Помоги проекту - поделись книгой:
Вертолёт, натужно скрипя лопастью, поднимается вертикально вверх, колыша вечно сухую траву. Провожающие глядят с приличного расстояния, как он уменьшается в размерах, слышат, как при входе в спиральный воздушный колодец, который создает работающий винт, утихает деловитый звук работающего мотора. Вдруг мотор в один ослепительный миг замирает совсем, и…
Зажигается новая звезда.
…Сплошная стена огня между военными и пилотом. Людмила кошкой бросается на мулата, прижимает того к полу, он инстинктивно выворачивается — охранничек, танцор, мачо, проговаривает она лихорадочно, словами защищая себя от жути того, что происходит, — шторы мигом вырывает из гнезд, люк далеко сзади распахивается. Неодолимая сила беззвучно разламывает машину надвое и бесформенными раскаленными кусками роняет вниз.
10 мая 2022 года. Агра
Чем умильней наши голубки воркуют, чем увлеченнее бродят по мраморным мавзолеям Индии и золотым пагодам Мьянмы, тем мне тревожнее. Ну, эта отвязная Тали хоть и вопит на каждом шагу, что не хочет впасть в «стокгольмскую хворобу», уже там по самые уши. Еще одно усилие — и синдром накроет ее с головой. Само по себе это еще ничего: как говорил некий древний циник, с приправами еда вкуснее. С очень острыми приправами, однако. И ведь беда не в том, что она задирается, капризничает, эпатирует всю округу — это ей прощаем не одни мы, ибо она не зла по своей природе. Она бурлит, как молодое вино, лишь потому что в самом деле молода, несмотря на свои годы, на изрядно пошатнувшееся здоровье, на вдовство и на саму смерть. Она безупречно храбра, ибо умеет жить внутри каждого мгновения, балансируя на тонкой черте меж двумя стихиями и не поддаваясь ни одной из них. Наша общая беда в том, что этот редчайший приз, который стоило бы всецело оберегать, может пропасть как медный грош, которым платят за чужую подлость.
В самом начале мы могли бы по незнанию подкосить Тали одной короткой фразой — но тем спасти если не душу, то хотя бы плоть. А теперь поздно переигрывать то, что случилось. Потому что Рут — он тоже болен ею, хотя не подозревает о том, и из чистого упрямства пойдет до конца.
…Кроме того, непосредственные объекты Ритуала имеют право во время его проведения сохранять свободу воли и четкое восприятие действительности.
11 мая 2022 года. Полдень. Игарка
Это почти что мой родной город: в детстве любимым моим чтением была мамочкина книжка «Мы из Игарки», составленная тамошними пионерами (а о ссыльных — ни слова) и посвященная писателю А. М. Горькому, «коварно убитому врагами народа». Чья бы корова мычала…
В городе, по причине вековечной мерзлоты, еще сохранились знаменитые деревянные тротуары, но одноэтажную избушку с высоким земляным фундаментом, похоже, сам Родька и соорудил мне на потребу, уж больно вся из себя хороша. Я гуляю здесь на природе и на воле, то есть вместе со своей тенью, которая, похоже, иногда намеренно мелькает рядом, как пресловутый двадцать пятый кадр. Почти уверена, что это женщина, вернее, дама. И, разумеется, вайперская дама. Почему? Наверное, я уже приспособилась улавливать аромат смертельного совершенства, опасной прелести. Но от него мне, как ни странно, становится спокойней и легче на душе. Любопытно, могла бы я поставить как дополнительное условие — право выбрать из них двоих того, кто бы меня реально проколол?
Господи, молилась я на протяжении почти всей моей жизни, упаси меня от зловонной старости и разжижения мозгов. От вялой ненависти моих родных и знакомых. От позорной беспомощности перед обеими великими сестрами-близнецами. От бесплодного тления.
Господь — Он внял.
На пороге нашего домика, сплошь увитого таким нереальным в этих широтах виноградом, меня встречает незнакомый, но такой родной запах: да, ведь бабушка перед поездкой «на черноморскую природу» варила, в качестве неслыханной роскоши…
— Роджер! Это что у тебя такое — курица?
Он встречает меня прямо в дверях, строгий, весь в черном, несмотря на теплую погоду, и без своих обычных окуляров. Ему явно не до обсуждений сегодняшнего меню — и не до смеха.
— Прости. Прости. Это форс-мажор.
— Ну да, — бормочу я, — не переживай, всё пучком…тьфу, в порядке. Спасибо, что дал сколько-то погулять.
Чушь собачья. Что я несу?
— Я, правда, хотел подождать дня два, даже три, но уже не выйдет.
— Да не стой у меня на пороге… на пути. Примета плохая. Невежливо, — сбивчиво бормочу я. Мне надо срочно взять себя в руки.
Но это делает он. В буквальном смысле.
— Тали, спокойно. Не рвись. Сейчас ты обязана меня слушать. Во-первых, эта птица тебе, чтобы ты съела мясо.
— Ты спятил.
— Тали. Эта деревенская клуша сама захотела умереть, потому что ее петух полюбил другой гарем. Перед тем как ей свернули шею, она помолилась, причастилась и исповедалась.
— Ты что, интервью у неё брал?
— Не мели чепухи. Времени меньше, чем надо. Послушай, — он внезапно взрывается холодным пламенем, — я за день обегал с тобой весь Эрмитаж. В ночное и беззвездное время я поднял тебя на самый шпиль пагоды Шведагон. По чистой твоей прихоти пересчитал все комнаты в Эскориале и получил ни с чем не сообразное число. В мавзолее Мумтаз-Ханум ты распевала наперегонки с эхом до тех пор, пока нас не выгнал служитель, — и хорошо еще, что то была «Фатиха», а не цыганский романс. Можешь и ты мне хоть однажды потрафить?
Я молчу.
— Сейчас я быстренько проверну эту тварь в мясорубке и добавлю столько зелени и местных пряностей, что ты ее даже не почувствуешь.
Абсурд ситуации медленно доходит до меня.
— Ладно, давай как есть. Я же из принципа, а не потому что невкусно.
Пока я перетираю зубами мелко порезанную тушку бедолаги, мой будущий кровник наливает в широкую рюмку коньяк и подносит к моему носу:
— Это можешь не пить. Только лизни и понюхай. Но еще лучше опрокинь в себя и запей водой.
— Жесткое излучение и так далее?
— Верно.
Я проделываю всё требуемое почти без чувств. То есть без страха. И с каким-то даже любопытством.
— Жаль, что уже спиртного хватила, — бормочу я. — А то бы еще аспиринчику сколько-нисколько.
— Зачем?
— Для разжижения крови.
— Не треплись, не надо.
— Не буду. Что дальше-то?
Он ведет меня в мою комнатку и усаживает на старомодный диван с невысоким подголовьем, а сам становится напротив.
И вот он уже не мой уже почти домашний Род. Великолепный черный рыцарь в широкой мантии и с прямым клинком наперевес. Дело слегка портит невсамделишный ветер, что развевает плащ и тем самым создает эффект кинокадра, врезанного непосредственно в окружающую действительность.
— Это еще что? Я думала, у вас для того клыки. Ну, зубы.
— Ты про шпагу? Сакральный знак. Иллюзия. Но… Знаешь, чем иллюзия отличается от галлюцинации? Второго нет, а первое — та же реальность, но увиденная в непривычном ракурсе. Ты всегда в душе хотела такой смерти. С оттенком вызова и благородства.
— Так меч не настоящий?
— Отчего же? Хочешь, потрогай лезвие, только руку не порежь.
Так я и поступаю.
— Знаешь, это так красиво. Но я хотела бы… как там: во время ритуала сохранить свободу воли и четкое восприятие действительности.
Символику вмиг смывает, как холодной водой.
— Ты в своем праве. А теперь откинь голову на спинку и…
— Погоди. На тумбочке моя повязка для спанья при ярком свете, с липучкой. Давай сюда. Твои пронзительные белесые гляделки — последнее, что я хочу видеть под конец своей жизни.
Двусмысленность этой фразы доходит до нас одновременно — мы дуэтом издаем сдавленный смешок.
Однако толстая непроницаемая полоса уже легла на мои глаза. А его ладони — на мои, и крепко. И его губы на моих — такие прохладные и нежные, будто шелк.
Вот только мое дыхание уже всё из меня изошло — от пересохшего рта до самых кончиков пальцев.
И через одно биение сердца вдоль горла узкой полосой ложится сильная, яркая и такая…. Такая несправедливая боль.
Любой из представителей Стороны 2 имеет право забрать с собой и перенести через границу между обеими территориями объект, уже вполне послуживший целям его инициации, в том случае, если не будет сомнений насчет отсутствия в нем, именно объекте, признаков биологической жизни. В последнем случае имя, отчество и фамилия объекта заносятся в лицензию, а сам объект считается утерянным без вести на время, вдвое меньшее того, что указано или будет указано в соответствующем законе Стороны 1 на сегодняшний день.
11 мая 2022 года. Утро. Игарка
Мне удалось хотя бы одно: без помех направить наших авантюристов поближе к месту перехода. Марш-бросок из Индии, страны чудес, в устье реки Енисей, где чудес никак не меньше. Рут заманил Тали обещанием показать ей, как у самого Полярного Круга выращивают именно тот подвид знаменитой ягоды, что скандинавы отыскали в Северной Америке. Ученые одно время полагали, что это хмель; думали также, что тамошний климат во времена Эйрика Рыжего был мягче. Ну нет, это здесь и теперь климат умягчился — стараниями наших друзей. Тех, которые ставили излучающий Купол, и тех, кто сумел нейтрализовать его влияние, обратив часть внешней радиации в безвредное тепло.
Вообще-то наружное излучение и не планировалась как убойное — в темницу должно было легко попадать, не то что из нее.
Границы государств мы трое пересекали по воздуху и внутри облаков: эти фокусы известны российским пограничникам, но вслепую по тучам стрелять никто не будет, а то ведь из них, чего доброго, не простой дождичек польет, а с градом. Радиоактивным.
А теперь время подвести итоги и хладнокровно взвесить ситуацию.
Никто из людей, кроме Милушки, не подозревал, что трофейная электроника, которая в больших количествах оказалась под Куполом после его закрытия, начала взрываться почти сразу. Многие наши погибли, но, как говорится, предупрежден — значит вооружен. Когда дружественное правительство дозволило нам тратить заработанные деньги на мирную электронику, смутно надеясь, что она устроит здесь такой же фейерверк, мы стали прямым ходом отправлять её на плато Путорана, где с помощью заклинаний железо приручали дружественные шаманы. Навострились они, как ни удивительно, еще на нас самих, когда пробовали оберегать сначала от холода, потом — от куда более гибельных лучей. Как нам объяснили с помощью тарабарского языка и совершенно невнятных образов, мы — те же компьютеры, но не цифровые, а биологические. Они взрываются — мы гаснем, только и разницы…
В общем, Милуша прекрасно знала о магическом тренажере. Ее темнокожий дружок не знал, но, по всей вероятности, догадывался. Он ведь оформил для нас столько импорта этого рода, что при обычном раскладе взлетел бы на воздух весь Таймыр. А вот медные лбы ни сном ни духом не ведали о наших махинациях. Ну, что на территорию НВЦ нельзя провозить свою личную электронику, разумелось само собой, а вот причина этого слегка покрылась мохом. Нет, русские из верхнего и среднего звена — те понимали. Из нижнего — кое-что слышали краем уха, но не сопоставляли одно с другим. А вот славянских союзников не проинструктировал вообще никто. Секретничали с ними, как всегда. Без учета их склонности к шпионской контрабанде.
Короче говоря, во внутреннем кармане каждого из теплых воинских кителей было по «жучку» изощренной конструкции. Может быть, эти штучки собирались оставить нам в подарок, да не сумели, может — хотели записать на них информацию, увезти и дома над ней покумекать. Теперь уж никто не скажет. Потому что это они взорвались во время отлета.
Нас, вампиров, тотчас же выбросило из машины через грузовое отверстие, но Рут еще сумел закогтить обоих людей сразу, кое-как спланировать с ними наземь в некотором отдалении от места, куда приземлилась остальная масса, и уйти следом за мной через воздушный колодец, который образовался в куполе непосредственно после взрыва.
Уже сидя на земле в наполовину растерзанном состоянии, мы связались с шаманами — вернее, это они нас отыскали (вампиры куда худшие менталы, чем эта троица) — и получили от них вводную.
Обоих скотов и их вероятного сообщника, того самого пилота, размазало в радиусе полукилометра. Жоржиу получил обширные ожоги, плохо совместимые с жизнью, травму позвоночника и вдобавок несколько переломов со смещением. Милуша пока дышит, но фактически уже мертва. Ее сейчас везут к системе автономного жизнеобеспечения, при помощи которой она может протянуть неопределенно долгое время, но она никогда уже не станет человеком.
Вот тогда нас и попросили четко поговорить с ее мамой. Сначала вызвалась я, но по зрелом размышлении мы решили: нет, это сделает Рутгер как самый безжалостный из нас двоих.
Только Наталия Андреевна как самый близкий родственник может приказать нам отключить медицинскую электронику от тела своей дочери.
Только она может дать нам позволение сотворить из Милуши такого же изгоя, как мы все.
Но благие намерения — лучшая растопка для ада. Или как там говорится?
Суть не в том, что в конкретной обстановке мы оба дружно онемели, а я так даже и вовсе устранилась. И даже не в том, что Рутгер с самого начала был неверно воспринят.
А в том, что только свежий, с иголочки, нерастраченный вампир может с гарантией спасти Милушу. Это всё время сидело у нас в головах.
И сделать такое необходимо вот прямо теперь.
Видите ли, мы считали, что у девочки наступило нечто вроде ремиссии: не так чтобы лучше, но пока и не хуже. Но только что пришло сообщение, что ни аппарат, ни наложенные заклятия уже не держат. Час, от силы два-три — и конец.
Гражданам Стороны 1 настоятельно не рекомендуется посещать территорию Стороны 2 в целях, выходящих за рамки официально одобренных Правительством Стороны 1 и в особенности тех из них, что носят сугубо частный характер. Во время визитов, одобренных Правительством Стороны 1, о чем должен свидетельствовать официально составленный документ, и должным образом завизированных в представительстве Стороны 2, граждане обязаны находиться в транспортном средстве со специальной защитой и ни в коем случае его не покидать. Исключение составляют случаи, когда последнее требование напрямую противоречит заявленной цели одобренного обеими сторонами визита.
11 мая 2022 года. Два часа пополудни. Таймыр
Мой сон живет. И я в нем живу. Какие-то радужные полосы и вьющиеся полотна наверху и россыпь искр по бокам, холодные струи… сверкание солнц и жара. Ласковый покой и темнота.
И сразу ослепительное холодное свечение падает сверху, сбоку, охватывает со всех сторон — приподнимает меня кверху так резко, что едва успеваю удержаться на простыне в положении сидя, обхватив руками коленки.
— Что за хрень такая, меня же вроде убить собирались, — хрипло бормочу я. И даже вдыхаю и выдыхаю нечто вроде воздуха. От этого в горло мигом вступает боль: словно что-то рвет его изнутри. Похоже, мне в очередной раз выдрали гланды, которые с моих четырнадцати лет как-то ухитрились отрасти снова.
И я открываю глаза, растерянно вертя головой по сторонам.
Темное серебро льется из широкого окна, задернутого серой шторой, освещая всего-навсего обстановку заурядной городской больнички или гостиницы: узкая «полуторная» кровать с откинутым покрывалом (а на ней я в атласной пижаме), тумбочка, пустые полки во всю стену, что напротив ложа, а в нише посреди полок — акварель: крутохвостые лайки тянут нарты сквозь обильный снегопад, юная женщина лежит на плече молодого каюра, прижмурив раскосые глаза в чудесной улыбке, а на голову ее мужа, одетого в парку, надвинут капюшон с пышной оторочкой и крошечным горделивым хохолком сверху.
Стоило мне захотеть приглядеться к картинке — и вот, будто я там внутри сижу. Чудно: все мои чувства не то что обострились, но явно обрели четвертое измерение.
— С благополучным прибытием, — говорит над моим ухом звонкий женский голос.
Девушка в форме сиделки или горничной подобралась ко мне со спины или всё время там стояла. Она, а как же. С виду прямо Вивьен Ли в самом узком корсаже Скарлетт из культового фильма и с подобием чего-то типа длинного градусника внутри. Градусника, наполненного красной ртутью.
— Прибытием куда?
— В Кузницу Дьявола.
Вивьен в одно мгновение оказывается у окна, отдергивает занавеску — и:
…Черная угольная земля с крупными комьями шлака простирается до самого горизонта. Какие-то жуткие развалины курятся дымом и пеплом, который ветер свивает в зыбкие трубы. Настоящие трубы тоже имеются, но они молча вырастают над горами отвалов и петлями ржавых подъездных путей.
— За что мне это — за попытку непрямого суицида? — бормочу я.
Тут дверь открывается, впуская… ну естественно! Моего красавчика вампира.
— А тебя почему в адское пекло упекли? — тупо острю я от некоторой неожиданности. — Неужто за меня?
— Я здесь живу, — отвечает он. — Как теперь и ты.
— Норильск, — осеняет меня. — Анклав…
Уже не соображая толком — руки сами делают — я с силой хватаю эту скотину за плечи, прыгаю с ложа вниз и всем телом скольжу промеж его расставленных для упора ног в обтяжных сапогах, будто в фигурном катании на льду. Но тотчас же, без усилий и с прямой спиной, возвращаюсь в прежнее положение.
— Тали, ты не поняла, — говорит он хладнокровно, отводя мои руки подальше от себя. — Есть такой бородатый анекдот про говорящего попугая: «Кульком ли, тушкой — а за бугор сваливать надо». Смертного через купол можно переволочь без проблем, только если он полный труп. Вот мы тебя такой и унесли. А дальше… сама видишь.
— Самопроизвольное воскрешение, — саркастически говорю я. — В сомнамбулическом виде я поднялась с ложа скорби и укусила парочку бедненьких невинных вайпов.
— Ну, почти, — отвечает он. — Вливали кровь мы с Вив уже здесь и без особой гарантии на успех. Это удается процентах в двадцати на круг — мозг умирает раньше тела. Но ты очень сильная, очень всамделишная, у тебя с самого начала было, я думаю, пятьдесят шансов изо ста, а то и больше. Эти твои видения перелета постфактум…
— Что я вам, поганцы, сделала? Мне ж теперь кого-то убить придется! — кричу я и со всех новоявленных сил опрокидываю Рода на пол задушевной плюхой.
— Не убить. Оживить, — хладнокровно говорит он из положения лежа.
Поделиться книгой: