Цыганка. Кровавая невеста

– Это мой конь. И я ему завидую… Твои руки так заботливо касаются его! Раз он тебе так нравится, придется взять его вечером с собой. Ты не против мужской компании?

Михаил рассмеялся и ушел. Гожы с трудом перевела дух, от волнения у нее слегка подкосились ноги, но это было приятное беспокойство. Теперь осталось одно: дождаться вечера.

Как оказалось, не все гости покинули Дом счастья после большого праздника. Кое-кто продлил удовольствие, оставшись еще на день. Это был пожилой человек, которого все называли Барин. Он любил бывать у Мими и проводил в ее компании больше времени, чем остальные. За глаза она называла его «старым хрычом», для взбалмошной рыжей хохотушки, не любящей серьезные темы находиться рядом с ним наедине было настоящим наказанием.

– Если бы он не платил деньги за эти приемы, я бы и минуты не просидела рядом с ним. Теперь опять заболтает меня до утра.

– Вас раздражает, что он слеп, как крот? – посмеиваясь, заискивала Нюра.

– Черт с ним, что слепой! – всплеснула руками Мими. – Он жалкий старик! Я ненавижу убогое старческое тело! Оно приводит меня в ужас!

Гожы торопливо дожевывала кусок пирога. С Михаилом они договорились встретиться у реки перед тем как стемнеет. Девушка нервничала и трепетала, посматривая на здоровенные часы из темного дерева, недовольно размахивающие маятником, как хвостом.

– Ванька, принеси воды и наполни самовар в гостиной в большом доме, – скомандовала хозяйка. – Подсыплю старикашке в чай сонного порошка. Пусть отдохнет!

Девушка торопливо отправилась исполнять распоряжение. Ей не терпелось попасть в большой дом, рассмотреть его изнутри, до этого момента побывать там повода не было, и поэтому он оставался для нее загадкой. Настасья не любила это здание. Каждый раз при входе ее передергивало. Она сравнивала этот момент с походом к лекарше в деревне, которая от всех болезней ставила пиявки. Это было не больно, но очень противно. Во время прислуживаний ее часто щипали и шлепали по заду. Сначала Настасья подобную фривольность переживала тяжело и часто плакала по ночам.

– Хлопнут и хохочут! – ворчала она. – И чего смешного?! У тебя на коленях мамзель без одежды, а ты еще и к девке тянешься, которая тебе горячий чай подает! Кипяток можно и разлить!

– Что это за мамзели? – полюбопытствовала Гожы, вспомнив девушек в минимальном количестве одежды. – Откуда они приезжают?

– Из городу. Это сестры Мими.

– Сестры? – усомнилась цыганка, поправив кепку. Подсматривая в окно, она точно разглядела, что девушки слишком не похожи между собой, чтобы являться родственницами.

Настасья вызвалась помочь Ивану, который ни разу не был в большом доме. Пузатый блестящий самовар стоял в отдалении, два полных ведра наполнили его почти доверху.

– Пойду, принесу кружки и варенье, – прошептала Настасья, заметив в кресле дремлющего старика.

Гостиная изнутри казалась много меньше, чем виделась снаружи. Огромный дубовый стол, накрытый кружевной скатертью, скрадывал почти все пространство. Вокруг него стояло множество стульев. Все они были разные – из разных комплектов. Стены были заклеены бумагой с интересным цветочным рисунком. Как Гожы потом узнала, это было модно в жилых домах, в которых знали толк в стиле и ценили истинную красоту. Бумагу на стенах называли обоями. Мими утверждала, что ей их доставили прямо из Франции, и за них отданы сумасшедшие деньги. Прямо поверх обоев весели портреты полуобнаженных женщин. Гожы видела фотографии, но они, как правило, были статичные: на снимках люди замирали с серьезными лицами. На этих же дамы с томными лицами неестественно выгибались, оголяя некоторые части тела. Выглядело это так, будто у них что-то болело. Однажды на ярмарке Гожы сфотографировал мужчина со смешными маленькими усиками. Он усадил цыганку на стул и велел смотреть в круглое стеклянное окошечко в коробке на ножках. Человек накрылся тряпкой, а Гожы от души расхохоталась – так потешно это выглядело. На следующий день они бежали в Сибирь, она так и не увидела свой снимок.

– Кто тут? – спросил старческий голос, услышав скрип половиц. Гожы сначала растерялась, но потом, прокашлявшись, ответила немного заикаясь:

– Здрасьте, дяденька. Я тут воды… в самовар…

– Девица, – довольно произнес человек, которого прозвали Барин. – Красивая. Волосы черные. И глаза цвета орех. Я угадал?

Гожы подошла к нему и посмотрела в глаза: они будто выцвели.

– Все правильно, дяденька, вы только никому не говорите, что я здесь была, – торопливо произнесла цыганка, воровато озираясь по сторонам. – Нельзя мне тут быть. И с вами говорить нельзя.

Девушка испугалась, что слепой старик выдаст ее Мими. Он почувствовал ее тревогу и пообещал, что если нужно будет, унесет их секрет с собой в могилу.

– Вы без глаз, но видите!

– Так у души тоже глаза есть! – ответ седовласого мужчины удивил впечатлительную девушку.

Вернулась Настасья. Гожы торопливо украдкой поцеловала его руку в благодарность и поспешила к речке. Всю дорогу она думала о старце. Барин казался ей волшебником, магом, который, не видя ее, легко разгадал, кто она есть на самом деле. Ей понравилась фраза, что у души есть глаза, суть которой она пока не понимала.

Когда Гожы подошла к реке, то обнаружила на берегу одежду Михаила. Тут же пасся Царь леса, мягко переступая красивыми длинными ногами.

– Раздевайся, поплаваем! – выкрикнул Михаил из воды.

Гожы, смутившись, отрицательно покачала головой.

– Нам скрывать друг от друга уже нечего! Залазь скорее сюда – не пожалеешь.

Девушка прилипла к коню и начала его усиленно наглаживать, дрожащими руками. Михаил еще несколько раз зазывал ее, а потом скрылся под водой. Девушка испуганно уставилась на спокойную гладь реки, не было ни пузырей, ни ряби. Она громко позвала его по имени, но ответа не последовало. Гожы несколько мгновений металась взад вперед, затем сбросив ботинки и штаны, торопливо направилась спасать утопающего. Михаил неожиданно вынырнул прямо перед нею, напугав ее так, что она сама чуть не утонула, нахлебавшись жидкости.

– Запомни: я не утону никогда, потому что плаваю, как рыба, – заверил он.

Раздался странный звук, похожий на хрип. Это напугало Гожы, она резко повернулась в ту сторону, откуда исходил неприятный шум, и замерла, прислушиваясь.

– Здесь кто-то есть. И это не животное! – прошептала она еле слышно. Забеспокоился Царь леса, будто он тоже учуял чужака. Конь нервно переставлял копытами и мотал головой из стороны в сторону. Цыганка была уверена, что где-то в кустах притаилась горбунья. Наверняка она проследила за Гожы. Но поживиться ей было нечем: на берегу осталась только нижняя часть мальчишеского одеяния. Ее грудь по-прежнему была стянута, хоть ткань чуть и ослабла от воды, а рубаха прикрывала округлые женственные бедра.

– Так вот как исчезают твои бугорки! – хитро произнес Михаил, дотронувшись до ее груди, и сразу отплыл в сторону, чтобы она не успела ему отомстить. Его совсем не беспокоили трески деревьев и вероятность того, что за ним кто-то следит. Гожы торопливо поплыла за ним и окатила мощной волной. Они начали плескаться, как дети и, выбившись из сил, почти выползли на берег, устало распластавшись на траве.

– Почему ты прячешься? – спросил с любопытством Михаил, повернувшись к ней. Он был совсем без одежды, поэтому она смущенно отвернулась. Она не знала, что ответить и хотела еще раз пересказать медвежью историю Ивана, но ее собеседник предвосхитил обман и попросил быть честной, как он:

– Я убил свою жену, когда она узнала, что Мими моя любовница. Убил не специально, но у нее богатые и влиятельные родители, которые сделали все, чтобы меня осудили и вынесли строгий приговор. Я сбежал по пути на каторгу.

– Один человек хотел… – начала Гожы, но не смогла продолжить.

– Хотел лишить тебя чести, не получив твоего позволения? – продолжил молодой мужчина увлеченно. – И что ты с ним сделала?

– Я его зарезала! – прошептала Гожы, вспомнив свою брачную ночь. Глаза ее наполнились слезами и ужасом. Она резко вскинула голову, почувствовав на себе чей-то взгляд. Кусты шевельнулись, и сердце девушки похолодело. Через мгновение из веток вылетел желторотый птенец, цыганка с облегчением выдохнула.

– Я устала, – призналась она, торопливо натягивая штаны. – Спасибо!

– За что? – насмешливо уточнил человек, посвященный в часть ее секретов. – За то, что не выдал.

Гожы направилась к дороге, но Михаил остановил ее и предложил, если она захочет, доехать до их убежища на коне.

– Правда? Я могу поехать верхом на Царе леса? – радостно взвизгнула девушка.

Он кивнул, но предостерег:

– Но только чтобы не видела Мими! Она терпеть не может, когда претендуют на ее жеребцов.

Несмотря на то, что обувь была немного велика и ощущалась усталость после плавания, девушка с легкостью запрыгнула на коня. На какое-то время она почувствовала себя свободной цыганкой по имени Гожы.

– Ты чего такая радостная? – подозрительно спросила горбунья. Она сидела на кухне, и пила чай с вареньем.

– Это же Дом счастья! Почему мне не улыбаться? – отшутилась молодая цыганка, направляясь в свою комнату, но в проеме двери перед коридором, ведущим к комнатам, она остановилась и, повернувшись к девушке, неприлично шумно отпивающей чай из блюдечка, поинтересовалась:

– Ты сегодня в лес не выходила?

– Да ты что, полоумный, Ванька? Я до смерти боюсь леса! Мою сестру загрыз медведь, с тех пор я туда ни ногой!

Гожы пожелала спокойной ночи и поторопилась в свою комнату. Оказавшись, наконец, одна, она торопливо вытащила из штанины дубину, найденную по дороге, и подперла ей дверь, чтобы хоть как-то сдержать любопытство жителей Дома счастья.

Глава 16 Идеальная марионетка

– Товарищ Елизаров, какими судьбами? – почти пропел Блинов при виде гостя.

– Ты запретил себя посещать? От кого ты прячешься? – нервно уточнил Елизаров.

– Как ты понял, не от тебя, коль ты здесь и мы беседуем.

– Максим, у меня есть к тебе вопросы по поводу портрета цыганки! – обеспокоенно произнес Святослав, на всякий случай, оглянувшись по сторонам.

Блинов устроил ему экскурсию по заведению для художников «в отставке». Он был самым молодым обитателем этого места и самым состоятельным.

– Максим, оцените мою мазню! – с пафосом произнес худощавый живописец с грустным взглядом, за который его прозвали Дон Кихотом.

– Очень экспрессивно! – поддержал буйство красок Блинов, дружественно похлопав его по плечу.

Своего рода это был элитный пансион, который поселенцы называли Домом счастья.

– Солнце тут заходит только тогда, когда останавливается чье-то сердце, – произнес экскурсовод с грустью. – Но иногда здесь бывают большие праздники! Чьи-то дни рождения. А недавно даже свадьбу сыграли – наши престарелые Ромео и Джульетта решили жить до тех пор, пока смерть не разлучит их.

Елизаров заметил, что художник относился с почтением к месту, которое стало его домом и к соседям обитателям.

– Что тут раньше было? – полюбопытствовал писатель.

– Говорят, бордель! – усмехнулся Блинов. – Но это до революции.

Ходили слухи, что все это принадлежало женщине свободных нравов. Она получила недвижимость в подарок от состоятельного человека, который быстро умер, и устроила что-то вроде центра развлечений для богатых людей. Сохранились даже кое-какие вещи – свидетели тех дней, их передали в местный краеведческий музей. Власть лишила владелицу прав на имущество, а когда пришла Великая Отечественная война, в этом месте обустроили госпиталь. В руки художников разрушающиеся здания попали в конце девяностых годов, и на привлеченные средства создали рай для избранных.

Комната Блинова была достаточно большой. В ней стояла большая кровать, мольберт, маленький диван для гостей, журнальный столик.

Елизаров удобно устроился на новой мебели и ожидал разъяснений, связанных с портретом и проклятием, тень которого омрачила его светлый творческий путь.

– Мой дед полюбил цыганку, но она умерла какой-то там неприятной смертью. Он не был портретистом – специализировался по пейзажам – но когда ее не стало, все-таки нарисовал ее портрет. Он принес ему удачу – так утверждал дед, когда умирал. Простой скромняга-художник стал самым богатым человеком в округе и прославил фамилию Блиновых! Тот самый портрет он потом продал, и он оказался заграницей. У людей пошли дела в гору. Были еще несколько копий.

– Что за цыганка была на портрете?

– Ее звали Гожы. Я мало что знаю о ней. У деда был дневник, в котором он описал подробности тех лет.

Елизаров скромно опустил глаза, он не сразу решился попросить столь ценный материал, детали которого он мог бы использовать в своей книге.

– Дневника нет, – смутившись, произнес он. – Я его не читал. А когда пил – обменял на бутылку. Я много чего тогда пропил.

Для Елизарова это было кощунственно, но с другой стороны: своих воспоминаний о далеком прошлом он тоже лишился. Его родственники не были выдающимися, но когда их не стало, Святослав избавился от старых фотоархивов, о чем сейчас жалел. Наверное, в жизни каждого человека возникает момент, когда, разбираясь в сложившейся ситуации, оглядываешься назад, потому что во вчерашнем дне остались важные детали – ключи, с помощью которых можно открыть двери в будущее.

– Как снять проклятие? – резко перешел к делу Елизаров.

– Выбирать правильных друзей! – отшутился Блинов, но тут же прикусил губу.

Святослав не понимал его намеки, а художник не спешил ему объяснять. Наверняка он имел в виду Василия, но какое отношение тот имел к разбивающему жизни портрету цыганки?

– Послушайте, Максим, все, что я вам сейчас скажу, прозвучит приятно, я знаю, и усладит ваш слух…

Исповедь далась ему нелегко. Вдохновением послужила откровенность Василия. Свят признался в заносчивости и в везении, которое наверняка не заслужил, как может показаться со стороны.

– Но я ведь старался! Удачное стечение обстоятельств – и ты на коне! Но что-то идет не так, и все обращается в прах. Помогите мне, Максим, ради памяти о ваших предках, ради усадьбы!

Блинов вздохнул. Он корил себя за то, что наслаждается падением титана и не мог ничего с собой поделать.

– Виноватых нужно искать среди живых, а не среди мертвых, – утвердительно произнес он. – Я ведь вам говорил: мы похожи! Оба мастера средней руки, только вы, Святослав, оказались в нужном месте в нужную минуту. Возможности – вот что меняет существование на сто процентов, а разрушает благополучие страх! Знаете, что является проклятием? Любовь! Полюбить не того человека, стать одержимым и уничтожить свою жизнь – это и есть проклятие. Никто не виноват в успехе или неуспехе. Мы – кладбище нереализованных идей!

Складный текст художника вынудил Елизарова хмурится. Все слова были точными, но только не давали ответов на вопросы.

– Вы хотите ответов? – усмехнулся Максим, словно читая мысли писателя. – Тогда задавайте точные вопросы!

– Кому?

– Вашей жене!

– Кармен? – вздрогнул Святослав.

Его приключение превращалось в настоящий детектив, в котором все запуталось в единый клубок, разобраться во всем этом казалось невозможным.

В пансионе объявили обед, и художник поспешил проститься.

– Не люблю опаздывать! Здесь теперь хорошо кормят! Сегодня царская уха с муксуном и семгой, – улыбнулся он.

Проводив гостя до ворот, он очень серьезно произнес:

– Я хочу поблагодарить вас, Святослав!

– За что?

– За вашу… наивность! И одержимость! Хочу кое-что прояснить: мне плевать на эту усадьбу. Для меня эти развалины не представляют ценности! Можете меня осуждать за это!

– Тогда почему вы не продали ее сразу?

– Я же сказал: надо выбирать правильных друзей. Ваш приятель Василий настоял на том, чтобы я не соглашался. Я боялся, что вы передумаете… Но он уверял, что вы слишком преданы своим идеям и никуда не денетесь. Ваш работодатель создал идеальную марионетку!

Елизаров вспомнил, как впервые встретился с Максимом по поводу покупки. Тот был с похмелья и залпом выпил стакан водки, после чего они приступили к переговорам, которые на первый взгляд шли отлично. К столику подошла женщина и отозвала писателя в сторону, а когда он вернулся, настроение художника изменилось, и он пообещал подумать.

Покидая пристанище художников, Елизаров сосредоточенно думал о том, что ему сказал Блинов. Итак, Василий «придержал» поместье… Но с какой целью? Каков был его интерес, если сам он не планировал связать свою жизнь со старинной усадьбой?..

Дверь была распахнута, играла классическая музыка. Кармен танцевала посреди гостиной, не замечая прибытия мужа. Увидев его, она громко вскрикнула от неожиданности.

– Что ты тут делаешь? – запыхавшись, уточнила она.

– Мне бы задать тот же вопрос тебе, – уточнил он. – Ты не отвечаешь на мои звонки.