Помоги проекту - поделись книгой:
И я, наконец, все понимаю. Не зря же сама теперь из этих.
Дочка. Моя Людмила.
— Про аварию вертолета было во всех сетевых новостях, — говорит Вивьен… вернее, Вивиан. — Оттого мы вас и держали подальше от современности. Вы же могли совсем зазря всяческих глупостей наделать.
— Она что, здесь лежит? — спрашиваю я.
— В соседнем корпусе, — кивает Роджер. — Далеко от границы такое не увезешь.
…Какая-то навороченная машинерия. Люди, которые на ходу объясняют мне и про электронику, и про особые элементы питания, и про «духовный» резерв, а потом отходят в сторону.
Людка лежит под сплошным зелено-голубым покровом, которое прячет ожоги, — только овал лица и узкая полоска шеи остаются открыты. Мне страшно, мама моя, очень страшно…
— Это наш друг, — говорит Вивиан твердо. — Она постоянно всех нас опекала и в день аварии предупредила нас с Рутом. Мы ведь сгорели бы без следа в вертолете, если б не она. Но никто не знает, что бы Милая Людям решила насчет себя, приди она в сознание хоть на секунду. Так что за обеих говорите вы, Тали. Помните: никто вас ни в чем не упрекнет.
— Сознательный родитель принял бы горделивую позу, — говорю я в ответ. — Но я… Ладно. Как это делают? Инициацию кого-то там кем-то.
— Твое новое тело знает, — говорит мой крестный. — И мы рядом, не забывай.
Я вдыхаю в себя ее запах — почти чужой, тусклый, напрасно я пытаюсь подцепить в нем яркую нить. «Те, кто рисует, — рисуют нас красным на сером». Не совсем точный Буддист Главный, но куда ни шло. Я ищу красное… Вот оно.
Прислони рот к ее губам и пей ее влажную душу вместе с кровью… Это простится тебе.
Какие ее губы холодные, почти как мои. И дыхание тоже. Но я вбираю его, пока…
— Ну, довольно, — говорит Род, стискивая мои плечи. — Теперь постой, погоди немного, пока утрясется.
— Пока вы священнодействовали, я всё от нее отключила, — говорит Вивиан. — Нужно было?
— Наверное.
Он наклоняется со скальпелем в руке и вдруг проводит по горлу моей дочери тонкий вертикальный разрез бледно-розового цвета. Как делают при дифтерите, когда больной задыхается от скопления пленок в гортани.
— А теперь отдавай своё. Дыши в нее. Это для тебя легко.
Я отстраняю его и приближаю рот почти к самой щели. Кажется, что я, такая холодная, выдыхаю палящий жар, потому что лицо Людки искажает болезненная гримаса.
— Нет, не бросай. Боль — это очень хорошо, Тали. Очень!
А потом меня бережно отводят в коридор и усаживают на мягкую скамейку с жесткой спинкой.
В случае нарушения хотя бы одним представителем Стороны 2 любого из правил или установлений Стороны 1 все права всех представителей Стороны 2 аннулируются на неопределенный срок, а ко всем конкретным представителям Стороны 2, которых застанут на территории Стороны 1 к моменту нарушения данных правил и установлений, будут применены любые возможные санкции вплоть до уничтожения силами армии и флота.
11 мая 2022 года. Три часа пополудни. База «Норильск Новая»
— Ты только не волнуйся за дочку, — приговаривает Род, придерживая меня за плечи, чтоб не шибко раскачивалась на своем жирном седалище. — В ней в любом из смыслов твоя кровь: дикая, сильная, неукротимая.
— Это ведь как после операции, — бормочу я, — прошло всё путем, а потом бац — и осложнения. А если проскочим без помех… Ведь и Людмиле понадобится от кого-то брать эту клятую силу.
— Ну, положим, ее партнер тоже у нас, в соседней палате. Тубяку обещает его поднять на ноги, однако по улице ему больше в капоэйре не пройтись, драчуну такому. Способности к математике, говорит, сохранятся, только шаман не так чтобы в цифири смыслит, мог и перепутать кое-что.
— Бесконечная и такая хрупкая цепочка причин и следствий. А ради чего? Чтобы уже всей семейной артелью на здешней сковороде поджариваться? Ну, морозиться…
Глаза печет однозначно, несмотря на толстые жалюзи. Роджер, который и сегодня не носит черных стеклышек, протягивает мне какую-то стильную штучку — вроде лазерных очков с прорезями, но из кости и в изящной золотой оправе, которая вплотную прилегает к коже:
— Надень. Это сейчас тебе худо, а через недельку свыкнешься. Теперь хорошо глядится?
— Прямо здорово.
— Местная разработка. Зимой не покрывается инеем, летом не искажает естественных красок.
— Было б чего искажать.
В ответ он поднимает жалюзи, к которым мы сидим спиной, и поворачивает меня лицом к…
Изумительной красоты пейзажу, который простирается много дальше линии горизонта оттого, что моя душа летит над ним. Белые пирамиды гор в переливчатой белизне снега и льда, их до пояса закрыли мощные кедры. Перед лесом — весеннее луговое разнотравье; прямо-таки озера цветов. Чуть ближе широким матовым зеркалом серебрится мох, посреди которого — острова гигантских плоских камней. И, топоча, проходит гигантское стадо северных оленей, которое гонит вперед одна-единственная собачонка с добродушной ухмылкой на морде. Пастух в короткой замшевой рубахе с откинутым на спину куколем оборачивается, видит, что мы на него глазеем, машет рукой и смеется тоже.
— Знаешь, кто это? Тот, кто твою картинку нарисовал. Великолепный художник еще советского времени. Про него думали, что он в реке утонул, да еще в нетрезвом виде, — как же! У нас ни одной комнаты без его рисунков не обходится: родовые знаки, сакральные пейзажи, человеческие лица прекрасные… Магия в чем-то еще и покрепче шаманской. Очень способствует обновлению природы и общества.
— Он живой или — ну как это?
— Да примерно как наши достопочтенные колдуны. Пришлец с той стороны света. Здесь ведь Верхний мир не сильно отделен от Нижнего, а духи не делятся на добрых и злых, так что Друзьям было куда легче с нами поладить, чем всяким там культурным европейцам.
И торжественно заключает:
— Вот и не торопитесь вы с дочкой и ее суженым в рай, вам еще лет двести это норильское чистилище разгребать понадобится. Что, кстати, означает слово «Генном» на иврите?
— Свалку, помойку, где жгут всякие неорганические и неорганические отходы. Иерусалимский мусорный полигон.
— Вот-вот. Пока еще все окрестности закрыты облаками да купол мутит воздух, но внизу уже порядком повеселело.
— И что, «ястребы» не догадываются?
Едва это ключевое слово срывается с моего языка, я понимаю, какая я дуреха. Мне на долю досталась почти что реинкарнация самого Рутгера Хауэра, а я…
— Дорогая моя Леди Ястреб, — смеется он.
— Но это же снова одна видимость.
— Символ. Я не он, старичок вообще пока жив и здоров, но моя внутренняя суть задается внешней оболочкой, весьма похожей на него в юности. Это и называется адекватность. Поняла?
— Нет.
— Ну и наплевать.
— И не наплевать тебе вовсе. Я тебя насквозь вижу.
— Угу. Истинный вампир прозрачен для собрата. Поэтому слово вампира — золотое слово.
— Только не бахвалься, пожалуйста. Знаешь, какой мой кинематографический знак? Вупи Голдберг. Ноги колесом, физиономия умнейшей обезьяны, обаяния наложено по самую крышу самого главного американского небоскреба — и все белые мужики у ней на побегушках. Сексуальная угроза во плоти.
Мы сидим уже хорошо в обнимку.
— Рутгер, а ты когда спишь — днем или ночью?
— Последнюю неделю — когда придется. Тали, за полярным кругом ведь любая традиция с ума съедет. Мы все тут герои длинных ночей. Паладины северного сияния.
— Да, о ночах. Ты мне два дня кайфа задолжал.
— День всего. Обыкновенный, кстати, размером в двадцать четыре часа ноль ноль минут.
— Не спорь, всё равно я ничего с тебя не востребую. Сколько мы, кстати, живем на свете?
— Очень по-разному. Наша смерть, как и чужая, за нами по пятам ходит. В среднем, пожалуй, не больше, чем люди, хотя потенциал имеется. Лет этак в двести-триста, я уже говорил. Еще соскучиться успеешь.
— Да, а это… мне кровь пить надо?
— При минус шестидесяти веганство всё одно не катит. Друзья мясо олешков потребляют, мы оленью кровь. Они нас к ней и приучили, когда мы от здешних ночных морозов начали загибаться. Как тех, кто замерз в пургу, отпаивали: живым и теплым. Да, вот ты думаешь, мы холод любим, раз сами ровно ледышки? Черта с два. Конечно, предел выносливости куда как выше среднего людского.
— А хотеться этого… человеческого сильно будет?
— Не думаю. Видишь ли, сию жажду легко распалить, если, скажем, война наступит и тебе понадобится убивать. Но можно и перебить напрочь. Тебе в каждом человеческом лице будет теперь твоя Людмила видеться. Даже однажды начав, сможешь вовремя себя остановить. Глотки дают не одну силу, но и через нее — радость, как сказал бы Гитлер; однако от такого удовольствия не столь трудно отказаться. Я же говорил, что это нам вроде как секс, или нет? По-настоящему нуждается в крови не вампир, а совершенная боевая машина, в которую он временами обращается. Иногда мы говорим: вайпер в годы мира, вампир — пока длится битва.
— Я так понимаю, что вы из своей презрительной клички творите знамя. Как свободолюбивые нищие гёзы времен Вильгельма Оранского.
— Ну… Во всяком случае, это хорошая мысль.
— А через загрузку человеческим алгоритмом вы и в самом деле должны все пройти или одной мне такая звезда в лоб засветила?
— Ха! Вот скажи: оттого что юноша-масай не убьет своего льва и на всю жизнь останется неженатым пастухом стад, что-то изменится в судьбах мира или нет?
— Мира — нет, а парню будет хреново. Ты, кстати, две разных вещи объединил.
— А, главное, что ты поняла. Так вот, у нас дело обстоит почти так же, как у масаев. Небо не обрушится, но ввек славы не видать. Это ведь еще и посвящение во взрослость. Проверка умения держать себя в руках.
— Так я и знала, что Договор построен на вашем вранье.
— Военная хитрость, — Рут смеется. — Ты думаешь, откуда у нас новички?
— Львов жалко. Ну, те восемьдесят, что ли, процентов ваших мертвых.
— Больше. И меньше. Тех, кто сам на гибель напрашивается, — этих, с метками, — сделать одним из нас практически невозможно. Мы их редко и берем. Однако любого стоящего кандидата в вампиры тоже сначала пьют до дна — и лишь потом с риском для него превращают. При полном его согласии, конечно. Более-менее легко обернуть назад можно лишь таких, как ты. Бесстрашных. Тех, кто психологически настроен на свою смерть.
— Парадокс.
— Ну да. Ведь даже самые отчаянные самоубийцы не верят, что умрут: они уже мертвые, оттого им так и скверно на этой земле. Плохие мужья, унылые жены, робкие защитники, трусливые солдаты, не способные к военному ремеслу…
— Что-то ты всё в одну сторону сворачиваешь, мой милый. Война, война…
Глаза Рутгера будто застыли на мгновение. Не будь я уже вампиром, и не заметила бы, наверное. Но ведь любой из нас для другого — открытая книга.
— Что вам сказали, когда узнали про гибель посольской машины с экипажем и пассажирами? О чем это вся мировая сеть гудела?
Вам когда-нибудь дарили — ну, обещали — редкой красоты игрушку, а потом из простого ухарства вдребезги разбивали прямо на глазах? Ну вот, то самое…
— Что там было, Рутгер? Когда вы отказались выдать мертвые тела и допустить следственную комиссию, которая имела все мыслимые и немыслимые мандаты.
— Нота, — ответил он кратко.
— Да хоть целая симфония! Вы что-нибудь предприняли?
— Это не твое дело, а Леонарда и Совета Двадцати, шаманов и зарубежных землячеств.
— Нет, теперь это дело самое что ни на есть моё. Саму меня воровски перекинули через рубеж, Людмилу посвятили левой ногой за правым ухом, все ее мирные наработки поставили под угрозу — и не моё?
— Тали, послушай меня. У нас по всему миру диаспоры и союзники. Существует комиссия по делам малых народов в ООН. Акции Норильска выросли раз в двадцать…
— Какие — моральные или материальные?
— Всякие. Да ты пойми, наконец, никому не хочется начать великое противостояние с… практически с людьми, а продолжить с монстрами в нечеловеческом обличье!
— Так вот что ты лично мне в подарок преподнес — я уже монстр по твоей милости?
От реплики к реплике мы повышаем тон, пока от наших воплей не начинают звенеть стекла.
И вдруг из Людкиной палаты, где ее неусыпно сторожит Вивиан, доносится еле слышный голос: точь-в-точь скрип колодезного журавля.
— Мама, чао. Не песня, а пьеса. Скажи последние слова.
Я помню — то было наше любимое семейное чтение из старенькой «Иностранной литературы». Комедия «Чао!» — о том, как дочка миллионера и сын бедных родителей влюбились друг в друга и как чудаковатый папа дочки решил их поженить. Фишка была в том, что оба детеныша люто ненавидят буржуазность в лице брачного союза и в финале сгоряча поливают друг друга отборной руганью. Далее следует примечательный диалог:
— Всё пропало. Вы слышите, что они говорят? — спрашивает дочкин папа.
И мудрая мама сына отвечает:
— Да. Они говорят: «Люблю тебя… Люблю тебя… Люблю тебя…».
Обе Стороны, придавая большое значение культурному, торговому и научному сотрудничеству между ними, будут всемерно расширять и углублять сотрудничество и обмен опытом в этих областях. Также обе Стороны намерены расширять данное всестороннее сотрудничество между ними исключительно на основе принципов равноправия, взаимной выгоды и наибольшего благоприятствования.
Настоящий договор будет действовать в течение пяти лет со дня вступления его в силу. Если ни одна из Сторон не заявит за один год до истечения указанного срока о своем желании прекратить действие договора, он будет оставаться в силе на следующие пять лет и так до тех пор, пока какая-либо из Сторон не сделает за один год до истечения текущего пятилетия письменного предупреждения о своем намерении прекратить его действие.
Настоящий договор подлежит ратификации и вступит в силу в день обмена ратификационными грамотами, который будет произведен в г. Нарьян-Мар в возможно более короткий срок. Настоящий договор составлен в двух экземплярах, каждый на русском, английском и нганасанском языках, причем все тексты имеют одинаковую силу.
Совершено в г. Москва 22 июня 2019 года, в день летнего солнцестояния.
Подтверждено и дополнено особым Приложением в г. Дудинка 22 июня 2022 года.
Приложение подписали:
со стороны Государства Российского…………………………….ХХХ
со стороны заповедника в ранге автономии «Полуостров Таймыр»:
Мотюмяку, сын Сочупте из рода Турдагиных, народный художник РСФСР, народный мастер России;
Гончарова-Гейли Наталия Андреевна, пенсионерка, полноправный вайпер;
Попова-Амаду Людмила Николаевна, старший сотрудник СДО России, полноправный вайпер.
Примечание
Слово «вайпер» и «дракульская» датировка взяты из повести Кима Ньюмена «Замок в пустыне: Anno Dracula 1977», причем английский термин подвергнут переводу и так называемой народной этимологии (точнее — паронимическая аттракция) через английские же обозначения «подтирки» и «гадюки». Латинская дата приведена в точное соответствие с годом рождения Влада III Цепеша.
Поделиться книгой: