Колония на кратере

Марк приказал спустить шлюпку и посадил на нее шесть лучших матросов. Стоя у бушприта[11], Марк видел, как она промелькнула вдоль борта и скрылась в ужасающей мгле этой страшной ночи; больше ее не видали.

Несмотря на эти тяжелые утраты, работа на судне шла своим порядком. Теперь и Хильсон понял, наконец, что дело идет о его собственной шкуре, и при этой мысли весь рассудок вернулся к нему. Как он ни был пьян, а все же успел изготовить и спустить вторую шлюпку, приказав матросам перенести в нее все припасы. В капитанской каюте имелось немного звонкой монеты, которая тоже снесена была на шлюпку по приказу младшего помощника.

Занятый распоряжением на баке[12] судна, Марк не замечал, что творилось на юте[13], где Хильсон оставался полновластным хозяином, имея в своем распоряжении нескольких матросов.

Судно, получив несколько последовательных толчков, почти миновало риф; теперь «Ранкокус» лишь чуть-чуть задевал за дно килем, и Марк выжидал только момент, чтобы бросить якорь на таком месте, где была достаточна глубина. Послав осмотреть трюм, Марк убедился, что воды в трюме не прибыло, и что подводная часть судна не получила никаких серьезных повреждений.

Наконец, настала желанная минута: судно очутилось на достаточной глубине, и Марк приказал отдать якорь. В этот момент Хильсон и его товарищи уже были в шлюпке; и снесло ли шлюпку волной, вдруг неожиданно окатившей всю палубу, или же кто-нибудь в суматохе, царившей тогда повсюду на судне, по неосторожности отвязал ее, только Марк, стоявший как раз у шпиля [14] в тот момент, как нахлынула волна, обдав его целым облаком тонких брызг, видел, как сквозь туман, злополучную шлюпку на гребне огромной волны; через минуту она скрылась в непроглядном мраке, царившем вокруг. Всякая помощь несчастным была немыслима! Сердце Марка болезненно сжалось, но что мог он сделать?.. В эту минуту Марк и не подозревал всего ужаса постигшего его несчастья. Только после того, как он обошел каюты, помещение матросов и бак, ему вдруг стало ясно, что из всего экипажа на «Ранкокусе» остались только два человека: он и Боб Бэтс.

Погода улучшалась с часу на час; перед рассветом небо совершенно очистилось, и туман рассеялся.

Тогда Марку пришло на мысль, что если они находятся вблизи какого-нибудь берега, то судно должно будет непременно подвергнуться влиянию прилива, и может случиться, что приливом его снова бросит на подводные камни… Во избежание этого нового несчастья Марк решил бросить еще один якорь, что они и привели в исполнение вдвоем с Бобом.

Глава IV

Усилия, потребовавшиеся для того, чтобы спустить якорь, были так велики, что совершенно истощили силы Марка и его единственного товарища и помощника Боба. Трудно себе представить, с каким нетерпением они ждали рассвета. Но вот первые лучи нарождающегося дня, осветившие восточную часть горизонта, дали им возможность начать наблюдения. Наши моряки, конечно, прежде всего обратили свои взгляды на подветренную сторону, но так как это был запад, то понятно, что там еще было почти совершенно темно. Они надеялись увидеть там если не целую группу островов, то хоть один какой-нибудь одинокий островок, но земли нигде не было видно. Правда, там было еще настолько темно, что можно было ошибиться. Марк спросил Боба, что он об этом думает?

— Подождать надо, мистер Вульстон, пусть немного посветлеет. Вот там, по левую сторону судна, как-будто виднеется что-то. Ох, уж мне эти подводные камни! У меня просто в глазах рябит от них. Всюду стоит тьма-тьмущая!.. Просто даже понять не могу, как это мы пробрались сквозь эту чащу.

Действительно, хотя волнение теперь совершенно унялось, и подводные камни и рифы казались теперь менее грозными и ужасными, чем в темную беспросветную ночь, все же не было никакой возможности обманываться относительно своего положения. При том состоянии, в каком теперь находилось море, было ясно, что повсюду, где только белела и пенилась вода, были рифы и скалы.

Большинство из них так мало выдавалось над водою, что волны перескакивали через них, оставляя после себя лишь едва заметную беловатую черту на поверхности моря. Эти подводные камни выростали из-под воды во всех направлениях, и глаз не мог обнять их крайнего предела. Было непонятно, какими судьбами «Ранкокус», врезавшийся в самую средину этого лабиринта утесов, не разбился о них вдребезги.

— Да, мистер Вульстон, — сказал Боб, — что против этого все наши Делаварские пороги? Сущие пустяки!

— Да, положение затруднительное, — со вздохом отозвался Марк, — я, право, не вижу, как мы можем отсюда выбраться.

— Гм, да!.. Если только с подветренной стороны нет какой-нибудь земли, то ничего не будет удивительного в том, если нам придется стать Робинзонами на весь остаток дней наших, — заметил Боб.

На западе над морем расстилался густой туман, но теперь под влиянием солнечных лучей туман этот быстро рассеялся, и Бобу показалось, что он видит в двух милях землю. Взобравшись на мачту, Марк в подзорную трубу увидел бесплодную скалу, густо населенную птицами, но без всяких признаков человеческого существования; и эта скала была единственной точкой земли на всем горизонте. Теперь они поневоле пришли к печальному убеждению, что все их товарищи погибли. Они поняли, что и их положение почти безвыходное. Однако, как истые моряки, они не стали предаваться отчаянию. Сильный голод давал себя знать, и они присели закусить.

Но пища как-то не шла в горло.

— А как вы думаете, Боб, — спросил вдруг Марк, — смогли бы мы вдвоем с вами управиться с этим судном в том случае, если бы нам удалось выйти в открытое море?

— Об этом следует подумать, мистер Вульстон! — отозвался Боб. — Конечно, и вы, и я, мы оба парни сильные и здоровые, да и не робки, а все же до берегов Америки ух как далеко!.. Да и не об этом нам теперь думать надо, мистер Марк!

— Как не об этом? Ведь раз нам удастся выйти в открытое море, нам надо будет постараться встретить какое-нибудь судно или же самим, плыть как-нибудь обратно.

— Эх, эх! Вот то-то же оно и есть! Ведь раньше-то всего нам надо выбраться отсюда, а в этом вся и штука!

— Ах, Боб, так неужели вы думаете, что мы здесь окончательно засели?

— Да что таиться, мистер Вульстон! Я думаю, что если бы здесь даже был сам наш покойный капитан Кретшли и весь наш экипаж, то и тогда все они, вместе взятые, ничего тут поделать не могли бы.

— Мне грустно слышать то, что вы говорите, Боб, а вместе с тем и я в душе того же мнения.

— Да, сударь, дело это пропащее! И рифы-то эти! Хоть бы они в каком-нибудь порядке тянулись в ту или другую сторону, а то ведь нет! Их тут точно пригоршнями насеяно. Сунься-ка с судном тут, так только и услышишь, как у него бока трещать будут.

— А все же надо будет попытаться, Боб!

— Да что и пытаться-то, если надежды никакой нет? Ведь мы с вами люди, и то, что выше сил, сделать не можем.

— Но что же делать, в таком случае?

— Что делать? Да вот, поробинзонствуем немного, а там и кости на покой!

— Поробинзонствуем? — повторил Марк, невольно улыбаясь этому выражению, хотя на душе у него было далеко не весело. — Прекрасно, но ведь у Робинзона был хоть остров, а у нас и того нет!

— Вон там, с подветренной стороны, есть какая-то скала, на ней, мне кажется, можно будет прожить как-нибудь, — заметил Боб с таким невозмутимым равнодушием, что во всякое другое время оно могло бы показаться в высшей степени комичным. — К тому же ведь у нас есть еще судно! — добавил он.

— А как вы думаете, Боб, долго ли могут выдержать пеньковые канаты, на которых теперь держится «Ранкокус», если при каждом малейшем движении судна они трутся о подводные камни? Нет уж, как хотите, Боб, а на месте мы оставаться тоже не можем; здесь нас ежеминутно ждет верная гибель.

— Что правда, то правда! А уж коли так, мистер Вульстон, то, если позволите, вот вам мой совет: там, на корме, у нас еще осталась маленькая шлюпка, вдвоем сесть в нее можно, и парус при ней есть; так вот, возьмем эту шлюпку и отправимся поближе посмотреть ту скалу. Можно будет захватить с собою и лот, и по пути измерить глубину, чтобы узнать, нет ли тут где-нибудь прохода. Исследуем фарватер [15], осмотрим ту скалу и уж тогда решим, что надо делать: тогда оно виднее будет. А так-то что?!

Совет был разумный, и Марк согласился. Спустив шлюпку, моряки заняли в ней каждый свое место. Боб отпихнулся, установил парус, и легкий попутный ветерок быстро погнал маленькую шлюпку. Надо заметить, однако, что этот попутный ветер, столь благоприятный в настоящую минуту, мог оказаться менее благоприятным для обратного пути.

Как только шлюпка отчалила от судна, Боб принялся измерять глубину. Но измерение было крайне затруднительно при быстром ходе шлюпки, и волей-неволей нашим морякам пришлось отказаться от систематического промера, который они первоначально имели в виду. Но, опуская время от времени лот, они все же могли убедиться, что в пространстве между подводными камнями почти повсюду было достаточно воды, чтобы поднять «Ранкокус», но над камнями ее было, конечно, слишком мало для такого большого судна. При этом лавировать между рифами и скалами оказалось, гораздо труднее, чем предполагал Марк. Если они благополучно шли на шлюпке, то этим они были гораздо более обязаны случаю, чем своей опытности, ловкости и искусству.

Не трудно себе представить, с каким живым интересом приближались моряки к той скале или островку, который они избрали целью своего осмотра; этот единственный клочок суши должен был стать их местопребыванием, быть может, на многие годы, быть может, на всю жизнь. При виде всего этого бесчисленного множества подводных скал, камней и рифов, между которыми им только что пришлось проплыть, у Марка почти окончательно исчезла всякая надежда вывести когда-нибудь из лабиринта скал злополучное судно.

Он едва смел надеяться, что ему удастся привести его хотя бы только туда, куда они в настоящее время направлялись сами.

По мере того, как моряки приближались к острову, они все более убеждались в безошибочности своих предварительных наблюдений и предположений: этот риф, или остров, на самом деле не имел одной мили в длину и около полумили в ширину и тянулся в направлении от востока к западу; скалистые берега его возвышались всего на несколько футов над водою; только в части острова, обращенной к востоку, берег был вдвое выше. Середину острова занимала гора, имевшая от шестидесяти до восьмидесяти футов вышины и заканчивавшаяся обширным горным плато, что придавало возвышенности форму правильного усеченного конуса. Здесь, на этом острове, было далеко не так много птиц, как на всех остальных островках, или, вернее, голых рифах и скалах, теснившихся со всех сторон вокруг главного острова; там этих птиц было множество.

Наконец, шлюпка пристала к острову. Трудно себе представить то чувство, с каким Марк высадился на пустынный берег. Присмотревшись к характеру местной почвы, Марк вскоре убедился, что остров отнюдь не представляет собою кораллового рифа, а все указывает на несомненное вулканическое происхождение.

Это открытие было далеко не утешительно для Марка и его товарища. Безмолвие пустынных берегов нарушали одни только птицы, кружившиеся над головами пришельцев с громкими криками; их доверчивость, отсутствие у них всякого страха и робости доказывали, что они еще не видали человека.

Возвышенность, занимавшая всю средину главного острова, естественно, прежде всего остановила на себе внимание прибывших; моряки первым делом направились к ней в надежде, что с вершины горы им откроется более обширный горизонт.

Но, дойдя до подошвы этой возвышенности, они убедились, что взобраться на нее не так легко, как они полагали. С виду гора эта казалась положительно неприступной; однако, после долгих стараний им, наконец, удалось найти одно место, где с трудом можно было добраться до ее вершины. Здесь их ожидал новый сюрприз: вместо предполагаемого плоскогорья перед ними зияло, точно разинутая пасть, темное, глубокое жерло, которое Марк, не задумываясь, должен был признать за кратер потухшего вулкана.

Наружные стены кратера представляли собою правильное кольцо, а образовавшаяся из застывшей лавы и шлака кора достигла необычайной толщины. С внутренней стороны эта стена шла совершенно отвесно и лишь в нескольких местах имела небольшие выступы, по которым, и то не без риска, можно было спуститься внутрь кратера.

Внутренность кратера представляла собою совершенно гладкую равнину, поверхностью, приблизительно, около ста акров [16].Самая стена кратера достигала почти всюду высоты двадцати метров. Только с наветренной стороны она была немного ниже и в одном месте образовала небольшую брешь, представлявшую собою как бы вход в громадную чашу кратера.

Этот увенчанный естественною аркой вход имел около семи метров высоты и около четырех метров ширины. Вся поверхность этого потухшего вулкана была покрыта довольно твердою, но хрупкою корою; Марк, пробовавший в нескольких местах пробивать ее ногою, заметил, что при этом сапог его каждый раз покрывался микроскопической тонкой, необычайно легкой пылью, или, вернее, налетом, похожим на самый тонкий пепел с примесью песку, гравия и мелких известковых или меловых ракушек.

Кроме того, почти повсюду встречались явные следы того, что море временами, вероятно, в сильную бурю, навещало эти места: черту его вторжений ясно обозначали оставленные на земле густые слои соли. Этим присутствием осадков морской соли можно было отчасти объяснить отсутствие здесь всякой растительности. Марк заметил также, что птицы боязливо обегали кратер вулкана, точно они инстинктивно чуяли здесь опасность. Они сотнями кружились по соседству, и даже вокруг самого вулкана, но ни одна из них никогда не перелетала через его кратер и никогда не пересекала его.

Глава V

Окончив беглый осмотр кратера, Марк и Боб снова взобрались на обрыв вулкана. Отсюда открывался вид на остров и на значительное пространство океана. Теперь Марку становилась понятной геологическая формация этих рифов: очевидно, они находились теперь на высшей точке горы вулканического происхождения, единственными выдающимися над водою пунктами которой являлись этот остров с кратером потухшего вулкана и небольшая группа окружавших его скал, служивших приютом мириадам птиц.

Окидывая взглядом пространство океана, Марк старался определить хотя бы приблизительно протяжение, занимаемое подводными скалами, принимая в соображение и то, что ему удалось видеть с своего судна. Он пришел к заключению, что площадь, занимаемая подводными отрогами вулканической группы гор, равняется, приблизительно, двенадцати морским милям [17].

— Гм, да-с, мистер Марк, нас таки порядком позатерло здесь, — заметил Боб. — Мы здесь словно Робинзон на своем острове. Разве только то, что он, бедняга, был один-одинешенек, а нас с вами двое.

— Я бы от души желал, чтобы это была единственная разница между ним и нами, Боб, но, к сожалению, это не так: у Робинзона был остров, а у нас — неприглядная голая скала; у него был источник пресной воды, а у нас его нет; у него был лес, а у нас ни травинки. Все это весьма неутешительно.

— Вы красно говорите, мистер Вульстон, но вы забываете, что у нас есть «Ранкокус», образцовое судно, которое и сейчас еще так же цело и невредимо, как в тот день, когда мы вышли из Филадельфии; а пока есть на воде хоть одна доска, истый моряк никогда не теряет надежды!

— В этом я с вами согласен, Бэтс! Но судно наше только тогда может быть годно на что-нибудь, если мы сумеем вытащить его оттуда.

— Что и говорить, неважную стоянку себе выбрал наш «Ранкокус», но даже и там, где он теперь стоит, проку нам от него много: во-первых, там у нас такой запас пресной воды, что на нас двоих ее хватит на круглый год, а наступят дожди, так эти запасы и возобновить можно будет. А кроме того, наше судно может служить нам жильем, да еще каким! Вы будете жить в капитанской каюте, а я подвешу свою койку на баке, как будто ничего не случилось.

— Бросьте вы эти различия, милый Боб, и не будем никогда более говорить о них. Но вы забыли упомянуть еще об одной важной услуге, которую нам может оказать «Ранкокус»: ведь мы можем разобрать его и воспользоваться материалами для сооружения нового судна, надежного для плавания по этим морям и вместе с тем такого, которое можно было бы провести между этими рифами и даже над ними. Тогда нам удастся, быть может, вернуться в Америку и увидать наших близких друзей.

— Не робейте, мистер Марк, не робейте! Я хорошо понимаю, что когда неотступно стоит перед глазами образ милой женушки, которая со слезами зовет вас в свои объятия, тогда грешно было бы не стараться придумать какого-нибудь средства, чтобы вернуться к ней. Ведь душа-то у человека не камень. Так пусть уж будет по-вашему, и когда вы приметесь за дело, я не пожалею рук, чтобы помочь вам.

— А знаете ли, Боб, — продолжал Марк после некоторого молчания, — я думал сейчас о возможности привести сюда наше судно. Если нам удастся привести его в эту бухту, оцепленную подводной стеной скал, то здесь, за ветром, оно простоит многие годы. К тому же, если мы вздумаем строить новое судно, то нам понадобится более обширная верфь[18], чем палуба «Ранкокуса», да надо будет подумать и о возможности спустить новое судно на воду. В виду всего этого нам прежде всего следует попытаться привести сюда «Ранкокус».

Боб, конечно, не замедлил согласиться, имея в виду также и то, что здесь его запасы пресной воды со всем тем, что имелось на судне, будут в целости и сохранности, тогда как там, окруженное со всех сторон подводными скалами и рифами, злополучное судно неминуемо должно будет разбиться вдребезги при первой буре.

Придя к соглашению относительно этого важного вопроса, Марк и Боб спустились с вершины кратера и вернулись к своей шлюпке. Море все еще было спокойно, а потому Марк не особенно спешил возвращением. Он посвятил еще около получаса на измерение глубины природной бухты, огражденной подводною грядою скал, едва заметных над поверхностью моря, но прекрасно преграждавших путь морскому волнению. На поверку оказалось, что здесь достаточная глубина, а дно заливчика чистое, песчаное, как нельзя более благоприятное для будущей стоянки «Ранкокуса».

Покончив с этим делом, наши моряки пустились в обратный путь. Марк не выпускал из рук лота, тщательно изучая фарватер. Ему пришлось убедиться, что выполнению их замысла мешают два серьезных препятствия. Первое состояло в том, что путь, по которому они теперь следовали, ясно лежал на одном месте между двумя грядами подводных скал, тянувшихся на протяжении более четверти мили, почти параллельно друг другу, на расстоянии всего каких-нибудь ста двадцати пяти метров одна от другой.

В промежутке между ними глубина была вполне достаточная, но пространство между ними было слишком незначительно, чтобы могло пройти беспрепятственно такое большое судно, как «Ранкокус». Шлюпка четыре раза прошла этот кусок пути, и Марк каждый раз внимательно изучал фарватер, измеряя его глубину чуть ли не на каждом метре, и усердно вглядывался в воду. К счастью, она была прозрачна, и при дневном свете можно было прекрасно видеть на глубине от четырех до шести метров. Наши моряки могли убедиться, что если «Ранкокус» не будет ни на йоту уклоняться ни в ту, ни в другую сторону и пройдет прямо, как стрела, через эту теснину, то никакая иная опасность не будет ему грозить. Вторым же, более серьезным препятствием на пути к упомянутой бухте был большой подводный утес, хотя и находившийся на весьма значительной глубине, но все же не достаточной для судна с таким водоизмещением и так глубоко сидевшего в воде, как их «Ранкокус».

За исключением только одного места, более тридцати трех метров шириною, представлявшего собою, повидимому, глубокую расщелину подводного утеса, судно никоим образом не могло бы пройти в этом месте, в расщелине же было достаточно воды, и только тут можно было с большою осторожностью провести «Ранкокус». По обе стороны этого узкого прохода необходимо было поставить вехи или буйки, так как малейшее уклонение вправо или влево повлекло бы за собою неминуемую гибель судна.

Марк и его товарищ вернулись к себе на «Ранкокус» лишь около трех часов пополудни. Бедные животные — свиньи, птицы и козочка — со вчерашнего дня ничего не ели. Накормив животных, друзья присели за свою скромную трапезу, состоявшую, главным образом, из холодного мяса. Окончив свой обед, Марк снес на шлюпку два буйка и необходимые для их установки небольшие якоря и затем немедленно отправился вместе с Бобом к опаснейшему месту пути.

Им пришлось целый час отыскивать это место, и затем они более часа провозились с установкой буйков. Окончив эту работу, наши приятели вернулись, не теряя ни минуты, на судно, так как погода должна была, повидимому, измениться к худшему. Теперь следовало решить, попытаться ли им немедленно тронуть судно с места, чтобы укрыть его в надежной бухте, прежде чем успеет налететь буря и пока только что пройденный путь еще свеже сохранился у них в памяти, или же положиться на выносливость и прочность якорных канатов и вверить им свою судьбу. Несмотря на свою крайнюю молодость, Марк был очень смышлен в своем деле, и на этот раз он решил, что тронуться сейчас же будет все же менее рискованно и опасно, чем при наличности данных условий оставаться на месте. Раз было принято это решение, терять время нельзя было; каждая минута была дорога. Ветер уже начинал давать себя чувствовать порывами, солнце уходило в облака, и на всем горизонте с подветренной стороны небо приняло какой-то зловещий вид. С минуту Марк колебался, но в этот момент Боб Бэтс крикнул ему, что все уже готово, и, высоко подняв над головою топор, Марк ударил им по канату. То был решающий удар.

В такого рода плавании малейшая ошибка могла бы стать гибельною, а потому Марк настоятельно приказал Бобу зорко смотреть вперед. Он раз десять окликал его, справляясь, не видит ли он буйков. Наконец, он услышал желанный ответ:

— Вот они! Славно! Так, так, командир! Разве вы их все еще не видите? Вон, вон!

Минуту спустя и Марк увидел сперва один буек, а затем и другой; они показались ему на этот раз как-то страшно близко один от другого.

— Руль по ветру! Будь, что будет! — крикнул он. А сам, затаив дыхание, следил за малейшим движением судна, которое легко и свободно направилось между двумя роковыми значками. С замиранием сердца ждал он с секунды на секунду, что оно вот-вот взроет носом землю. Но буйки остались за кормою судна. Первая, страшная опасность миновала. — Смелей вперед!

Оставалась еще вторая половина пути; отыскать узкий проход между двумя грядами скал было не легко; а тем временем ветер уже настолько усилился, что море повсюду бурлило и клокотало, дробясь о подводные камни. Но когда, наконец, удалось распознать проход, Марк уже более не страшился ни волнения, ни ветра. Отсюда уже был виден кратер, и ошибиться в направлении не было никакой возможности. Гордо вздымаясь на волнах, «Ранкокус», как стрела, пронесся через узкий проход между скалами и камнями. Теперь осталось только обогнуть северную часть «Рифа», как окрестил Боб главный остров, войти в бухту, выбрать наиболее удобное место, чтобы стать на якоре.

Когда «Ранкокус» встал, наконец, на лучший из своих якорей, плавно покачиваясь посреди хорошо защищенной бухты, где волнение было почти не чувствительно, всего в каких-нибудь полутораста футах от острова, Боб высоко подбросил в воздух свою шапку и тремя радостными возгласами торжествовал победу.

Будущие обитатели острова не могли даже желать лучшего якорного места для своего судна. Вскоре Марку и Бобу пришлось от души порадоваться принятому ими решению. В эту ночь не раз налетал шквал, и навряд ли судно могло бы уцелеть, если бы оно оставалось на своем прежнем месте.

Даже здесь, в закрытой бухте, море бурлило и пенилось, и разбивавшиеся о природную преграду волны обдавали своими брызгами плавно колыхавшийся «Ранкокус». Марк оставался на палубе до полуночи и затем спустился в каюту, где проспал до утра. Боб, отстояв свою вахту, с вечера забрался на свою койку и появился снова на палубе лишь поздно утром. Марк, вставший ранее его, еще раз осмотрел со всех сторон окружавшую их местность и затем спустился в каюту, где уже был накрыт и подан приготовленный Бобом завтрак на обеденном столе капитана. За завтраком завязался между Марком и Бобом обычный дружеский разговор.

— А что вы думаете, Боб, ведь, если бы мы остались на нашем прежнем месте, едва ли бы мы с вами сегодня имели такую столовую и такой завтрак!

— Да, пора было выбраться оттуда, а все-таки хотя я первый стоял за то, чтобы уйти оттуда, сознаюсь по совести, я не надеялся добраться сюда.

— Да, Боб! При всем постигшем нас несчастии, наша участь много отраднее участи наших товарищей и других моряков, суда которых разбивались и шли ко дну.

— Да, мистер Марк, ведь много значит, что наше судно уцелело! У нас громадные запасы пресной воды, солонины, свинины и всяких других припасов лет на шесть хватит, муки и хлеба — на целый век, а, кроме того, и лакомств разных немало.

— Да, наше судно имеет прекрасные запасы, но вот беда: мы уже полтора месяца питаемся исключительно соленым мясом, и если это будет продолжаться так еще хотя дней пять, то нам не миновать заболевания цынгою.

— Ну, уж это лишнее! Здесь должно быть рыбы вволю, хлеб у нас есть, и, отказавшись хоть на время от солонины и свинины, мы избежим этой беды.

— Что и говорить! Свежая рыба весьма полезна в таких случаях, а черепахи были бы еще полезней; но главным образом поддерживает в таких случаях здоровье человека разнообразие в пище; надо чередовать почаще мясо, овощи, рыбу и плоды. Что нам здесь не достает, так это хотя бы только небольшого клочка земли, пригодной для того, чтобы развести здесь нечто в роде огорода. Я не видал вчера здесь клочка травы. И даже морских трав самых обычных я не встречал нигде. А в здешнем климате все овощи и фрукты пошли бы превосходно.

— Да, это так, и я-то в этом деле мог бы вам кое-чем служить: есть у меня в одном мешечке отборнейшие семена тех дынь, что мы ели с вами на Востоке. Вот если бы их здесь посеять, так славные бы фрукты были у нас к столу!

— Да, это мысль прекрасная, добрейший Боб, тем более, что теперь как раз удобное время для посевов. Думаю, у нас на судне найдется и несколько картошек для посадки.

— Картофель у нас есть, я это знаю, да и других семян немало.

Во все время завтрака приятели беседовали на ту же тему, и едва они встали из-за стола, Марк, не медля ни минуты, принялся сортировать различные найденные им семена, покуда Боб перемывал и прибирал посуду. На судне жило несколько свиней; эти животные избрали для себя жилищем одну из больших шлюпок, которые были спущены с судна в эту роковую ночь. С тех пор, лишившись избранного ими хлева, они бродили по всей палубе, ютясь то тут, то там, вследствие чего, понятно, порядок и чистота на палубе немало пострадали, и Боб решил спустить этих свиней теперь же прямо в море, будучи уверен, что они вплавь достигнут берега. Так и случилось.

Очутясь на суше, эти четвероногие с большим усердием принялись взрывать землю, повидимому, вполне довольные своею участью, а Марк стал собирать в небольшой боченок оставленные ими нечистоты с целью воспользоваться ими в качестве удобрения для будущего огорода. Заметив это, Боб сказал, что знает несравненно лучшее удобрение, которого к тому же здесь должно быть вволю: в Перу или Чили жители почти исключительно пользуются для этой цели птичьим пометом, который собирают на всех прибрежных скалах и утесах. Птичий помет стал даже немаловажным предметом экспортной торговли под наименованием «гуано». При своих прекрасных качествах это гуано имеет еще и то значительное преимущество, что его надобно сравнительно немного; испанцы, по преимуществу, пользующиеся этим прекрасным удобрением, обкладывают им свои посадки и растения по мере надобности или же сообразно росту и развитию растений. В заключение Боб предложил отправиться сейчас же на один из ближайших островов, кишевших птицами всех величин и видов, чтобы добыть там гуано.

Марк с радостью принял это предложение; забрав с собою корзину и лопаты, они отправились вдвоем на один из островков. Не более, как в полчаса они собрали изрядный запас удобрения и отправились к рифу. Они пристали близко у входа, ведущего во внутрь кратера.

Свиньи в нескольких местах уже взрыли почву; присмотревшись внимательнее к их работе, Марк убедился, что под верхним слоем коры лежит довольно рыхлая и крупная зола, которая, будучи подвергнута непосредственному влиянию воздуха, с примесью гуано и возможного мелкого сора, кухонных отбросов и т. п., могла бы дать, быть может, почву, достаточно пригодную для скромных огороднических целей.

Еще накануне, будучи на вершине кратера, Марк заприметил там два-три местечка, показавшиеся ему наиболее подходящими для первого посева, тем более, что на вершину уж никак не могли взобраться четвероногие обитатели Рифа, а следовательно, ни грядкам, ни ожидаемым всходам не предстояло от них никакой опасности.

Глава VI

Взбираясь на вершину кратера, Марк по пути вырубал в стене выступы наподобие ступеней, которые должны были впредь значительно облегчить этот подъем. Добравшись до вершины, Марк отыскал заранее намеченные им места и, размотав имевшийся при нем обрывок снасти, бросил один конец этой веревки вниз, внутрь кратера. Боб, остававшийся внизу, сейчас же привязал к нему корзинку с гуано, а Марк проворно втащил ее наверх. Повторив эту операцию несколько раз, товарищи перетаскали на вершину все, что им было нужно; после этого Боб повернулся к своей шлюпке, чтобы прикатить оттуда боченок со свиным пометом и разным другим мусором, который они захватили с судна. Втащив и это на вершину кратера, Марк принялся усердно вскапывать землю и перемешивать ее тщательным образом с имеющимися у него различными отбросами. Боб также не терял даром времени; и на одном из островков, ближайших к Рифу, отыскал изрядное количество различных морских водорослей. Он сделал шесть рейсов на своей шлюпке туда и обратно и каждый раз привозил огромную охапку этих водорослей, которые затем были доставлены при помощи каната на вершину и поступили на удобрение почвы для посева. Вслед за последнею охапкой этих трав Боб сам отправился туда же и присоединился к Марку.

Они проработали около часа, после чего рискнули приступить к посеву. Для опыта они избрали дыни, бобы, горох и кукурузу; кроме того, посеяли огурцы и лук. Все эти семена были припасены судохозяином «Ранкокуса», принадлежащим к секте квакеров, известной под названием «Друзей». Учение «друзей» являлось странной смесью проповеди филантропии и алчности к наживе; вот почему судохозяин в числе массы других полезных и необходимых предметов сделал большой запас всяких дешевых семян, которые предназначались для раздачи туземцам островов, куда шел на этот раз его корабль для своих хищнических и торговых операций.

Когда приятели спустились вниз с «Вершины», — как решил назвать весь верхний край возвышенности кратера Боб, — наступил уже час обеда. В долине кратера Боб устроил род навеса с помощью обрывков старых парусов. Здесь наши друзья обсудили все, что им предстояло сделать для своего удобства и благополучия. Между прочим, было решено на случай беды еще прочнее укрепить «Ранкокус» при помощи надежных канатов.

Проснувшись около двух часов пополудни, Боб прежде всего позаботился о свиньях: он накормил их и думал было напоить, но Марк нашел это совсем излишним в виду того, что надвигались тучи: можно было ожидать дождя с часа на час. Заметив между тем, что один боровок усердно взрыл почву у самого основания кратера, при чем провел довольно правильную борозду, усеянную на известном расстоянии друг от друга маленькими кучками рыхлой золы, Марк возымел желание воспользоваться этою работою боровка для нового посева горсточки семян лимонов, апельсинов, винограда, смоковниц, померанцев [19] и других плодов.

По окончании посева Марк стал думать и о том, как оградить его от всяких злоключений, и с этой целью он, выходя из кратера, выгнал оттуда свиней, а самый вход загородил старым парусом, надежно укрепив его.

Тем временем гроза надвигалась: в виду этого наши приятели поспешили вернуться на свое судно, чтобы не промокнуть до костей. Действительно, едва успели они укрыться в каюте, как полил дождь.

Благодаря изменившемуся ветру судно прибивало слишком близко к подводной стене, служившей оградой маленькой бухте. Это еще более убедило наших моряков в необходимости прочно утвердить «Ранкокус». Боб подал блестящую мысль свезти на берег наиболее крупный и надежный из якорей, утвердить его в скалах так, чтоб он зацепился за них и сидел неподвижно, а затем притянуть к нему надежными канатами судно.

Но так как для перевозки якоря понадобился бы плот, — маленькая шлюпка была не пригодна для этой цели, — то все предприятие было отложено до следующего дня.

Марку очень хотелось взглянуть на молодые посадки и посевы после ливня. Было важно также выяснить количество воды, оставленное дождем на рифе. Друзья решили отправиться на часок-другой на остров перед наступлением сумерек. Отправляясь в путь, Боб вдруг вспомнил о проживавших на судне домашних птицах, курах и утках, имевших до крайности жалкий вид; это было не удивительно, если принять в соображение, что эти несчастные пернатые находились уже более пятидесяти дней в открытом море. Боб предложил поселить их на острове, предоставив им самим отыскивать себе пищу, при чем намеревался, с своей стороны, по мере надобности подкармливать их и приглядывать за ними.

Таким образом куры и утки были выпущены на волю. Завидя сушу, они направились, одни — вплавь, другие — летом, к острову, где тотчас же и принялись что-то поклевывать с такою жадностью, как будто перед ними было рассыпано самое отборное зерно. К немалому удивлению Марка, оказалось, что и вся палуба усыпана какими-то мелкими слизистыми шариками, которые выпали, очевидно, вместе с дождем и пришлись, как видно, очень по вкусу не только всем птицам, но также и свиньям.

Теперь на судне из всех животных оставалась только коза, и хотя от нее едва ли можно было ожидать какой-либо пользы, да и кормиться-то ей здесь на острове было положительно нечем, все же Марку казалось бесчеловечным зарезать или заколоть это животное. Поэтому было решено свезти на остров и ее. Прибыв туда, Марк убедился, что все, даже малейшие углубления скалистой почвы, было наполнено дождевою водою, и что самая почва впитывала в себя лишь очень малое количество. Воды было так много, что ее хватило бы теперь на то, чтобы наполнить все бочки и боченки, имевшиеся на судне.

Что же касается посевов, то дождь нимало не повредил им. Хотя каждая лунка, вмещавшая в себе зерно или семя, вплоть до краев была наполнена водою, тем не менее ни одна из них не была размыта ливнем. Марк опасался, что запоздал посадкой и что вскоре наступит засуха, которая погубит его всходы. Поэтому неожиданная поливка оказалась весьма кстати. Принимая в соображение могучее влияние солнца в этих широтах, Марк был уверен, что потребуется лишь немного дней для того, чтобы иметь возможность безошибочно судить о результатах смелой попытки оплодотворения мертвой почвы острова. Осмотрев свои посевы и посадки, Марк и Боб вернулись на «Ранкокус».