Бабушки (сборник)

А потом, бросив эту тему — мальчишек, — Роз продолжила: «Просто обязана тебе сообщить…», наклонилась к Лил и, неосознанно перейдя на шепот, сказала ей что-то, совершенно неважное.

Мужья все смотрели, Гарольд с напряженной иронией, Тео заскучал.

И так далее. Пленка крутилась и крутилась.

— Ты снял это, чтобы подловить меня? Ты все подстроил, чтобы мной манипулировать!

— Нет, ты разве не помнишь? Я снимал мальчишек на пляже. Ты взяла у меня камеру и сняла меня с Тео. А потом он сказал: «А как же девочки?»

— А…

— Да. И только просмотрев запись вчера, в общем-то я увидел… я не то, чтобы удивился. Ведь так у нас всегда. Вы с Лил вместе. Постоянно.

— Ну и что ты хочешь этим сказать? Что мы лесби?

— Нет. Не хочу. Да и если так — какая разница?

— Я просто не понимаю.

— Секс, естественно, особого значения не имеет. В сексе у нас все более чем нормально, но отношения у тебя не со мной.

Роз села, чувства скручивали ее узлом, она заломила руки, слезы готовы были пролиться.

— Так что я хочу, чтобы ты переехала со мной на север.

— Да ты спятил!

— Ох, я знал, что ты откажешься, но могла хотя бы сделать вид, что готова это обдумать.

— Ты хочешь развестись?

— Вообще-то нет. Но если бы нашлась женщина, для которой я был бы на первом месте, то…

— Тогда-то «да»! — воскликнула она наконец, расплакавшись.

— Ну, Роз… Не думай, что я не переживаю из-за этого. Ты мне дорога, ты же знаешь. И я буду дико по тебе скучать. Ты мне как друг. И вряд ли мне будет с кем-то так же хорошо в постели, это я тоже осознаю. Но здесь я чувствую себя тенью. Я не так уж важен. И все.

Теперь пришел его черед смахнуть слезу, закрыть глаза руками. Он вернулся в спальню, лег на кровать, она — рядом с ним. И они принялись утешать друг друга.

— Гарольд, ты сошел с ума, ты же это понимаешь? Я тебя люблю.

— Роз, я тебя тоже люблю, не думай, что не люблю.

Потом Роз позвала Лил, и они вдвоем посмотрели видеозапись, молча, до самого конца.

— Вот поэтому Гарольд хочет уехать, — заключила Роз, рассказав подруге вкратце о случившемся.

— Не понимаю, — ответила Лил, морща лоб. Она была крайне серьезна, да и Роз тоже, но при этом она улыбалась и злилась.

— Гарольд уверяет, что отношения у меня с тобой, а не с ним.

— Ну и чего он хочет? — спросила Лил.

— Говорит, что не чувствует себя включенным в нашу жизнь.

— Он не включен! Да я всегда при нем чувствовала себя… брошенной. Все эти годы я смотрела на вас с Гарольдом и мечтала…

До этого самого момента преданность не позволяла ей говорить, но теперь Лил наконец призналась:

— У меня брак не сложился. Мне плохо с Тео. Я никогда… но ты ведь знала. А вы с Гарольдом всегда такие счастливые… Ты себе представить не можешь, как часто я, уходя от вас, возвращалась к Тео и мечтала…

— Я не знала… Ну, то есть знала, конечно, что Тео не идеальный муж.

— Да уж не сдерживайся.

— Мне кажется, что это вам следует развестись.

— Нет-нет, — ответила Лил, взволнованно отмахиваясь от этой мысли. — Нет. Я однажды сказала это Иену в шутку, просто проверить, как бы он отреагировал, если я разведусь, и он буквально обезумел. Он так долго молчал, ну ты знаешь, как он может, а потом закричал, заплакал: «Нет, не делай этого. Не делай. Я тебе не позволю!»

— Значит, бедолага Том останется без отца.

— А у Иена его и так почти нет, — добавила Лил. А потом, когда уже казалось, что разговор завершен, вдруг спросила:

— Роз, Гарольд говорил, что мы лесби?

— Ну… нет, именно так не говорил.

— Но подразумевал?

— Не знаю. Не думаю, — непривычные попытки самоанализа причиняли Роз страдания. — Я сказала ему, что не понимаю. Не понимаю, из-за чего он так завелся.

— Но мы же не лесби, да? — спросила Лил, очевидно, нуждаясь в ответе.

— Мне кажется, нет.

— Но мы долго дружим.

— Да.

— Когда это началось? Я помню тот первый день в школе.

— Да.

— А до этого? Как это вышло?

— Не помню. Может, просто… повезло.

— Это точно. Ты — самая большая удача в моей жизни.

— Да, — согласилась Роз. — Но это же не значит, что мы… Чертовы мужики! — злость внезапно оживила ее, придав сил.

— Чертовы мужики! — повторила Лил с чувством, направленным на собственного мужа.

На этой ноте разговор был окончен.

Гарольд умотал в свой университет, окруженный не океаном, морскими ветрами, песнями и сказаниями, а песком, кустарником и колючками. Роз иногда приезжала к нему, ставила там свою «Оклахому!», которая имела огромный успех, и они снова предавались более чем нормальному сексу. Она говорила: «Не понимаю, на что тебе жаловаться?» — а он: «Ты бы на моем месте не жаловалась, да?» Когда Гарольд приезжал к ней и мальчикам — поскольку дети все время проводили вместе, их так и называли «мальчиками», во множественном числе, — казалось, что ничего не изменилось. Они ходили всюду вместе, приветливый Гарольд и энергичная Роз, любимая многими молодая чета — ну, может, уже не такая молодая, — как писали в желтой прессе. Хотя их брак уже доживал свое, они все равно казались полноценной парой. Как они сами над собой подшучивали — а юмора в их отношениях всегда было в избытке, — они были как деревья, сердцевина у которых уже сгнила, или кусты, которые растут от центра вширь и в той же последовательности умирают. Расходиться им было нелегко. Куда бы они ни пошли, его приветствовали бывшие ученики, а ее — все те, кто работал над ее постановками. Для сотен людей они были «Гарольдом и Роз». «Роз, Гарольд, вы меня помните?» Она всегда помнила всех, а он знал своих прежних учеников, словно королевская особа, предъявляющая к себе требования запоминать все лица и имена. «Стразерсы расходятся? Да ладно! Не верю».

На вторую пару было направлено не меньше прожекторов, ведь Лил стала постоянным членом судейских бригад на соревнованиях по плаванию, бегу и в других видах спорта, вручала призы, произносила речи. И у нее тоже был симпатичный муж, Тео — известный владелец сети спортивных магазинов. Стройные, красивые, у всех на виду, как и их друзья, но в совсем ином стиле. В них не было ничего лишнего, никакого пафоса, они были любезны, улыбчивы, открыты — само воплощение благонадежных граждан.

Расставание Роз с Гарольдом не привело к разрыву между Тео и Лил. Ведь их брак был всего лишь видимостью уже много лет. Одна любовница Тео сменяла другую: как он сам жаловался, во всех его многочисленных командировках по работе в постели его всегда кто-то ждал.

А потом Тео погиб в автокатастрофе. Лил осталась вдовой, довольно богатой, со своим сыном Иеном — капризным, совершенно непохожим на Тома, — и в этом прибрежном городке, где благодаря климату и стилю жизни все постоянно находятся на виду, две женщины остались одни, без мужей, но с двумя маленькими сыновьями.

Пара молодых женщин с детьми: вот что интересно, поворотный момент, время перемен. Какое-то время на них глазели, их обсуждали, они были в центре внимания: молодые мамочки, явно очень сексуальные, а за ними ходили или бегали вокруг них два хорошеньких ребенка. «Ой, какой милый мальчик, какая хорошенькая девочка! Как тебя зовут? Какое красивое имя!» — и тут же, сразу, ну, по крайней мере, так кажется, мамочки, уже и не такие молодые, как будто бы теряются, даже съеживаются, и уж точно теряют свой цвет и блеск. «Так сколько ему, ей?» Подрастает новое поколение, человеческие интересы смещаются. Все взоры уже устремлены на них, а не на их мам. «Так быстро растут, да?»

Две красивые женщины снова оказались вместе, словно мужчины в их уравнении никогда и не появлялись, они ходили всюду с двумя прекрасными мальчиками. Один — весьма деликатный и поэтичный, его выгоревшие на солнце локоны спадали на лоб, а второй — сильный, спортивный, они дружили, как и их матери в том же возрасте. На горизонте, на севере, пока сохранялся один отец, Гарольд, но он уже сожительствовал с девушкой, которая, предположительно, не имела таких недостатков, как Роз. Он иногда навещал их, останавливаясь у нее дома, но спал в другой комнате (по идее, это должно было казаться обоим абсурдным), а Том ездил к нему в университет. Так что, по сути, это были две женщины за тридцать и двое взрослеющих подростков. Казалось, что их дома, стоявшие совсем рядом, друг напротив друга, принадлежали обеим семьям одновременно. «У нас расширенная семья!» — восклицала Роз, которая всегда давала всему определения.

Мальчишеская красота — дело непростое. Девчонки — да, с их манящими яйцеклетками, матери всех людей, это понятно, они обязаны быть красивыми, они почти все красивы, даже если всего на год или на день. Но мальчишки — почему? Зачем? Но на определенное время, очень небольшой промежуток, лет в шестнадцать, семнадцать, вокруг них появляется некая поэтическая аура. Они становятся подобны молодым богам. Они, эти существа, кажущиеся пришельцами из других миров, порой завораживая и родственников, и друзей. Хотя они сами зачастую этого даже не осознают, для самих себя они — как неудачно запакованные свертки, которые сами подростки пытаются удержать, ничего не рассыпав…

Роз с Лил нежились на веранде, выходящей на море, и увидели, как их мальчики поднимаются по тропинке, немного недовольные, размахивая купальными принадлежностями, которые собирались повесить сушиться на веранде. Они были так красивы, что обе женщины сели и переглянулись, обменявшись удивленными взглядами. «Боже мой!» — воскликнула Роз. «Да», — согласилась Лил. «Это наши творения, мы их родили», — добавила Роз. «Если не мы, то кто?» — ответила Лил. А мальчишки, бросив полотенца и плавки, прошмыгнули мимо с улыбками, означавшими, что у них полно дел: они не хотели, чтобы их заставляли есть, или застилать кровати, или что-нибудь еще столь же неважное.

«Боже мой! — снова повторила Роз. — Погоди, Лил…» Она встала и ушла в дом. Лил ждала, едва заметно улыбаясь сама себе, посмеиваясь над театральными манерами подруги, как это часто бывало. Роз вернулась с фотоальбомом. Она придвинула свое кресло поближе к Лил, и они принялись перелистывать страницы: младенцы на пледах, младенцы в ванне, «первые шаги», «первые зубы» — и, наконец, добрались до страницы, которую, как они прекрасно понимали, ждали увидеть обе. Две девушки лет шестнадцати.

— Боже! — опять воскликнула Роз.

— Неплохо, — согласилась Лил.

Да, красавицы, сделанные из загадок и мармеладок, но если сфотографировать Иена с Томом сейчас, передаст ли снимок те чары, от которых просто перехватывает дух, когда они шагают по комнате или лениво выходят из моря?

Женщины неспешно просматривали свои фотографии — это был альбом Роз, но у Лил имелся точно такой же. Снимки Роз, снимки Лил. Двух хорошеньких девушек.

Они не нашли того, что искали. Ни на одной фотографии не было этого неземного сияния, которое сейчас излучали их сыновья.

Женщины так и сидели, альбом лежал на их вытянутых загорелых ногах — они были в бикини, — и тут появились мальчики со стаканами сока.

Они сели на стенку веранды и принялись смотреть на своих матерей, Роз и Лил.

— Что они делают? — серьезно спросил Тома Иен.

— Что они делают? — с нарочито глупым видом передразнил Том, который, как всегда, шутил. Он подскочил, посмотрел на страницу альбома, который все так и лежал на коленях у Роз с Лил, и вернулся на место. — Любуются, какими красавицами они были в школе, — доложил он Иену. — Да, мам? — обратился он к Роз.

— Верно, — подтвердила Роз. — Tempus fugit.[1] Летит как сумасшедшее. Вы себе не представляете этого — пока. Нам захотелось посмотреть, какими мы были много лет назад.

— Да не так уж и много, — сказала Лил.

— Ты даже сосчитать не пробуй, — ответила Роз. — Достаточно.

Теперь уже Иен подошел и взял фотоальбом, и они с Томом принялись разглядывать девчонок — своих матерей.

— А они были ничего, — сказал Том Иену.

— Да, весьма, — согласился Иен.

Женщины обменялись улыбками… скорее, просто скривили рты.

— Но сейчас лучше, — заявил Иен и покраснел.

— Какой ты милый, — ответила Роз, принимая комплимент на свой счет.

— А я не знаю, — Том принялся дурачиться, делая вид, что сравнивает девушек на фото с сидевшими перед ним женщинами в бикини.

— Не знаю. Сейчас… — он сощурился и внимательно рассмотрел их. — И тогда, — уткнулся в альбом.

— Сейчас, — объявил он наконец. — Да, сейчас лучше!

Тут мальчишки начали толкать друг друга ногами и плечами, они иногда все еще боролись, как дети, хотя люди уже видели в них пару молодых богов, каждый шаг и жест которых был точной копией рисунков на старинных вазах или древних танцев.

— За наших мам, — сказал Том, подняв стакан апельсинового сока.

— За мам, — повторил Иен, улыбнувшись, глядя прямо на Роз, да так, что она заерзала и переменила позу.

Роз сообщила Лил, что Иен в нее, Роз, влюблен, а Лил ответила: «Не обращай внимания, он скоро забудет».

Чего Иен не забыл, даже не начал забывать, так это смерть своего отца, после которой прошло уже два года. Лишившись его, мальчик начал чахнуть, худеть, стал почти прозрачным, и мать была постоянно недовольна: «Иен, поешь хоть что-нибудь, ты должен есть».

«Да отстань».

Том не переживал: его отец иногда объявлялся, да и сам он ездил к нему в университет, где не было выхода к морю. А у Иена не осталось ничего, даже увядающих воспоминаний. В том месте, которое должен был занимать его отец, хотя бы плохонький, с его постоянными отъездами и романами на стороне, не было ничего — пустое место. Иен старался храбриться, но его мучили кошмары, и у обеих женщин болела душа за него…

Большой мальчик с опухшими от слез глазами, он подходил к маме, когда она сидела на диване, и падал рядом с ней, и она обнимала его. Или же к Роз, которая тоже его обнимала.

«Бедный Иен».

А Том наблюдал, внимательно, примиряясь с этим горем, пусть оно было не его, но все равно — очень близкое, ведь страдал его друг, почти брат, Иен. «Они как братья», — говорили люди. «Эти вот, двое, они — как родные». Но одного это горе пожирало, как рак, а другого нет, он лишь пытался вообразить боль товарища, но не мог.

Однажды ночью Роз встала с кровати и пошла к холодильнику, взять чего-нибудь попить. У них дома находился Иен, решивший переночевать у друга, что случалось довольно часто. Он спал либо на второй кровати в комнате Тома, либо в комнате Гарольда, как в тот день. Роз услышала, как он плачет, и, не задумываясь, подошла и обняла мальчика, прижала к себе, как маленького, ведь она именно так всю свою жизнь и делала. Он заснул в ее объятиях, а с утра уже смотрел на нее голодным, требующим, болезненным взглядом. Роз молчала, обдумывая случившееся ночью. Она не рассказала Лил, что произошло. А, собственно, что? Да ничего нового, все это повторялось сотни раз до этого. Но на этот раз получилось странно…

«Она не хотела, чтобы подруга волновалась!»

Правда? Разве она хоть когда-нибудь хоть что-нибудь скрывала от Лил?

Так случилось, что Том ушел на пару ночей домой к Лил — через дорогу, к своему другу Иену. Роз, оставшись одна, позвонила Гарольду, и они поговорили, как настоящие супруги.

— Как Том?

— У него все отлично. У Тома всегда все отлично. А вот у Иена не особенно. Он слишком уж страдает из-за смерти Тео.

— Бедный ребенок, но он переживет.