— Завтра же начинайте…
— Ладно, — сказал Святослав и вышел из кабинета…
Он летел домой на вертолете, но не видел ничего за окном, не слышал шума винтов. Воскресшая мечта несла его снова в небеса, и единственный образ человека Земли, который он держал в своей памяти — был образ Мэри, к которой он сейчас стремился, чтобы поделиться с ней своей радостью…
СПОР С МЭРИ
Мэри осталась у Святослава, так и не вернувшись к своим бедным родителям, которые жили где-то на окраине города.
Она вкладывала в чувства к Святослава всю свою страстную, горячую душу.
Она была подавлена и недовольна, когда узнала о подготовке к полету в небо, но сначала не выражала своего недовольства, чтобы не раздражать Святослава… Однако шло время, и положение изменилось…
…В течении 3-х месяцев был подготовлен проект космического корабля по идеям Барвицкого. На закрытом совещании конструкторов и инженеров проект был полностью одобрен, и заводы Рогена получили заказ на изготовление всех необходимых частей корабля.
Мир ничего не знал ни о постройке корабля, ни о его конструкцию. А конструкция действительно была необычной.
При построении первых космических ракет пользовались обычным химическим топливом. Но уже при путешествии на планеты Марс или Венеру не могло быть и речи о применении такого топлива. Его не хватало для таких больших перелетов. Поэтому теперь ряд стран строили атомные ракеты, где движущей силой был поток материи, разогретой в атомном котле. Но и эта конструкция не годилась для достижения световых скоростей. Большие успехи ядерной физики позволили Барвицкому пойти совсем другим путем.
Его космический корабль не имел ничего общего с ракетой. Это был огромный, длиной в тридцать метров, аппарат, построенный из самых тугоплавких и легких сплавов, обтекаемой формы, без воздушных стабилизаторов. Посредине корабля проходил сквозной прямой канал. В канале монтировался огромный соленоид, а с торцов канала — огромные шары-разрядники. Эти шары накапливали в себе высокочастотную энергию, сконденсированную в атомных батареях, и импульсами, усиленными в миллиарды раз с помощью суперпозиции волн, подобно грозовым разрядам, излучали ее через канал. Импульсы проходили от одного шара к другому в любую сторону. Соленоид заряжался и, взаимодействуя с полем локализованного в пространстве сгустка электромагнитной энергии, который проходил по каналу, придавал аппарату ускорение. Главное то, что аппарат должен двигаться бесшумно, набирать любую скорость и даже неподвижно висеть в пространстве.
Запасы энергии в атомных батареях были чрезвычайно велики и их хватило бы на сотни лет полета по земному времени…
Роген бросил на построение аппарата все возможности своих гигантских заводов, десятков институтов, и через полгода в пустыне Нью-Мексико за необъятной стеной, в новом цехе начал монтироваться первый в мире корабль для достижения скорости света. В конструкцию было заложено все лучшее, что могла дать научная мысль в области автоматики, теле, радио и электротехники, электроники и т. д. По расчетам Барвицкого постройка корабля должна была закончиться в июле следующего года…
Первые дни Барвицкий приходил домой веселый, радостный. Обнимая Мэри, он оживленно рассказывал ей о том, как продвигались работы. С каждым днем все тревожнее становилось у нее на сердце, но она сдерживалась, потому что не хотела омрачать его радости. Но в сознании настойчиво билась мысль — скоро разлука. Разлука навсегда, ибо кто же может ждать человека обратно из необъятных глубин Пространства и Времени. И Времени… Ведь если он и вернется, то, может быть, только через сто лет, когда она уже умрет!
Что он хочет найти там, в холодных просторах Космоса? Неужели она Мэри — любящая и близкая — не роднее ему космических химер?
Однажды, когда Святослав вернулся на вертолете из Нью-Мексико поздно вечером, Мэри не выдержала. Глядя полными слез глазами мужу в лицо, она сказала:
— Дорогой мой! Я всегда рада и счастлива, когда ты счастлив! Но в своей радости ты совсем забываешь обо мне.
— Что ты хочешь этим сказать, Мэри? — встрепенулся Святослав. — Ах да, понимаю! Понимаю… — грустно сказал он. — Но что же я могу сделать? Что я могу сделать, Мэри?
— Разве ты не человек Земли? Разве не твоего сына я ношу под сердцем?
— Это правда, Мэри?
— Да!..
— Для чего, для чего? Кому нужно на этом свете еще одно существо, еще один червь? Не надо этого, Мэри…
— Нет! Нет! — взволновалась Мэри. — Я не уничтожу твоего сына… Я сохраню хотя бы его, если не могу сохранить тебя!.. Куда ведет тебя твой бред, куда, скажи…
— Ах так — бред? Ты согласна с тем, как меня оценила подлая пресса? И это ты, Мэри, которая раньше так понимала меня?
— Я хотела показать тебе, что можно найти цель и в нашей земной жизни.
Святослав пренебрежительно махнул рукой:
— Перестань!.. "Цель"! Какая цель? Дать миру еще одного или нескольких несчастных? Ты же прекрасно знаешь мои взгляды на смысл жизни, ты слышала мои доклады! Для чего эти смешные и никчемные разговоры… Я не могу, понимаешь — я не могу не использовать этой возможности, чтобы осуществить свою мечту! Прости меня, Мэри… Я знаю — тебе тяжело… Но я вернусь! Я вернусь оттуда!..
Мэри горько улыбнулась и не сказала ничего.
Между ними появился холодок отчуждения. Строгим и холодным улетал каждое утро Святослав, и снова у него настойчиво появлялись галлюцинации, и снова небесная неземная красавица звала его в пустыню неба, в другие миры. И настолько яркими были эти видения, что Святослав часто не знал, где же реальная действительность — тот чудесный мир, что мерещиться ему в видениях, или заплаканная Мэри, целыми днями без движения сидящая на диване, уставившись в одну точку…
ЧТО БЫЛО ПЕРЕД ПОЛЕТОМ
…Прошло 10 месяцев… Еще через месяц должен был состояться старт космолета. Роген в нескольких нотариальных конторах оформил все необходимые документы для того, чтобы никто не мог стать его наследником в течение ста лет. Кроме того, он, по требованию Барвицкого, полностью материально обеспечил Мэри и ее будущих потомков…
В июне к профессору нежданно пожаловал гость: это был академик Копылов, который приезжал на конгресс физиков. Барвицкий был растроган — никто из ученых до сих пор не навестил его, никто не вспомнил — Копылов был первым.
— Коллега, — сказал Копылов, после приветствия, — я приехал к вам не только для того, чтобы навестить вас. Я знаю о том, что вам отказано в работе во всех институтах, и хочу предложить самую активную работу в нашей академии и как раз в области ваших исследований… У нас в России начались работы по созданию космического корабля для полетов в другие системы. Я думаю, что ваш опыт, ваша эрудиция была бы очень полезны в этих исследованиях. Несмотря на разницу в мировоззрении, у нас с вами есть много общего…
— Я очень тронут, коллега, — ответил Барвицкий, — но мне уже ничего этого не нужно. Через месяц я лечу в Космос!..
— Как? — удивленно воскликнул Копылов.
— Я говорю серьезно. Об этом никто в мире не знает, но вам я расскажу. С условием, что вы сохраните тайну!
— Разумеется!..
— Так вот, сразу после Ассамблеи, когда я был охаян и осужден миром, — меня вызвал Роген…
— Роген? — воскликнул Копылов. — Это известный магнат?
— Да. Он предоставил в мое распоряжение все, чтобы построить космический корабль для достижения сверхсветовых скоростей. Меньше чем через месяц аппарат будет готов…
— Кто на нем полетит?
— Роген и я…
— Что он хочет делать там, в Космосе? — удивился Копылов. — Кажется, там не сделаешь бизнеса!
— Кто знает, — таинственно произнес Святослав. — А между тем этого я не имею права говорить…
— Но, профессор, — сказал Копылов. — что же вы будете делать один (фактически один, какой из Рогена ученый) в Космосе, без товарищей, без научной экспедиции?
— Мне не нужна экспедиция, я не собираюсь добавлять результаты жалких исследований на других мирах в так называемую "сокровищницу" человеческой науки. Я хочу выйти за пределы Времени и Пространства и выйти в иное Бытие. Я узнаю — прав я или нет!
— Увы, увы! Вы не отказались еще от своих взглядов, — задумчиво сказал Копылов. — Что ж, пожелаю вам счастья, но от души предупреждаю, что вас ждет поражение!..
— Пусть! — упрямо проговорил Барвицкий. — Но это сильнее меня! Я не могу иначе… Вы понимаете?
— Я уверен, — говорил Копылов, — что на больших скоростях человек потеряет возможность контролировать свои действия и, может, даже погибнет!..
— Я хочу видеть это!..
— Но вы никому не передадите свои знания…
— За мной последуют другие…
Копылов с укоризной покачал головой:
— Профессор! Я не понимаю, как могут в одном человеке сочетаться такие великие мысли и такая наивность!.. Бросьте вы своего Рогена, поедемте к нам. Высший совет академий социалистической федерации решил начать небывалые по масштабу работы, связанные с изучением далеких миров… Вы знаете — как необходимы нам такие люди, как вы!.. Не жар-птицу вы будете хватать за хвост, а открывать новые миры!
— Может, еще хуже, чем наш, — усмехнулся Барвицкий. — Поздно… Поздно… Скажу лишь одно!.. На каком принципе у вас строится космолет?..
— Мы используем направленный пучок термоядерного взрыва…
— Это же очень опасно!
— У нас нет другой конструкции…
— Да, да… — задумчиво протянул Барвицкий. — Вот что. Я передам через вас вашей академии проект своего космолета. Думаю, что этот проект наиболее разработанный и самый эффективный из тех что я знаю…
— А как же Роген?.. — начал Копылов.
— Роген? На эту конструкцию он не имеет никакого морального права. Аппарат должен принадлежать человечеству. Если я сам не могу быть полезным для людей, то пусть результат моей работы поможет науке. Я желаю вам счастья, коллега. И вот, возьмите, — Барвицкий передал Копылову свиток бумаг. — Здесь все, что касается корабля…
— Хорошо, — дружелюбно глядя в глаза Барвицкому, сказал Копылов. Будьте уверены, ваши идеи попадут в хорошие руки…
— Я уверен в этом!..
— И еще одно, — продолжал Копылов, — когда убедитесь, что вы неправы, постарайтесь вернуться на Землю. Здесь, на Земле, будет решаться смысл Бытия человеческого, а не в безднах космического пространства.
Барвицкий отрицательно покачал головой и крепко пожал горячую руку русского академика.
И вот он снова остался один. Он и грустная Мэри, как немой укор…
А через час по срочному вызову Барвицкий прилетел к Рогену и по лестнице спустился в его кабинет.
— У вас час назад был Копылов? — спросил Роген.
— Да!..
— Что он хотел?
— Он предлагал мне работу в Российской академии…
— Что вы сказали?
— Я отказался. Я сказал, что не нуждаюсь…
— Он узнал от вас о нашем полете?
— Нет!..
Роген долго, внимательно и остро смотрел на Барвицкого, потом процедил:
— Через три недели мы вылетаем. Аппарат почти готов. Итак, я больше не отпущу вас…
— Как? — вспыхнул Барвицкий.
— Другого выхода у меня нет. Я не хочу, чтобы мир узнал об этом полете и его цели. Жену вы увидите перед вылетом. Все…
Барвицкий заскрипел зубами, а потом бессильно опустил голову. Зря! Надо стерпеть эту страшную обиду!..
В тот же вечер Мэри получила коротенькое письмо:
Жгучая слеза покатилась по щеке Мэри. Приближалось страшное время разлуки…
ПРОЩАНИЕ
Шли дни за днями, терзая душу Мэри. Под сердцем шевелился ребенок Святослава. Мэри почему-то была уверена, что родится сын, и от этого ее мысли были еще более печальные. Что делать? Что придумать? Бедная его голова! Значит, женские чары бессильны удержать на Земле беспокойное сердце, значит, есть что-то в черной небесной бездне, что так близко его буйной душе. Что же это?
Ответа не было. Только грусть и слезы сушили ее прекрасное лицо…
Третьего июля к ней приехал Копылов. Она его узнала и очень обрадовалась.
— Где же профессор? — после приветствия спросил академик.
— Его нет! — грустно ответила Мэри. — После вашего визита Роген не отпустил его…
— Ах да, понимаю!.. — сказал Копылов. — Какое безобразие… Значит, все решено. Уже ничего не сделаешь!..
Мэри склонила голову. Она давно знала это.
— Не горюйте! — мягко сказал Копылов. — Берегите сына!..
— Для кого? — прошептала Мэри.
— Верьте в его возвращение… — Она покачала головой
— Нет! Мое сердце говорит — нет!..
Копылов помолчал.