музей русского актёра Михаила Семёновича Щепкина, выходца из крепостных крестьян, ставшего любимцем всей России. Это настоящий старинный дом из обтёсанных брёвен и обшитый вагонкой, выстроенный ещё до войны с Наполеоном и уцелевший при московском пожаре. Ещё большим чудом кажется то, что в 1990-е годы, несмотря на все происки дельцов-проходимцев, этот уникальный дом не сгорел «случайно», не был снесён, чтобы на освободившемся земельном участке выстроить очередной торговый центр, а усилиями сотрудников Музея им. Бахрушина был отреставрирован и наполнен экспонатами. Во дворе старинной усадьбы планируется воссоздать сад — каким он мог быть сто пятьдесят лет назад.
Обойдя воняющий горелым маслом Макдоналдс, мы снова выходим на Мещанскую — проспект Мира. Здесь рядом, отдельно от прочей застройки, стоят два особняка конца XIX века, это дома № 41 и 43. Первый — с эффектными атлантами, поддерживающими небольшой балкончик, — принадлежал королю русского фарфора, поставщику двора Е.И.В., старообрядцу, награждённому двумя орденами — Станислава и Анны — Матвею Сидоровичу Кузнецову. Крест на месте его разрушенного большевиками склепа мы видели на Рогожском кладбище, а торговый дом фарфора находился на Мясницкой (№ 8). Проект был выполнен Иваном Сергеевичем, обычно занимавшимся разработкой дизайна фарфора, скульптуры на фасаде — работы скульптора Сергея Тимофеевича Коненкова. Соседний особняк — Н. В. Кузнецовой — творение прославленного архитектора Фёдора Шехтеля, но он надстроен и перестроен.
Завод товарищества Кузнецова был основан в начале тридцатых годов XIX века в пустоши Дулево, и благодаря этому заводу пустошь сделалась сначала процветающим посёлком, а затем городом. На заводах Кузнецова трудилось много тысяч рабочих (в основном старообрядцы), продукция его заводов получала дипломы и медали на международных промышленных выставках, в том числе Гран-при на знаменитейшей выставке рубежа веков в Париже. Спрос на этот фарфор был огромен — его экспортировали более чем в десяток стран, и почти в каждой русской семье имелись какие-то вещицы этого завода. Кузнецовы расширяли свой бизнес, приобретали новые фабрики — в Будах под Харьковом, в Риге, однако завод в Дулево оставался самым крупным.
В старообрядческих церквах особым спросом пользовались фаянсовые иконостасы, главки, кресты, подсвечники, киоты, рамки к иконам.
Порой эти предметы приобретали и единоверческие храмы — уж больно они были хороши!
После 1917 года завод Кузнецова был национализирован и продолжает работать до сих пор.
Сейчас мы находимся у станции метро «Проспект Мира», отсюда можно пойти несколькими путями: можно спуститься метро и доехать до станции «Алексеевской» или до «Рижской» — а там сесть на автобус № 714; можно прогуляться по улицам Гиляровского или Щепкина, а можно выбрать самый длинный кружной путь, захватив Марьину Рощу. Это довольно длительный маршрут, большой крюк, уводящий нас в сторону от «осевой линии» — пути старого московского водопровода.
Пройдя насквозь Екатерининский парк, начинающийся сразу за Олимпийским спорткомплексом, выходим на Суворовскую площадь. Здесь находится станция метро «Достоевская».
Перед нами огромное, величественное пятиконечное здание Театра Российской (изначально Советской) армии. Наверное, это самый эффектный образец сталинского ампира. В разные стороны разбегаются улицы: Дурова (бывшая Божедомка), Самотёчная, Селезнёвская, Достоевского, Красной Армии… Некогда здесь протекала речка Самотёка, приток Неглинки. Потом её убрали в трубу, и от реки осталась лишь вереница прудов в красивом Екатерининском парке с утками и лебедями. От площади его отделяет Дом офицеров — бывшая усадьба Салтыковых, затем — Екатерининского института. Его центральная часть построена в конце 70-х годов XVIII века по проекту Дмитрия Васильевича Ухтомского — архитектора из старинного княжеского рода, Рюриковича (!), окончившего навигацкую школу в Сухаревой башне, учителя Матвея Казакова (он же строил церковь Никиты Мученика и Лефортовский дворец). В начале XIX века здание было перестроено при участии архитектора Жилярди.
Мы с вами двинемся по Самотёчной улице, оставив слева забавное сооружение, украшенное фигурами животных, — знаменитый уголок Дурова, детский театр зверей, где выступают дрессированные мыши, вороны, еноты и даже дикобразы. Эта традиция — выбирать для выступлений необычных животных — пошла с основателя династии Дуровых, Анатолия Леонидовича. Надо сказать, что поначалу его нововведения воспринимались публикой далеко не однозначно. В записках молодого Чехова сохранилась довольно скептическая заметка, иллюстрирующая, как один гений может не понять и не принять другого:
«Вниманию психиатров. В Москве водится некий Анатолий Дуров, молодой человек, выдающий себя за «известного» клоуна. Где кучка людей, там и он, кривляющийся и ломающий дурака. И сей незначительный Дуров — как бы вы думали? — неожиданно оказывается величайшим человеком на… очень малые дела. Нынешним летом он занимался необыкновенным делом — дрессировал гуся. Говорят, занятие его увенчалось полным успехом. Гусь стал умён, как та свинья, которую клоун Танти продал купцам за 2000 р. и которую купцы (своя своих не познаша!) съели. Интересно бы знать, какой физиологический процесс имел место в мозгах Дурова и гуся, когда первый целое лето надоедал второму, а второй с недоумением глядел в глаза первого, словно вопрошая:
«Что с вами, молодой человек?!»
Направо от Самотёчной отходит Делегатская улица (на ней находится музей декоративноприкладного искусства), от неё тоже направо — 1-й Самотёчный переулок. Дом № 17 по нему — «Типография акционерного общества «Огонёк» — «лежачий небоскрёб» конструктивиста, авангардиста Эля Лисицкого, или, если хотите, Лазаря Мордуховича Лисицкого. Это единственный его осуществлённый архитектурный проект. До 1938 года в этом здании действительно располагалась типография журнала «Огонёк», но после ареста его главного редактора здание передали НКВД. Комплекс зданий до сих пор принадлежит ФСБ и считается «режимным объектом», потому посмотреть его можно только из-за забора. Типография пострадала от пожара в 2008 году, и весьма вероятно, что скоро его не станет.
По 2-му Щемиловскому переулку и через детский парк выходим на Селезнёвскую улицу с обильно сохранившейся старой застройкой. Это особнячки, многоквартирные доходные дома, т. е. дома, которые специально строили, чтобы сдавать в них квартиры внаём и получать доход. Дом № 11 — здание Сущёвской полицейской части, выстроенное в середине XIX века. Часть совмещала полицейские и пожарные функции, поэтому здание дополняла высокая каланча — самая старая в Москве.
Дом № 15 — это комплекс старинных Селезнёвских бань. Возникли они ещё в XVIII веке, воду для бань брали из находящихся рядом Неглиненских прудов, располагавшихся в верхнем течении одноимённой реки. Один из этих прудов сохранился до наших дней на чётной стороне улицы. Фасадная часть состоит из двух корпусов, каждый со своим входом, правый предназначался для простонародья, левый — для знатных посетителей.
Обогнув старинный особняк, свернём в переулок Достоевского, он выходил к Мариинской больнице для бедных, выстроенной в самом начале XIX века и находившейся в ведомстве вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, супруги Павла Первого. В этой больнице работал отец великого писателя, и именно здесь родился и провёл детство Фёдор Михайлович. Дом № 2 по улице Достоевского — музей-квартира писателя, а дом № 4 — сохранившееся, хоть и расстроенное здание больницы.
В самом начале переулка Достоевского влево отходит переулок Чернышевского (бывший Мариинский), где тоже сохранилась прелестнейшая старинная каменная и даже деревянная застройка.
Наша следующая цель — улица Образцова, МИИТ и Бахметьевский гараж. Улица названа в честь академика Владимира Николаевича Образцова, преподававшего в путейском институте. Он жил здесь в особняке № 12. Среди его многочисленных заслуг — устройство так называемых детских железных дорог, обучающего тренажёра, во всём копирующего обыкновенные взрослые железные дороги, только лишь намного меньшего по размеру и часто не электрифицированного — из соображений безопасности. На таких дорогах даже по-настоящему перевозили пассажиров. В 1930–1950-е годы такие дороги были в большой моде, они позволяли обучить подростков, дать им ценную востребованную специальность. Сейчас под Москвой осталась только одна дорога — в Кратово. Любовь к детям у Образцовых была в крови: ведь сын академика — знаменитый кукольник Образцов, чей театр расположен неподалеку на Садовом кольце.
Путейский институт — это МИИТ (Московский институт инженеров транспорта), он же Университет путей сообщения — эффектное старинное здание № 15.
В советских учебниках можно прочесть, что, мол, Россия была страной аграрной и неразвитой, «лапотной». А вместе с тем к концу XIX века по всей огромной империи раскинулась сеть железных дорог, строилась Транссибирская магистраль, через широкие сибирские реки перекидывали мосты… А учебных заведений, которые готовили бы требующиеся промышленности кадры, было очень мало: Санкт-Петербургский путейский институт да Московское императорское техническое училище (современная Бауманка). Основная часть российских высших учебных заведений была ориентирована на так называемое классическое образование: детей дворян учили языкам (живым и мёртвым), античной поэзии, музыке, ораторскому искусству, истории, политике… Предполагалось, что затем они станут советниками, посланниками, дипломатами, — профессии инженеров, строителей, проектировщиков считались низменными, негодными для благородных. Без сомнения, такой снобистский подход уже давно не соответствовал духу времени, и всё больше молодых людей отправлялось учиться за границу. Поэтому Министерство путей сообщения внесло в правительство предложение о создании ещё одного высшего учебного заведения, которое готовило бы инженеров для нужд ведомства, — в Москве.
В Московском инженерном училище преподавались высшая математика, начертательная геометрия, топография и геодезия, механика теоретическая, строительная и прикладная, физическая геология, гражданская архитектура, строительное искусство, законоведение, черчение. Учиться в нём было непросто: так, в первый год из 60 зачисленных к экзаменам допустили только 55; из них успешно выдержали испытания лишь 35 студентов, а из несдавших к переэкзаменовке допустили всего 11. Так же строго дело обстояло и в следующие годы: порой число окончивших 3 курса не превышало 7–10 % поступивших. Впрочем, им предоставлялся четвёртый год, во время которого они могли подтянуть «хвосты». Впоследствии, учтя слишком большую нагрузку, срок обучения увеличили до пяти лет.
Первоначально училище разместилось на Тверской — в том доме, где нынче Елисеевский магазин. Но это, конечно, было лишь временным помещением, все понимали, что нужно строить своё здание. Подходящий участок нашли среди пустошей бывшей Переяславской слободы на Бахметьевской улице. Утверждённый проект в общих чертах воспроизводил здание Высшей технической школы в Берлине: большой продолговатый прямоугольник с тремя внутренними дворами. Фасад украшали барельефы, изображавшие достижения инженерии — паровоз, пароход. Зимой 1898–1899 гг. училище уже смогло переехать в собственное здание. В нём было устроено электроосвещение, водопровод и канализация, а во дворе имелась собственная электростанция. Постройка здания училища с оборудованием обошлась казне более чем в миллион рублей.
Среди многочисленных замечательных учёных, связавших свои жизни с МИИТом, хотелось бы отметить одного, возможно, не самого значимого, человека, однако очень много сделавшего для Москвы. Это профессор Лавр Дмитриевич Проскуряков, заведующий лабораторией строительных материалов. Мы уже привыкли, что через Москву-реку перекинуты в изобилии мосты — мощные, с треугольными стальными фермами. Они прослужили уже сто лет, и прослужат ещё столько же, и ещё пол-столько, да четверть столько… Все они выстроены по проекту Лавра Дмитриевича. Мосты на Транссибе — тоже многие его, в том числе Енисейский — второй по длине в Европе (после Квиленбургского моста через реку Лек). Модель такого моста, экспонированная на Всемирной парижской выставке в 1900 г., была удостоена золотой медали. А спустя 13 лет благодаря труду выпускников путейских институтов Россия заняла на Всемирной выставке в Париже третье место, уступив лишь Германии и США. Вот вам и «аграрная страна»!
ДК МИИТа в Новосущёвском переулке построен намного позже основного здания в 1936 году, и это образец конструктивизма, хоть имя архитектора неизвестно. В разные годы в нём выступали: Леонид Утёсов, Эдди Рознер, Иван Семёнович Козловский, Святослав Рихтер, Ирина Архипова, Елена Образцова, Мстислав Ростропович, Артур Эйзен, Марис Лиепа, Аркадий Райкин, ансамбль им. Александрова, ансамбль «Берёзка», ансамбль Игоря Моисеева…
Здание № 19а по Бахметьевской… — извините, по улице Образцова — Бахметьевский гараж. В данный момент в нём находится Центр современной культуры «Гараж». Вот здесь имя архитектора покрыто неувядаемой славой — это Константин Мельников.
Родом Мельников был из крестьян, его отец получил место в хозяйственной части первого в России высшего сельскохозяйственного учебного заведения — Петровской лесной и земледельческой академии. Это на Тимирязевской улице (мы там ещё побываем). Местом рождения великого архитектора стала «Соломенная сторожка» — барак с соломенной крышей, где жили сторожа академии. Улица до сих пор носит это забавное название.
Когда мальчику было семь лет, его семья переехала в деревню Лихоборы. Константин окончил церковно-приходскую школу; его любимым предметом было рисование, и мальчика отдали в икононописную мастерскую, но продержался он там лишь неделю: затосковал. Но затем ему улыбнулась удача: знакомая молочница рассказала о талантливом ребёнке знаменитому инженеру Владимиру Чаплину — в его дом она носила молоко. Тот заинтересовался и, посмотрев рисунки Кости, позволил ему заниматься с учительницей своих детей, чтобы сдать экзамены в Училище ваяния и зодчества. Претендентов было 270 человек, зачисленных — одиннадцать, и Мельников среди них. Окончание училища совпало по времени с Октябрьской революцией.
Работать он начал ещё в годы учёбы: проектировал фасады завода АМО (ЗиЛа); временный павильон «Махорка» для выставки — он напоминал футуристическое сооружение из немого фильма; советский павильон на выставке в Париже; Ново-Сухаревский рынок — его трапециевидная полуразрушенная контора затерялась на пятачке между Большим Сухаревским переулком, Трубной улицей и Садово-Сухаревской.
«Золотым периодом» своего творчества сам Мельников считал вторую половину 1920-х и начало 1930-х годов. Он в массе строил клубы, гаражи и жилые дома, вызывая у одних восторг, у других — зависть и неприятие. Так, лидер конструктивистов Моисей Гинзбург считал творчество Мельникова позёрством, «формализмом», чуждым истинно социалистическому искусству (сохранившийся дом Гинзбурга мы ещё посмотрим). С утверждением «сталинского ампира» Мельников и вовсе остался не у дел. Он жил в Кривоарбатском переулке, в уникальном цилиндрическом особняке, построенном по его собственному проекту, продолжал преподавать. В 1960-е годы о нём снова вспомнили, присвоив докторскую степень — без защиты диссертации, однако его проект Дворца Советов забраковали. Умер великий архитектор в возрасте 85 лет. По завещанию его сына дом Мельникова должен быть превращён в музей.
Здание гаража сразу выделяется тем, что в плане оно не прямоугольное, а имеет форму параллелограмма. И это не случайно! Так же как и в гараже на Новорязанской улице, место для парковки расчерчено не «по квадратам», а чуть наискось, что позволило резко сократить трудности и помехи при занятии автомобилями своих мест. Не нужно было маневрировать и двигаться задним ходом. Парковались в этом гараже не легковушки, а больше сотни автобусов! Все четыре фасада здания решены по-разному, в зависимости от их функций.
Перегородок внутри Бахметьевского гаража нет, несмотря на то что его площадь — около восьми с половиной тысяч метров. Крышу, простоявшую уже более восьмидесяти лет и исправно выдерживающую непогоду, снег, изменения условий эксплуатации, сконструировал великий российский инженер Владимир Григорьевич Шухов.
Поделиться книгой: