— Не совсем так. Есть еще один аспект, позже ты его поймешь. Там, на Сейв-Вэре, каждый творил свою реальность.
— Каждый? И я?
— Конечно. Ты хотела жить и выжила.
— То есть моя воля дала мне силы?
— Воля — лишь инструмент. И магистр, и ты — пользовались этим инструментом и получили каждый свой результат. Акт созидания и акт разрушения.
— Но тогда почему выжил Рощин? Он сотворил не меньше зла.
— Просто его урок на Земле еще не окончен.
— Какой урок? Что за чушь? — Ольга села в постели, испугавшись своего громкого голоса, открыла глаза. — С кем я только что разговаривала? Сама с собой? Но я ничего не знаю о законах Вселенной и каких-то там энергиях, выпавших из своих временных зон. Откуда в моей голове эти эзотерические бредни?
Вокруг нее была та же комната. То же окно с грустным рыжим кленом, тот же экран компьютера, сонно помаргивающий ромбовидной заставкой. Она сходит с ума, вот что…
— Не бойся. С тобой все в порядке.
Теперь голос звучал прямо в голове. Девушка совершенно не могла определить, где именно — в ушах, затылке, темечке. Непонятно было, и кто говорит — мужчина или женщина. Громко или тихо. Весело или грустно.
Просто голос. Ясный, доброжелательный, очень четкий.
Я сплю? — Ольга сильно потерла глаза, больно дернула себя за мочку уха. Глаза снова увидели то же окно, впрочем, изрядно посветлевшее, потому что на улице окончательно рассвело, тот же дождь, тот же клен, сильно полысевший и на свету еще более жалкий.
Ухо, цепко прихваченное острым ногтем, защипало.
- Не спеши. Где ты будешь находиться, значения не имеет. Главное, чтобы ты хотела со мной говорить.
— Господи! — Славина накрыла голову подушкой, прячась от этого голоса, света за окном, самой себя. — У меня галлюцинации.
— Не бойся, ты здорова.
— Кто ты? Кто со мной говорит? — тоскливо прошептала Ольга.
— Вы называете меня Мурка, хотя мое настоящее имя совсем другое.
— Мурка? — Девушка сбросила с головы подушку и уставилась на расположившуюся рядом кошку.
Животное сидело прямо против ее головы и немигающе смотрело на Славину глубокими зелеными глазами, в центре которых, как ворота в иные недоступные миры, чернели вытянутые провалы зрачков.
Ольга в ужасе уставилась на кошку и тут же почувствовала, как втягивается ее вялое беспомощное тело в эти бездонные черные дыры. Плети обвисших рук, плечи, голова… В тот момент, когда Славина готова была потерять сознание от страха и тоски, зазвонил телефон. Девушка схватила трубку, как соломинку, понимая в ней единственное свое спасение.
— Олечка, — проворковал в трубке уютный голос соседки. — Корм-то Мурочкин забери! Она ведь у вас избалованная! С голоду помрет, а ничего другого в рот не возьмет.
— Хорошо, Любовь Ивановна! — радостно откликнулась Ольге, безумно обрадовавшись тому, что так удачно окончился недавний кошмар.
Вскочила с постели, натянула свитер и джинсы, пригладила щеткой волосы, и тут зазывно затренькал дверной звонок.
— Сейчас, Любовь Ивановна, сейчас! — крикнула она, пытаясь найти второй тапок.
Не нашла, поскакала к двери на одной ноге. Рядом, с любопытством наблюдая за ее цапельным передвижением по скользкому паркету, важно покачивала трубой хвоста Мурка.
— Сейчас, Любовь Ивановна, сейчас, — повторила Славина, скидывая цепочку и отпирая запор.
Мурка странно и громко мяукнула.
Девушка справилась с замками, приглашающе распахнула дверь.
— Здравствуй, Оля, я к тебе. Поговорить надо.
Вошедший Рощин спокойно отодвинул ее в глубь коридора и задвинул щеколду.
Тьма, душная и липкая, прижималась к голым плечам и коленям, как чужие навязчивые ладони, перепачканные чем-то грязным и сладким. Хотелось одного: стряхнуть с себя эти мерзкие прикосновения, а потом до боли тереть и тереть тело жесткой мочалкой, пока от этого липкого, клейкого, ненавистного не останется и воспоминания.
Макс в очередной раз передернул плечами.
— Сейчас бы в душ…
— Не помешало бы, — отозвался Адам.
Доходил третий час их путанного отрывистого разговора, в котором они заново узнавали друг друга, а узнавая — принимали. Десять лет, что встали между ними поначалу непроходимым скальным хребтом, постепенно искрошились, распавшись сначала на валуны годов, а потом и на мелкую гальку отдельных дней.
Размытый язычок огня от самодельной свечки, предупредительно оставленной Фестусом, смазывал черты лиц, сглаживая морщины и время, озаряя лишь глаза, светящиеся то ли радостной болью, то ли болезненной радостью.
И если бы света было чуть больше, то каждый из них моментально признал бы в сидящем напротив того самого Макса или Адама, какими они были много лет назад, когда самой большой бедой считался заваленный зачет или растаявшая, как первый снег, невеликая стипендия.
Короткий рассказ Макса о недавних событиях на Сейв-Вэре Адам выслушал с напряженной тревогой, почти не перебивая вопросами.
— И, значит, твоя Оля сделала этот фильм?
— Почти. Осталось довести до ума. Я видел лишь черновик. Собиралась закончить после возвращения.
— Ты уверен, что она еще в Турции?
— Да, мы так договорились.
— Звонил?
— Ты же знаешь, какая в Мали связь…
— Держи, — Адам извлек из широкого кармана шорт довольно увесистую трубку. — Этот берет везде.
— Ночь, Адам, она спит, не хочу пугать.
— Думаешь, она не обрадуется твоему звонку ночью? Звони!
Голос приятеля прозвучал почти приказом. Макс набрал номер.
— То же самое, — пожал он плечами. — Абонент не доступен.
— Для этого аппарата нет недоступных абонентов, если только…
— Что ты хочешь сказать? — Барта снова обдало холодом.
— Макс, я тоже был в Мурманске, за месяц до тебя, в июне.
— Зачем? — Барт напрягся. — Что ты там делал?
— Искал разгадку тех же секретов, о которых ты только что рассказывал, — мрачно ответил Адам.
— Сейдов?
— Да. И возможности управления ими с помощью древней магии.
— Адам… Ты веришь в эту чушь?
— Я во многое поверил, Макс. А в это… Если это работает и может помочь, я готов поверить и в это!
— Помочь? Чему? Или кому?
— Моя родина — это горы. И ее легко разнести в клочья, не прибегая к бомбардировкам и десантам. Ваши уже это опробовали. Правда, легонечко так, для острастки…
— А при чем тут Кольский полуостров и древние мегалиты?
— Ты же сам только что рассказывал, какие идеи вынашивали эти немецкие придурки.
— Но это же бред, чушь, эзотерические блудни!
— Макс, я задам тебе один вопрос, а ты подумай, не отвечай сразу, хорошо?
Барт настороженно кивнул.
— Скажи, неужели ты всерьез считаешь, что деятельность такой организации, как «Туле», да еще с таким составом участников — одна вице-губернаторская семья чего стоит! Да еще со свободным использованием новейших военных вертолетов, могла быть столько лет скрыта от спецслужб? Рядом с Мурманском? Где ядерных боеголовок, как тут баобабов? Подземные переходы, оборудованные скальные города! Это все освоили немцы черт знает когда, а наши, идиоты, до сих пор ничего не знают? Макс! — Адам сокрушенно развел руками. — Вспомни, общеизвестный факт: еще в тысяча девятьсот двадцать втором туда, в Кольскую тундру, при личном содействии Дзержинского была снаряжена целая экспедиция, якобы для этнографических и географических исследований. На самом деле, чекисты интересовались возможностями физического воздействия на психику. В стране голод, разруха, целые губернии вымирают, а тут — на тебе, научная экспедиция в заполярную Тьмутаракань! Да и потом, насколько мне известно, те места никогда не выходили из поля зрения советских спецслужб. Вот и прикинь, могло ли это «Туле» там так развернуться, если…
Барт молчал долго. Так долго, что Адам пару раз, не выдержав, вставал из-за стола и начинал мерить шагами пустынный пятачок у «отеля», потом снова садился, не произнося, однако, ни слова, просто ожидая.
— Дай телефон, — хрипло попросил Макс. — Сколько сейчас в Москве?
— Ну, если тут уже шесть, то там — десять.
Барт раз за разом набирал два номера: Ольгин мобильный и следом — домашний. Тщетно. С силой потер лоб, снова набрал номер, третий по счету. Пошли гудки, вполне различимые в абсолютной африканской предрассветной тиши.
— Але, — услышал Адам высокий мужской голос.
— Это телевидение? — тем же хриплым басом поинтересовался Барт.
— Да, слушаю.
— Могу я услышать Ольгу Славину?
Трубка довольно долго молчала, а потом растерянно отозвалась:
— Нет, ее нет.
— Она еще не вернулась из отпуска? — обрадовался Барт.
— Н-нет… — трубка замялась. — Она тут больше не работает.
— Как это — не работает? — опешил Макс. — А где она?
— Уволилась, — сообщил голос.
— Давно? — снова потух Барт. — Вы не путаете? Славина?
— Не путаю, — недобро загустела трубка. — Со вчерашнего дня она не работает на первом канале. До свидания.
— Постойте, — взмолился Барт. — Я очень издалека звоню, не могу ее найти. С ней все в порядке?
— Понятия не имею, — сообщил телефон. И тут же пошли гудки.
Макс напряженно всматривался в погасший дисплей, будто надеялся отыскать там ответ на мучившую его загадку. Снова пощелкал кнопками.
— Николай, привет, это Барт.
В трубке радостно завопили.
— Коля, у меня просьба, я очень далеко, в Мали. Пожалуйста, узнай через супругу, что произошло с Ольгой Славиной. Да-да, с той самой. Срочно. Жена вернется только ночью? Она в Праге? Ну, хоть ночью! Только сразу позвони, хорошо?
Отключил телефон, поднял ясные и очень печальные глаза на друга.
— С Ольгой беда. Я Николаю Томину звонил, помнишь? Его супруга тоже на первом канале работает, больше и узнать не у кого. Я в Москве не очень-то свой…
— Да, узнал ты немного, — задумчиво проговорил Адам, — но зато — самое ценное: твоя Оля жива. А все остальное — ерунда. Понадобится — купим! — и он натужно и неестественно засмеялся.
— Адам, я сейчас вспомнил давнюю историю с «Тайнами Сириуса», ну, помнишь?
— Еще бы не помнить! Тогда нас всех чуть не отчислили за чтение запрещенной литературы!
— Так вот, у Темпла был грандиозный скандал с ЦРУ…