7
Бытие. Гл. 3. Ст. 16:
"Жене сказал: умножу скорбь
твою в беременности твоей;
в болезни будешь рожать детей"…
Без симбионта человек слаб настолько, что даже воспроизводство его протекает мучительно и с риском для жизни.
— В следующий раз он тебя убьёт, — сказала Марина, отрезая ножницами хирургическую нить, которой минуту назад успешно стянула края очередной раны.
На этот раз без рассечений не обошлось.
В пылу схватки я и не заметил, что мне крепко досталось: грудь и лицо были разбиты в кровь. Предплечья и голени — сплошные синяки. Впрочем, с гематомами, как раз, понятно — удары мутана легко было спутать с ударами кувалды. А удар — есть удар, вне зависимости от того, куда он приходится: в цель или гасится на блоке. Но вот когда мутан успел надорвать мне левое ухо, разбить губы и рассечь грудь, — не помню.
Кажется, я это сказал вслух.
— Вот так, однажды, ты придёшь домой без головы, — поддержала Марина. — И не сможешь вспомнить, где её потерял.
О доме это она напрасно.
Что не по мне дембель плачет, я уже понял: без улитки под кожей меня отсюда не выпустят.
Будут бить либо пока не соглашусь, либо пока не отправлюсь в свой последний путь, на встречу с Солнцем. Тут у них всё продуманно. Для похорон крематорий не требуется. Ввиду близости к светилу.
Мы опять в процедурной. Только теперь я лежу. Топчан, клеёнка… ну и йод, пенициллин, резина… вы уже знаете.
Нашла меня Марина. Разумеется, в изоляторе. Где же мне ещё быть? Сидел на полу в луже крови. Было плохо. Впрочем, сейчас немногим лучше. Даже с учётом лёгкой эйфории от лекарств.
Мне было горько: я уважал мутана! Уважал нелюдь, которая прикончила мою расу!
А ещё мне было непонятно: как Борис сумел заделаться бойцом за двое суток? Я же ничего не путаю: прошло два дня.
А послезавтра, в пятницу, у Маринки день рождения…
А если он в душевой притворялся… то, выходит, ещё хуже: какого уровня должна быть подготовка, чтобы так ловко сыграть роль тупого качка, ничего кроме железа в своей жизни не видевшего? Это же как навыки вождения велосипеда: вы можете дурачиться и судорожно дёргать руль, но никогда не заставите себя УПАСТЬ! И ехать на голом пузе по мокрому полу, упиваясь собственным криком, не будете!
Но если это боец… вот, чёрт! Не мог профи пропустить удар в голову. Даже локтем. И "купиться" на явно неподготовленный, откровенно фальшивый удар ногой не мог.
Выходит, специально пропустил? Специально пропустил смертельный удар в висок?
Чушь!
Майор сразу предупредил, что в моём мутуальном будущем нисколько не сомневается. Но обещал играть честно: только аргументы! Простые и ясные. И конечный выбор за мной.
А Маринка? — я уже бояться её начинаю, — какая вероятность, что спустя пять лет мы встретимся именно здесь? Или это тоже один из элементов игры?
— Ты его знаешь?
— Бориса? — уточняет Марина.
— Бориса, — упавшим голосом подтверждаю я.
— Он — пилот в моём экипаже, — она говорит это таким тоном, будто её пилоту каждый день проламывают голову.
— Но как же… — я ненавижу себя за эту растерянность. — Не понимаю.
— Мы тоже, — признаётся Марина. — Комплектацией и "доводкой" экипажей занимается крюинг. Тренировки, учёба, совместные действия… Они вообще большие затейники. Вот и тебя нам придумали. Наверное, чтобы посмотреть, как мы выпутываться будем.
Она заканчивает мои швейные дела и ещё раз проходится по сшивкам тампоном пропитанным йодом. Не сказал бы, что особенное удовольствие.
— Это я у вас как боксёрская груша? Проблема, которую нужно решить коллективно и к радости крюинговых кураторов?
— Что-то в этом роде, милый… полежи спокойно, я запущу сканер.
Мимо меня шуршит колёсиками обруч. Только теперь, судя по ощущениям, вердикт будет настоящим. Липовыми "трещинами" в рёбрах дело не обойдётся.
— И скоро вы отправитесь?
Я завидую. Люто. До дрожи в голосе. До черноты в глазах.
Эти люди увидят звёзды. Увидят чужую жизнь, в чужом мире, под чужим, незнакомым солнцем… Бартон и Камерон, Блексленд и Лейхгардт, Карсон и Фрезер… Их слава и подвиги ничто, по сравнению с чудесными открытиями, которые суждены Марине и её экипажу.
— Не скоро, миленький, — признаётся мой ангел. — У нас некомплект.
— Повара не хватает?
— Командира, — Марина озабоченно щёлкает клавиатурой. — Но это общая беда… Ну-с, вроде бы обошлось. Только потеря крови. Вообще-то при таких ранениях я должна вызвать дежурного офицера. Рапорт будешь составлять?
Я качаю головой: какое изощрённое издевательство!
— А что с командиром? — сесть на кушетке из положения "лёжа" с первой попытки мне не удаётся. — Что ещё за дефицит?
— Это самое простое, миленький, — она озабоченно смотрит, как я, сидя, пытаюсь держать равновесие. — Командиром может быть только тестацелл.
— И что? — я пристраиваюсь к стене, и сразу чувствую себя уверенней.
— Да ничего особенного, — она кокетливо ведёт плечиком. — Тестацелл — хищник, и, в отличие от лимаксы, выбор — симбиотировать или нет — за ним, а не за человеком. До самого соития тестацелл в кибернетической сборке с компьютером. Про искусственный интеллект что-нибудь слышал? Вот эта сборка и рулит ситуацию. Предпочтение мужчинам, но далеко не каждому… один на миллион. Ты можешь встать?
Я пытаюсь переместить центр тяжести на ноги и с ужасом понимаю, что эту вершину мне сегодня не одолеть.
— Понятно, — говорит Марина. — Тогда сиди. Сейчас поедем.
Уже через минуту меня везут к лифту. Вот что значит, армия! Дисциплина!
А мне обидно до слёз: тоже мне, госпиталь называется! Человек приходит сам, ногами. А через два дня лечения его уже на каталке возят.
Да и "победа" моя… с душком. Если бы этот парень не подставил голову, я бы, наверное, прямо там, в коридоре, и коньки бы отбросил!
Каталка въезжает в изолятор. Привычно рябит светом чей-то призыв.
Маринка что-то говорит. Наверное, даёт мне какие-то инструкции. Или объясняет водителю каталки обратную дорогу. Ха-ха! "Щас умру"! Не, точно умру… и не от смеха.
Я плыву в оранжевый туман.
Какой же дрянью она меня накачала? Ведьма!
Господи, как плохо-то… ужасно…
Туман рябит россыпями сигналов. Я осознаю, что у меня бред, но ничего не могу с этим поделать: вот она — матрица, и послушные моей воле сигналы один за другим занимают свои места в этой сетке. Сигналы недвижимы, инертны, бездыханны. Не скачут зайцами по закромам сознания, мешаясь и путаясь. Вот они, — замерли. И теперь я спокойно могу прочесть, о чём же мне хотел поведать неведомый друг: "ОТЗОВИСЬ ПЯТЬ РАЗМЫКАНИЙ ЦЕПИ БЫСТРО".
Я удивлён и разочарован. "Размыканий"? "Цепи"? Потом озарением "доходит" — если корреспондент может управлять падением напряжения в сети, то что мешает ему регистрировать изменение разности потенциалов, в связи со включением и выключением электроприборов?
Тогда и в самом деле, включив и выключив что угодно пять раз подряд, я дам ясный сигнал о приёме сообщения.
Вот только вставать и тащиться к выключателю света, задачка не из простых. Теперь мне смешно: пока я под наркотиком, сигналы ясны и понятны, но я не могу встать, чтобы ответить. Но когда я приду в себя и смогу добраться до выключателя, наркота выйдет из крови, и я уже не смогу так легко принимать текст.
Чуть позже приходит в голову, что "тащиться" в такую даль незачем: у меня на запястье браслет датчика биопотенциалов. С ним-то я должен справиться.
Я кладу правую руку на браслет левой, нащупываю тумблер выключателя и быстро пять раз им щёлкаю.
Минута. Вторая. Ничего.
И вдруг мой туман распускается радостными соцветиями сигналов: "ТЫ ЧЕЛОВЕК ДА ДВА ВКЛ НЕТ ТРИ ВКЛ".
Разумно, конечно. "ДА" — две буквы, "НЕТ" — три.
Легко понять. И запомнить.
Я дважды щёлкаю выключателем браслета.
А потом думаю: "какого чёрта"? И в ответ выщёлкиваю своему собеседнику: "А ТЫ КТО".
А что? Пусть не думает, что он один такой умный!
Ответ приходит через секунду. Странный такой ответ: "ВОИН".
Удивил! На "Кассиди", похоже, все воины. Даже те, кто на голых задницах по кафелю душевой катаются.
"ТЫ СОМНЕВАЕШЬСЯ".
Я не отвечаю. Раздумываю. Вот человек признался, что он — воин. А я даже не уверен, что могу ему посочувствовать.
"СКОЛЬКО ТЫ УБИЛ".
Ну, на этот вопрос я могу ответить абсолютно точно: "НИ ОДНОГО".
"А Я ТЫСЯЧУ".
Тогда я повторяю вопрос: "КТО ТЫ".
И он мне отвечает: "Я ТЕСТАЦЕЛЛ".
И мы продолжаем нашу беседу.
8
Бытие. Гл. 3. Ст. 17:
"Адаму же сказал:…
проклята земля для тебя;
со скорбью будешь питаться
от неё во все дни жизни своей"…
Речь не об оскудении земли, а о
вынужденном ограничении пищевого
рациона человека. Поскольку без
симбионта лишь немногие плоды и
растения годятся человеку в пищу.
Армейская терапия как всегда на уровне: "в лазарете отлежался, на штыки врага помчался"…
Во всяком случае, успехи местной медицины налицо. В том смысле, что по роже моей не скажешь, что третьего дня был избит нещадно: ухо срослось, разбитые губы вернулись к естественной форме, размерам и цвету (мазь номер пять, электрофорез, бетонин внутримышечно). А то, что косточки мои при неосторожных движениях скрипят и побаливают, — скрываю, дабы вводить врагов в заблуждение: огурчик совсем свежий, только из госпиталя. Хоть сейчас в бой.
Всего "врагов" — семь. Команда звездолёта. Некомплект.
Празднуем в экипаже: кают-компания, восемь кубриков, кухня, удобства…
Борис со своей девушкой Викторией. Тот, что в душевой был "вторым", зовётся Сергеем, сидит на кушетке рядом с Линой. "Третий", он же "добряк с лавочки", — Василий, у него в руках гитара, а на плечах — Диана. Что нисколько ему не мешает довольно ловко управляться с инструментом. Играет он здорово.
Поёт не хуже.
Впрочем, они все поют…
И Маринка-именинка, тоже. Я и не знал, что у неё такой чудесный голос.
Только чему удивляться? Захотела — заголосила. Захочет — полетит.
Лимакса — червь сомнений, на поверку исполнителем желаний обернулся.
Хотя… может, пока Маринку во враги не записывать?
Она сидит рядом. Её рука на моём колене. Будто боится, что я встану и уйду.
Напрасно. Боится напрасно, говорю. Я и сюда-то едва доковылял. Надо передохнуть… перед обратной дорогой.
То, что мы с Борисом едва не убили друг друга, никак не сказывается на душевности посиделок: девушки очень красивы и приветливы. Парни добродушно снисходительны. Беседы исключительно о прекрасном и возвышенном: звёздная экспансия, звёздное будущее, звёздные перспективы человечества.
Я помалкиваю. Только невежи в чужих монастырях свои уставы пиарят. Вот и молчу, что не проходит мимо внимания прекрасной половины нашего тёплого собрания:
— А кто вы по специальности, Семён? — тормошит меня Лина. — Марина говорила, историк?
— Юго-Восточная Азия. Средние века.
— Таиланд? Лаос? Камбоджа?
— Нет, Япония. Сёгунаты Минамото, Асикага, Токугава…
— О! — вклинивается Сергей. — Мне тут набор ножей обломился. Интересуюсь знать твоё мнение.
Он прячется в одном из кубриков. Через минуту возвращается.