Противостояние, ч. 3

Обратный путь генерал не решился проделать пешком — устал. К своему организму он за долгие годы привык обращаться только приказами — и теперь он мстил за проявляемое к нему равнодушие. Бил исподтишка. Нет-нет — да и напоминало о себе сердчишко, да ныло подраненное давным-давно колено.

Успеть бы...

В метро схлынул вечерний час пик — москвичи вернулись со службы домой, к приветливому родному очагу. Генерал не очень любил Москву — суетный, бездушный, безжалостный город. Коренной москвич, не лимита — он чувствовал себя намного уютнее там, где жил сейчас. Просто там как-то ... человечнее было. Люди там были человечнее. Да и он — тоже.

В одном из переходов между станциями метро он остановился, сам не понимая почему — прислушался к себе — ничего. Потом понял — песня.

Это были двое афганцев. Тогда еще не было такого слова, мало кто знал, что происходит на южной границе страны, телевидение показывало, как советские ребята в десантной форме вместе с седобородыми аксакалами сажают какие-то деревья, показывали колонны, нет, не горящие — а везущие хлеб от тружеников СССР труженикам Афганистана. А их Афганистана по-прежнему шли похоронки, недостаток правдивой информации подменялся чудовищными слухами и пропагандой на коротких волнах, и два Черных тюльпана реяли над страной — один облетал юг и запад, второй — север и восток. Одним самолетом не справлялись.

Удивительно — но этих двоих певцов не гнала со своего места милиция, хотя это был непорядок. Уважали, наверное.

Генерал стоял долго. Слушал про «караван-боевой разворот», про горы, про градом летящие пули — про все, что пели эти две не по-молодому серьезных человека под рваный ритм гитары. Потом шагнул вперед, доставая из кармана все деньги, какие у него были.

— Да ты что, отец — прервал песню один — не надо.

— Надо — отрезал генерал таким тоном, что самодеятельный певец в потертой эксперименталке невольно выпрямился — надо. Спасибо вам за все...

— Павел Иванович!

Генерал невольно дернулся, обернулся. Он уже видел сиротливо приткнувшийся к тротуару Москвич

— Козла не забьем?

Седой старик, сидевший на лавочке в глубине скверика приглашающее помахал рукой. На спинке лавочки, как это было принято у коротающих свои дни стариков, был укреплен лист фанеры и на нем лежали приглашающее высыпанные пластмассовые костяшки домино.

Генерал мог бы поклясться, что несколько секунд назад, когда он проходил этим сквериком — там не было ни старика, ни листа фанеры, ни костей домино.

— Отчего же не сыграть...

Генерал неспешно сел напротив, своей большой и сильной ладонью смешал костяшки, начал раздавать по одной, не глядя

— На просто так сыграем, али на интерес? — привычно кинул обычную зэковскую ловушку-подлянку генерал

Старик погрозил пальцем

— Знаю я эти фокусы, Павел Иванович. Не пройдет. Ни на что играем.

— Ни на что — так ни на что...

Старик ловко расположил свои костяшки в руках.

— Кто заходит?

Генерал засветил «два-два»

— Я и зайду.

— Прошу...

Костяшка шлепнула об фанеру

— Скрипичный. Петренко. Зябликов. Вавилов. Козленок. Бахурев. Манукян — сказал старик, пристыковывая к ней еще одну

Генерал не удивился. Он вообще уже ничему не удивлялся. Информация могла уйти из трех разных источников — это если не считать ментовскую зону в Нижнем Тагиле. Там вообще — мрак.

— Кто они?

— Шестеро — сотрудники КГБ В основном — сотрудники ПГУ КГБ, вам известно, что это такое?

— Да. Внешняя разведка. Сидят в Ясенево.

— Именно. Первый, Скрипичный — внешторговец.

— Они живы?

— Нет. Мертвы. Все. Последним умер Скрипичный — он единственный из всех, по факту чьей смерти возбуждали уголовное дело. Сделали грубо, автокатастрофой — любимый почерк птенцов гнезда лубянского. Скрипичный работал в торгпредстве СССР в Вашингтоне, должен был улетать в командировку. Появились опасения, что он не вернется.

— А остальные?

— По-разному. Разбился на машине, несчастный случай на охоте. Сердечный приступ. Один утонул...

— Почему?

— Интересный вопрос... — старик пожевал губами, раздумывая какую бы кость выбросить на стол — только ответить на него не так то будет просто. Все они в прошлом — люди которых завербовал Андропов и его люди.

— Осведомители — не понял генерал — в самом КГБ?

Старик брезгливо скривился

— Осведомители... Примитивно мыслите. Если рассматривать этот вопрос с точки зрения списания расходов на агентуру, чем любят баловаться в вашем ведомстве...

— А вашем — нет, Павел Иванович? — перебил генерал

Старик вместо ответа сунул руку за отворот пиджака, достал красную книжечку в потрепанной, клеенчатой обложке

— Вы меня не за того принимаете. Прошу убедиться.

Генерал глазами быстро пробежал в сгущающихся сумерках затейливую вязь письма — писали черными чернилами, не ручкой, а пером, красивым, каллиграфическим почерком. За время работы в уголовном розыске генерал каких только не видел ксив — уголовники тебе из хлебного мякиша печать дежурного смастырят — и нутром почуял, что это удостоверение — подлинное.

— Генеральный инспектор Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Не опасаетесь?

— Не опасаюсь. Вы ведь решили не сдаваться в плен.

— В каком смысле?

— Вы поняли. Продолжим — так вот, все эти люди входили в сеть, которую долгие годы готовил себе Андропов. Андропов вообще был уникальным человеком, в каком то смысле. Как-то раз я позволил себе попробовать составить и проанализировать его биографию. И не смог. Не составить материалов то у меня было достаточно — проанализировать. Я так и не понял, что двигало этим человеком в определенные моменты его жизни, почему он принимал те решения, которые принимал. Я даже не понял, зачем ему нужна была власть — ведь он не очень то хотел этой явной власти, он словно предчувствовал свою кончину. И все равно шел вперед, как Титаник — на льдины.

— Отклоняемся от темы — заметил генерал — Ваш ход

— Да, Павел Андреевич. Мой ход. Так вот — примерно в начале семидесятых годов председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов установил связь с некоторыми людьми за кордоном. Эти люди в свою очередь были связаны с британской разведкой. В какой-то момент мы думали, что эту связь установил его помощник Владимир Крючков — но потом поняли, что ошиблись. Крючков не только не установил связь— но и не смог ее поддерживать после смерти своего хозяина. Сейчас мне даже кажется, что еще со времен Сиднея Рейли наша разведка в той или иной степени находилась и находится под контролем британцев. Если принять это объяснение — то кое-какие моменты нашей истории становятся предельно ясными, например — двадцать второе июня сорок первого года. Но я снова отклоняюсь от темы. Люди, с которым он установил и весь свой остаток жизни поддерживал контакт сделали ему предложение — то самое, которое потом научно назвали «конвергенция двух систем». На самом деле это было предложение советской элите, уже оформившейся войти в элиту запада на условиях полноправного партнерства. Первоначально, это предложение даже не включало в себя обязательного условия сдачи СССР — мы полагаем, что эта мысль созрела на той стороне уже после безвременной кончины Андропова. Тогда же Андропов начал формировать параллельную структуру контроля в КГБ, основанную на структуре террористических и заговорщических организаций. Пятерки и тройки, каждый завербованный знает только свою пятерку и каждый завербованные мс разрешения командира пятерки вербует пятерку или тройку для себя. Если часть сети проваливается — ее легко обрезать, отсекая раскрытый канал — через командира. Убираешь командира пятерки — и все, остальных участников сети не знает никто из оставшихся. Это затрудняет прохождение сигналов по системе — но чертовски безопасно и практически не подается полному раскрытию. У вас в милиции я думаю, есть нечто подобное — снова впроброс заметил старик

— У нас в милиции — грубо заметил генерал — требуют к ноябрьским сдюжить со всей преступностью в стране. И раскрываемость план требуют — сто два процента. Это с учетом раскрытий прошлых лет. Один умный догадался на коллегии министерства спросить — а как так, если мы такой уровень раскрываемости будем в течении многих лет поддерживать — то откуда же возьмутся раскрытия прошлых лет, преступления времен Гражданской войны что ли раскрывать? Так его в двадцать четыре часа — замначем по розыску в заштатный ГУВД выхерили. Это у вас полмиллиона человек ни хера не делает, шпионов на дне стакана ищут, да в тройки-пятерки играет[4]. А мы пашем!

К гневной речи генерала старик отнесся на удивление спокойно

— Вы снова делаете ту же самую ошибку, Павел Андреевич. Сколько раз повторять, что я не из госбезопасности и никакого отношения к ней не имею

— Тогда откуда же?! — генерал сознательно обострял разговор, пытаясь вывести собеседника на эмоции, раскачать — манеры и повадки у вас явно гэбешные, товарищ.

— Мои манеры и повадки просто интеллигентные — не остался в долгу старик — понимаю, трудно оставаться интеллигентом на оперработе, имея дело не с лучшими представителями рода человеческого, с несознательными гражданами, так сказать ... Но я показал вам свое настоящее удостоверение. На данный момент я генеральный инспектор группы Генеральных инспекторов министерства обороны, генерал-лейтенант в отставке. Но какое то время и в самом деле я служил в разведке. Тогда Андропов не наложил на нее лапу, а Сахаровский[5] особого внимания не обращал ни на Семичастного, ни на Шелепина. Председатели уходили — он оставался, обеспечивал преемственность, потому что в разведке нельзя менять руководителей раз в три года.

— И что потом случилось?

— Потом? Не сошлись характерами. Мортин был уже не тем кином. Но мы снова отклоняемся от темы, и на сей раз с вашим прямым участием. Вся эта сеть использовалась Андроповым, как считается теми кто допущен во-первых, для добывания объективной информации с разных слоев и срезов советского общества, во-вторых для быстрого решения каких-то проблем в обход бюрократической вертикали, и в третьих — для обеспечения своей личной власти и преемственности курса КГБ, даже в случае перехода, сознательного или вынужденного на другую работу. Но я считаю, что Андропова собирал всех этих людей, лелеял и пестовал эту машину не только для этих целей, для этого машина слишком сложна. Кроме того, пытаясь восстановить хотя бы часть этой системы — а некоего портфеля со списком всех членов организации мы полагаем нет и никогда не существовало. Мы пришли к выводу, что эта система переросла КГБ и включала в себя людей из ГРУ, из МИДа из Минвнешторга, из некоторых культурных организаций и даже из аппарата ЦК. Все эти люди — из тех, с кем нам удалось поговорить — не знают, для чего они находятся в этой системе, какие цели преследует система и что в конечном итоге будет. Они просто помогают друг другу и выполняют приходящие сверху указания— а они приходят и регулярно. Так вот — мы считаем, что Андропов с самого начала задумал реформировать наше общества с постепенным переводом его на капиталистические рельсы. Для этого и вышел на закордонье — тут никто бы не понял его стремление. Не поддержал бы. Подобные прожекты в свое время зрели в голове у Лаврентия Павловича Берии — но его прихлопнули быстро. Этот же — не только поставил систему на поток, но и обеспечил ее постоянное расширение и воспроизводство. Тут, как говорится — система переросла хозяина и создателя.

Генерал по-прежнему ничего не понимал

— Бред какой-то. А вы что — верные ленинцы?

— Не похоже? — мгновенно отреагировал старик

— Нет.

— Мы ими и не являемся. Да, мы осознаем, что какие-то элементы капиталистического хозяйствования найдут себе применение и в наших... так сказать палестинах. Но мы должны дойти до этого сами и внедрить — тоже сами. Без ускорения, без перестройки на ходу и тем более — без добрых советов извне. И тем более — без сдачи завоеванных нами позиций, без разоружения перед лицом врага, без геополитического проигрыша. Наоборот — мы считаем, что это западный мир может и должен разоружиться перед нами. Потом разоружимся и мы.

— Так вы враги перестройки... — протянул генерал — нехорошо. У нас в управлении над входом лозунг на кумаче повесили — а что ты сегодня сделал для перестройки? А вы, оказывается — перестройку саботируете.

— А что такое — перестройка? — вдруг спросил старик — что у нас так сломалось, что надо даже не ремонтировать, а полностью перестраивать?

И генерал понял, что не знает что ответить. Это слово было у всех на языке, оно трескучим потоком обрушивалось на бедные головы советских обывателей, вместе с сонмом других, таких же красивых и непонятных — а обыватель шалел от их красоты и неопределенности, как шалеет от валерьянки кот. Каждый мог найти в этом слове — перестройка — все что хотел, именно благодаря его неопределенности. И начать перестраивать — что в голову взбредет, залезая шаловливыми и любопытными руками в худо-бедно — но работающий механизм. Даже не думая — кто будет чинить, если сломается.

— Не знаете, так ведь? И я не знаю, а я старый человек и много чего повидал на веку. Но то что происходит в нашей стране — больше походит на другое слово на букву «п». Предательство. Все то что происходит сейчас — на уровне научного замысла и теоретических проработок начиналось еще при Андропове и в подконтрольных ему институтах. Но потом, с его смертью все пошло по-другому, не наперекосяк, а по-другому. Мы считаем, что произошло вот что: первых людей в свою сеть подбирал и вербовал сам Андропов. Он же расставлял их по местам — а в этом деле он имел большие возможности, очень большие. Потом, эти люди вербовали себе свои пятерки, а те кто входил в их пятерки — вербовали пятерки себе — и так постепенно те, кто работал непосредственно с Андроповым оказались на вершине своеобразной пирамиды. Поскольку не каждый человек согласится ломать свою страну, ломать работающий механизм, чтобы построить неизвестно что — Андропов подбирал тех, кто сможет это сделать, у кого не дрогнет рука — по живому. А когда Андропова не стало, и эти люди оказались предоставлены сами себе — они решили немного подкорректировать первоначальный план.

— А убитые?

— Убитые... Тут есть два варианта. Первый — они просто что-то поняли и проявили неподчинение. Второе — Андропов понимал, что после его смерти система выйдет из под контроля, а потому вставил в нее какие-то предохранители. Людей, которых он набирал лично и которые должны были контролировать основную сеть, а при возникновении опасности — отключить ее. Малая сеть — рядом с большой сетью. Если принять за основу эту теорию — тогда перед нами ни что иное, как последовательное выворачивание предохранителей перед тем как дать смертельный ток. Ток, который разрушит систему.

— А вы хотите этому помешать?

— Да — просто сказал старик

— И вам нужна помощь.

— Да.

Генерал неверяще покачал головой

— Вы можете не верить моим словам. Просто — оглянитесь вокруг. Все ли вас устраивает из того что вы видите? Чем дальше — тем хоть немного, но хуже.

— Почему при вас должно быть лучше?

— Потому что мы просто не будем вредить. Наша система — она пережила войну, величайшую войну в истории и сама по себе довольно живуча. Нужно просто ей не мешать.

— И я должен просто поверить вам на слово.

— Пока — да.

Генерал немного подумал. Он хотел верить, но не мог. Изверившийся, много раз преданный, потерявший товарищей в безумной войне — не с врагом, а внутри системы — он просто не мог, не имел права поверить. По крайней мере — сразу поверить. Какие бы слова ему не говорили, какие бы доводы не приводили — он не должен был им верить. Он знал, насколько изощренно играет КГБ и какие там работают рыбаки, ловцы человеческих душ.

И все-таки — он хотел поверить. Потому что потерявшийся, отставший от людей, заблудившийся во тьме человек все равно остается человеком. Он не может стать ночной тварью, не нуждающейся в свете. И каждым взором он ищет его, маленький лучик света вдалеке, ведущий его к миру людей.

Для того чтобы провести хоть какую-то проверку — придется назвать какое-то имя. Он прикинул — не может ли это повредить тому, с кем он встречался час назад, диспетчером системы он не имел права рисковать ни при каких раскладах, диспетчер был ценнее его самого, ценнее любого из них, оставшихся. Нет, не повредит.

— У вас серьезные возможности?

— Ну... — неопределенно сказал старик — кое-что можем.

— Тогда проведем эксперимент. Я назову человека. В нашей системе. Нужно дать этому человеку возможности. Очень серьезные возможности. Это насчет Реутова.

— Я понял. Говорите.

— Белоглазов Петр Трофимович — раздельно произнес генерал — запишете?

— Запомнил. Белоглазов Петр Трофимович. Он уже там?

— Да. Но не на верхах.

— Будет — твердо сказал старик — обещаю. Это все.

— Пока да.

Старик начал собирать костяшки в пластмассовый поддон.

— Плохо сыграли — заметил он — вничью...

— Это почему же... плохо. Ни вам, ни нам — никому не обидно.

— Вот в том то и дело. Ни вам, ни нам. Вам не кажется, что у нас в последнее время все так и происходит. Ни вам, ни нам. Ни туда не сюда. Но сидеть между стульев нельзя. Не получится — между стульев.

— Что вы планируете предпринять в Афганистане? — внезапно спросил генерал, вспомнив тех двух певцов в переходе.

— В Афганистане? У вас там есть кто-то? — заинтересовался старик

— Нет. Просто интересно. Хочу понять, по пути ли мне с вами.