Помоги проекту - поделись книгой:
— Брось, парень, — сказал командир. — Не ломайся. Всегда приходит время, когда нужно что-то сделать. Не спорить, не доказывать… просто взять и сделать. Не говорить об истории, а делать историю. Потому что больше некому. И будешь мужчиной. А если не сделаешь или сделаешь плохо, будешь покойником. Есть разница?
— Хотелось бы уточнить твой вклад в эту "разницу"…
— Руководство, тактика восхождения и спуска.
— Не маловато ли?
Он тяжело вздохнул:
— И что же ты хочешь? Денег?
— Домой хочу, — быстро сказал я. — В Москву!
— Да ради Бога, — неожиданно согласился командир. — Если так приспичило, давно бы сказал. Насилу не держим.
— Но Кулагин…
— Кулагин — "бай-ага" только в Москве, — сказал Виталий. — А здесь он всего лишь Витька из обеспечения. Закрасишь пятна, и я сам тебя в аэропорт отвезу. И первым же рейсом в Москву отправлю. Теперь мы можем обсудить порядок подъема?
— Как челюсть? — глухо спросил я.
Командир большим и указательным пальцами правой руки взялся за нижнюю челюсть и слегка подвигал ею из стороны в сторону.
— Зудит… да не вибрируй, стажер! У нас есть радио — будем держать связь. Найду НП с хорошим обзором, Гарсилас поможет мне туда перебраться. Буду следить за тобой в свою оптику, подсказывать маршрут… ты не будешь один.
— Ага, — сказал я. — Понял. По прихоти варвара я полезу на стенку, а ты мой затылок в оптический прицел "тигра" будешь рассматривать. Кр-расота! Всю жизнь мечтал…
В первый раз Егор запаниковал, когда до карниза оставалось не больше двух корпусов. Три десятка метров высоты под ногами парализовали волю. Он упрямо нашептывал себе "Far Far Away", но сдвинуться с места не получалось. Силы быстро уходили из натруженных подъемом рук.
— Егор, — уверенный голос командира в наушниках успокаивал, но ужас перед неминуемым падением не отпускал. — Я все вижу. Ты не "застрял", парень. Все в порядке. Ты поднимаешься уже час с четвертью. Раз досюда добрался, то и дальше пойдешь. Главное — много не думай. Давай-ка вместе. Ноги в хорошем упоре. Правая рука в расщелине на половину пальцев. Ты очень хорошо держишься. Просто ты не видишь, что вижу я. Подними голову и посмотри на левую руку.
Егор послушно сделал, как велели.
— Отлично. Теперь следи за маркой.
Егор увидел красную точку на запястье. Точка "съехала" с руки и двинулась по камню влево и вверх.
— Левую руку тяни за коллиматорной меткой. Там тебя ждет очень симпатичный выступ. Когда за него ухватишься, сможешь выпрямиться и сразу левой ногой нащупаешь щель. Ты за нее держался пять минут назад.
Невесомые наушники и микрофон нисколько не мешали подъему. Радио было надежно закреплено на страховочном поясе. Ремни "беседки" чуть сковывали движения, зато успокаивали: какая ни есть — страховка — и надежда, что все обойдется.
А голос давал бесценные советы: как продолжить движение, с какой ноги начать, в какую сторону двигаться.
Выступ оказался на месте. И щель под левую ногу оказалась достаточно широкой, чтобы галоша в нее втиснулась не носком, а рантом. Упоительно — замереть на прочной опоре.
— Не останавливайся, Егор, — напрягал командир. — Пользуйся инерцией — единственный помощник в движении наверх. Следи за маркой по правой руке… чуть потянись, правую ногу расслабь… Да не "липни" ты к этой долбаной скале, салага! Это же не кулагинская дочка, это — камень! Чуть отодвинься, и "горизонт" будет шире: сам будешь видеть, куда руки тянуть. И не нужно подтягиваться, — выжимай ногами. Отлично! Пора ставить закладуху. Вот в эту самую щель… да! Не вижу, чтобы ты откинул предохранитель эксцентрика. Вот. Теперь правильно. Карабин. Трос. Ну, ты молодец, парень. "Мастера" я тебе гарантирую.
Теперь зажим… Блин! На оба конца. Оба! Вот. Можешь отпустить руки. Не бойся. Отдыхай. Две минуты. Ноги тоже отпусти. Отпусти ноги, я сказал!
— Я боюсь, — признался Егор.
— И правильно, — сказал командир. — И молодец. Тому, кто боится, — бояться нечего. Посему и вниз можешь смотреть сколько вздумается. Вверх, в стороны… забудь о камне. Ты сейчас в том положении, когда уже все равно: тридцать метров под тобой или сто тридцать. Если падать, то разницы нет. Это как у пловца: если глубже роста, то значения не имеет: три метра или три километра. Что так, что эдак… понимаешь?
— Кажется, да!
— Отлично. Теперь чуть ослабь зажим, осторожно. Так. Начинай спуск к нижней закладухе. Ну, ты совсем под паралитика, Егор. Чуть смелее… перехват на средней страховке. Отлично. Теперь спустись вниз и подбери нижний кулак.
Егор спустился на канате к нижней страховке и потянул за клин. "Кулак" из щели не выходил.
— А стопор кто ослаблять будет?
— Зараза!
— Береги дыхание…
Егор отжал фиксатор эксцентрика, и закладуха вышла из пазухи.
— Отлично. Теперь ножками упираешься, ручками подтягиваешься… Только плавно… очень плавно! Одна железка тебя держит, другая — страхует, третья — на поясе. Но мы же не будем проверять их прочность, верно?
— Да. То есть, нет… не будем.
— Так. Сейчас будем выходить на карниз, Егор. Там и отлежишься. Собрался? С правой ноги. Выше, под себя, еще левее. Есть! Нащупал?
— Да!
— Правую руку…. Нет! Не нужно сильно тянуться. Ноги — опора, руки — равновесие. Короткое "плечо" — большая мощность. Будешь тянуться — руки "затекут", быстрее устанешь. Не спешим. Понемногу. Вижу, как ты взялся правой. Пойдет. Теперь переноси левую руку… по марке, Егор, по прицельной точке. К чему эксперименты? Хорошо ведь получается.
Через минуту Егор перевалил через гребень и оказался на длинном карнизе полуметровой ширины. Он лег на спину и с наслаждением вытянулся.
Серый, в черных прожилках трещин камень нависал над ним, закрывая половину неба. В ушах звучали поздравления Виталия, но ужас, ледяной рукой оглаживающий сердце, ширился и рос.
— Егор, ответь, — добродушно гудел Виталий. — Как ты там, парень?
— Нормально, — сдавленно ответил Егор. — Только не верю я, что туда залезу. Двести метров! А я едва тридцать осилил. И чуть не умер.
— Не "едва тридцать", а почти сорок. Считай — пятая часть. За каких-то два часа. Я и не надеялся. Кстати, — это половина запланированного на сегодня подъема. Только ты там не спи. Ручками работай — ножки растирай. Не забудь шею…
Егор неловко завозился на каменном ложе. В спину впивались каменная крошка, углы и выступы дикого камня.
— Я только одного не пойму, командир: как я вечером спускаться буду?
— Это еще зачем? — заулыбался голос Виталия в наушниках. — Над тобой в пяти десятках метров второй карниз идет. На нем и заночуешь.
Егор промолчал. Что-то такое и ему приходило в голову. Вот только верить не хотелось, что все это взаправду… и с ним.
— Мне страшно, командир, — признался он. — Я не уверен в своих силах.
— Ты, главное, много не думай, — посоветовал Виталий. — Тебя убивает не высота, а воображение. Относись ко всему, как к понедельнику: противно, но на работу идти надо. Идешь и работаешь… отстранись от страха. Сосредоточься на этой, конкретной секунде. Вот, прямо сейчас ты же не падаешь?
— Нет.
— Не падаешь, не мерзнешь… Разносолы, конечно, до завтрашнего ужина не светят, но, сколько там осталось? Сутки! Потерпишь, не маленький. Да не дрейфь, салага. Сейчас пойдет хороший угол с выраженным рельефом. Загородная прогулка! Самый тяжелый участок на сегодня ты уже отработал. А на втором карнизе закладухами обложишься, концы подтянешь, и… добро пожаловать к звездам! Кто из поэтов может таким опытом похвастаться? А завтра, с первыми лучами…
— Вот, — сказал Егор. — С этого места, пожалуйста, чуть подробнее.
— Пустяки. От второго карниза к овальной плите идет трещина. Так ты по ней… в расклинку. Как с самой плитой быть, я пока не знаю, — для тебя чересчур гладкая. Наверное, обойдем ее поверху. Свяжешь канаты и спустишься. Нормально все парень. Ты — молодец! Только пора подниматься. До следующего карниза нужно успеть до темноты. Ты же не хочешь всю ночь висеть на стенке?
— В самом деле, — согласился Егор, поднимаясь. — Не хочу.
Звезд было не просто много. Им не было числа.
Громада камня ласково грела левую щеку, а поднявшийся к ночи ветер обдавал холодом правую. Чуть потрескивала, остывая, скала. Ветер едва слышно подвывал на утесе. Где-то далеко гремел барабан.
"Гуллосу тоже не спится, — улыбнулся сквозь сладкую дрему Егор. — Ни телевизора, ни Интернета. Развлекает аймаров, как может. Впрочем, чтоб на потеху племени дырку в камне пальцем провертеть, барабан, наверное, не нужен".
Взобраться на складку он успел до темноты. Расставил закладухи и тщательно закрепился. Потом размотал стометровую катушку капронового троса, и Гарсилас передал ему термосы с горячими бульоном и мате. А еще пакетик с сухофруктами и спальный мешок — и сейчас было холодно, а к утру температура могла и вовсе упасть до нуля.
На удивление, какой-то особенной усталости Егор не чувствовал. Даже таинственная сороче, которой пугали "бывалые", никак не сказывалась на его самочувствии и настроении. Никакой одышки или слабости. Разве что немного тянули мышцы живота, куда бойцы Гуллоса приложились палкой. Впрочем, возможно, существенной прибавкой к здоровью было мате. С ударением на первом слоге, разумеется. А то, что южноамериканский "травяной чай" заваривался на листьях дерева, Егор узнал еще в первую неделю аккомодации в Парамонга.
"Инструктаж, прививки, крепости Инки, волосы дыбом на русском загривке…"
Наверное, командиру и впрямь удалось поделиться с ним своим спокойствием. А может, и вправду ничего такого в этом подъеме не было.
"В конце-концов, я этим занимаюсь уже полгода, — сказал себе Егор. — Наверное, окреп, да и опыт, какой-никакой появился…" Еще он подумал, что если поверить командиру о правилах поведения в экстриме и принять все как есть, то… что тут такого? Спасение в безвыходной ситуации в том, чтобы перестать искать выход. Живет он здесь. На горе. И совсем неплохо устроился. Ему тепло. Он сыт. Простейшие физиологические потребности своевременно удовлетворены. В полном объеме. А что опорожнение кишечника происходило на стометровой высоте, так это и впрямь забавно: теперь, когда он будет говорить: "да ложил я на вашу цивилизацию", — это не будет хвастовством или бравадой.
Так он себе и думал о том о сем, как вдруг зазнобило: неподалеку на карнизе засветилось серебристое облачко. Сияние, дрожа и переливаясь, уверенно принимало очертания человека… Через минуту сгусток света оформился в женщину, которая, кутаясь в пончо, стояла на краю пропасти. Широкие поля сомбреро закрывали ее лицо.
— Командир, — шепотом позвал Егор. — У меня проблемы, командир.
— Что там? — немедленно отозвался Виталий.
— Тут у меня женщина…
— Одета?
— Что? — не понял Егор.
— Женщина, спрашиваю, одета?
— Да. Пончо, сомбреро… лица не видно.
— Тогда откуда ты знаешь, что это женщина?
— Не знаю, — растерялся Егор. — Мне так кажется.
— Допрыгался, — посочувствовал Виталий. — Целибат в твоем возрасте… а ведь Дмитрич звал тебя в бордель! Да и наши девки на тебя косятся.
— "Целибат" — это у попов-католиков, — возразил Егор. — А меня невеста ждет.
— Тогда анахорет…
— "Анахорет" — это отшельничество. Там про женщин ничего не сказано.
— Вот я и говорю — анахорет, если женщины не предусматриваются.
Спор о терминологии как-то незаметно отвлек Егора от сияющего призрака, но сама проблема никуда не делась: так и стояла в метрах пяти от него, чуть подрагивая на ветру, будто прислушиваясь к далекому барабану.
— А мне что делать? Привидение-то, вот оно.
— А что же ты хотел? Кладбище все-таки…
— Очень "смешно", — недовольно буркнул Егор.
— Любуйся! — посоветовал Виталий. — Считай, — повезло. Ты в горах, парень! Каждый из нас видел нечто, чему нет объяснения. Тот же Дмитрич, к примеру, полярным сиянием любовался. В Карпатах. Так разве сравнить: у него — бессмысленные сполохи на небе, а у тебя — дама.
Егор понял, что Виталий насмешничает только затем, чтобы успокоить и не дать запаниковать.
— Командир, — позвал он. — А ты не мог бы в бинокль глянуть: эта штука и вправду здесь светится, или у меня крыша едет?
— Давно смотрю, Егор, — ответил Виталий. — Насчет "крыши" можешь быть спокоен: у тебя на карнизе и вправду что-то есть. Но мне отсюда не разобрать: скала теплая — воздух дрожит. И что твоя барышня делает?
— Мне кажется, барабаны аймары слушает, — сказал Егор. — Во всяком случае, будто повернута в ту сторону, откуда звуки. А еще она мерцает… в такт.
Серебристое облако и вправду заметно колыхалась в такт барабанам. Но кроме общего колебания формы, свечение заметно пульсировало по яркости. Было красиво: лиловые искры рождались внутри и стремительными волнами перебегали из центра к периферии…
— Гарсилас говорит, что духа нужно успокоить, — сказал капитан.
— Успокоить?
— Да. Древняя смерть. Бояться не нужно, она пришла только за словом: узнать, как мы тут живем. Лучше всего петь. Гарсилас уже свою сопилку достал..
Снизу и вправду донеслись неуверенные звуки разбуженной свирели.
— Это свирель, командир, — сказал Егор. — Только здесь она называется "чиримия".
— Ты не умничай, — строго оборвал его Виталий. — Подумай лучше: мы только пытаемся слушать горы. А горы, оказывается, давно слушают нас.
— Но это как-то глупо. Петь привидению…
— Мы в чужой стране, сынок. И если судьба занесла на древнее кладбище инков, а их потомки советуют петь… наверное, не стоит упрямиться?
— О чем же мне петь?
— О том, что болит, конечно. Давай про Катюшу. Я ведь ее малышкой на руках носил. Витек в Гренландию за каким-то хером поперся, так мы с Марией чуть ли не каждый вечер к Валюхе в гости закатывались…
Поделиться книгой: