Андрей Туробов. Сергей Шкенев
Красный властелин
Первая аннотация конечно же была шуткой. На самом деле эта книга о героях, колдунах и вечной войне. О подвигах и славе. Как обычно.
Часть первая. Книга Ума.
Пролог
Фух- х-х!
Очередной клубок пламени, расплескавшийся о бруствер окопа, заставил рядового Еремея Финка еще сильнее вжаться в раскаленную каменистую землю. Вжаться, матерясь от ненависти… и поганого чувства бессилия хоть как-то помешать происходящему. Когда над тобой, встав в атакующий круг, и порой едва не задевая голову крыльями, крутятся в бешеной, смертоносной карусели не меньше трех десятков пиктийских драконов, на язык приходят, казалось бы прочно забытые в детстве слова. Пикирующая оскаленная морда, струя пламени или ледяное копье… и вот уже от трех полноценных десятков - не дошедших до передовой, а внезапно столкнувшихся с ней и насмерть вцепившихся в опушку безымянной рощи - осталось всего два бойца.
А ты лежишь, и ничего не можешь сделать. Чем достать чешуйчатую тварь? Мечом или копьем? Даже не смешно.
Сюда бы пару трубок с "Громом небесным". Хотя бы одну!
Еремей пошарил в отрытой в стенке окопа нише скорее по привычке, чем надеясь на чудо. Чудеса кончились еще вчера, когда старший десятник Матвей Барабаш каким-то образом сумел связаться со штабом манипулы и вытребовал ящик противодраконных метателей. Тысяцкий бы и больше прислал, если бы оно было, это больше.
Но как же радуется душа при виде удачного попадания - пиктийская тварь вдруг взрывается изнутри, а с высоты на землю падают фигурки в алых мундирах. Падают, нанизываясь в полете на обугленные сучья деревьев… немногих, оставшихся от той самой рощи. Приятно посмотреть, чума их забери! И плевать, что метатель - штука одноразовая, и после выстрела его картонной трубой даже неодоспешенного супостата не оглушить.
"Глянь- ка… так и висят, раки вареные…"
Еще два месяца назад Еремей не замечал за собой такой кровожадности. Да и откуда она возьмется у солидного профессора Роденийского университета, заведующего кафедрой навийской словесности и известного специалиста по древнебиармийскому шаманизму? Конечно, как и всякий уважающий себя подданный Владыки, и - по совместительству - рядовой боец ополчения второй очереди, он с удовольствием проводил три месяца в году на обязательных военных сборах, тем более что штабным переводчикам не выпадало сомнительное счастье совершать недельные переходы в полной выкладке. Так, в охотку помахать мечом с вежливыми и предупредительными наставниками… Еще нравилось сидеть теплым летним вечером у палатки полевого клуба для рядовых, и обсуждать с коллегами особенности применения боевых артефактов. Разумеется, чисто теоретически - кто же в здравом уме доверит штабным что-то серьезнее "Безумной радуги".
И все это рухнуло в одночасье. Университет, сборы, посиделки… Прошлое. Два месяца, кажущиеся жизнью.
- Улетели ублюдки? - голос старшего десятника еле пробивался сквозь звон в ушах. - Еремей, ты там живой?
Матвей Барабаш как раз из тех вежливых наставников. Интересно, куда подевалась вся его вежливость, когда ополченцев второй очереди в срочном порядке согнали во временные команды, раскидали по действующих полкам и бросили в мясорубку? А звания и опыта профессора, не отлынивавшего от сборов и занятий, как раз хватило на то, чтобы попасть не в обоз, а в обычную пехотную манипулу. "Примерно соответствует боевым требованиям", как сказал принимающий пополнение хмурый младший сотник в порванной в нескольких местах, и тщательно собранной свежими - еще блестящими - кольцами, кольчуге.
Вот, правда, десятник так и остался десятником, неожиданно превратившись в лютого зверя. Не потому ли они до сих пор живы?
- Да куда я денусь? - Еремей растер по лицу перемешанный с грязью пот. - Попить бы.
- Лови! - кожаная четвертьведерная фляга упала перед профессором. - Хлебни напоследок.
- Думаешь, здесь и останемся?
Они перешли на "ты" после первого же боя, что, впрочем, не избавляло рядового Финка от постоянных придирок старшего десятника.
- Считаешь иначе? - Барабаш захрустел сухарем. - После драконьего налета завсегда головожопых выпускают. Потому как сами пиктийцы об нас мараться брезгуют. Блаародныя!
Обычная тактика Империи - гнать на прорыв "драконьи консервы", набранные в колониях и зависимых территориях. Чего жалеть этих полудобровольцев-полунаемников, получивших не самые благозвучные прозвища по обе стороны фронта? Неужели потомственные маги должны сходиться в рукопашной с мужиками - быдлом и хамами?
Легки на помине, чума их забери! Глорхийцы - как на парад шагают, будто не они вчера прорывали линию обороны шестнадцатого полка, оставив на ядовитом перекати-поле заграждения половину атакующей волны. Три десятка Матвея Барабаша как раз были посланы в подмогу соратникам - командование пыталось хоть чем-нибудь заткнуть брешь, собирая бойцов где только возможно. Посланы, но не дошли…
- Профессор, ты женат? - неожиданно поинтересовался старший десятник.
- Нет, а что? - вскинулся Финк.
- Хорошо это, - Матвей задумчиво кивнул
- Почему? - что кроме удивления может вызвать такое умозаключение у обычного человека? Вот и у профессора вызвало.
- Не люблю, когда на могилах кто-то плачет, - ответил десятник и отвернулся.
Еремей пожал плечами и тихонько, чтобы не услышал командир, хмыкнул. Мертвому разве не все равно? Тем более могил, надо полагать, у них и не будет - пиктийцы славятся экономностью, мясо для варров нынче дорого, а своих "консервов" у аристократов вечно не хватает.
Кажется, Матвей подумал о том же самом, потому что спросил:
- Кстати, а почему в Империи драконов варрами называют?
- Не всех, только гэльскую породу… - Финк приготовился было дать привычный развернутый ответ, но осекся и оборвал фразу.
- А-а-а, - протянул старший десятник и щелчком вставил в огнеплюйку свежий кристалл. - Я-то думал…
Рядовой вздохнул и отвернулся - говорить об особенностях пиктийского языка лучше в более спокойных местах.
- Из штаба есть что, командир?
- Тебе какое дело? - неожиданно рявкнул Барабаш. И тут же добавил спокойным тоном. - Заряды хоть остались?
- Два полных и еще треть в одном.
- Береги.
И здесь Матвей прав - пока кристаллы в огнеплюйках полностью не разрядились, они живы. Против драконов штука бесполезная по причине полной нечувствительности тварей к этой разновидности огня, а вот латной пехоте мало не покажется. Лишь бы не увлечься и палить одиночными.
Пших- х-х… раскаленный шарик вылетел откуда-то слева. Что, там еще кто-то живой остался?
- Прекратить! - заорал старший десятник. Приподнимаясь на локте. - Подпускаем на тридцать шагов!
Он что, сдурел? Даже на оборудованных и подготовленных к обороне позициях, когда наступающий противник натыкается на перекати-поле и взрывающиеся под ногами горшки гремучего студня, даже тогда стреляют на пределе, на пятидесяти шагах. Иначе сомнут прежде, чем головожопые обратят внимание на потери.
Но с командиром не поспоришь, и невидимый стрелок слева затих. Вместо него откликнулись справа:
- Чего глотку дерешь, Матвей?
- Выберемся - на кухне сгною! - пообещал неузнанному по голосу бойцу старший десятник, и улыбнулся. - А ты бы хотел сейчас в наряд, Еремей?
Финк много куда хотел. И много чего. Например, в данный момент он отдал бы десять минут жизни из пятнадцати оставшихся за полный подсумок с заряженными кристаллами. И за два полка "Левиафанов" за спиной. И еще кое за что…
- Да иди ты в задницу! - больше всего в последние дни Еремей хотел произнести именно эти слова.
- Чего? - на лице десятника расцвело такое недоумение, как если бы он вдруг увидал бунт овощного гарнира против острого мяса по-рокски.
- Чего слышал. Придурок дубинноголовый! - бывший профессор скорчил командиру обидную гримасу и со странным спокойствием прижался щекой к деревянному прикладу огнеплюйки. Вот теперь можно спокойно умирать. Через пятнадцать долгих минут. Через семьдесят зарядов.
Не хочется. Но нужно. А кому еще, если не ему?
Глава 1
В покой Владыки будто вихрь ворвался: качнулись тяжелые драпировки по стенам, затрепетало пламя масляных ламп, что угнездились по углам небольшого зала на трехпалых - почти птичьих - лапах. Инстинктивно сжав древки алебард, еле заметно вздрогнули рослые охранники-северяне. Вздрогнули, но тут же, мгновенно оценив степень опасности происходящего, застыли, как и предписано порядком несения службы.
Верховный Хранитель Ума, подметая плиты пола подолом серой накидки, украшенной по вороту широкой алой каймой - единственным знаком его высокого ранга - не шел, и не бежал. Он несся, почти не касаясь шершавого камня подкованными подошвами сандалий. Почти летел в уже тщетной надежде успеть, выгадать хоть мгновение, урвать хоть крупинку у равнодушных к людским делам и заботам песочных часов.
До начала обряда Великого Замещения оставалось совсем чуть-чуть: любое промедление грозило схлопыванием окна в иномирье. Тень бесполезности усилий последних недель все четче и четче проявлялась в неверном свете плюющихся маслом ламп. Казалось, вот-вот она окрепнет, накроет собой покои… и трон накроет… и что тогда?
Пыль.
Тлен.
Небытие.
Нет- нет, не банальная смерть. Когда умирают обычно -есть хоть какое-то подобие погребения. А сейчас… а сейчас самое настоящее Не-бытие… заточение души в Нигде и Никогда.
Но нет тяжелее проступка против Великой Триады, нежели уныние. Даже праздность несравнима с ним по тяжести последствий. И тяжести кары, неизбежно следующей из палат Недреманного Ока Совести. Ока, которое никогда не торопится. Даже сейчас - в столь значимую и судьбоносную минуту.
Летящая фигура в серой накидке мгновенно, как-то по-змеиному обернулась, бросив пронзительный взгляд за левое плечо.
"Так и есть. Он. Ишь, как вышагивает. Прям, Кот-Воркот, что на картинках к дозволенным сказкам рисуют. Был бы хвост - поднял бы столбом… - Верховный Хранитель успевал думать всегда, вне зависимости от обстоятельств тому препятствующих. А еще он ненавидел Недреманное Око. Холодно и трезво ненавидел. Как только может ненавидеть настоящий художник настоящего палача. - А вот Истинное Зерцало, похоже, совсем отстал. В полной броне особо не побегаешь! Впрочем, он-то как раз здесь точно лишний…"
Опустившись на одно колено у массивного трона, Ум припал губами к бледной, испятнанной последними веснушками и перетянутой вздувшимися синими прожилками кисти Владыки, дремлющего на жестком и грубом сиденье без спинки - только согласно Закону и Традиции называемом троном…
- Что? Уже пора? - голос из-под глубокого капюшона мантии, сшитой из грубого, неотбеленного, домотканого полотна звучал хрипловато и надтреснуто. Падающий свет скрывал лицо Владыки, и казалось… казалось, будто из-под капюшона говорит пустота… нет, сама Тьма говорит. Не нарушаемая ни отблеском пламени в зрачках глаз, ни сухим отраженным блеском пергамента кожи, обтягивающей узкое лицо. Колыбель самого изначального Ничто подала голос.
- Что? Все готово? - повторил вопрос Владыка и тяжело, сипло закашлялся. Его тело под простой мантией - а другая и не приличествует тому, кто возвел простоту в высшую добродетель - сотрясалось в бесплодной борьбе с хворью. Недостойной внимания, но сильно докучающей. Хворью по имени старость.
- Да, Великий, все готово, но у нас осталось совсем мало времени для начала обряда… - Хранитель Ума не успел закончить, прерванный вкрадчивым, но в то же время отлично слышным и не позволяющим перебивать себя голосом Недреманного Ока.
- Приветствую Вас, Владыка! - И только после этих слов возникло легкое шуршание одежды опускающегося на колени человека. Высшие служители Триады могли пренебречь условностями, если того требовало дело… или Владыка.
- Приветливей видал, Око, да и тех не боялся… - смешок старика на троне был подобен треску ломающейся ветки. Или хрусту позвоночника врага. Это с какой стороны посмотреть.
- А Честь-то где оставили, соколики? Ась? - Владыка, все так же, не откидывая капюшона, приложил раскрытую ладонь к тому месту на голове, где у обычного человека непременно должно было находиться ухо. - Нам без Чести никак нельзя…
Грохот в дверях, сопровождаемый истошным кошачьим воплем, заставил обернуться Хранителя и Недреманное Око, и заглушил еще один, весьма недобрый, к слову сказать, смешок из-под капюшона.
Рано или поздно это должно было случиться - если человек в доспехе несется по залам и коридорам сломя голову - рано или поздно он не заметит ступеньку или порожек, или сведет близкое знакомство с торцом совершенно случайно распахнутой у него на пути двери. Да мало ли препятствий могут возникнуть на полном трудностей и опасностей пути Истинного Зерцала Чести, особенно если он торопится… изо всех сил. Торопится так, что не замечает длинного и весьма пушистого хвоста, высунувшегося из-под отставшей от стены драпировки.
Обладатель сего полосатого украшения, так неосторожно выставленного в коридор, не обладал даже толикой умений сказочного Кота-Воркота, и не замечал ничего вокруг, ибо был очень занят. Несколько минут назад он ловко выследил и придушил весьма крупную особь домовой мыши и, вдоволь натешившись с обезумевшим от ужаса грызуном, уже собирался вонзить зубы в ее загривок, как…
… тяжелый сапог Зерцала Чести опустился прямиком на кошачий хвост.
- ХУРРНЯ!
Издав полный боли и возмущения вопль, человеческий эквивалент которого кроме нецензурной брани содержал бы исключительно междометия, да и те по большей части экспрессивные, кот вознесся по шершавому камню стены на порядочную высоту, все больше и больше отделяя плотную ткань от стены. Наконец, то ли от общей ветхости, то ли от непрочности ниток заделавших один из многочисленных швов, драпировка не выдержала и тихо лопнула, выпуская на свет разобиженное и, пожалуй, даже где-то разъяренное животное.
Подчиняясь силам гравитации, мелкий хищник устремился в обратный полет, траектория которого, казалось, неизбежно должна пересечься с лицом Зерцала. Но нет таких таранов, от которых не смог бы уклониться истинный служитель Триады! Вектор неумолимого падения животного был насильственно изменен у самого пола. Меткий удар латного сапога отправил кота, сменившего ярость на безмерное изумление вдоль по коридору, низко-низко…
- Низковато коты летают, к дождю наверное… - голос, прозвучавший из глубины покоев, растерял старческую сухость и ломкость по дороге, дойдя до Чести полнозвучным командным басом.
Воин четко, как на параде, обернулся через левое плечо и выбросил правую руку в воинском приветствии, завершая которое, глухо ударил крепко сжатым кулаком по левой стороне тускло черненой кирасы.
- И тебе не хворать, Зерцало, - Владыка, ведомый под руки Умом и Совестью, оказался неожиданно близко, и голос его вновь ослабел и надтреснулся. - Раз все уже в сборе, начнем, пожалуй…
- Но, Владыка, - Хранитель пребывал в недоумении, и не смог его скрыть, или не захотел, - нам еще нужно дойти до Алтаря Замещения… мы не можем вот так… здесь… сейчас… - слов не хватало, на смену недоумению вот-вот пришла бы паника, но к счастью, Владыка прервал его:
- Все когда-то случается впервые, мальчики. А теперь - быстро вытянули правые руки… да, все трое! Вытянули и коснулись моей груди, - с этими словами Владыка распахнул мантию.
В неверном свете масляных ламп маняще блеснул большой - с десертное блюдце - круглый медальон, усыпанный крупными, грубо отшлифованными самоцветами. Десятки цветных огоньков зажглись под руками верховных служителей Триады. Зажглись и погасли, накрытые ладонями Владыки. Ветер пронесся по покоям и коридорам, нарастая, поднимая в воздух пыль и редкий мусор, закручиваясь маленькими смерчиками, усиливаясь, и, казалось, останавливая само течение жизни…
Только кот, приземлившийся в одной из ниш коридора, сосредоточенно и гневно вылизывал мохнатую промежность, да стражи оставались все так же сосредоточены… и беспристрастны, ибо правила караульной службы не предусматривали остановки Времени, впрочем, как и других стихийных бедствий… ну, разве что опоздание смены. И еще неизвестно, что страшнее.
"Еще неизвестно, что страшнее," - разум Владыки уловил мысль стражников почти на излете, на разрыве тонкой нити, связывавшей маленькое и конкретное "здесь и сейчас" с неохватным и бесформенным "нигде и никогда". Нити, что подобно канату над пропастью, пружинила под ногами трех немолодых мужчин и одного глубокого старика, на пути по изнанке мира.
Мысль оказалась уловлена неслучайно, ибо звучала в унисон тому, что думал сам человек, вплотную подошедший к краю жизни. Не в первый раз, стоит заметить. Да и осталось ли хоть что-то человеческое в том, кого слуги и соратники почтительно именовали Владыкой, а соседи и враги - не иначе как Темным Властелином…
… но исключительно за глаза.
Подходил к концу очередной Большой Цикл, а вместе с ним и бренная оболочка хозяина и защитника одной шестой части известного мира должна прекратить свое существование. Так распорядилось Мироздание - неподкупное и глухое к мольбам и уговорам - каждые восемь десятков лет завершались ритуалом Великого Замещения.
"Сдохнуть, что ли? - думал Владыка той частью сознания, что оставалась свободной от контроля пути через ничто. - По-настоящему? Так, как заведено нормальному человеку? И прекратить прыжки из тела в тело, прекратить подселять в свой личный полутруп квартирантов из иных времен и миров?"
А что в результате? Минутная слабость обернется гибелью державы, тщательно взращенной и оберегаемой, крушением надежд и смертью, в итоге, всех тех, кто ему поверил - хорошо если мгновенной, это в лучшем случае. Скорее - мучительной… и растянутой по прихоти палачей.
"А они не преминут появиться, палачи-то".
Хорошо еще, что каждое Замещение, так или иначе, приносит хоть крупицу нового опыта. Вместе с новым телом и новым миром. Приносит знание о больших победах и трагических ошибках великих правителей, тех, чей разум сочтен Хранителями Ума достойным для обмена с сознанием Владыки. Иногда, на поиски подходящего по всем статьям заместителя уходят годы, но оно того стоит.
"Хорош бы я был в теле какого-нибудь слабоумного пастуха, или того хлеще - многодетной прачки…"
Потому, всякая случайность исключалась еще на стадии поисков достойного заместителя. Не властного, впрочем, что либо изменить в краткое время обладания "старым" телом Владыки. Еще один уровень предосторожности - иначе, кто знает, что взбредет в голову перенесшемуся через время и расстояние императору или полководцу на новом месте.
"Начнет куролесить в моем мире, хрен остановишь!"
Были случаи, были… и жертвы случались. Хорошо, что за пределы алтаря Великого Замещения любые разрушительные потуги "квартирантов" выйти так и не смогли. Но пять самонадеянных Хранителей Ума, два недостаточно расторопных Зерцала и одна не вовремя повернувшаяся спиной Совесть отдали жизни, пытаясь остановить обезумевших иномирных властителей.
"Или то были великие воины? Впрочем, какая разница! Смерть во имя Триады, да при исполнении долга, пусть и такая дурацкая… чего еще им было желать?"
Да, а вот Владыка права на такие желания не имел. Ни по уму, ни по чести, ни по совести. Угаснув в здешнем теле, его разум (можно назвать это душой, но какой толк в разных именах для одного явления?) терял возможность обрести новую, молодую плотскую оболочку. И потому, последние часы, дни или, в исключительном случае, недели угасания его телесный сосуд обретал иное содержимое. Замещенное разумом точно также угасающего в ином "где" и "когда" великого самовластного правителя.
"Квартиранту" уже все равно, а мне - новый цикл привычной каторги, язви ее в душу!… Неужели прибыли?"
И в центре Алтаря Великого Замещения, рядом с каменным ложем, возникли четыре фигуры…
Встрепенувшись, приходя в себя после путешествия по изнанке мира, занимавшего для "обычной" реальности мгновения, но для сознания могущего длиться годами, адепты Триады занимали положенные места. Ум кинулся задвигать тяжелые засовы на двери, ведущей в алтарный зал. Совесть мягко, скользящим шагом двинулся проверять расположение положенных для ритуала узоров и артефактов. И только Честь, встав у изголовья ложа, "всего лишь" вытянул из ножен длинный клинок и, несколько раз полоснув воздух широкими рубящими ударами, положил его себе на плечо.
- Все готово к началу обряда, Владыка! - слова Недреманного Ока, проконтролировавшего работу Великого Хранителя, прозвучали негромко, но веско. Обычно невозмутимый внешне, Совесть не мог скрыть нервную дрожь в ожидании величайшего события в своем служении. Еще бы! Адептам Триады всего раз в жизни выпадает присутствовать при Великом Замещении. И это - в лучшем случае. Трагических случайностей, могущих прервать служение до совершения обряда, никто не отменял. Ни природа, ни, и это в особенности, враги.
В ответ Владыка ограничился легким кивком, на слова просто не оставалось сил, отнятых непростой дорогой к алтарю. "Не мальчик уже, чтобы скакать через изнанку без последствий. Хорошо, хоть концы не отдал прямо там…" - устало подумал он и начал развязывать шнурок, стягивавший мантию на груди. Небольшое усилие, и вот грубое одеяние уже лежит на полу, а медальон, еще недавно привлекавший взгляд блеском самоцветов, слепо таращится тусклыми и пустыми впадинами-глазницами, оставшимися от рассыпавшихся в прах камней.