— Раймонд Дж. Гелхорн, — уточнил он и подал мне руку.
Он был крупным парнем, на полголовы выше меня, и шире в плечах, и, пожалуй, вдвое моложе — где-то под тридцать. Волосы у него были черные, гладко причесанные, с пробором посередине, усы тонкие, аккуратно подстриженные, а челюсти такие выступающие, что казалось, будто у него легкая форма свинки. В кино он бы, конечно, играл злодея, из чего я заключил, что он славный человек. На кино всегда можно положиться, если знать, как к этому подойти.
— Меня зовут Джейкоб Фолкерс, — сказал я. — Что я могу для вас сделать?
Он ухмыльнулся. Это была широкая, белозубая улыбка.
— Не расскажете ли вы мне немного о вашей ферме, если можно.
Я услышал за спиной приближающуюся Салли и протянул руку. Салли прильнула к ней, и ощущение твердой, гладкой поверхности ее крыла согрело мне ладонь.
— Красивый автомобиль, — сказал Гелхорн.
Можно, конечно, назвать ее и так. Салли представляла собой модель 2045 с откидным верхом, с позитронным мотором Хеннис-Карлтона и шасси Армата. Она обладала самыми пропорциональными формами, какие я только видел. Пять лет — с тех пор, как она появилась на ферме, — она была моей любимицей, и я снабдил ее всеми усовершенствованиями, какие только мог придумать. За все эти годы никто никогда не сидел за ее рулем. Ни разу.
— Салли, — сказал я, нежно похлопывая ее, — познакомься с мистером Гелхорном.
Урчание мотора Салли сделалось на тон выше. Я всегда очень внимательно прислушиваюсь к работе двигателей моих подопечных. В последнее время в моторах почти всех автомобилей часто возникал стук, и замена масла нисколько не улучшала ситуацию. Однако сейчас звук двигателя Салли был таким же ровным, как и ее отполированная поверхность.
— Вы всем своим машинам даете имена? — спросил Гелхорн.
Его голос звучал насмешливо, а миссис Хестер не нравились люди, которые подсмеиваются над фермой. Она язвительно сказала:
— Конечно, ведь у машин есть свои индивидуальности, не так ли, Джейк? Все седаны — мальчики, а все машины с откидным верхом — девочки.
Гелхорн опять усмехнулся.
— И вы их держите в отдельных гаражах, мадам? Миссис Хестер бросила на него испепеляющий взгляд.
Гелхорн сказал, обращаясь ко мне:
— Нельзя ли нам поговорить наедине, мистер Фолкерс?
— Смотря о чем, — ответил я. — Вы репортер?
— Нет, сэр. Я торговый агент. То, о чем я хочу поговорить, не для печати. Уверяю вас, я заинтересован в строгой секретности.
— Давайте пройдемся немного вдоль дороги. Там есть скамейка, на которой мы могли бы посидеть.
Мы направились к скамейке, миссис Хестер ушла, а Салли двинулась за нами. Я спросил:
— Вы не против, если Салли составит нам компанию?
— Нет, конечно. Ведь она никому не расскажет о нашем разговоре, не так ли? — Он посмеялся своей шутке, протянул руку и погладил Салли по радиатору.
Салли резко увеличила обороты двигателя, и Гелхорн отдернул руку.
— Она не привыкла к незнакомым, — сказал я. Мы сели на скамейку под большим дубом, откуда открывался вид на пруд и нашу собственную скоростную дорогу за ним. День выдался теплый, и большинство машин вышло на прогулку, — на дороге их было не менее тридцати. Даже на таком расстоянии я видел, как Джереми проделывает свой обычный трюк, подкрадываясь и пристраиваясь позади какой-нибудь степенной и старой модели, затем внезапно набирая скорость и обгоняя старушку, тормозя перед самым ее носом. Две недели назад он таким образом совсем оттеснил старого Ангуса с асфальта, и в наказание я выключил его мотор на два дня. Это, однако, не помогло, и, боюсь, тут уже ничего не поделаешь. Джереми — спортивный автомобиль, а машины этого типа очень возбудимы.
— Ну, мистер Гелхорн, — сказал я, — можете вы мне сказать, зачем вам нужна информация?
Вместо ответа он посмотрел по сторонам и сказал:
— У вас тут просто потрясающе, мистер Фолкерс.
— Зовите меня просто Джейк, как все.
— Хорошо, Джейк. Сколько у вас здесь машин?
— Пятьдесят одна. Каждый год у нас появляется одна или две новых. Был год, когда прибавилось целых пять. Мы еще ни одной не потеряли, и они все в рабочем состоянии. У нас даже есть модель Мат-о-Мот пятнадцатого года выпуска — это один из самых ранних автомобилей-роботов, и он еще на ходу. С него и началась ферма.
Добрый старый Мэтью. Сейчас он большую часть дня стоит в гараже, но ведь он дедушка всех автомобилей с позитронным мотором. Когда они появились, владельцами машин-роботов могли быть только слепые ветераны, больные параплегией[2] и губернаторы штатов. Но мой босс — Сэмсон Хэрридж — был достаточно богат, чтобы обойти все запреты и купить такую машину. В те времена я служил у него шофером.
Вспоминая те дни, я чувствую себя старым. Я ведь еще помню время, когда на свете не было ни одного автомобиля даже с таким малюсеньким мозгом, который позволил бы ему найти дорогу домой. Я водил безжизненные глыбы машин, которые нуждались в человеческих руках, управляющих ими каждую минуту. Ежегодно такие машины убивали на дорогах десятки тысяч человек.
Автоматика исправила положение. Позитронный мозг, конечно, работает много быстрее человеческого и гораздо лучше управляет автомобилем. Ты садишься в машину, набираешь адрес и предоставляешь ей действовать по своему усмотрению.
Сейчас мы воспринимаем это как должное, а ведь какой крик поднялся, когда появились законы, запрещавшие ездить на старых автомобилях и предписывавшие использовать только машин-роботов. Законодателей обзывали по-всякому, от коммунистов до фашистов, но, благодаря новым правилам, на дорогах стало свободнее и безопаснее, поток смертей прекратился, а большинство населения получило возможность удобно и быстро путешествовать. Конечно, автомобиль-робот стоит в десятки раз дороже, чем обыкновенный, и немногие могли его себе позволить. Тогда промышленность стала выпускать автоматобусы. Достаточно было позвонить в соответствующую фирму, и через несколько минут робот-омнибус тормозил у ваших дверей. Конечно, вам приходилось ехать с попутчиками, но что в этом плохого?
Однако у Сэмсона Хэрриджа машина-робот была в личном владении, и я не отходил от нее с первой же минуты, как ее доставили. Тогда этот автомобиль еще не был для меня Мэтью. Я и предположить не мог, что в один прекрасный день он окажется старейшиной на ферме среди десятков машин-роботов, а я буду их смотрителем. Тогда я только знал, что он отнимает у меня работу, и ненавидел его. Я спросил хозяина:
— Вы больше не нуждаетесь во мне, мистер Хэрридж?
— Не беспокойся, Джейк. Уж не думаешь ли ты, что я доверю себя этой штуковине? Ты останешься за рулем.
— Но она же все делает сама, мистер Хэрридж. Она видит дорогу, реагирует на препятствия, людей и другие машины, запоминает путь.
— Так говорят. Так говорят. Все равно сиди за рулем, на всякий случай.
Забавно, как ненависть превращается в любовь. В скором времени я уже называл автомобиль-робот Мэтью и проводил все свое время, полируя и ублажая его. Для того чтобы позитронный мозг был в наилучшей форме, нужно, чтобы он постоянно контролировал всю механическую часть, а это значит, что бензобак нужно держать полным и дать мотору возможность понемногу работать днем и ночью. Через некоторое время я мог уже по звуку мотора сказать, как Мэтью себя чувствует.
Хэрридж тоже по-своему привязался к Мэтью. Ему просто больше некого было любить. Он развелся с тремя женами и пережил пятерых детей и троих внуков. Так что не удивительно, что он завещал все свое состояние на создание фермы для вышедших в отставку автомобилей со мной во главе и с Мэтью в качестве родоначальника благородного семейства.
Это стало моей жизнью. Я так и не женился. Нельзя как следует заботиться одновременно и о собственном семействе, и о десятках автомобилей-роботов.
Все газеты подняли затею с фермой на смех, но через некоторое время перестали шутить. Есть вещи, над которыми смеяться нельзя. Может быть, вам не по карману машина-робот, может быть, вы всю жизнь будете ездить только на автоматобусах, но поверьте мне, автомобили-роботы нельзя не любить. Они трудолюбивы и привязчивы. Только бессердечный человек может дурно обращаться с машиной-роботом или спокойно наблюдать, как это делают другие.
Так получилось, что, если у человека какое-то время был автомобиль-робот, он обязательно завещал его ферме — конечно, при условии, что у него не оказывалось наследника, который бы обеспечил машине хороший уход.
Я объяснил все это Гелхорну. Он сказал:
— Пятьдесят одна машина! Это же куча денег!
— Первоначальный взнос при покупке — минимум пятьдесят тысяч за один автомобиль, — сказал я. — Сейчас они стоят гораздо больше. Я в них многое усовершенствовал.
— Должно быть, очень дорого содержать ферму?
— Еще бы. Ферма — благотворительное учреждение, и это несколько снижает налоги, и к тому же вновь поступающие автомобили обычно имеют собственные фонды. Но все равно я постоянно нуждаюсь в деньгах — ведь расходы все время растут. Нужно содержать ферму в порядке — асфальтировать новые дороги и ремонтировать старые; нужны бензин, машинное масло и техническое обслуживание. Все это довольно дорого стоит.
— И сколько же времени вы этому посвятили?
— Много, мистер Гелхорн. Тридцать три года.
— Ну, мне кажется, Джейк, что вы не так уж много получаете за свои труды.
— Не так уж много? Вы меня удивляете, мистер Гелхорн. У меня есть Салли и пятьдесят других. Вы только посмотрите на нее.
Я не мог удержаться от улыбки. Салли была такая чистая, что глазам становилось больно. Как раз в этот момент о ее ветровое стекло разбилась мошка, и Салли тут же принялась за дело. Она высунула инжектор и побрызгала на стекло тегросолом, а потом дворником согнала жидкость в специальную канавку. Ни капли не попало на сверкающий яблочно-зеленый капот.
Гелхорн сказал:
— Я никогда не видел, чтобы какая-нибудь машина это делала.
— Наверняка не видели, — ответил я. — Только мои машины снабжены такими приспособлениями. Автомобили очень заботятся о своей внешности. Они все время чистят свои стекла. Им нравится прихорашиваться. Я даже снабдил Салли трубочкой с воском. Она так себя полирует, что в нее можно смотреться, как в зеркало. Если бы я мог наскрести достаточно денег, я и остальных девочек оснастил бы так же. Машины с откидным верхом очень тщеславны.
— Я скажу вам, как наскрести денег, если вам действительно интересно.
— Конечно интересно. Так как же?
— Разве это не очевидно, Джейк? Вы же сами сказали, что любая машина-робот стоит минимум пятьдесят тысяч. Бьюсь об заклад, большая их часть потянет на шестизначное число.
— Ну и что?
— А вы никогда не думали о том, чтобы продать несколько штучек?
— Вы неверно меня поняли, мистер Гелхорн. Я не могу продать ни одну из них. Они принадлежат ферме, а не мне.
— Но ведь деньги и пошли бы на нужды фермы.
— В уставе записано, что все машины, попавшие к нам, обслуживаются пожизненно и не могут быть проданы.
— А как тогда насчет моторов?
— Я вас не понимаю.
Гелхорн переменил позу, и голос его стал доверительным.
— Давайте, Джейк, я объясню ситуацию. Существует большой спрос на частные машины-роботы при условии, что цена будет не очень высока. Правда?
— В этом нет никакого секрета.
— И девять десятых цены составляет стоимость мотора. Допустим, я знаю, где можно достать кузова. Я также знаю, где можно продать автомобили-роботы по хорошей цене — двадцать-тридцать тысяч за дешевые модели и пятьдесят-шестьдесят за дорогие. Мне нужны лишь моторы. Вы поняли?
— Нет, мистер Гелхорн. — Мне все было ясно, но я хотел, чтобы он произнес это сам.
— Да ведь решение лежит на поверхности. Вы, Джейк, должно быть, хороший механик. Вы можете снять мотор и поставить его на другую машину так, что никто не заметит разницы.
— Это не очень этично.
— Вы же ничего плохого машинам не сделаете. Можно использовать старые машины — например, Мат-о-Мот.
— Постойте, мистер Гелхорн. У автомобилей с позитронным мозгом мотор и кузов — единое целое. Моторы привыкли к своему собственному телу. Они будут несчастны в другом кузове.
— Хорошо, тут вы правы. Вполне правы, Джейк. Это вроде того, как если бы взяли ваше сознание и переместили в другой череп. Не так ли? Думаете, вам это не понравится?
— Не понравится, нет.
— Но если бы я взял ваш мозг и поместил в тело молодого атлета? Как насчет этого, Джейк? Вы уже немолоды. Будь у вас такая возможность, неужели вы не захотели бы снова стать двадцатилетним? Вот что я хочу предложить вашим позитронным моторам. Они получат новые тела — последней конструкции.
Я засмеялся.
— Это не имеет смысла, мистер Гелхорн. Я не хотел бы оказаться в молодом теле, если бы весь остаток жизни должен был копать ямы и никогда не есть досыта… Что ты об этом думаешь, Салли?
Обе дверцы Салли открылись, а затем закрылись с мягким щелчком.
— Что это значит? — спросил Гелхорн.
— Так Салли смеется.
Гелхорн выдавил улыбку. Я понял, что он счел мои слова всего лишь плохой шуткой. Он сказал:
— Рассуждайте логично, Джейк. Машины созданы для того, чтобы на них ездили. Они, вероятно, несчастны без этого.
— На Салли никто не ездил уже пять лет. На мой взгляд, она выглядит достаточно счастливой.
— Не уверен.
Он встал и медленно подошел к Салли.
— Привет, Салли, ты не против, если мы с тобой покатаемся?
Мотор Салли набрал обороты. Она попятилась.
— Не принуждайте ее, мистер Гелхорн. Она немного пуглива.
Ярдах в ста от нас по дороге двигались два седана. Они остановились. Наверное, они наблюдали за нами. Меня это не волновало. Я не сводил глаз с Салли.
Гелхорн сказал:
— Спокойно, Салли, спокойно. — Он сделал внезапный выпад и ухватился за дверную ручку. Она, конечно, не поддалась.
Он сказал:
— Минуту назад она открывалась.
— Автоматический замок. У Салли обостренное чувство стыдливости.
Гелхорн отступил, а потом медленно и подчеркнуто произнес: