Принцесса и королева, или Черные и Зеленые

– Не будь я один, не пришел бы ты, – молвил Деймон.

– Но ты один, и вот я здесь. Ты, дядюшка, слишком долго прожил.

– Единственное, с чем я соглашусь, – отвечал Деймон. Старый принц велел Караксесу склонить шею и неуклюже взобрался на его спину, тогда как Эймонд поцеловал свою женщину и легко вскочил на спину Вхагар, не забыв застегнуть четыре короткие цепи, что соединяли пояс и седло. Деймон же оставил свои цепи свободными. Караксес зашипел вновь, наполнив воздух пламенем, Вхагар ответила рыком. В едином порыве драконы ринулись в небо.

Принц Деймон стремительно гнал Караксеса ввысь, подбадривая дракона кнутом со стальным наконечником, пока оба не скрылись среди облаков. Вхагар, будучи старее и крупнее, по сей причине была и медлительнее. Собственная величина сделала ее неповоротливой, и потому она поднималась более плавно, расширяющимися кругами вознося своего всадника над водами Божьего Ока. Час был поздний, и солнце клонилось к закату, в его лучах спокойная гладь озера мерцала, ровно лист чеканной меди. Все выше и выше поднималась Вхагар в поисках Караксеса, а Алис Риверс следила за ней с вершины харренхолльской башни Королевский Костер.

Нападение удалось внезапным, как гром среди ясного неба. Караксес ринулся на Вхагар с пронзительнейшим криком, что слышали за дюжину миль от места схватки. Скрытый сиянием заходящего солнца, он напал со стороны слепого глаза Эймонда. Со страшной силой Кровавый Змий врезался в старейшего дракона. Отзвуки их рева раскатывались над Божьим Оком, драконы схватились и рвали друг друга, чернея на фоне кроваво-красного неба. Их пламя пылало столь ярко, что рыбаки внизу опасались, как бы не загорелись сами облака. Сцепившиеся драконы падали к озеру. Челюсти Кровавого Змия сомкнулись на шее Вхагар, его черные зубы погружались все глубже в плоть громадной драконицы. Даже когда когти Вхагар стали раздирать его брюхо, а зубы оторвали крыло, Караксес лишь вгрызался сильнее, терзая ее рану – а озеро с ужасающей скоростью неслось им навстречу.

И в тот самый миг, как повествуют нам сказания, принц Деймон Таргариен перекинул ногу через седло и перепрыгнул на другого дракона. Он держал в руке Темную Сестру, меч королевы Висеньи. Эймонд Одноглазый в ужасе взирал на противника, возясь с цепями, что удерживали его в седле. Деймон сорвал с племянника шлем и вонзил меч в его пустую глазницу с такой силой, что острие пробило горло молодого принца насквозь и вышло сзади. Через пол-удара сердца драконы рухнули в озеро, подняв столь огромную волну, что рассказывают, будто она была выше башни Королевский Костер.

Ни человек, ни дракон не могли пережить подобный удар, как свидетельствуют рыбаки, видевшие бой. И ни человек, ни дракон не выжили. Караксес сумел протянуть достаточно долго, чтобы выползти на сушу. Выпотрошенный, лишившийся одного крыла, окутанный клубами испаряющейся от его жара воды, Кровавый Змий нашел в себе силы выбраться на берег озера и скончался под стенами Харренхолла. Туша Вхагар опустилась на дно озера, и горячая кровь из отверстой раны на ее шее превратила воду на месте упокоения в кипяток. Несколькими годами позже, по завершению Танца Драконов, останки нашли. Скелет принца Эймонда в латах так и остался прикованным к седлу, а Темная Сестра – по рукоять вонзенной в его глазницу.

Невозможно сомневаться и в гибели принца Деймона. Его кости так и не отыскали, но в том озере много весьма прихотливых течений и предостаточно голодной рыбы. Певцы повествуют, что старый принц пережил падение, а после вернулся к девице Крапиве, дабы провести остаток дней с ней. Такие истории хороши для трогательных песен, но плохи для хроник.

Драконы сгинули в танце над Божьим Оком в двадцать второй день пятой луны 130 года В.Э. Деймону Таргариену было сорок девять лет в день смерти, принцу же Эймонду едва исполнилось двадцать. Возраст Вхагар, наивеличайшей из таргариеновских драконов после Балериона Черного Ужаса, исчислялся сто восемьдесят одним годом. Так испустило дух последнее живое существо, заставшее те самые дни Завоевания Эйгона, когда сумерки и тьма поглотили проклятую твердыню Харрена Черного. Однако столь немногие стали тому свидетелями, что весть о последней битве принца Деймона стала широко известна лишь какое-то время спустя.

В Королевской Гавани государыня Рейнира становилась все более одинокой с каждым новым предательством. Заподозренный в измене Аддам Веларион сбежал, прежде чем его успели подвергнуть пытке. Повелев взять под стражу Аддама Велариона, королева потеряла не только дракона и наездника, но и своего десницу... Между тем большая часть воинства, что отплыло с Драконьего Камня, дабы захватить Железный трон, состояла из людей, присягнувших дому Веларионов. Как только стало известно, что лорд Корлис томится в темнице под Красным замком, они принялись покидать королеву сотнями. Некоторые уходили на площадь Сапожника, примыкая к собиравшимся там толпам, иные же выбирались через боковые ворота или даже через стены, желая отправиться обратно в Дрифтмарк. Но и тем, кто оставался, нельзя было доверять.

В тот же день, вскоре после заката, двор государыни постигло еще одно несчастье. Хелейна Таргариен, сестра, жена и королева Эйгона II, мать его детей, выбросилась из окна крепости Мейгора и погибла, упав на железные пики, что унизывали сухой ров под стеной. Ей был всего двадцать один год.

К ночи на улицах и в переулочках Королевской Гавани, в тавернах, борделях и кабаках, даже в священных септах пересказывали более темные слухи. Королеву Хелейну убили, слышались шепотки, как ранее – ее сыновей. Принц Дейрон и его драконы скоро будут у ворот, и вместе с ними придет конец владычеству Рейниры. А старая королева предрешила, что молодой единокровной сестре не должно жить и упиваться ее падением – и послала к ней сира Лютора Ларджента. Он схватил Хелейну огромными грубыми ручищами и выбросил в окно на пики внизу.

Вскорости слухи об «убийстве» королевы Хелейны были на устах половины Королевской Гавани. То, как скоро в такое поверили, показывает, как быстро город обернулся против своей некогда возлюбленной королевы. Рейниру ненавидели; Хелейну любили. Обитатели столицы не забыли и жестокого убийства принца Джейхейриса, что содеяли Кровь и Сыр. Конец Хелейны был милосердно быстрым: одна из пик пронзила горло, и женщина умерла, не издав и звука. А на другом конце города, на холме Рейнис, в миг гибели Хелейны ее драконица Пламенная Мечта вскинулась и издала рев, сотрясший Драконье Логово. И две цепи из тех, что удерживали зверя, разорвались. Королева Алисанта, узнав о кончине дочери, разодрала одежды и призвала ужасные проклятья на голову своей соперницы.

В ту ночь Королевская Гавань разродилась кровавым бунтом.

Волнения начались в закоулках Блошиного Конца, куда люди стекались сотнями из кабаков, винных погребков и крысиных ям – злые, пьяные, перепуганные. Отсюда бунтовщики разбежались по всему городу, взывая о справедливости для погибших принцев и их убитой матери. Они переворачивали телеги и повозки, громили лавки, грабили и поджигали дома. Золотых плащей, пытавшихся остановить беспорядки, жестоко избивали. Не щадили никого: ни людей высокого происхождения, ни низкого. Лордов забрасывали нечистотами, рыцарей стаскивали с седла. Брата леди Дарлы Деддингс, Давоса, прямо при ней закололи ударом в глаз, когда он хотел защитить сестру от трех пьяных конюхов, пытавшихся над ней надругаться. Моряки, что не могли воротиться на свои корабли, напали на Речные ворота и вступили в яростную схватку с городской стражей. Чтобы рассеять их, понадобились сир Лютор Ларджент и четыреста копий. К тому времени ворота уже наполовину разнесли, а сто человек были мертвы или умирали; четверть из таковых составляли золотые плащи.

На площади Сапожника шум бунта был слышен со всех сторон. Городская стража явилась во всей своей силе: пятьсот человек в черных кольчугах, стальных шлемах и золотых плащах, вооруженные короткими мечами, копьями и шипастыми дубинками. Они построились в южной части площади, за стеной из щитов и копий. Во главе их на одоспешенном боевом коне ехал сир Лютор Ларджент с длинным мечом в руке. Одного лишь вида его хватило, чтобы сотни бросились врассыпную по улочкам, переулкам и тупикам. Еще сотни побежали, когда сир Лютор повелел стражникам двигаться вперед.

Но десятки тысяч оставались. Толпа стояла столь плотно, что даже те, кто бежали бы с радостью, оказались неспособны сдвинуться с места, сдавленные, сжатые, стиснутые со всех сторон. Когда под медленный бой барабана на них начали надвигаться копья, некоторые рванулись вперед, взявшись за руки, и принялись кричать и сыпать проклятьями.

– Прочь отсюда, проклятое дурачье! – взревел сир Лютор. – Расходитесь по домам! Вам не причинят зла! По домам!

Кое-кто говорит, что первым погибшим был пекарь, удивленно крякнувший, когда острие копья пронзило его плоть и он узрел, как его собственный фартук окрашивается в красный цвет. Другие утверждают, что то была маленькая девочка, которую сир Лютор растоптал своим боевым конем. В ответ из толпы полетел камень, рассекший одному из копейщиков бровь. Раздались выкрики и проклятия, палки, камни и ночные горшки дождем обрушились с крыш, а на другом конце площади лучник начал пускать стрелы. В одного из стражников ткнули факелом, и его золотой плащ сразу охватило пламя.

В золотых плащах состояли здоровые, молодые, сильные мужи, обученные,хорошо вооруженные и в надежных доспехах. Двадцать ярдов, или немногим более, стена их щитов держалась, и они прорубили кровавый путь сквозь толпу, оставляя вокруг себя мертвых и умирающих. Но их было лишь пять сотен, а бунтовщиков – десятки тысяч. Упал один стражник, затем – другой. И вдруг чернь стала просачиваться сквозь бреши в строю, нанося удары ножами и камнями и даже вцепляясь зубами. Толпа подобно рою окружила стражников – на них нападали с боков и сзади, в них швыряли черепицу с крыш и балконов.

И стычка обернулась бунтом, а бунт перешел в резню. Окруженных со всех сторон золотых плащей обступили столь тесно, что они не могли использовать оружие в давке. Многие пали, пронзенные своими же мечами. Прочих рвали на куски, забивали до смерти ногами, затаптывали, рубили мотыгами и мясницкими ножами. Даже грозный сир Лютор Ларджент не смог уцелеть в такой бойне. Меч вырвали из его руки, Ларджента стащили с седла, ударили ножом в живот, и забили до смерти булыжником. Его шлем и голову так раздробили, что только по величине и удалось опознать его тело, когда на следующий день прибыли телеги, собиравшие мертвецов.

В ту долгую ночь над одной половиной города властвовал хаос, а из-за другой перегрызлись никому не ведомые лорды и короли беспорядка. Межевой рыцарь с имечком сир Перкин Блоха короновал собственного оруженосца Тристана,юношу шестнадцати лет, который объявил, что приходится побочным сыном покойному королю Визерису. Любой рыцарь может посвятить другого в рыцари. Когда сир Перкин принялся давать рыцарское звание всякому наемнику, вору или подручному мясника, кто вставал под рваное знамя Тристана,сотни мужей и юнцов явились, дабы присягнуть ему.

Любой рыцарь может дать посвящение кому угодно. И когда сир Перкин принялся наделять рыцарским званием всех наемников, воров или подручных мясника, стекавшихся под рваное знамя Тристана, сотни мужей и юнцов явились ему присягнуть.

К рассвету пожары полыхали по всему городу. Площадь Сапожника усеяли тела погибших. Полчища разбойников бродили по Блошиному Концу, вламывались в лавки и жилища и избивали каждого попавшегося им честного человека. Выжившие золотые плащи отступили в казармы, а на улицах господствовали трущобные рыцари, скоморошьи короли и безумные пророки. Подобно тараканам, с которыми они имели сходство, худшие из них разбежались перед рассветом, вернувшись в убежища и подвалы, дабы проспаться после попоек, поделить награбленное и смыть кровь с рук. Золотые плащи Старых и Драконьих ворот выступили под началом сира Бейлона Берча и сира Гарта Заячьей Губы и к полудню сумели восстановить некое подобие порядка на улицах к северу и востоку от холма Висеньи. Сир Медрик Мандерли, возглавив сотню воинов из Белой Гавани, проделал то же самое к северо-востоку от Высокого холма Эйгона, вплоть до Железных ворот.

Оставшаяся часть Королевской Гавани по-прежнему пребывала в хаосе. Когда сир Торрхен Мандерли повел своих северян вниз по Крюку, они обнаружили, что Рыбный рынок и Речной Ряд кишат трущобными рыцарями сира Перкина. У Речных ворот над зубчатыми стенами реяло рваное знамя «короля» Тристана, а на самих воротах висели тела капитана стражи и трех его сержантов. Остатки гарнизона «грязнолапых»перешли к сиру Перкину. Сир Торрхен потерял четверть своих людей, пробиваясь обратно к Красному замку… и легко отделался по сравнению с сиром Лорентом Марбрандом, который повел сотню рыцарей и латников в Блошиный Конец. Вернулось шестнадцать. Сира Лорента, лорда-командующего Королевской гвардии Рейниры, среди них не было.

К закату Рейнира Таргариен осознала, что напасти сыплются на нее со всех сторон, и все ее правление обернулось крахом. Королева пришла в ярость, когда поняла, что Девичий Пруд перешел к противнику, девушка по прозванию Крапива бежала, а возлюбленный супруг предал ее. Дрожь охватила государыню, когда леди Мисария предупредила ее с наступлением темноты, что грядущая ночь будет еще страшнее прошедшей. На рассвете в тронном зале было около сотни человек, но они ускользали прочь один за другим.

Королева металась между гневом и отчаянием и столь неистово хваталась за Железный трон, что к закату обе ее руки оказались в крови. Она вручила начальствование над золотыми плащами сиру Бейлону Берчу, капитану стражи Железных ворот[5]; послала воронов с просьбами о помощи в Винтерфелл и Орлиное Гнездо; повелела подготовить указ об объявлении вне закона и лишении всех прав дома Мутонов из Девичьего Пруда; объявила юного сира Глендона Гуда лордом-командующим ее Королевской гвардии(хотя ему было лишь двадцать и он стал одним из Белых Мечей не более луны назад, ранее в тот день Гуд отличился во время схватки в Блошином Конце. Именно он вернул тело сира Лорента, не дав мятежникам возможности над ним поглумиться).

Эйгон Младший постоянно находился возле матери, но редко говорил что-либо. Тринадцатилетний принц Джоффри надел доспехи оруженосца и умолял королеву разрешить ему добраться на коне до Драконьего Логова и оседлать Тираксеса.

– Матушка, я хочу сражаться за тебя, подобно моим братьям. Позволь мне доказать, что я так же храбр, как они.

Однако его слова лишь укрепили решимость Рейниры.

– Они оба были храбры, а теперь оба мертвы. Мальчики мои... Милые...

И государыня в очередной раз запретила принцу покидать замок.

С заходом солнца весь сброд Королевской Гавани опять вылез из своих убежищ, подвалов и крысиных ям. И было их намного более, нежели прошедшей ночью.

У Речных ворот сир Перкин устроил пир из награбленной провизии для своих трущобных рыцарей. А затем повел их к набережной, дабы обирать причалы, склады и все корабли, не сумевшие выйти в море. Хотя Королевская Гавань и славилась толстыми стенами и крепкими башнями, но их создавали для защиты от нападения извне, а не изнутри города. Особливо слабым был гарнизон Божьих ворот, ибо его капитан и треть людей погибли с сиром Лютором Ларджентом на площади Сапожника. Оставшихся, среди которых имелось много израненных, орды сира Перкина легко одолели.

Не прошло и часа, как распахнулись еще и Королевские ворота, и Львиные. От первых золотые плащи бежали, а у вторых «львы» смешались с толпой. Трое из семи ворот Королевской Гавани оказались открытыми перед врагами Рейниры.

Однако наиужаснейшая угроза для власти королевы таилась внутри города. С приходом сумерек на площади Сапожника собралась новая толпа, вдвое более и втрое перепуганнее вчерашней. Подобно столь презираемой ими королеве, чернь с трепетом вглядывались в небо, страшась, как бы до конца ночи не появились драконы короля Эйгона, а следом за ними и войско. Люди не верили более, что государыня возможет защитить их.

И когда безумный однорукий пророк, прозываемый Пастырем, возвысил голос против драконов – не только тех, чьего нападения они ожидали, но против всех живущих драконов, – толпа, сама уже полубезумная, вняла его словам.

– Когда явятся драконы, – вопил пророк, – ваша плоть загорится, запузырится и изойдет пеплом! Жены ваши запляшут в огненных платьях, и будут визжать, пока горят, нагие и непристойные в пламени! И узрите вы, как малые дети ваши будут плакать и плакать, пока глаза их не расплавятся и студнем не потекут по лицам! Пока их розовая плоть не почернеет и не захрустит на костях! Неведомый грядет, грядет он, грядет, карать нас за грехи наши! И мольбами его гнева не остановить, как не потушить слезами пламя драконов! Только кровь на сие способна! Твоя кровь, моя кровь, их кровь!

Затем он воздел обрубок своей правой руки и указал на холм Рейнис за спиной, где под звездами чернело Драконье Логово.

– Вон она, демонова обитель, вон она! Город сей принадлежит им! Ежели хотите его себе, поначалу должно вам истребить их! Ежели очищенья от греха ищете, сперва в кровь драконью окунитесь! Ибо адово пламя потушит лишь кровь!

И десять тысяч глоток исторгли вопль: «Убить их! Убить их!». И, ровно огромный зверь с десятком тысяч лап, агнцы Пастыря пришли в движение. Они пихались и толкались, махали факелами, потрясали мечами, ножами и более грубым оружием, брели и бежали по улицам и переулкам к Драконьему Логову. Кое-кто передумал и незаметно улизнул домой, но вместо каждого ушедшего явилось трое, дабы пристать к драконоборцам. И когда толпа достигла холма Рейнис, ее численность удвоилась.

На другом конце города, на вершине Высокого холма Эйгона, королева, ее сыновья и придворные наблюдали за нападением с крыши крепости Мейгора. Ночь была черна и пасмурна, а факелы столь многочисленны, что, казалось, все звезды спустились с небес, дабы штурмовать Драконье Логово. Как только пришла весть о движении разъяренной толпы, Рейнира послала всадников к сиру Бейлону на Старые ворота и к сиру Гарту на Драконьи, повелев им разогнать чернь и защитить королевских драконов… но при царившей в городе сумятице не было никакой уверенности, что всадники пробились. А если и пробились, верных золотых плащей осталось слишком мало, чтобы иметь хоть какую-то надежду на успех. Когда принц Джоффри стал умолять мать разрешить ему выехать с придворными рыцарями и воинами Белой Гавани, королева отказала.

– Раз они захватили тот холм, то наш будет следующим, – сказала она. – Нам понадобится каждый меч, дабы защитить замок

– Они убьют драконов, – страдальчески произнес принц Джоффри.

– Или драконы убьют их, – непреклонно ответила его мать. – Пусть сгорают Излишне жалеть о них королевство не будет.

– Матушка, а если они убьют Тираксеса? – спросил принц.

В такое королева не верила.

– То подонки. Пьянь, дурачье и трущобные крысы. Раз отведают драконьего пламени и сбегут.

– Может, и пьянь, но упившиеся люди не знают страха. Дурачье, о да, но дурак может убить короля! Крысы, что тоже верно, но тысяча крыс свалит и медведя! Я видал такое разок, там, в Блошином Конце... – изрек придворный шут Грибок. Ее милость вернулась к ограде крыши.

Лишь когда послышался рев Сиракс, собравшиеся наверху обнаружили, что принц незаметным и зловещим образом исчез.

– Нет, – раздался голос королевы, – я запрещаю, запрещаю...

Но в тот самый миг, когда звучали ее слова, ее драконица вознеслась со двора. На каких-то пол-удара сердца Сиракс опустилась на зубцы замковой стены – и исчезла в ночи. Сын королевы с мечом в руке прижимался к ее спине.

– За ним! – восклицала Рейнира. – Всем воинам, всем юношам – на коней! На коней, за ним! Верните его, верните! Он же не знает! Сынок, мой милый... Сыночка!

Но уже было слишком поздно.

Мы не отваживаемся притязать на понимание связи между драконом и всадником; сию тайну столетиями разгадывали мудрецы. Нам известно, однако, что драконы – не лошади, на которых может ездить любой,кто набросит седло им на спину. Сиракс принадлежала королеве и никогда не знала иного всадника. Вид и запах принца были ей известны, и присутствие кого-то знакомого, неуклюже возящегося с ее цепями, не тревожило ее. Однако носить Джоффри на себе могучая желтая драконица совсем не хотела. Торопясь улететь прежде чем его остановят, принц запрыгнул на Сиракс без седла и кнута. Надобно полагать, что мальчик намеревался либо лететь на Сиракс в бой, либо, что вероятнее, пересечь город, дабы добраться до Драконьего Логова и своего Тираксеса. Возможно, он собирался также выпустить из Логова и остальных драконов.

До холма Рейнис Джоффри так и не добрался. В воздухе Сиракс изгибалась под мальчиком, пытаясь освободиться от непривычного всадника. А еще более разъярили дракона летевшие снизу камни, копья и стрелы, что метали в него бунтовщики. Над Блошиным Концом принц Джоффри сорвался со спины Сиракс и упал наземь с высоты в две сотни футов.

Принц разбился близ места, где сходятся пять переулков. Он ударился об остроконечную крышу, прежде чем скатиться еще на сорок футов вниз. Его сопровождал дождь из сорванной черепицы. Говорили, что при падении мальчик сломал спину, что обломки кровли сыпались на него, ровно ножи. Что его собственный меч, вылетев из руки, вонзился принцу в живот. В Блошином Конце по сей день утверждают, что дочь свечника по имени Робин убаюкивала изломанного принца в своих объятьях, дабы дать умирающему утешение. Но в такой повести более вымысла, нежели правды. Якобы с последним вздохом Джоффри сказал: "Матушка, прости"... Впрочем, люди до сих пор спорят о том, обращался ли принц к своей матери-королеве, или же молился Небесной Матери.

Так погиб Джоффри Веларион, принц Драконьего Камня и наследник Железного трона, последний сын королевы Рейниры от Лейнора Велариона... или последний из ее бастардов от сира Харвина Стронга, в зависимости от того, во что каждый предпочитает верить.

В то самое время, как кровь текла по переулкам Блошиного Конца, на вершине холма Рейнис, вокруг Драконьего Логова, разгоралась другая битва.

Грибок не ошибся: полчища изголодавшихся крыс, когда они в достаточном числе, в самом деле валят и быков, и медведей, и львов. Не важно, сколько возможет убить бык или медведь – крыс всегда больше. Они кусают громадного зверя за ноги,впиваются зубами в брюхо, карабкаются на спину. Той ночью так и вышло. У крыс в людском обличье были копья, длинные топоры, шипастые дубины и с полусотню других видов оружия, среди которых и длинные луки, и арбалеты.

Послушные велению королевы, золотые плащи Драконьих ворот выдвинулись из казарм на защиту холма, однако не смогли пробиться сквозь толпу и вернулись обратно. Гонец, отправленный к Старым воротам, туда не добрался. Драконье Логово также охраняли стражники, но число их было невелико. Когда толпа выбила двери (огромные главные врата, окованные бронзой и железом, выдержали бы нападение, но в здании было еще несколько малых входов) и полезла сквозь окна, стражу быстро смяли и перебили.

Возможно,нападавшие надеялись застать драконов спящими, но грохот штурма сделал подобное невозможным. Те, кто выжил, дабы позже поведать о случившемся, говорили о воплях, криках, о витавшем в воздухе запахе крови, о дверях из дуба и железа, разбиваемых в щепки грубыми молотами, и об ударах бесчисленных топоров.

Великий мейстер Манкан позже писал: «Редко когда сразу столько людей с таким рвением восходило на свой погребальный костер! Но их обуяло безумие». В Драконьем Логове обитало четыре дракона. И в тот миг, когда первые из нападавших ворвались и хлынули на песок, все четверо были разбужены, взбудоражены и разъярены.

Нет согласия между хронистами в том, сколько мужчин и женщин сгинуло в ту ночь под огромным куполом Драконьего Логова: две сотни или все-таки две тысячи. На каждого погибшего приходилось по десятку обгоревших, но выживших. Драконы в Логове оказались в западне – сдерживаемые стенами и куполом, скованные тяжелыми цепями,они не могли ни улететь прочь,ни использовать крылья, дабы уклониться от нападения или устремиться с высоты на своих противников. Вместо сего им приходилось сражаться за жизнь рогами, когтями и зубами, бросаясь то туда, то сюда, подобно быкам в крысиных ямах Блошиного Конца... но здесь быки были огнедышащими. Драконье Логово превратилось в огненный ад,где в дыму, шатаясь, бродили с воплями горящие люди. С их чернеющих костей отваливалась плоть, но место каждого погибшего занимал десяток других, истошно вопивших, что драконам должно умереть. И они умирали – один за другим.

Первой пала Шрикос. Ее убил лесоруб, известный как Хобб Дровосек. Взобравшись на драконью шею, он обхватил ее ногами и с размаху вонзил топор в череп зверя, пока Шрикос изгибалась и ревела, пытаясь сбросить человека. Хобб нанес семь ударов, и каждый раз, опуская топор, возглашал имя одного из Семерых. Седьмой удар, удар Неведомого, прошел сквозь чешую и кости в мозг драконицы и убил ее.

Моргул, как пишут, был убит Пылающим Рыцарем, огромным грубым детиной в тяжелой броне, который с копьем в руке безрассудно кинулся прямо в драконье пламя. Раз за разом наконечник копья пронзал глаз зверя, даже когда огонь расплавил стальную пластину, защищавшую тело человека, и стал пожирать его плоть.

Тираксес, дракон принца Джоффри, как нам рассказывают, отступил в свое логовище. Он изжарил столь многих самопризванных драконоборцев, бросившихся следом, что из-за груды тел пройти за ним стало невозможно. Но надобно припомнить, что в каждой из сих рукотворных пещер имелось два выхода: один вел на песок ямы, второй – на склон холма. И вскоре бунтовщики вломились через «черный ход»,с воем пробираясь сквозь дым с мечами, копьями и топорами. Когда Тираксес развернулся, его цепи перепутались. Дракон оказался оплетен стальной паутиной, которая роковым образом ограничила его движения. Полдюжины мужчин (и одна женщина) позже будут утверждать,что именно они нанесли зверю смертельный удар.

Последний из четырех драконов Логова погиб не столь легко. Согласно сказаниям, Пламенная Мечта освободилась от двух своих цепей по смерти королевы Хелейны. Ходит легенда, что Пламенная Мечта освободилась от двух цепей по смерти королевы Хелейны. Теперь же, когда толпа надвинулась на нее, драконица оторвала столбы от стен, разбив оставшиеся оковы. После сего Пламенная Мечта вгрызлась в толпу зубами и когтями, отрывая людям руки и ноги и раздирая в клочья, и вместе с тем извергая свой ужасный огонь. Когда же прочие сомкнулись вокруг нее, драконица взлетела и начала описывать круги вдоль пещер Драконьего Логова, то и дело внезапно снижаясь, дабы напасть на людей внизу. Тираксес, Шрикос и Моргул умертвили многих, в том нет ни малейшего сомнения, но Пламенная Мечта погубила более народа, нежели остальные трое, вместе взятые.

Сотни бежали в ужасе от ее огня... но ещё сотни рвались в бой, то ли пьяные, то ли обезумевшие, то ли одержимые отвагой самого Воина. Даже под самой вершиной купола Пламенная Мечта оставалась легко досягаемой для лучников и арбалетчиков – куда бы она ни повернула, стрелы с болтами летели в нее, со столь близкого расстояния, что кое-какие даже пробивали ее чешую. Где бы драконица ни пыталась опуститься, люди скопом нападали на нее и гнали обратно в воздух. Дважды она подлетала к большим бронзовым вратам Драконьего Логова, но лишь дабы обнаружить, что они затворены, заперты и охраняемы рядами копейщиков.

Не имея возможности скрыться, Пламенная Мечта разила вновь, не щадя своих мучителей. Песок ямы усеяли обугленные тела, а воздух густо пропитался дымом и смрадом горящей плоти. Но копья и стрелы продолжали лететь. Конец наступил, когда арбалетный болт попал драконице в глаз. Полуослепшая и обезумевшая от дюжины менее тяжких ран, Пламенная Мечта расправила крылья и взмыла прямо к огромному куполу в последней отчаянной попытке пробиться в вольные небеса. Уже ослабленный струями драконьего огня, купол треснул от мощи удара. И миг спустя половина его обвалилась, похоронив под тоннами каменных обломков и дракона, и драконоборцев.

Штурм Драконьего Логова завершился. Четыре дракона Таргариенов были повержены, хотя и чудовищной ценой. Но собственный дракон королевы еще оставался живым и свободным... и когда обожженные и окровавленные люди, уцелевшие после бойни в Логове, спотыкаясь, покидали задымленные руины, Сиракс обрушилась на них сверху.

Через весь город прокатилось эхо тысячи воплей и криков, смешанных с драконьим ревом. На вершине холма Рейнис желтый огонь короной увенчал Драконье Логово, пылавшее столь ярко, что казалось – восходит солнце. Даже королева трепетала от увиденного, и на щеках ее блестели слезы. Многие из свиты Рейниры, кто был с ней на крыше, бежали, опасаясь, что огонь скоро охватит весь город, даже Красный замок на вершине Высокого холма Эйгона. Другие же бросились в септу замка, дабы молиться о спасении. А сама Рейнира крепко обняла, прижав к груди, своего последнего живого сына, Эйгона Младшего. Она не отпускала его... до того ужасного мига, когда пала Сиракс.

Свободная от цепей и всадника, Сиракс легко могла спастись от сего безумия. Ведь ей принадлежало небо. Она могла воротиться в Красный замок или вообще покинуть город, улетев на Драконий Камень. Что привлекло ее на холм Рейнис? Шум и огонь, рев и стоны умирающих драконов, запах горящей плоти? Мы не можем знать наверняка, как не можем знать и того, почему Сиракс предпочла наброситься на толпу, разрывая людей зубами и когтями и истребляя дюжинами – хотя могла столь же легко испепелять их огнем сверху, ведь в небесах ни один человек не причинил бы ей зла. Мы можем передать только то, что произошло.

Истории о гибели дракона королевы крайне противоречивы. Некоторые верят, что сие свершили Хобб Дровосек и его топор, хотя почти наверняка ошибочно. Разве мог бы на самом деле один и тот же человек убить двух драконов в одну и ту же ночь одним и тем же способом? Кое-кто говорит о безымянном копейщике, «залитом кровью великане», который спрыгнул с треснувшего купола Драконьего Логова прямо на спину дракона. Также повествуют, как рыцарь, именуемый сиром Уорриком Уитоном,отрубил крыло Сиракс мечом из валирийской стали. Арбалетчик по имени Бин впоследствии приписывал убийство себе, хвастаясь им во многих тавернах и погребках, пока некий сторонник королевы, которому надоел длинный язык болтуна, не отрезал его. Истину никто никогда не узнает – кроме того, что Сиракс в ту ночь нашла смерть.

Рейнира Таргариен, лишившись и дракона, и сына, сделалась мертвенно-бледной и безутешной. Она удалилась в свои покои, в то время как ее сподвижники держали совет. Королевская Гавань потеряна – соглашались все; город придется оставить. Не без труда удалось убедить государыню выехать на рассвете наступающего дня. Грязные ворота пребывали в руках ее врагов, а все корабли на реке сгорели либо затонули. Рейнира с небольшой свитой бежала через Драконьи ворота, вознамерившись держать путь вдоль побережья к Сумеречному Долу. Королеву сопровождали братья Мандерли, четверо уцелевших королевских гвардейцев, сир Бейлон Берч с двадцатью золотыми плащами, четыре фрейлины и ее последний оставшийся в живых сын, Эйгон Младший.

Многое множество событий происходило также в Тамблтоне, и на сие место теперь надлежит нам обратить свой взор. Когда весть о беспорядках в Королевской Гавани достигла лагеря принца Дейрона, немало молодых лордов воспылало желанием без промедления наступать на город. Главными среди них были сир Джон Рокстон, сир Роджер Корн и лорд Анвин Пик... но сир Хоберт Хайтауэр советовал поостеречься. А Два Изменника отказались принимать участие в наступлении, пока их требования не будут удовлетворены. Ульф Белый, как можно припомнить, хотел получить великий замок Хайгарден со всеми его землями и доходами. Ну а Здоровяк Хью Молот желал никак не менее, чем корону для самого себя.

Сей разлад достиг своего пика, когда в Тамблтоне с опозданием узнали о гибели Эймонда Таргариена в Харренхолле. Короля Эйгона II не было ни видно, ни слышно со времени перехода Королевской Гавани к его единокровной сестре Рейнире. Многие опасались, что королева втайне предала государя смерти и сокрыла тело, дабы ее не осудили как убийцу родичей. Теперь же, после кончины его брата Эймонда, зеленые оказались и без короля, и без вождя. Следующим в порядке наследования шел принц Дейрон. Лорд Пик заявил, что мальчика должно немедля провозгласить принцем Драконьего Камня; другие, полагая, что Эйгон II мертв, хотели сразу провести коронацию.

Два Изменника также ощущали потребность в государе... но Дейрон Таргариен не был тем королем, которого им желалось.

– Дабы возглавить нас, надобен сильный человек, а не мальчишка! – объявил Здоровяк Хью Молот. – Трон будет моим!

Когда Храбрый Джон Рокстон потребовал обосновать, по какому праву тот осмелился именовать себя королем, лорд Молот ответил:

– По тому же праву, что и Завоеватель. Дракон!

И в самом деле, после гибели Вхагар наистарейшим и наивеличайшим из живущих драконов всего Вестероса оставался Вермитор – в прошлом дракон Старого короля, ныне – Здоровяка Хью Молота, бастарда. По величине Вермитор втрое превосходил Тессарион, драконицу Дейрона. Ни один человек, хотя бы мельком видевший их вместе, не усомнился бы в том, что Вермитор являл собой зверя гораздо более устрашающего.

Хотя честолюбивые устремления Молота не пристали человеку столь низкого рождения, в сем бастарде несомненно наличествовала толика крови Таргариенов. Он показал себя свирепым в бою и щедрым с теми, кто шел за ним, являя великодушие того рода, которое притягивает к вождю людей так, как труп притягивает мух. То были худшие из худших: наемники, разбойные рыцари и им подобный сброд. Люди порченых кровей и неясного происхождения, они любили битву ради нее самой, и жили насилием и грабежом.

Тем не менее, дерзость притязаний Изменника оскорбила лордов и рыцарей Староместа и Простора, а более всего – самого принца Дейрона Таргариена. Он так разгневался, что швырнул чашу с вином в лицо Здоровяку Хью. Лорд Белый узрел в сем не более, чем пустую трату хорошего вина, а лорд Молот произнес:

– Малышам надо быть повежливее, когда говорят мужчины. Похоже, отец тебя порол не часто – гляди, как бы я сего не восполнил.

Два Изменника ушли с совета вместе и принялись замышлять коронование Молота. Уже на следующий день Здоровяк Хью носил корону из черного железа – к ярости принца Дейрона и его высокородных лордов и рыцарей.

Один из них, сир Роджер Корн, даже осмелился сбить корону с головы Молота.

– Корона не делает человека королем, – заявил он. – Тебе, кузнец, подобает надеть на голову конскую подкову.

Глупым был сей поступок, и лорда Хью он не позабавил. По велению Молота его люди повалили сира Роджера на землю, и бастард кузнеца прибил гвоздями к черепу рыцаря не одну, а целых три подковы. Когда друзья Корна попытались вмешаться, в ход пошли кинжалы и мечи, в итоге трое пали мертвыми, а дюжина была ранена.

Верные принцу Дейрону лорды подобного стерпеть уже не могли. Лорд Анвин Пик и Хоберт Хайтауэр (последний – без особой охоты) созвали одиннадцать других лордов и ленных рыцарей на тайный совет в погребе одной из гостиниц Тамблтона, дабы обсудить, как поубавить дерзости незаконнорожденным драконьим всадникам. Заговорщики согласились, что от Белого будет проще избавиться, ибо последнее время он чаще бывал пьян, нежели трезв, и никогда не выказывал особой воинской доблести. Молот был куда как опаснее, ибо его день и ночь окружали прихлебатели, лагерные шлюхи и наемники, жаждавшие заслужить его милость. Лорд Пик указал, что от убийства Белого будет мало пользы, если Молот останется в живых. Здоровяку Хью долженствовало пасть первым. Спор в гостинице под вывеской «Кровавые шипы» был долгим и шумным, ибо лорды обговаривали, как лучше всего совершить сие.

– Убить можно любого, – заметил сир Хоберт Хайтауэр, – но что делать с драконами?

Сир Тайлер Норкросс сказал, что и одной Тессарион должно хватить им, дабы завоевать Железный трон – ибо Королевская Гавань охвачена смутой. Лорд Пик отвечал, что с Вермитором и Среброкрылой победа будет более верной. Марк Амброз предлагал вначале захватить город, а избавиться от Белого и Молота уже позже, когда победа будет добыта, но Ричард Родден назвал подобное деяние бесчестным.

– Нельзя просить людей проливать свою кровь вместе с нами, а затем убивать их, – рассудил Храбрый Джон Рокстон. – Мы убьем бастардов теперь же. После чего наиотважнейшие из нас заберут себе их драконов и полетят на них в бой, – и никто в погребе не сомневался, что Рокстон говорит о себе.

Хотя принц Дейрон не присутствовал на совете, Шипы (заговорщики стали известны под таким прозванием) не захотели действовать без его согласия и благословения. Под покровом ночи лорд Сидрхолла, Оуэн Фоссовей, отправился к принцу, дабы разбудить его и провести в погреб. Там заговорщики посвятили Дейрона в свои замыслы. Некогда кроткий принц не стал колебаться, когда лорд Анвин Пик подал ему указы о казни Здоровяка Хью Молота и Ульфа Белого, но охотно приложил к ним свою печать.

Люди могут иметь замыслы, строить заговоры, плести интриги, но вернее было бы им ко всему прочему еще и молиться, ибо никогда ни один замысел человека не мог противостоять прихотям богов небесных. Два дня спустя, именно тогда, когда Шипы рассчитывали нанести удар, Тамблтон посреди ночи пробудили крики и вопли. За стенами города полыхали станы; колонны рыцарей в доспехах надвигались с севера и запада, сея смерть и разорение. С небес дождем сыпались стрелы, а над городом витал дракон, ужасный и беспощадный.

Так началась Вторая битва при Тамблтоне.

Прилетевшим драконом был Морской Дым, а всадником его – сир Аддам Веларион, полный решимости доказать, что не все бастарды – перевертыши. Можно ли было исполнить сие наилучшим образом, нежели отбив Тамблтон у Двух Изменников, чье предательство запятнало и его самого? Певцы уверяют, что сир Аддам полетел из Королевской Гавани к Божьему Оку, где опустился на священном Острове Ликов и просил совета у Детей Леса. Ученым, однако, должно придерживаться достоверных фактов. Нам доподлинно известно лишь то, что сир Аддам летал далеко и скоро, навещая большие и малые замки, чьи лорды сохранили верность королеве, дабы собрать воинство.

В землях, омываемых Трезубцем, прошло уже немало битв и мелких стычек, и редкая крепость или деревня не уплатила кровавую пошлину… но Аддам Веларион был непреклонен, решителен и красноречив, а речные лорды уже понаслышались об ужасах, что обрушились на Тамблтон. К тому времени, как сир Аддам изготовился нанести удар по городу, за ним стояло почти четыре тысячи человек.

Огромное войско, разбившее лагерь у стен Тамблтона, числом превосходило нападавших, но оно слишком долго пребывало на одном месте. Порядка среди ратников поубавилось, их поражали болезни. Гибель лорда Ормунда Хайтауэра оставила войско без вождя, а лорды, желавшие занять его место, не ладили друг с другом. Они были столь поглощены собственными распрями и соперничеством, что позабыли о своих истинных противниках. Ночное нападение сира Аддама застало их врасплох. Воины принца Дейрона еще только выбирались из палаток, седлали лошадей, пытались облачиться в доспехи и пристегнуть перевязи с мечами, не успев понять, что вокруг идет бой… А враг уже был среди них и рубил всех подряд.

Более всего разрушений принес дракон. Морской Дым вновь и вновь устремлялся вниз, выдыхая пламя. Скоро пылала уже сотня палаток, в том числе и роскошные шелковые шатры сира Хобарта Хайтауэра, лорда Анвина Пика и самого принца Дейрона. Не пощадили и город Тамблтон – те лавки, дома и септы, что уцелели в первый раз, поглотил драконий огонь.