Помоги проекту - поделись книгой:
– Наркота? Проститутки?
– Как обычно. Всего понемногу. Плюс гостиничный бизнес. Не удивлюсь, если сейчас мы у него в гостях.
– Ты сказал, что дела веду только напрямую?
– Ждет сегодня к трем часам. Повторяю: честный, надежный партнер. И платит сразу.
– С гор и надежный? Давно ли?
– Времена меняются, Маго. Кавказцы уже не те, что пять лет назад. Выходят в Европу. Положение обязывает.
Филимон Сергеевич прошелся по комнате, вырубил телевизор.
– Хорошо, допустим… Кто объект? Что за квадрат?
Адвокат улыбнулся. Грозный наниматель и друг шутил редко и любил, когда на шутку реагировали.
– Руслан Атаев. Кличка Кожемяка. Чего они там не поделили, не знаю. У Атаева русская жена. С ним я не встречался, но по слухам человек тоже очень серьезный, положительный.
– Гараев, Атаев – какая разница. Может, второй больше даст? Не догадался узнать?
Адвокат замешкался, закурил.
– Тут есть одна заковыка, Филимон. Вроде бы Атаева пока нет в Москве. Но ждут со дня на день.
Магомай вернулся в кресло, долго молча разглядывал собеседника, наконец, изрек глубокомысленно:
– Наверное, придется искать другого адвоката. Не хотелось, а придется.
– Почему? Объясните, пожалуйста. Что вам не понравилось? Есть он в Москве или нет, деньги «Топаз» отстегивает сразу. Прямо сегодня. Я, напротив, подумал, так даже лучше.
– Что лучше?
– У вас свои личные проблемы, как вы намекали. Чтобы их уладить…
Магомай предостерегающе поднял палец.
– Помолчи, Алтын, и послушай, что умные люди скажут. У вас, у бумажного сословия, совести никогда не было и не будет. Вам главное бабки срубить с какого-нибудь горемыки. Поэтому ты не понимаешь, что значит ответственность за взятые на себя обязательства. Если я берусь за дело, то делаю его честно, за это меня люди уважают и говорят спасибо. А как, скажи на милость, с какими глазами я могу взять заявку на человека, который находится неизвестно где? Получается заведомое надувательство. Ты же лучше других знаешь мои правила.
Адвокат почтительно склонил голову. Кто-то другой, возможно, мог принять голубоглазого убийцу за идиота, за одного из тех, кого показывают в новостях в качестве успешного предпринимателя, но не он. Иероним Ковда давно понял, что его клиент живет не только в реальном мире, где все продается и покупается и где он был одним из самых высокооплачиваемых наемников, но еще и в другом, воображаемом, где по-прежнему существовали такие понятия, как честь, достоинство и заслуженная слава. Когда Магомай погружался в свои фантазии, взгляд его одухотворялся и губы кривились в детской безгрешной улыбке. Если это был идиотизм, то самой высшей иноческой пробы.
– Глубоко уважаю ваши принципы, Маго, – сказал адвокат. – Даже преклоняюсь перед ними. Значит, даем отбой?
– А деньги? – удивился Магомай, возвращаясь в реальность. – Двадцать пять тысяч ты мне заплатишь, что ли?
– Откуда? – вскинулся адвокат. – Да я больше сотни баксов никогда в руках не держал.
– Чего тогда лапшу вешаешь?..
На входе в офис «Топаза» сунул вахтенному под нос удостоверение инспектора налоговой полиции. Тот сверил фотографию, уточнил:
– Быков Иван Иванович?
– Иван Иванович Быков, – подтвердил Магомай. – К шефу. Он ждет.
– Проходите, – козырнул бравый поручик славянской внешности.
Человека, который принял его в роскошном кабинете, он раскусил сразу, и через минуту чувствовал себя так, словно знал его сто лет. Восточный витязь, обладающий мудростью змеи и бесстрашием барса. С такими людьми приятно иметь дело, потому что всегда знаешь, чего от них ждать. У Гараева и подобных ему есть лишь одно уязвимое место, одна слабость, она их обычно и губит. Для них нет разницы между разбоем на большой дороге, в горах и в лесу и цивилизованным грабежом в любой другой точке земного шара. Абрек всегда остается абреком. Их владычество на Москве ненадолго, хотя они уверены в обратном. Они будут верховодить лишь до тех пор, пока в этом заинтересована власть. На них, как на стрелочников, можно списать все грехи, да и отстегивают они прилично. Для Магомая это все было ясно как божий день.
Исламбек начал беседу с неожиданного вопроса:
– Почтенный Маго, правду ли говорят, отец у тебя неземного происхождения?
– Чистая правда, – солидно подтвердил Филимон Сергеевич, расположась за накрытым для угощения ореховым столиком.
– Поэтому ты неуловимый?
– Поэтому, бек. И еще потому, что осторожный.
– В горах тебя уважают, Маго. Даже у нас мало таких, кого два раза казнили. Страшно было?
– Первый раз – да, второй – не очень. Привыкаешь ко всему, бек.
– Хорошо сказал. Ты не похож на россиянина. У тебя благородный, горячий кровь. Наверное, отец родился на Кавказе. Потом ушел в небеса.
– Я тоже так думаю, – Филимон Сергеевич решил, что обмен любезностями пора заканчивать, или он может затянуться до вечера.
– Прости, что перейду к делу, я ведь еще не совсем здоров…
– Вижу, вижу, – Исламбек скривился в трагической гримасе. – Надеюсь, ничего серьезного?
– Пустяки… Башку пробили насквозь… уже зажило… Вот этот плохой человек, которого поручаешь. Я так и не понял, он где?
Прежде чем ответить, Гараев налил в хрустальные пиалы красного вина, хотя Магомай предупредил, что на работе не пьет ни капли.
– Видишь ли, почтенный, Руслан чудной человек, с ним нельзя договориться, он не понимает человеческих слов. Хочет весь бизнес делать один. Но так не бывает, сам знаешь. Я говорил, не горячись, брат, в Москве хватит места всем, он не слушал. Теперь убежал, испугался. Но скоро вернется. Его заколдовала белая телка, с которой живет. Он обязательно к ней придет.
– Чем она такая особенная?
Исламбек задумался, пригубил вино, смочил губы.
– Ничего особенного, но иногда из-за женщины на самого сильного мужчину находит помрачение ума. Как раз такой случай. Еще у телки есть мальчик, сынишка. Его мы пока забрали к себе.
– Мудро, – одобрил Магомай. – Такого оскорбления он не простит.
– Никогда не простит, – холодно улыбнулся Гараев. – Начнет искать мальчика, перехватишь его по дороге. Верно? Когда будет искать, он будет слепой.
Филимон Сергеевич небрежно спросил:
– Кокнули мальчишку?
– Нет, нет, – поспешно ответил Гараев. – Мы же не звери.
Магомай видел, абрек что-то скрывает, но не стал углубляться и выяснять. Общая картина ясная, оставалось уточнить детали: адреса, телефоны – и все такое. И получить аванс.
– Мои условия такие, – сказал он. – Заказ выполню при любом раскладе, но срок назвать не могу. Если он в Москве, управлюсь за неделю. Это еще пять процентов к общей сумме. За розыск. Можешь искать сам, но аванс мне нужен сейчас.
– Хорошие условия, – согласился Исламбек. – А вдруг бешеный атай умотал в Европу? Или в Америку?
– Это хуже. У меня там зацепки ненадежные, но на аванс не влияет. Теперь еще одно. Какую хочешь акцию – публичную или семейную? Публичная – еще десять процентов.
– Не совсем тебя понял, почтенный?
– Вы, восточные люди, предпочитаете разборки со стрельбой, с погонями. Чтобы по телевизору показывали на устрашение врагам. Это дополнительные расходы.
– А по-семейному как?
Магомай мечтательно улыбнулся.
– По-семейному мне по характеру ближе, потому беру дешевле. Человек умирает тихо, спокойно, как от инфаркта. Или, к примеру, стоит на берегу речки, кормит рыбок крошками – и бульк в воду. Все чинно, благопристойно. По-божески.
– Лучше публично, – подумав, ответил Исламбек. – Пусть помучается… Кстати, Маго, адвокат у тебя крапленый, знаешь, да?
– Знаю, бек. Но он мне как сын родной. Давно с ним работаю, привык. Спасибо за предупреждение.
– Не боишься, что сдаст?
– Кому, бек? О чем ты? – Филимон Сергеевич с нетерпением ждал выдачи аванса, но абрек отчего-то медлил, пил вино, разглядывал собеседника, как диковину. Это начинало не нравиться Магомаю. При контакте с кавказцами следует неукоснительно соблюдать определенные правила. Никакой фамильярности, задушевности – и не дай бог отпустить инициативу. Их бурные эмоции по любому поводу – не больше, чем показуха. Настоящий абрек всегда внутренне собран, сосредоточен, холоден – и с кинжалом наготове. Любое проявление человеческих чувств он воспринимает как слабость, как капитуляцию перед его мощью. Но второй раз подряд напоминать об авансе неучтиво и, хуже того, – свидетельствует о неуверенности в себе. Поэтому Филимон Сергеевич попросту, не говоря ни слова, поднялся и пошел к дверям. Краем глаза засек, как у абрека вытянулось лицо.
– Ты куда, почтенный Маго? Что случилось? Я что-нибудь не так сказал, дорогой?
Магомай обернулся, ответил с изысканной вежливостью:
– Похоже, тебе надо подумать, бек. Если понадоблюсь, найдешь через Гриню.
– Вернись, Маго, прошу тебя!
Магомай вернулся. Он видел, как Гараев вспыхнул гневом, как покрылись серой плесенью загорелые щеки, засверкали черные глаза – и это его позабавило. Вот в таком состоянии они податливее всего. С абреком легче всего договориться в двух случаях: когда он в бешенстве и когда мертвый.
– Со мной так нельзя, – тихо молвил Гараев. – Нехорошо себя повел, почтенный Маго.
– Неужели? Тогда извини… Мне показалось, у тебя нет денег. Я готов подождать, ничего.
Абрек встал с места, подошел к сейфу в углу кабинета, прокрутил электронный набор, стоя спиной к Филимону Сергеевичу. Вернулся с пластиковым пакетом.
– Здесь двадцать пять штук. Две пачки по сотне, пять тысяч по пятьдесят. Так устроит?
– Конечно, бек. Выпьем по глотку за удачу? Ты чего-то немного разволновался.
– Я никогда не волнуюсь… Считать будешь?
– Зачем? – удивился Филимон Сергеевич. – Меня еще никто не обманывал. Один гаврик обманул в прошлом году, его склевали голуби.
Этого оскорбления абрек не выдержал, плюхнулся в кресло, тяжело дышал открытым ртом.
– Угрожаешь? Мне?!
– С чего ты взял? – голубые глазки киллера осветились искренним недоумением. – Я вообще никогда никому не угрожаю. Я мирный человек.
– Думаешь, у тебя две головы у самого?
– Ах ты об этом? – Магомай потешался про себя, но выглядел обескураженным. – Нет, голова одна. Но все дело в том, благородный рыцарь, что еще не родился тот человек, который ее оторвет.
Федор Каплунов рожден был хватом, торговал иномарками при фирме «Народное счастье». Мы с ним бывшие однокурсники. Закончили один институт, работали в одном институте и вышибли нас из одного института. Вернее, не вышибли, а сократили. Все произошло мягко, в щадящем режиме. Когда наступило рыночное счастье с лицом Гайдара и в Россию прорвалась мировая цивилизация, наш институт не вписался в колониальную схему, но сотрудников (а среди них было много ученых с мировыми именами) никто не вышвыривал за ворота, каждому предложили выбор. Первое: вы могли спокойно бить баклуши, получая в нынешних ценах около тысячи рублей жалованья. Второе: могли продать свои мозги представителям таинственных западных фирм, рыскающим по территории института, как у себя в чулане, с какими-то анкетами и «стабилизационными списками». Третье: могли осуществить в знак протеста (против чего?) красивый ритуальный акт самосожжения, как сделал наш коллега, младший научный сотрудник Бурлаков, будучи под сильной банкой. Причем вышло неудачно: морда обгорела до неузнаваемости, а в остальном уцелел. Кстати, судьба его после акта самосожжения сложилась на диво успешно. За показушное геройство его полюбила первая институтская красавица, секретарша директора Клементина (в девичестве Дуся Иванова), к которой он до этого года два безуспешно подбивал клинья. Они поженились и вскоре уехали по вербовке в Канаду – Клементина вроде бы как фотомодель, а сам Бурлаков – певчим в цыганском хоре.
Нам с Каплуном ни один из трех вариантов не подходил по причинам, которые не хочется заново пережевывать. Не подходил – и точка. Поэтому в один прекрасный день мы просто не вышли на работу, чего, по всей видимости, никто не заметил: из института нам не звонили и наши трудовые книжки так и остались в кадрах. Теперь-то уж, наверное, сгорели при инвентаризации. Года три назад институт приватизировал некто по имени Густав Скориадзе (или Мамоладзе?), и перед тем как перепрофилировать его в гостиничный двор с комплексом подсобных помещений (рулетка, сауна, стриптиз-бар и прочее), провел там генеральную зачистку. Как говорится, его право. Частная собственность священна и неприкосновенна.
В отличие от меня Каплун перенес перемену в жизни безболезненно, может быть, потому, что жил бобылем и нес ответственность только за себя. Разумеется, какое-то время помыкался без дела, но очень скоро вписался в «Народное счастье», как шар в лузу, сделал там карьеру и теперь числится кем-то вроде управляющего (или соучредителя), хотя чем управляет – большой секрет не только для меня, но, кажется, и для него самого. Во всяком случае не бедствует и по штуке в месяц на иномарках имеет.
Самым знаменательным событием для Каплуна, как выяснилось, было не то, что нас, так называемых россиян, всем скопом приподняли за шкирку и одним махом переместили из развитого социализма с человеческим лицом в царство мелкого лавочника со скабрезной ухмылкой Чубайса, а то, что он встретил девицу Карину. Девица была непростая, из музыкальной семьи, с хорошей родословной, уходившей корнями в пещеры Арарата. Вдобавок ей было двадцать лет. Моему потасканному другу в этой истории, по моему мнению, ничего не светило, но он верил в грозное обаяние спивающегося русского интеллигента. Основания для такой веры у него имелись. Что-то ведь удерживало около него романтичную девушку вот уже третий месяц. Встречались они редко и невпопад, но каждое свидание производило на мозг Каплуна разрушающее воздействие. Он многого не мог понять в поведении возлюбленной. Почти всю вчерашнюю пьянку мы только о ней и говорили, пока оставались в соображении, а возможно, и после того. Главное, что смущало Каплуна в девице – это ее сексуальная заторможенность. Стыдно сказать, но их отношения до сих пор оставались платоническими, что не укладывалось у него в голове. Разумеется, он склонял ее к сожительству со всем пылом опытного пожилого кобеля, но наталкивался на стойкое, глухое сопротивление, иногда принимавшее издевательский характер. К примеру, на днях она позвонила, чтобы справиться, как он поживает. Каплун по привычке прикинулся больным на грани инфаркта и попросил привезти какой-нибудь жратвы. Дескать, помирает, и некому даже чайник вскипятить. Поверила Карина или нет в его бредни – неважно, но через час явилась с полной сумкой продуктов. Увидя возлюбленную, Каплун от радости выздоровел и, как заведено, начал ее домогаться. Любовная сцена переросла в побоище. По словам Каплуна в квартире не осталось ни одной целой вещи, но окончилась схватка опять ничем. Карина сохранила целомудрие, а он сам, набегавшись за ней по квартире, еле вывел себя из стресса с помощью все той же бутылки водки. Помнится, накануне мы перебрали с десяток возможных вариантов объяснения странного поведения красотки и пришли к мнению, что Карина плюс к тому, что мазохистка, вдобавок, возможно, как ни дико звучит, девственница. Самое простое объяснение, что девушка таким незамысловатым способом хочет женить его на себе, мы отбросили сразу как сомнительное. В подобных случаях женщина, как правило, преследует материальные цели, но Карина и без Каплуна как сыр в масле каталась, принадлежала к одному из самых богатых московских кланов. В частности, в гости к нему приезжала на собственной «Альфа-Ромео» вишневого цвета. Во всей этой истории действительно таилась неразрешимая для меня загадка, состоящая из двух частей. Во-первых, что привлекло такую девушку, как Карина, молодую, богатую, красивую, образованную, которая в два счета при желании могла выскочить хоть за американца, к седеющему, с поределым волосом, брюхастому от непомерного потребления пива Каплуну; и второе, если уж увлеклась, то чем была вызвана столь неадекватная, необъяснимая девичья стойкость. Каплун нас познакомил: она производила впечатление уравновешенной, вполне зрелой девицы, с учтивыми манерами, с лукавой искрой в глазах. Ни единого признака повального у современной молодежи сексуального безумия. Увы, вся эта любовная карусель, закрутившая друга, занимала меня лишь до вчерашнего дня.
Возникнув в квартире, Каплун, по первому взгляду даже не похмелившийся, сразу уловил, что-то произошло неординарное. Да что там, сам факт появления Светика его насторожил. Он сразу извинился:
– Пардон, друзья, я, кажется, не вовремя… Но у вас, вижу, там что-то беленькое на столе… Разрешите принять рюмаху, и я исчезну.
Принял он, конечно, не рюмаху, а допил бутылку – и изрядно добавил пива. С разрешения Светы я посвятил его в нашу беду. Сам я больше не пил. Каплун, выслушав трагическую новость, выругался, сказал: «Не может быть!» – еще сказал: «Ах, суки позорные!» – потом начал задавать вопросы. Света не принимала участия в разговоре. Сидела насупленная и словно в полудреме. Сказалась бессонная ночь. Мне было так ее жалко, как будто я по-прежнему ее любил. Чистое лицо, детский рисунок рта, милая гримаска у бровей – казалось, поход в богатство никак на ней не отразился. Сейчас это была та же самая женщина, которая долгие годы называла меня Осликом, Кутей и Моней, с которой мы провели вместе столько счастливых дней и ночей.
– Что ж, все более или менее ясно, – подытожил Каплун, с сожалением глядя на опустевшую бутылку.
– Что тебе ясно?
– У них разборка. Мальчик им нужен как элемент давления. Поэтому нет речи о выкупе. Сейчас весь вопрос в том, куда подевался ваш Руслан. И что он собирается делать?
Мы оба посмотрели на Светика, и в тот же миг она очнулась.
– Светлана Анатольевна, – обратился к ней Каплун, – вы не могли бы высказать свои предположения?
– Мальчики, мне плохо, – ответила она.
Поделиться книгой: