Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Колония на кратере - Джеймс Фенимор Купер на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

И в эту ночь оба они спали так сладко и крепко, как не спали уже давно на «Ранкокусе». Два последующих дня были употреблены ими на укрепление судна на якоре. Старания их, наконец, увенчались успехом. Теперь «Ранкокус» находился всего на расстоянии тридцати метров от берега; с помощью досок, надежно укрепленных на козлах, получился род длинного трапа или мостков, благодаря которому во всякое время можно было сухим путем сообщаться с островом, не имея надобности прибегать для того каждый раз к шлюпке.

На другой день после окончания этих работ Боб отправился ловить рыбу на один из соседних утесов, которых тут, на пространстве какой-нибудь полумили, было около двадцати. Некоторые наиболее крупные из этих скалистых островов имели до шести акров поверхности, большинство же из них не имело, пожалуй, даже и полсотни метров площади.

Боб Бате был страстный любитель рыбной ловли; он готов был проводить за этим занятием целые дни напролет, но с условием иметь при себе достаточный запас табаку. Большою для него утехой в настоящем горе было то обстоятельство, что на «Ранкокусе» имелись громадные запасы табаку, оставшегося от погибших товарищей.

Марк любил охоту, но здесь ружье было почти совсем не нужно, так как из миллионов птиц, кишевших всюду, не было ни одной, пригодной для стола. Хуже всего было, конечно, то, что на рифе не было растительности или хоть воды для орошения посевов на случай, если бы показались всходы. Правда, теперь почти ежедневно выпадал дождь, но со дня на день дожди могли прекратиться, и тогда моряков ожидала страшная засуха. Риф к тому же был до крайности однообразен и очень невелик. Кроме кратера, ничто не нарушало его унылого однообразия. Хорошо еще, что на судне был небольшой запас дров! Ведь здесь нигде нет ни сучка, ни кустика!

С заходом солнца вернулся Боб. К немалому удивлению Марка, маленькая шлюпка почти по борт сидела в воде; он поспешил на помощь товарищу, направлявшемуся к входу в кратер. Улов Боба состоял из десяти или двенадцати штук крупной рыбы; некоторые из них были даже весьма значительной величины и внушительного вида, но все были совершенно не знакомы морякам. Отобрав наилучшую из них, Марк выбросил остальных свиньям и птицам. Свиньи тотчас же с жадностью накинулись на это угощение; сперва куры немного пожеманились, вероятно, вследствие того, что раньше уже успели утолить свой голод насекомыми и слизняками, но потом в свою очередь налегли на остатки этого еще совершенно нового для них угощения. Теперь морякам нечего было заботиться о пропитании своих животных и птиц; только для козочки такого рода корм был не пригоден.

Но не одна рыба составляла груз маленькой шлюпки Боба; он нагрузил ее по самые борты илом, который он нашел в расщелине одной из скал, где тот образовался, вероятно, из перегноя разных морских водорослей.

— Да ведь этот ил как нельзя более похож на прекрасный чернозем! — воскликнул обрадованный Марк, предварительно испробовав его на вкус и помяв в пальцах. — И много его там?

— О, сколько угодно, мистер Марк! Пространство, занимаемое этим илом, ничуть не меньше площади нашего кратера.

— Прекрасно, с будущей недели мы займемся им; благоразумие требует от нас, чтобы мы не пренебрегали ничем, что может способствовать нашему благополучию, даже и в том случае, если сможем вернуться в конце-концов на родину.

— Вернуться вновь на родину! А вы все еще думаете туда вернуться? Нет, мистер Марк, уж лучше нам совсем не говорить об этом! А вот насчет ила, так я вам доложу, что спаржа, наверное, хорошо бы на нем уродилась; семена спаржи у нас ведь тоже должны быть где-нибудь на корабле.

— Все семена, какие только есть, находятся в тех двух ящиках, которые стоят между деками[20]. Пока я принесу лопату и выгружу ваш ил, вы, Боб, займитесь приготовлением этой рыбы к ужину. Мы уже давно питаемся солониной, а свежая рыбка будет нам куда как полезна!

Затем и Марк и Боб занялись каждый своим делом. Марк, с помощью лопат и тачки, перевозил весь ил во внутрь кратера, где складывал его в одну большую кучу с намерением навалить впоследствии сюда отбросы, грязь и сор, какие встретятся в их обиходе. А Боб тем временем отправился на кухню на «Ранкокус» и занялся стряпней. Он приготовил к ужину прекрасное жаркое и на завтрак любимую им матросскую похлебку из той же рыбы.

Глава VII

Поутру в воскресенье Марк и Боб отправились погулять на риф.

Они шли, дружески беседуя, как вдруг Боб вспомнил о том, что в трюме есть остов и все части разобранной пинасы[21].

— И если только память мне не изменяет, то судно это, кажется, приспособлено носить и паруса, и мачты, — добавил Боб.

Марк выслушал его спокойно, но в глубине души он был вполне уверен, что Боб жестоко ошибается на этот раз. Верно было только то, что всякого рода строительного леса и разного другого материала имелось на «Ранкокусе» вдоволь, и что построить из него со временем какое-нибудь судно было весьма возможно, хотя и не легко.

Ночью выпал сильный дождь, воды повсюду было очень много; Марк захотел взглянуть на запас ила в кратере, а Боб отправился опять ловить рыбу, при чем привез с собой еще немного того же ила. За одну эту ночь дождь до того промыл весь находившийся в кратере ил, что когда Марк попробовал его на вкус, то убедился, что он утратил значительную долю содержавшейся в нем морской соли, что было весьма и весьма утешительно для его широких замыслов по части огородничества.

Весна была еще только в самом начале, и Марк мог надеяться успеть надлежащим образом подготовить достаточно большую площадь годной под огород земли, чтобы вырастить на ней кое-какие овощи.

Пока Боб был занят рыбной ловлей, Марк стал работать над настилкой пола на том плоту, который был ими изготовлен ранее для перевозки якорей на риф; теперь же Марк рассчитывал воспользоваться им для пергвозки ила. Едва успел он окончить это дело, как возвратился Боб с новым запасом ила. Его тут же выгрузили и затем решили немедленно вновь отправиться на утес с плотом и с шлюпкой.

Первой заботой Марка тотчас же по прибытии на место было избрать удобное местечко, вскопать его, смешать с достаточным количеством гуано и засеять маленький участок спаржей. Пока Марк возился со своим посевом, Боб нагрузил и плот и шлюпку, и с этим драгоценным грузом они направились обратно к кратеру.

Последующие две недели прошли в подобных же занятиях; не проходило дня, чтобы друзья не побывали на Утесе Ила и не вернулись оттуда с полным грузом. Кроме того, за это время было сделано немало и других работ; так, например, они наполнили водою все имевшиеся на судне боченки для воды. Хотя запасы их еще не истощились и, по расчету Марка, имевшейся у них в наличности воды должно было хватить на целые два года, но следовало запастись ею во-время, так как дожди могли со дня на день прекратиться. Когда все бочки и боченки были наполнены и тщательно размещены в порядке в трюме, их накрыли еще старой парусиной, чтобы предохранить от оседавшей пыли. До этого времени еще не было надобности раздавать воду птицам и домашним животным: они всегда имели ее в достаточном количестве в тех лужах, которые образовывались каждый раз после дождей во всех малейших углублениях почвы.

Бэтс не переставал усердно заниматься рыболовством, исправно поставляя рыбу не только к столу, но и на корм свиньям и курам. Кроме того, он часто отправлялся добывать гуано и привозил его всегда в большом количестве.

Однажды ему пришло на мысль отправиться подальше за черту подводной гряды. Прошло около двух часов с тех пор, как он уехал, как вдруг Марк, работавший в долине кратера, услышал крик товарища и тотчас догадался, что тот зовет его к себе на помощь.

Выбежав на берег, он был немало удивлен видом той громоздкой добычи, которую тащил Боб Бэтс.

Оказалось, что у того утеса, где удил Боб, образовалось громадное скопление пловучих морских трав; когда же эта громоздкая спутавшаяся масса не могла долее умещаться на том пространстве, где она ютилась до тех пор, то вдруг сама собою отделилась и, подгоняемая ветром, поплыла вниз по течению к южной части Рифа. Боб Бэтс не без труда заставил эту пловучую копну обойти южную конечность Рифа и старался направить ее теперь поближе ко входу в кратер. Поняв тотчас же чего от него требуют, Марк захватил веревку и перебросил ее Бобу, который в свою очередь закинул веревку на копну, с успехом подтянул ее туда, куда счел более удобным. Эта нежданная находка пришлась теперь как нельзя более кстати. По своему объему эта пловучая копна не уступала двум большим возам сена; на этой траве засело множество ракушек и улиток, чему особенно обрадовались куры, как блюду, крайне лакомому для них, свиньям же пришлась по вкусу самая трава. Хотя время было уже позднее, наши друзья все же принялись поспешно убирать эту траву внутрь кратера, оставив на берегу лишь незначительную часть для кур и для свиней.

Первый месяц пребывания робинзонов на Рифе подходил уже к концу. Приятели решили наконец осуществить давно задуманную мысль, приняться за постройку нового небольшого судна, на котором можно было бы добраться до берегов Южной Америки или же хотя бы до одного из ближайших населенных островов.

На другой день все утро шел сильнейший дождь, вследствие чего наши приятели принуждены были остаться у себя на судне. Они воспользовались этим обстоятельством, чтобы хорошенько ознакомиться со всеми сокровищами и богатствами «Ранкокуса» и прежде всего с теми двумя-тремя ящиками, которые стояли между деками, и где должны были находиться все семена. Затем они спустились в трюм; всякого рода леса и досок здесь было очень много, но ничего похожего на остов или же составные части судна, в роде пинасы, не оказалось, но Боб остался при своем первоначальном убеждении. Различных инструментов и орудий тут было также очень много.

В числе семян Марк натолкнулся на семена клевера и других луговых трав в таком количестве, что ими можно было бы засеять сплошь весь кратер.

Тем временем погода прояснилась, и Марк и Боб отправились на Риф, забрав с собою полную корзину гуано и семян. Друзья не были там с тех пор, как Марк удобрил почву и сделал первые посевы. Марк приближался к месту, где были его грядки, почти без всякой надежды на успех. Ведь у него тогда не было даже ила, который бы он мог смешать с той рыхлой пепельной золой, какой являлась здесь повсюду нетронутая, девственная почва. Каково же было удивление и радость друзей, когда они увидели расстилавшиеся по земле зеленые всходы с чуть заметными завязями на тоненьких стеблях.

Итак, важный вопрос о пригодности почвы Рифа был решен в благоприятном смысле. Понятно, что радость Марка по этому случаю не знала границ. Какое счастье в самом деле, что козочка еще ни разу не была здесь в течение этих двух недель; как видно, безуспешность первых ее посещений отбила у нее охоту взбираться снова на вершину; теперь же если ей случится увидать здесь хоть издали свежую зелень, то нарождающимся дыням наверно грозит беда. Поэтому Марк решил продержать козу взаперти на судне до того времени, пока не будет выстроена изгородь, достаточно прочная, чтобы прекратить козе доступ к драгоценной маленькой бахче; сделать это, в сущности, было совсем не трудно: с внешней стороны взобраться на вершину, хотя бы даже и козе, было возможно только в трех местах. Исключая эти три пункта, стена повсюду поднималась совершенно отвесно на высоту трех или четырех метров. Лишь в двух местах скатившиеся обломки скал и твердой лавы образовали нечто в роде ступеней, которые нетрудно было уничтожить и таким образом сделать и эти пункты недоступными; третий путь к вершине решено было временно загородить особой загородкой.

Озаботившись сохранением своего вновь приобретенного сокровища, Марк принялся засевать травою внешние скаты кратера. Понятно, что он не рассчитывал на то, чтобы все посеянное взошло; он счел бы свой труд далеко не напрасным даже и в том случае, если бы по склонам кратера засело хотя бы несколько кустиков зеленой травы, на которой мог бы отдохнуть утомленный однообразием глаз. Следом за ним шел Боб, разбрасывая гуано повсюду, куда Марк кидал семена. Выпавший вскоре дождь смочил последние посевы и принес этим немалую пользу будущей растительности.

Сделав все, что от них зависело, они спустились внутрь в «Долину кратера», где Марк намеревался разбить сравнительно обширный сад. На распланировку, удобрение и подготовку почвы для будущего сада ушло около двух недель; тем временем дожди стали выпадать уже реже; и лишь от времени до времени проливались над рифом сильные ливни; они еще более, чем постоянные дожди, способствовали произрастанию растений.

За эти две недели посевы, сделанные на вершине кратера, успели дать порядочные всходы благодаря влиянию тропического солнца. Но теперь следовало опасаться в близком будущем тех продолжительных засух, которые обыкновенно губят всякую растительность, и главную причину которых следует искать не в высокой температуре воздуха, а в других местных условиях климата.

По мере того, как дело подходило к лету, Марк начинал успокаиваться относительно ужасного, губительного влияния местной жары. Он убедился, что пассатные ветры, а быть может, и еще другие какие-либо неизвестные ему причины, постоянно нагоняли тучи, которые не только проливались благодатным дождем над посевами, но вместе с тем и умеряли нестерпимый зной солнечных лучей.

В виду приближения лета Марк и Боб озаботились устройством внутри вулкана палатки, не желая быть захваченными врасплох жарким временем года. При помощи нескольких старых парусов и мелких мачт здесь вскоре сооружено было довольно просторное и удобное жилье. Но они заботились не только о себе. Был выстроен еще другой навес для домашних животных и птиц, которые с необычайной радостью поспешили укрыться от солнца. Но это простое сооружение оказалось более трудным, чем это предположили Марк и Боб. От него требовались особая прочность и устойчивость в виду того, что оно постоянно подвергалось влиянию сильных ветров. Внутри кратера, защищенного со всех сторон непроницаемою стеною, чувствовался уже недостаток воздуха, вследствие чего Марк решил построить небольшой павильон на самой вершине, где всегда была приятная температура.

Когда было избрано место для павильона, за материалами дело не стало, и вскоре строители имели еще новое жилище.

В этих хлопотах прошли еще две недели. Отшельники незаметно доживали третий месяц своего пребывания на Рифе. Они успели свыкнуться со своим одиночеством и урегулировали до известной степени свои работы и занятия.

Глава VIII

Как только новый павильон был готов, Марк перетащил туда значительную часть своих книг, которых у него было изрядное количество, свою флейту и письменные принадлежности. Там он проводил большую часть своих свободных часов. Боб посвящал почти все свое время рыбной ловле, соединяя приятное с полезным и доставляя обильную пищу домашним птицам и животным, не говоря уже о том, что к столу у них во всякое время была свежая рыба.

Между тем, первые посаженные овощи взошли превосходно. К концу следующего месяца все скаты кратера зазеленели, и даже на совершенно девственной, неподготовленной почве некоторых частей утеса стала, к необычайной радости и удивлению Марка, пробиваться местами зеленая трава. Количество рыбы, ежедневно приносимой Бобом, было так велико, что ему пришло на мысль изготовлять и из нее удобрение.

С этой целью, пользуясь несколькими часами прохлады поутру и перед наступлением ночи, он принялся готовить место для свалки излишней рыбы. Тут же возвышались целые горы водорослей, смешанных с илом или с гуано.

Но по мере того, как весна подходила к концу, все работы должны были замедляться вследствие страшной жары, которая становилась положительно невыносимой, несмотря на постоянные ветры. Марк воспользовался этим временем для того, чтобы заняться судном. Пользуясь благоприятной погодой, они занялись просушкой парусов и уборкой их; палубы мылись теперь ежедневно утром и вечером не только в целях порядка и опрятности, но и для того, чтобы дерево не трескалось и не рассыхалось под влиянием непомерного зноя. В то же время они занялись тщательным осмотром трюма. Там оказалось очень много всякого рода полезных предметов: между прочим, два боченка уксуса для изготовления маринадов.

Однажды, когда Боб опять рылся в трюме, а Марк сидел тут же и наблюдал за ним, Бобу случайно попался под руку какой-то предмет; с большими усилиями его удалось вытащить из-под огромной кучи всякого рода леса и досок, сваленных на полу в самом темном углу трюма.

Когда Боб вытащил, наконец, эту, по его словам, «никуда не годную корявую дубину», Марк с первого же взгляда признал в ней одну из составных частей довольно крупного мореходного судна.

— Вот поистине чудо, Боб! — воскликнул он. — Ведь эта ваша негодная дубина не что иное, как одна из частей того пинаса, о котором вы мне говорили.

— А ведь и в самом деле так! И как это я, старый болван, сразу об этом не догадался? Ну, а если мы с вами наткнулись на эту оглоблю, так уж, верно и все остальные части пинасы сложены тут же.

И действительно, все составные части этого судна были отысканы одна за другой и снесены на палубу. Хотя ни Боб, ни Марк не могли назваться искусными строителями, тем не менее оба они прекрасно знали место каждой отдельной части и не были совершенными невеждами в деле кораблестроения.

Трудно себе представить, какой громадный переворот произвела эта неожиданная находка в душе молодого моряка. Хотя он до сих пор ни на минуту не терял окончательно надежды на свидание с Бриджит, но, тем не менее, надежда эта угасала в нем с каждым днем.

Теперь же, когда существование пинаса не было уже чем-то гадательным, когда он видел его своими глазами, он едва смог овладеть охватившим его чувством радости; вся кровь прилила разом к его сердцу, так что он принужден был прислониться к ящику, чтобы не упасть под влиянием охватившего его волнения.

В продолжение нескольких дней Марк находился в каком-то лихорадочном волнении, будучи положительно не в состоянии заняться каким-либо делом. Теперь он мог говорить только о Бриджит и думать исключительно о свидании с нею.

Боб отнесся к этому более спокойно. Он мысленно решил «поробинзонствовать» в продолжение нескольких лет и до того свыкся с этой мыслью, что она нисколько не огорчала его.

Марк не захотел даже отложить работы по постройке судна до более прохладного времени года. Боб без возражений высказал полную готовность приступить к работе немедленно.

Однако, жара становилась до того сильной, что не было никакой возможности работать, не устроив защиты от солнца. К тому же остов пинаса необходимо было собрать где-нибудь на берегу, чтобы иметь впоследствии возможность спустить это судно на воду. По зрелом обсуждении, решено было избрать для верфи место на западной окраине рифа, где самый утес представлял наиболее благоприятные условия для спуска будущего судна. Хотя отшельники еще не видели здешней зимы, но, судя по тому, как в какой нибудь час море подымалось на несколько футов, а во время бурь вода вторгалась и заливала даже часть долины кратера, — легко могло случиться, что пинас мог быть унесен в море прежде даже, чем его успеют окончить. На эту работу требовалось не менее шести или семи недель.

При закладке пинаса Марк назвал его «Нэшамони» в честь маленькой бухточки, лежащей почти напротив «Ранкокуса», другого небольшого заливчика, образуемого рекой Делавар и давшего свое имя доброму старому судну.

Два часа ранним утром и часы перед наступлением ночи, — вот все то время, которым могли располагать наши кораблестроители для своих работ по сооружению чего-то в роде навеса или сарая. Чтобы построить этот сарай, понадобилось прежде всего вырыть восемь ям глубиною около метра каждая. Это была бы гигантская работа, которая потребовала бы не менее года, если бы Марк не вздумал воспользоваться пушечным порохом. Он взорвал в восьми местах затвердевшую лаву, после чего оставалось лишь удалить находившиеся там обломки камня и утвердить столбы. Тем не менее, постройка верфи отняла у колонистов целый месяц. Боб был в восторге от своей верфи; Марк, с своей стороны, был не менее его доволен своим сооружением и на другой же день приступил к установке килевой части.

День этот ознаменовался еще одним немаловажным событием. Боб, отправившийся на вершину за каким-то инструментом, случайно взглянув на грядки, заметил, что дыни на них уже совершенно поспели, и, сорвав три-четыре штуки, снес их Марку. Побывав в свою очередь на вершине, он увидал, что не одни дыни дозрели и стали годными для употребления: лук, огурцы, помидоры и некоторые другие овощи тоже уже были совсем готовы и пригодны для кухни. Теперь наши приятели ежедневно имели к столу свежую зелень. Это совершенно успокоило Марка, сильно боявшегося до сих пор заболеть цынгою.

Осмотрев все составные части пинаса, Марк убедился, что каждый винт и каждая доска были тщательно помечены и занумерованы; оставалось только собрать их в должном порядке. За это кораблестроители и принялись с большим рвением: в одну неделю корпус был окончен, при чем ни разу не пришлось прибегнуть к помощи рубанка.

Измерив судно, Марк узнал, что килевая часть его имеет восемь метров длины при вместимости приблизительно в одиннадцать тонн [22].

Собрать корпус «Нэшамони» было не трудно, но с конопаткой судна предстояло несравненно больше хлопот. Целых две недели провозился Боб с этим делом. В течение этих же двух недель, перебирая кое-что в трюме «Ранкокуса», Боб случайно набрел на сваленную в кучу старую медь; на одном из листов стояла надпись: «Медь для обшивки пинаса». Это была важная находка в виду того, что в этих низких широтах подводные части судов немилосердно разрушаются громадными массами червей. Труднее всего оказалась настилка палубы, тем более, что на корме были устроены две маленькие каютки.

Теперь оставалось только спустить пинас в воду. И Марк, и Боб, конечно, не раз присутствовали при спуске судов и видали, как это делается; тем не менее, это дело представляло немало затруднений. Марк имел предусмотрительность поместить судно как можно ближе к воде, что значительно облегчило их трудную задачу. Наконец, Марк объявил, что предварительные меры предосторожности приняты, и все необходимые для спуска судна приготовления сделаны; так что на завтра можно будет приступить к спуску. Боб был другого мнения: почему бы им было не воспользоваться тем временем, пока пинас стоит еще на месте, и доступ к нему со всех сторон одинаково удобен, для того, чтобы перенести на него все необходимые припасы? Согласно его плану, на пинас были перенесены несколько боченков пресной воды, боченок с солониной и приличный запас сухарей. Кроме того, были снесены на «Нэшамони» и найденные в числе запасных материалов для пинаса небольшие якоря. Оставалось только устроить парусность судна, чтобы потом в любую минуту поставить паруса. Когда все приготовления были окончены, было уже слишком поздно, чтобы в тот же день приступить к спуску судна, а потому эта процедура была отложена на следующее утро.

Остатком дня Марк воспользовался для того, чтобы посетить свои грядки на вершине кратера и в нижнем саду и выбрать несколько дынь к ужину. Большинство плодов и овощей совершенно поспело; урожай был во всем чрезвычайно обильный, и — странное существо человек! — вид всех блестящих результатов их трудов породил в душе Марка нечто похожее на сожаление при мысли о том, что он должен будет оставить все это навсегда, предав все снова запустению.

Эту ночь и Марк и Боб провели на «Ранкокусе». Мысленно каждый из них говорил себе, что, быть может, это последняя ночь, которую им приходится провести здесь, и в силу той привязанности, какую питает каждый моряк к своему судну, они решили перед разлукой торжественно проститься со старым, добрым товарищем их радостей и бед, их верным другом «Ранкокусом».

Здесь следует сказать, что отшельники давно уже подвесили свои койки под кровлей того сарая, который служил для них верфью, для того, чтобы быть поближе к своей работе и, встав поутру, иметь возможность тотчас же приняться за дело. Ранним утром следующего дня Марк был разбужен шумом ветра в снастях; в первую минуту этот знакомый шум, от которого он успел уже отвыкнуть за последнее время, был ему даже приятен. Он поднялся наверх, и ему стало ясно, что над ними была настоящая буря; ничего подобного он никогда еще не видал в Тихом океане. День только что начинал брезжить, но Марк разбудил Боба.

И море, и небо приняли такой грозный вид, что заставляли опасаться за судно. Им, конечно, было бы весьма прискорбно видеть, как разобьется о подводные камни их верный «Ранкокус», но все же опасность, грозившая пинасу, волновала их несравненно более. На берегу со вчерашнего вечера осталось много разных орудий и инструментов, и хотя они должны были остаться на острове, Марк и Боб поспешили на берег и убрали все во внутрь кратера. Козочке открыли доступ к вершине, а свиней пустили во внутрь кратера, где они с особым наслаждением принялись рыться в огромной куче водорослей, не обращая ни малейшего внимания на затейливо распланированный сад.

Буря тем временем все усиливалась. Вода прибывала с минуты на минуту, и вся низменная часть острова вокруг кратера была уже затоплена. Марк поспешно добежал до своего павильона на вершине, прибрал, укрыл и припрятал на всякий случай все свои книги и письменные принадлежности и затем бросил тревожный взгляд по направлению к тому месту, где стоял «Ранкокус». Величавое судно плавно вздымалось и опускалось вместе с грузной волной, но, повидимому, ему еще не грозило никакой опасности. Тогда он обошел вершину кратера, направляясь к тому месту, которое было в наиболее близком расстоянии от верфи, с тем, чтобы взглянуть на пинас. И каково же было его удивление, когда он увидел Боба, которого считал занятым уборкою внутри катера, по колена в воде спешившего к доку и затем взобравшегося на пинас…

Озабоченный сохранностью «Нэшамони», Боб хлопотал то тут, то там, он оживленно жестикулировал и призывал Марка к себе. В эту минуту Марк заметил, что пинас тронулся со стапели, и через мгновение подпоры, поддерживавшие его, были выбиты волнением, становившимся все сильнее и сильнее; вслед за тем пинас сдвинулся до половины всей своей длины. Марк кинулся вниз на помощь Бобу, но в тот момент, когда он добежал до воды, «Нэшамони», поднятая мощным гребнем волны, двинулась вперед и вышла в открытое море.

Глава IX

Понятно, Марк не кинулся в погоню за уносимым волнением пинасом. Он в изнеможении припал к скале в безграничном ужасе и страхе за несчастного товарища, сознавая, что никаких средств к спасению у него быть не могло.

Боб не пытался даже отдать якорь, зная наверняка, что всякая попытка такого рода опасна в данную минуту. Всего разумнее, конечно, было плыть по ветру до тех пор, пока пинас не вынесет за пределы подводных камней, и затем уже стараться удержаться на месте. У Марка сердце замерло, и, едва дыша, он следил, как пинас мчался над подводными скалами, подобно бешеному коню, который сам не видит и не знает, куда он мчится. Раз двадцать Марку казалось, что злополучное судно уже потоплено разъяренной стихией, но в тот момент, когда он считал его погибшим, оно снова, точно морская чайка, неслось вперед, ныряя и скользя по волнам бурного и пенившегося моря.

В продолжение почти четверти часа Марк мог следить за «Нэшамони», хотя он несколько раз за это время терял ее из виду, частью вследствие отдаленности расстояния, частью вследствие полнейшего отсутствия на ней парусов.

Но вот бешеный порыв ветра заставил Марка пригнуться к земле, и когда он мог снова взглянуть на взбаламученное море, «Нэшамони» совершенно исчезла.

С той самой минуты, как почти на его глазах исчез капитан Крешли, Марк еще ни разу не испытывал такой душевной муки. Когда из глаз его скрылась «Нэшамони», он вдруг сразу почувствовал весь ужас своего одиночества и отчуждения от мира.

Буря не утихала, но усиливалась. Вода с минуты на минуту прибывала: она проложила себе дорогу во внутрь кратера и затопила низменные части долины на протяжении двух или трех акров. Но «Ранкокус», несмотря на то, что его сильно покачивало из стороны в сторону, все еще держался на своем якоре и, повидимому, не получил никаких повреждений. Не будучи в состоянии что-либо сделать против бешеного своеволия разбушевавшейся стихии, Марк побрел в тот барак, который он вместе с Бобом построил себе в долине кратера, и кинулся в подвешенную койку, где провел весь остаток этого дня и всю следующую за ним ночь. Если бы не бешеный рев бури, доносившийся извне, и не порывы ветра, проносившиеся по временам над его головой, трудно было бы подозревать, что за стеной разыгрывалась страшная буря. Так продолжалось до утра, когда вдруг полил проливной дождь. К счастью, предусмотрительный Марк устроил все крыши с сильнейшим скатом, и потоки дождя сбегали по тенту, не застаиваясь на крыше. Разбитый телом и душою, Марк заснул тяжелым, крепким сном и беспробудно проспал несколько часов кряду.

Когда он проснулся и пришел в себя, то несколько минут сидел неподвижно на своем ложе, стараясь припомнить случившееся. Затем он стал прислушиваться к шуму бури, но за стеной все было тихо, и когда он вслед за тем встал и вышел из палатки, то увидал над своей головой ясное небо и солнце. Утки и свиньи купались в лужах, образовавшихся во всех выемках и углублениях почвы.

Сад, казалось, улыбался, омытый дождем, и допущенные во внутрь кратера четвероногие гости, как оказалось, ни до чего не дотронулись. Окончив свой утренний туалет, Марк выгнал свое маленькое стадо из кратера, опасаясь за целость своих всходов. Выйдя за ограду кратера и убедившись, что вода уже убыла, и что, следовательно, домочадцам его не грозит никакой беды, он загородил вход, в кратер и затем уже взобрался на вершину.

Вместе с пассатными ветрами [23] вновь наступили тишина и спокойствие. «Ранкокус» неподвижно стоял на своем якоре, океан тихо дышал своею мощною грудью; весь берег Рифа был сплошь усеян громадным множеством рыбы, от которой Марк счел необходимым как можно скорее избавиться.

Куры и свиньи, как бы угадав мысль своего хозяина, с невероятным усердием принялись уничтожать это, как бы нарочно для них приготовленное угощение; но при всем их старании бедные животные никогда бы не справились с этою трудной задачей, и потому Марк, подкрепившись кое-какою пищей на «Ранкокусе», вернулся на берег и с помощью лопаты и тачки стал убирать эту рыбу, так как, если бы он оставил ее на берегу всего в течение нескольких часов, она разложилась бы под влиянием палящих лучей тропического солнца и заразила бы весь остров своими миазмами. Никогда еще в своей жизни Марк не работал с таким рвением и поспешностью.

Рыбу он свалил в раньше вырытую глубокую траншею и засыпал густым слоем пепла. Он понимал, что эта усиленная работа необходима ему и для того, чтобы забыться и уйти от мучивших его мыслей и ощущений. Двое суток проработал Марк почти без отдыха, отрываясь от работы лишь на несколько мгновений тогда, когда подымавшиеся отовсюду зловонные испарения не давали ему дышать. К счастью, тысячи слетевшихся сюда птиц помогали ему и работали едва ли не успешнее его. Истощив все свои силы, Марк переселился, наконец, на судно и прожил там около недели, выжидая, пока ветры очистят воздух и унесут с собою все зловония.

По истечении недели он вернулся на Риф и решил, что в крайнем случае ему можно будет остаться и здесь, но только по прошествии целого месяца воздух на острове окончательно очистился от всяких миазмов. Отражение палящих лучей солнца на скалах и красновато-бурых массах пепла кратера чрезвычайно раздражающе действовало на зрение Марка, причиняя порой такое болезненное ощущение, что ему не раз приходилось закрывать глаза; большим счастьем для него являлось то, что он мог отвести глаза и дать им отдохнуть на нежно-зеленой мураве, покрывавшей местами вершину. Частью из желания сберечь зрение, частью же из настоятельной потребности в лихорадочной деятельности Марк решил засеять травою всю долину кратера, за исключением того пространства, которое ему было необходимо под огород. Марк тотчас же принялся за дело. Тем временем зачастили сильные ливни, но и это не останавливало его, а напротив, как бы подгоняло. Увлажненная дождями почва становилась только еще более благоприятной для посева. На то, чтобы засеять громадную площадь долины кратера, ушел целый боченок семян, и Марк, окончив эту работу, вернулся в свой барак, промокнув до нитки и обливаясь потом.

Усталый до изнеможения, он бросился в свой гамак и заснул. Проснувшись поутру, он почувствовал, что его голова тяжела, как будто вся она налита свинцом, и в горле пересохло; во всем теле он ощущал сильный жар. Тут только он понял весь ужас своего одиночества. Он прекрасно сознавал, что захворал не на шутку; надо было пользоваться теми немногими минутами, которые ему еще оставались до того момента, когда он окончательно лишится сил и сознания. Только на «Ранкокусе» мог он найти все, необходимое для него в данном положении; а потому ему во что бы то ни стало следовало добраться до судна. Раскрыв зонт и опираясь на палку, он с трудом побрел, двадцать раз останавливаясь и отдыхая по пути или же падая в изнеможении на раскаленный утес, но тотчас же, сделав над собою невероятное усилие, он поднимался и брел дальше, подгоняемый ужасом и отчаянием, задыхаясь и почти теряя сознание. Наконец, он добрался до каюты.

Трудно описать то чувство наслаждения, которое овладело несчастным, когда он очутился вне палящих лучей солнца, под кровом прохладной каюты. В изнеможении опустился он на один из диванов, чтобы немного передохнуть и собраться с мыслями. Это было необходимо, пока он еще был в силах кое-как двигаться и отдавать себе отчет в своих действиях. Ящик с медикаментами находился тут же в каюте, и он сам не раз уже пользовался его услугами. Приготовив себе с помощью воды, взятой из фильтра, питье, он выпил его с жадностью и наслаждением. Тут он почувствовал себя настолько больным и разбитым, что не мог сделать ни малейшего движения, и только целый час спустя нашел в себе силу перебраться с дивана на кровать. Здесь он лишился сознания. Сколько времени пролежал в этом состоянии, он никогда не мог определить: быть может, несколько дней, быть может, несколько недель. Порою у него были минуты прояснения мыслей, и тогда он с особенной ясностью сознавал весь ужас своего положения. К счастью, в каюте и питья и пищи было вволю; фильтр находился у него как раз под рукою, и в минуты возвращавшегося сознания он почти каждый раз прибегал к нему. Мешок с сухарями лежал тут же около кровати, но он едва-едва мог проглотить самый крошечный кусочек сухаря даже и тогда, когда он был размочен в воде. Под конец он уже был не в силах сделать даже малейшего движения и более двух суток пролежал не шевелясь, в каком-то полусознательном состоянии, близком к летаргии.

Но вот жар спал, сознание вернулось, но болезнь приняла от этого, как тотчас же понял Марк, только еще худший, более опасный для него оборот. После лихорадочного жара и бреда наступило полнейшее истощение сил, расслабленность, усиливавшаяся с каждым днем. Марк сознавал, что если это продолжится, то он безвозвратно погиб. Он вспомнил, что на судне имелось несколько бутылок превосходнейшего портера; одна из этих бутылок оказалась как раз на полке над его головой. Увидав ее, он вздумал отведать немного этого напитка.

Достать бутылку было нетрудно, но как ее откупорить? Будь у него даже под рукою пробочник, то и тогда откуда было взять необходимую силу? Отбив горлышко бутылки, он налил себе стакан портера, который и выпил залпом. Напиток этот показался ему превосходным; он повторил прием, и действие не заставило себя долго ждать: едва успел он снова укрыться одеялом и зарыться в подушки, как почувствовал легкое и приятное головокружение и задремал. С полчаса он пролежал в этом полудремотном состоянии; очнулся он уже в поту, а минуту спустя заснул, но на этот раз уже крепким, подкрепляющим сном.

Когда он после того проснулся, прошло уже много времени, и Марк почувствовал себя здоровым, потому что он не мог дать себе надлежащего отчета в том, насколько он еще слаб. В первый момент ему казалось, будто стоит ему только встать и одеться, чтобы снова приняться за свои обычные работы и занятия, но при виде своих исхудалых ног и при первом усилии приподняться с постели он понял, что ему предстоят еще, быть может, долгие месяцы выздоровления, что прежние силы и здоровье еще не скоро вернутся к нему. Но уже большою для него утехой было то обстоятельство, что голова его была теперь совершенно свежа, и мысли в полном порядке.

Марк счел за доброе предзнаменование ощущаемое им чувство голода. Он не мог дать себе точного отчета в том, сколько именно времени он прохворал; тем не менее, было несомненно, что он уже много-много времени не принимал никакой пищи, кроме двух-трех глотков воды с небольшим количеством размоченного сухаря.

Марк стал соображать, насколько позволяла ему его слабость, что теперь ему следовало делать.

С кровати ему виден был большой обеденный стол каюты и на нем погребок с винами и ликерами. Марк знал, что в числе других дорогих вин там находилось и несколько бутылок портвейна, предназначавшегося специально для больных. Он решил, что ему следует вновь выпить несколько чайных ложек этого вина. Но ключ от погребка находился в бюро; надо было встать, добраться сперва до бюро и потом до того стола, на котором стоял погребок. Он сделал усилие для того, чтобы приподняться, и на этот раз ему удалось сесть и спустить ноги. Врывавшийся в каюту легкий морской ветерок живительно подействовал на него. Марк дотянулся до фильтра и сделал несколько глотков воды; это значительно подкрепило его; тут же, на столике у кровати, лежал остаток сухаря, который он съел, размочив в своем недопитом стакане воды. Тогда он попытался было встать на ноги, но голова его до того закружилась, что он почти без сознания упал на подушки. Несколько минут спустя он очнулся и повторил свою попытку, но уже с большим успехом. Цепляясь за перегородки и стулья, шатаясь из стороны в сторону, добрался он до бюро, взял ключи и добрел до стола, но тут силы окончательно истощились, и он упал без чувств в кресло.

Под влиянием живительного притока свежего морского воздуха он мало-по-малу пришел в себя; собравшись с силами, он отомкнул и открыл погребок и с некоторым усилием достал бутылку, несмотря на то, что она была почти совершенно пустая. Налив несколько капель вина, он через силу поднес стакан ко рту, и один единственный глоток этой влаги произвел на бедного больного положительно магическое действие. Вскоре после того у него хватило силы дойти до фильтра, наполнить свой стакан водою и влить в него остатки вина.

Затем, со стаканом вина, он добрался до ближайшей кровати, на что ему потребовалось немало времени, все так же цепляясь за стулья и присаживаясь по несколько раз для того, чтобы вновь, собравшись с силами, продолжать путь. Наконец, он добрался до кровати, которая была приготовлена для Боба, но которою бедняга ни разу не пользовался. Наконец-то Марк очутился на белоснежном свежем белье, что было истинным наслаждением после столь продолжительного лежания все на тех же простынях и на тех же подушках, столько раз смоченных за это время испариной.

Отдохнув некоторое времи, Марк съел крошечный кусочек сухаря, размоченного в воде с вином; и хотя эта пища и не утолила его голод, он все же воздержался от вторичной порции. Подкрепившись немного, он дотащился до того ящика, в котором покойный капитан Кретшли хранил свое белье, достал оттуда чистую рубашку и колеблющеюся походкой вышел из каюты.

На палубе постоянно стоял большой бак для дождевой воды, служащей водопоем козочке, ежедневно по несколько раз навещавшей судно. Отсюда же бралась вода для стирки белья и для умывания. Бак этот оказался почти полным, и, сбросив с себя рубашку, Марк вошел в воду.

Он пробыл в воде всего несколько минут, несмотря на то, что испытывал громадное удовольствие от этой импровизированной ванны. Он опасался, что слишком продолжительное пребывание в воде может повлечь дурные последствия. Выходя из воды, он облекся в чистую рубашку и снова нетвердыми шагами направился в каюту. Очутившись в кровати, укрытый свежими простынями, он съел еще маленький кусочек сухаря и сделал несколько глотков воды с вином, после чего опустил голову на подушки и вскоре заснул крепким, здоровым сном.

Солнце едва только садилось, когда Марк вернулся в каюту; было уже не рано, так как он проспал более двенадцати часов под благодетельным влиянием ванны и строгой диэты. Первым звуком, донесшимся до него, было блеяние козочки, просунувшей свою маленькую головку в двери каюты. Доброе животное усвоило привычку ежедневно навещать каюту. Марк протянул к ней руку и заговорил с ней, как с добрым другом, который мог понять его слова, и как бы в ответ на его слова коза подошла ближе и стала лизать его руки. Эта ласка животного возбудила в одиноком, больном молодом человеке чувство умиления. В этот день он чувствовал себя бодрым и почти счастливым. Он вторично принял ванну, допил стакан вина с водою и доел свой вчерашний сухарь.

Один сухарь и два-три стакана воды с вином составляли все его питание в течение целых суток. Но на завтра он уже нашел в себе силу пойти на кухню и приготовить себе чай; в последующие дни он разнообразил свой завтрак жиденьким какао.

Прошло дней пять. Марк уже мог подняться на ют осмотреть оттуда свои владения.

Вершина повсюду начинала покрываться травой; четвероногие домочадцы его, повидимому, здравствовали и казались вполне довольными своею участью. Но так как Марк еще и думать не мог о посещении Рифа, то ему, конечно, пришлось удовольствоваться только одним беглым обзором своего поместья. Домашняя птица тоже, как видно, чувствовала себя прекрасно, и он заметил, что около одной из кур теснилась целая гурьба хорошеньких цыплят.

Прошла еще неделя, прежде чем Марк решился испробовать свои силы и предпринять путешествие на остров. Здесь, как он и предполагал, свиньи взрыли добрую половину сада; коза была поймана на месте преступления в тот момент, когда она объедала бобы; куры не церемонились ни с кукурузой, ни с горохом; словом, оказалось, что домашние животные и птицы в отсутствие своего хозяина предавались обильному пиршеству.

Палатку свою или барак Марк нашел на своем месте целой и невредимой. С наслаждением кинулся он в свой гамак с тем, чтобы отдохнуть часок-другой после утомительного перехода, который он только-что перед тем совершил. Отдохнув, он продолжал свой осмотр и, к немалому своему удивлению, увидал, что за свиньей следом бежало десять маленьких поросят. После болезни Марка часто мучил голод, и он не находил на судне ничего себе по вкусу; а солонина, рыба и копченая свинина не нравились ему.

В бараке под рукой находилось его охотничье ружье; при виде поросят ему пришло на мысль полакомиться свежим, нежным мясом; он выбрал удобный момент и застрелил одного из этих маленьких животных. Дотащив свою жертву с большим трудом до кухни, он изготовил из поросенка несколько вкусных блюд, которые немало поспособствовали восстановлению его сил. В течение следующего месяца та же участь постигла еще трех поросят и многих маленьких цыплят, несмотря даже на то, что они были еще очень молоды. Марку казалось, будто он мог проглотить и самый катер, хотя все еще не мог добраться до его вершины.



Поделиться книгой:

На главную
Назад