Ретроспект. Витки Спирали

- Погоди, какие боевые, если все аномалии давно исчезли и особисты даже людей впустили внутрь Периметра?

- Как исчезли, так и появятся. В локальном пространстве Глуши, не затрагивая остального – хмыкнул Призрак – а чего ты думаешь Доктор с ними пошел? Во-во. Хлебнет Игрек опыта по самое не балуйся, зато он будет свой, прожитой. Каждую аномалию на нюх чуять будет, не то что выворотника в аэропорту.

- Эксик – обратился к уплетающему промеж дымящих пепельниц баюну Шухов – ты как, не против с Игреком на полигоне меж аномалий попрыгать? Очень, знаешь, способствует. Такой же жилистый и поджарый станешь.

- Лучше я буду жирный, зато целый. Пусть он прыгает, если ему надо. Каждому свое – мне мыши, ему выворотники.

Компания заржала, потом Брама насупился и доверительно наклонился к особисту:

- А что с выворотниками? Ловят?

- Ловят. Без подпитки Зоны они лишились сверхъестественных сил, но пакостят конкретно. Зарубеж сначала ломанулись. Знаешь, скольких выловили и развеяли в прах? Со счета собьешься. А они, сукины дети, если их припереть к стенке, норовят рассыпаться в пепел непременно на людях, чтобы, значит, страху побольше нагнать.

- И что? – падкий на диковинки путник на миг протрезвел – нагоняют?

- Как бы ни так – рассмеялся Самум – мы у Голливуда специально накупили фильмов про вампиров и крутим. Сказка вроде, но люди верят. Даже страшная сказка сказкой и остается, зато есть вполне логичное объяснение.

- Так чего они зарубеж драпают? – поднял глаза навеселе Брама - сниматься в главных ролях?

- Ох, и дремучий же ты! Выворотники только и ждут, чтобы насолить. Вот и рвут к идеологическому противнику, желая уничтожить нас нашими же руками. И пока мы играемся в войнушки, у них есть все шансы. Они не имеют больше своих сил, но ведь знания и технологии никуда не делись.

- И как ловите?

- По-разному. В аэропортах, вокзалах, КПП и так далее. Кена ведь не отличишь от обычной собаки, а вот он тебя запросто.

- Ловко – признался Брама – только к нам это каким боком? Шухов? Шухов не спи…

- На чем я остановился? – встрепенулся Шухов, поднимая тяжелую голову – На людях? Людям приходится начинать с нуля. Идти нехожеными тропами, ступать, где еще никто не ходил, изменятся и подстраиваться. Быть второй половиной ситуации, чтобы эволюционировать. Особенно в морально-этическом плане, иначе тупик.

- Шухов, ты доливай-доливай, и еще: как думаешь, морально-этически беседовать о высоких материях под мухой?

- Брама – поднял осоловевшие глаза Шухов – а мы кто, по-твоему?

Путник запнулся, выпустил к потолку струя дыма и сбиваясь, пролепетал:

- Ну, люди.

- Люди под мухой всегда о высоких материях начинают – подтвердил Призрак наполняя тару – для трезвого сознании это слишком сложный вопрос. Они предпочитают не думать о том, что выходит за уровень обычного понимания.

- Как-то странно у тебя выходит, братец – пыхнул особист – ты то отождествляешь себя с людьми, то нет. Определись.

- Да что определять? Биологически все мы исходно сапиенсы. А вот психологически труднее. Хотим мы того или нет, но внутри Зоны мы изменились, и восприятие у нас теперь иное, обостренное, углубленно-сдвинутое.

- Точно – хихикнул Брама – сдвинутое.

- Да нет, не туда сдвинутое. Раскрытое сознание имеет более глубокий уровень понимания. Смотрит на мир, на мироздание другими глазами, воспринимает много больше чем обычный ...людь.

- Так это расизм чистой воды – кивнул Самум – лучше выше, чище, умнее, да? Кажется, это уже было.

- Нет – отрезал Призрак, жмуря глаза – не выше, не чище и не лучше. Просто иначе. Иное восприятие и иной подход. Знаешь, чем наш пьяный треп отличается от подобного трепа остальных людей?

- Ну? – Брама отхлебнул из банки, вытер пену и вопросительно уставился на упыря.

- А тем, что мы не просто треплемся об этих вещах, а воплощаем это в жизнь. Иной, сдвинутый, уровень сознания это никакая не привилегия, не избранность, а рабочий инструмент. Так уж вышло, что при синхронизации наш уровень достиг планетарного значения, посему мы ставим и решаем глобальные задачи.

- У меня такое впечатление, что я или перепил, или говорю с одним и тем же человеком в разных лицах.

- Так и есть – бросил Шухов, почесывая баюна за ухом – мы мыслим в едином поле сознания: общие критерии, общие цели и принципы. Разница в отношении к задачам, в методах и целесообразности их применения.

- Как можно что-либо изменить, если люди сами этого не хотят, вообще не видят смысла менять? Вот убрал ты, Самум, ядерное оружие, и что, много от этого изменилось?

- Мало – зло смял окурок в пепельнице особист – разве что перестали бояться атомной войны. Вместо него успешно клепают друг друга высокоточным оружием. И что, каждый раз забирать эти игрушки? Ну, заберем, так на средневековье сойдут, мечи наточат и ну горла резать, но не изменятся ничуть.

- Теперь понял – кивнул путник – имеем ли мы право решать за всех? Остаться в стороне и отрешенно, как боги, наблюдать чем все это кончится, или вмешается и подтолкнуть в человечество правильном, на наш взгляд, направлении?

Присутствующие потупили глаза. А что говорить, если и так все ясно.

В бурьянах выдавали трели сверчки, потянуло влагой, уставшее за день солнце кануло за лес. Собравшиеся молча пили пиво, не нарушая гармонию тишины, потом Брама севшим голосом едва слышно спросил:

- И где грань? У каждого своя мера и силы и совести…

-  Это просто – повернул убеленное лунным сиянием лицо Призрак – сначала смотришь, перешагнул ли ты через себя.

- Всего-навсего?

- Сказать легче, чем сделать, а советовать проще, чем помочь. Со временем научишься. Сила дается для свершений, а не для разговоров. Пока ты держишь ее в себе, ломая голову, имеешь, или не имеешь право ее применять – она  сжигает тебя изнутри. Сжигает, потому что должна светить и греть всем, а не прятаться на черный день для себя.

На фоне окна мелькнула тень, и на пороге появился Ирис. Ему без слов налили пол литровку, он благодарно кивнул, не отрываясь выпил и убрав пепельницу сел на древетень. Тело ломило от усталости, но глаза сияли восторженным задором.

- Славно побегали, как в старые времена. Жаль, зверья нет, для полного счастья.

Журбин отряхивая с плаща пыль сел на скрипящий табурет, от пива не отказался и лишь посмеивался, глядя как юный Игрек волочит лапы. Баюн уже давно перебрался из накуренной веранды, восседая на столбе фарфоровой статуэткой поджидая друга. Компания уловила их быструю мыслеречь, сводившейся к вполне понятной фразе – не грузи и так хреново. Все засмеялись, особенно Брама, повеселевший и бодрый. Грусть убралась восвояси, ибо, что может быть лучше старых друзей и доброго бочонка пива?

- Ну, как пациент? – насупил брови Доктор – готов?

- Дык, два раза был готов – икнул Призрак, невпопад жмуря зрачки – оба раза водой отливали. Как огурчик!

- Ну да, знатно посидели, но я не про это. О понимании природы свехвозможностей – он покусал бороду - сила не дается раньше ответственности, а ответственность раньше рассудительности. Тут Брама в чем-то даже прав - лучше не применять, убоявшись следствий, нежели применить, не думая о них вообще. Но если всего боятся, то лучше и не жить.

Путник задумчиво теребил волосы, а компания молчаливо поддерживала взглядами: Доктор испытующе, Самум с насмешливой иронией, Ирис и Призрак с понимаем, ну а Шухов, Шухов спал, склонив голову на руку. Он был мудрее и знал: решение, каким бы оно ни было, еще не действие, а мысли и сомнения будут всегда.

- 04 -

Наутро Полина отпаивала их рассолом, а они подшучивали над серыми, помятыми, до дури счастливыми лицами друг друга. Напряженность прошла вместе с запахами летней ночи, хором лягушек и песнями соловья. Брама собрался быстро, сбросил истоптанные сапоги Гордеича, хрустнул вытянутой из шкафа хамелеоновой броней и направился сквозь седой от росы спорыш к глайдеру. На серебристом боку собрались бисеринки влаги, воздух едва слышно пел, и не был бы Брама Брамой, если б не провел рукой под висящим в полуметре над землей аппаратом. Ничего не произошло, рука свободно проходила сквозь воздух, ни был он ни сгущенным, ни сжатым, а мягко пах травой. Вдалеке закачались высокие стебли, это новые витки разума, Экс и Игрек, играли в догонялки. Ирис с Доктором ушли чуть свет, оставив их на попечение Полины. Брама так и не смог назвать баюна Иксом, но тому было начхать, он мирно дрых на его богатырской груди до самого утра. Самум вышел из глайдера, потянулся и кивнул подходящим Шухову и Призраку:

- Ну что, мужики, давайте прощаться, что ли?

- Вы разве не с нами? – Брама вопросительно глянул на серого с перепою Призрака.

- Нет, в Зоне тоже дел хватает, больше чем хотелось бы. Лабиринт разгребать и разгребать. Едва ли треть обследовали и обезопасили. Эхо «Проекта» просто так не проходит.

- А, я то думаю, чего Митоша не было. А ты?

- Ну что я? – пожал плечами черный сталкер – у меня дел не меньше. У Зоны этих вероятностей знаешь…

Обычно брюзжащий Гордеич подошел к Браме, неожиданно обнял и трижды поцеловал:

- Ты возвращайся, сынок, если что. В жизни оно всяко бывает. Прости, если что не так.

- Да ну вас всех! Устроили, понимаешь, поминки. Будет тебе кручинится, еще нас переживешь. Митричу поклон.

Призрак с Шуховым прощально кивнули и словно растворились. Были и не стало. Что с них взять, на то они и хранители Зоны, такие фокусы выкидывать. Гордеич снял засаленный картуз и махал вслед поднимающемуся глайдеру.

Только теперь Брама смог как следует рассмотреть обстановку внутри. Было просторно и светло. Силовые установки, преобразующие гравитационную энергию в кинетическую, находились под полом. Большая часть крыши и стен корпуса была полупрозрачна, несомненно, ириниевое напыление, но не закруглена как у самолета, а пряма. Инерции и ожидаемого ускорения не чувствовалось: тонко настроенные компенсаторы полностью гасили побочные эффекты. Глайдер поднимался стремительно и бесшумно, земля быстро уходила вниз, опутываясь саваном туч. Брама плюхнулся в кресло рядом с насвистывающим особистом и посмотрел на пульт. Весело перемигивались огоньки сенсорных панелей, руль удобный и продуманный был  схож с рулем истребителя, только не было пусковых кнопок ракет.

- Это безопасно, нет – опасливо покосился на снежную пелену туч путник – вдруг откажет?

- Не откажет – отмахнулся Самум – гравитонная технология проста и надежна как калашников. Настолько проста, что удивляешься, как мы раньше до этого не додумались.

- Если как калашников, тогда надежно, спору нет. Ученые они больно умные, чтобы думать простыми концепциями.

Особист выписал в воздухе мертвую петлю, а Брама, вжимаясь в кресло, с тревогой взглянул в пассажирский отсек, где на диване расположилась Полина с Вересом. Верес листал книжку с яркими рисунками, не обращая на полет вверх ногами никакого внимания. Спустя мгновение путник понял, что так же твердо стоит на земле, а верх там где и полагается, вверху.

- Е-мае, предупреждать надо! Что это было?

- Искусственная гравитация. Пол тут абсолютный, даже если лететь относительно тверди вверх тормашками.

- Фига се… ну чудеса… и что, кровь как надо циркулирует, без перегрузок?

- Взгляни сюда – постучал ногтем по голографическому дисплею Самум – мы  давно уже на запредельной скорости.

Брама взглянул и побледнел.

- А если врежемся? При такой скорости реву от нас больше, чем от эскадрильи истребителей!

- Никаких аварий. Инерциатор моментально обнуляет скорость, телеметрия многократно дублирована. Что до рева, то глайдер капсулируется в им же испускаемом гравитонном поле, потому никаких искажений в атмосфере. Нас как бы нет относительно внешнего пространства, понимаешь?

- Не понимаю – мотнул головой путник – но даже ради одного этого стоило ходить в Зону.

- Ты сначала выйти из нее, Брама – вмешалась Полина – а то боишься даже нос показать наружу. Жизнь изменилась, и слава Богу, в лучшую сторону. При нашем прямом участии. И никто из нас не стоял в стороне, горюя о прошлом, а делал что мог. То, что получается лучше всего. Вот этот глайдер всего лишь уменьшенный прототип планетарного катера «Альфы». Разработан в КБ имени Шумана.

- Там существует не только кошатник, но и КБ?

- Не ерничай, все ты понял. Да, он существует благодаря работам Шумана, благодаря всем нам. Благодаря тебе.

- Все, все – поднял он руки вверх – не могу я с тобой спорить. У тебя язык острее моего.

Глайдер пошел вертикально вниз, но абсолютный пол оставался полом, было такое ощущение, что они недвижимы, а скользит, несется с невообразимой скоростью само пространство. Блеснуло зеркало водохранилища, глайдер мягко завис над старыми бетонными плитами. Распахнув дверь Брама шагнул вниз, обвел глазами пейзаж и застыл.

- Пора простится с прошлым – тронула его за плечо Полина – иначе оно не отпустит тебя.

- Отпусти – вторил Самум – прошлое останется в прошлом.

Налетевший ветер бросил бетонную крошку заслезив глаза, а может это и были слезы. Путник опустился на подернутый ржавчиной бетон, невидящим взором блуждая по знакомой картине и неосознанным, заученным за долгие годы рефлексом сверил показания датчика – «норма». Слезы катились по лицу, а он не отрываясь смотрел на полосатую трубу АЭС, на развороченный, разодранный титанической силой энергоблок. На изувеченные, искалеченные судьбы.

- Это только муляж, память. Слепок человеческой памяти. Памятник глупости, памятник жертвам. Памятник павшим и не вернувшимся, там больше ничего нет. Внутри гравитационные преобразователи, все давно очищено, обеззаражено.

- Отпусти, путник. Перед тобою новые пути, новые обретения. Это не твоя могила, это начало нового витка.

Брама встал и, шатаясь, направился к разинутым воротам саркофага. Колючий ветер шевелил волосы, но в нем не было больше отравы. Он шел к саркофагу, словно чувствуя, как в холодных мертвых стенах бьется его сожженное, погребенное под радиоактивным пеплом сердце. Здесь все было как и раньше: ветер, метущий обрывки газет, мертвые немые провалы окон, груды искореженных бетонных плит с нелепо торчащей бахромой арматуры. Все до боли знакомо. Того и гляди, лупанут очередями приспешники постулата, появляясь словно из ниоткуда. Такое не забудешь, какими только тропами не водили их Припяти пути в поисках дороги к дому. Но было тихо, лишь ветер трепал пожелтевшие страницы памяти. Этими путями он мог ходить с завязанными глазами даже спустя годы. Вон плита с надписью «АЭС им В. И. Ленина» вкривь и вкось исщербленная очередями и два пятна, которых не затянуть даже времени. Брыла и Лебедь: все что осталось от побратимов после вспышки «нирваны». Вот горбатый, опрокинутый на бок бульдозер с оборванной лопатой, и худощавый, прозрачно бледный Стебель, срубленный снайперской пулей, изумленно всматривающийся застывшими глазами в небо. Постулатовцы дорого заплатили, отхлынув ржавой волной через ворота к охладителям. А это… этого он не помнил, хотя тот день намертво врезался в память, как и роковое шествие через «облачный мост».

По обе стороны ворот высился гигантский монумент. В темном граните навек застыли, повернув встревоженные лица и указывая в сторону саркофага пожарник, военный и врач, пытаясь защитить, заслонить собой стоящих позади ликвидаторов от неотвратимой, неминуемой беды. Звезда Полынь уже взошла, волоча святящийся хвост. Ее бледный отблеск плясал на лицах, а они смотрели на разрушенный энергоблок, пытаясь успеть отвратить незримую гибель. Подножье венчала дата аварии и тисненная золотом надпись. «Шагнувшим в бессмертие, от живых, вечным». Едва Брама стал на плиты, как из-под ног, уходя в небо, вырвалось полотно призрачного света. Перед взором проступили лица, имена, судьбы. Он сглотнул тяжелый ком и едва нашел силы посмотреть направо, на другую сторону дороги, где путник и лесник тянули друг другу руки, в последнем порыве взбугренных мышц пытаясь соединить пролегшую меж ними пропасть. В горящих решительностью лицах проступало отчаяние, руки не прикасались, не дотягивались на самую малость. Снизу, из едва различимого зрителем мрака, к ним тянулась третья, закованная в сталь экзоскелета, замыкая бездну и сияя соцветием восстановленного атома. Брама вглядывался в лица тянущихся Маркова и Кречета, навечно оставшихся молодыми Стебля, Брылу и Лебедя, со стыдом и горечью пытался вспомнить застывшие в черном граните лица лесников. В руку лег поданный Полиной букет, он сделал последний, нетвердый шаг, бережно уложив на подножье полыхнувшие огнем гвоздики.

- «Шагнувшим в бессмертие, от живых, вечным…» - кивнул Брама - лучшего не придумаешь, не скажешь.

- Им большего и не надо – обронил Самум - главное, чтобы помнили. Помнили: не боги остановили разнуздавшуюся стихию, а они, самые обычные  люди. Мало кто видит в их «соцветии» больше, нежели укрощенный мирный атом.

- Потому что мало кто знает – согласилась Полина, прижимаясь к путнику - авария на ЧАЭС это только поверхность. Людям не дано знать больше. Меньше знают, крепче спят.

- На что же нам, людям, тогда надеяться – развел руками путник – не ждать же новых монументов памяти как этот?

- Только на взросление, Брама – устало кивнула та, смахивая слезы – однажды они повзрослеют. А до этого нам нужно ждать, опекать, если нужно. Столетие за столетием, как мать опекает малое, неразумное дитя.

- Столетие за столетием? – прошептал пораженно путник, вытирая ей слезы широкой ладонью – это что же, мы вечны?

- Вполне возможно – кивнул особист, и  помолчав добавил – у вечности свои законы. Ты нам нужен. Всем нам. Им.

- Да – покивал Брама – главное для человека нужность, быть нужным. Если ты никому не нужен, то себе и подавно. Так что же теперь? Вечность? Бессмертие? Раз так, то у него и задачи быть под стать. Не вечно же мне козам хвосты крутить.

- Хвосты крутят свиньям, или быкам – улыбнулась сквозь слезы Полина – но тебе и козий подойдет.

Брама низко, до земли поклонился монументу, внезапно подхватил обоих на руки и закружил, задорно и глубоко смеясь.

- Ну и здоров же ты – распрямляя одежду, пробурчал одобрительно особист – и где только сила берется?

- От мамы с папой, у нас в роду все такие. Казацкому роду нема переводу. Вот и сестра такая.

- А я думал ты бандеровец, ну оттуда. С западной Украины. Вакарчук вот земляк, тот, что Океан Эльзы.

- Не трогай его – пнула особиста Полина – не провоцируй. Думаешь, не знаю что у тебя на уме? В вероятники сманить хочешь? Тоже мне, прогрессоры-благодетели. Дети великовозрастные! Прежде чем другим вероятностям счастье внедрять, для начала в своем порядок наведите. Можно подумать, у нас все идеально. Не дам: пусть сам выбирает, да и с родственниками пусть пообщается, а то забился в Зону и три года как мышь под веником сидел, пока мы мир улучшали. Согласно коммунистическим заветам и принципам эволюции общества.

Брама весело насвистывал, радуясь про себя, что постулатовцев здесь днем с огнем не сыщешь. Прикидывал возможные огневые точки, слабые места в обороне, а потом расслабился, делая вид, что такие прогулки под саркофагом для него плевое дело и немедля встрял в разговор.

- Какие такие прогрессоры?

- Не делай вид что ты тупее паровоза, плохо получается. Сам знаешь, что обозначает. После Агарти, не ломая голову мы одолжили это обозначение у Стругацких. Вот как с кенами: кто-то из лесников их назвал, так прилепилось, не оторвешь.

Самум отмахнулся от прыгающих Игрека и Икса, которым в их отсутствие велели приглядывать за Вересом младшим: