И Зеленый Друг замолчал, предвкушая мою реакцию. Так как я подавленно молчал. Зеленый продолжил:
— Врачи уже не могут ему помочь, потому как А долго не верил в такое невезение и не шел на прием к эскулапам. Но, наконец, он в больнице. Врачи отвечают ему невпопад, все время заняты чем-то важным, а то и просто помешивают что-то в своих склянках, по-научному — ретортах, и лишь изредка бросают на пациента косые взгляды, а друг на друга — многозначительные, а на небеса — грустные, а на еще что-то вовсе не смотрят, потому что не хотят. Я тебя испугал?
— Испугал, — признался я, дрожа всем телом. Рука моя сама потянулась к пачке сигарет и, вытащив одну «LM», начала лихорадочно вытряхивать из сигареты табак.
— О-о! — подозрительно протянул Зеленый Друг. — Уж не собираешься ли ты… Впрочем, это не суть. Суть в том, что иногда все заканчивается ничем, чего тебе от всей души желаю. Мне приготовиться?
— Да, — коротко ответил я.
Зеленый Друг весь как-то подтянулся и занялся трудоемкой работой по укомплектовке сигареты.
— Послушай, — сказал я через пять минут, после того, как выдул последний дым и поставил в воздухе жирную запятую, — а не дано ли третье? Например, мы поженимся. У нас будет свой дом, дети, нормальная интимная жизнь. Нам будут завидовать соседи, а мы их будем топить, потому что зависть человека не украшает…
— Это называется бешенство с жиру, — констатировал Зеленый Друг, — бывает еще с мяса. Но это лишь в Германии и прилегающих к ней районах нашей необъятной Родины. К тебе это не относится. Ты ведь вегетарианец?
— Сам ты вегетарианец, — парировал я, — это Паша мяса не ест. Подозреваю, кстати, что причина этого не так уж проста, как кажется… С бухты-барахты перестать есть мясо — это уж слишком. Надо быть, как минимум, этим самым мясом, либо очень бедным, либо больным, либо, в конце концов, вегетарианцем. Каковым Паша, кстати, и является.
— А я вот мяса тоже не ем, — заявил Зеленый Друг, — я вообще весь в себе. Употребляю в пищу лишь себя самого. И не жужжу, между прочим. Буду жужжать — стану пчела. Пчела на фиг никому не нужна, а я нужен. Мне в каждом доме рады. А если не рады, то убедительно скрывают. «Рады, рады» — говорят, а сами скрывают, как сумасшедшие. Но это редко.
— Замолчи на чуть-чуть, — сказал я, смутно припоминая, что, вроде, я куда-то шел, до сих пор иду, и адрес у меня в кармане.
— Ты все об этом? — удивился Зеленый, — зачем? Ты ведь стихи пишешь.
Ни малейшей логики не было в его словах, но стихи я и вправду писал. Я писал целые поэмы, и читал их маме. Зачем я читал их маме? У нас дома все есть, живем мы дружно, можно сказать, счастливо. Да и какой толк в этом? Я ведь и писать то доподлинно не умею. Меня даже в журналах не печатают. Других вот печатают. Например, такое:
По-моему, этим стихам чего-то не хватает. Например, того, чтоб они были моими и звучали бы по-другому. Но тогда это будет моя поэзия, а ее журналы как раз и не печатают. Замкнутый круг получается. Хотя, с другой стороны, если бы круг не был замкнутым, то он бы и кругом не был.
— Эй, — позвал Зеленый Друг, — ты не умер?
— Нет. Я думаю.
— Одна фигня, — опровергая древний афоризм, отрезал Зеленый, — но, если уж ты не умер, то выслушай меня до конца. Советую, как брат, дай Кате свои стихи. Скажи, что написал специально для нее. Потом следи за реакцией. Мимика очень важна. Всякие подергивания, прыжки. Будет шататься — тоже хорошо. А еще лучше, если ты сам ей зачтешь. Артикуляция и акцентировка способствуют лучшему проникновению в смысл стихотворения. А вообще, знаешь третий закон поэзии?
— Нет, — сказал я.
— Стихи — дерьмо.
«А ведь правда, — подумал я, — дерьмо. Но женщины стихи любят. Моя мама, например, С. Щипачева любит, а Агнию Барто я и сам в детстве почитывал».
— Хорошо, — сказал я, — пойдем читать стихи.
И мы двинулись.
Глава 8. Параллельное завоевание Кати — 1 (симфония)
К нужному дому я подошел, когда совсем стемнело. Судя по небу, к нам шел дождь. Судя по моему состоянию, у меня внутри дождь уже шел. Так всегда бывает, если переборщишь или недоборщишь. В любом случае, тяжело и как-то неуютно. Мне пришло в голову, что та, за которой я гоняюсь вот уже скоро сутки, совсем не стоит того, чтобы за ней гоняться. Куда спокойнее, засесть в мягком кресле, ширнуться, и буксовать сознанием, пока кто-нибудь не вытащит. Куда спокойнее, но вот вопрос — надо ли? То есть, не лучше ли, пускай и на отходняках, но с любимой. Рядом с ее голубыми глазками, густыми ресничками, пухленькими губками, аккуратненькими ушками, розовыми ямочками, коричневыми грудками… Так, лучше или не лучше? Похоже, не лучше. Выбираю — ширнуться и буксовать. А пока меня будут вытаскивать, я размечтаюсь, и уж там-то, в собственном сне, будут и губки, и щечки, и грудь цвета собачьего дерьма.
Я стоял напротив искомой парадной и не шел. Я не шел туда и не шел обратно. Я стоял, и на память подсчитывал, хватит ли мне денег. Как я не подсчитывал, получалось, то хватит, то не хватит. Получались просто на удивление разные цифры. «Надо смириться, — вдруг отчетливо понял я, — мне просто изначально не повезло. Вот Лаврову повезло. Он сидит, как свинья, на даче, ни хрена не делает, даже ямы не копает, хотя обещал. Но при этом в городе его ждут и любят две женщины. Одна красивая и скучная, а другая некрасивая и веселая. У него, у этого куска жира, есть, из чего выбирать. По крайней мере, он думает, что есть. Мыслью той и жив. А мне выбирать не приходится. Нам, пришельцам из далеких галактик, вообще ассимилироваться гораздо сложней. Нас беспрерывно хотят то распылить, то уничтожить, как когда-то давным-давно Великий Валдаг распылил не менее Великого, но менее удачливого, Френа. Все повторяется. Я никогда не увижу родной планеты. Ах, мамочка, твой непутевый сын Валтазар остался в чужих бескрайних степях… В неизведанных просторах его могила… Сгинь и память о нем, несчастном…
Не в силах более сдерживаться, я сам себя ущипнул за грудь и, зарыдав, бросился прочь от дома, где моя возлюбленная как раз принимала душ. Зеленый Друг трясся во внутреннем кармане и злобно хохотал. В порыве безудержной ярости я швырнул коробок в кусты. Потом искал. Найдя, я было рванул обратно, к дому Кати, но на полпути остановился, и твердо решил вернуться к Вовке. Он всегда знал, как меня успокоить, а, если и не знал, то просто сидя в его комнате и наблюдая, как он щелкает клавишами, я как-то умиротворялся, становясь спокойным и рассудительным. «А завтра обязательно зайду к Кате» — решил я про себя.
На середине пути начался дождь. Когда я добрался до его дома, был уже промокший до нитки, злой и нестабильный в строении. К тому же все время слышал, как Зеленый Друг бормочет всякие гадости из внутреннего кармана.
— Заткнись, — сказал я, — мы идем к моему лучшему другу, с которым у нас даже Договор о Дружбе заключен, и которого ты так подставил, уболтав меня не возвращаться к нему сразу после того, как я тебя купил.
— Увольте, — заорал в ответ Зеленый, — можно без выходного пособия, без прибавки к жалованию, без должных документов, не оформляя трудовую, не интересуясь делами коллектива, появляясь в рабочее время в нерабочем состоянии, на людях без галстука, на конях по Тайге, на собаках к Дьяволу…
— Ты можешь говорить по-человечески? — перебил я Зеленого, с трудом удерживаясь от необдуманного поступка.
— Могу. Это не я виноват. Это ты к своему лучшему другу не пошел. Это ты его кинул. Я вообще говорить не умею. Я просто пыль, хворост…
И Зеленый Друг замолчал. Глядя на него, можно было подумать, что он и впрямь лишь горсть семян, палок, пыли и тому подобного барахла. Но я то знал, что Зеленый притворяется. При первом же удобном случае, он меня подставит. Ему нельзя доверять.
Вовка встретил меня неласково.
— Прошло три часа, — сказал он.
— Благодарю за сигнал точного времени, — ответил я, — давай лучше курить.
— Понимаешь, — начал я, затушив окурок и удобно расположившись в кресле, — я решил пойти к Кате по тому адресу, который ты мне дал…
— И вдруг, — раздался голос Зеленого Друга, — случилось такое, что я даже думаю, а не показалось ли мне это?! Ну, то, что произошло, потому что оно так необъяснимо, что понять совершенно невозможно, то ли меня так накурило (но я ведь сдул самую малость, так, тяжку-другую), но уж видно план совсем безбашенный попался, так как на углу Типанова и Ленсовета я вдруг увидел, что рядом с булочной приземляется летающая тарелка, а из нее выходят люди с розовыми палочками, а один даже с кинокамерой, и все они направляются ко мне, как к самому нормальному жителю Земли.
— Привет, — говорит тот, что с камерой, — мы выездная бригада Космических Новостей, проводим опрос среди населения разных планет по следующим темам. Почему Вам нравятся жвачки Wrigley Spearmint, Doublemint и Джуси Фрут без сахара? Обоснуйте.
— Потому что они долго жуются, — выпаливаю я на одном дыхании, — и сохраняют свой вкус в течение всего дня.
— Правильно, — кивают головными отростками пришельцы, — верно, малчик.
— А что нового появилось для автоматической стиральной машины? — задает следующий вопрос пришелец с камерой.
— Конечно, новый Tide, — не задумываясь, отвечаю я.
— Попал, — кивают инопланетяне, — прямо в яблочко. Умный малчик. Ну, и, наконец, последнее. Какой вид сублимированной плесени для экзистенциальных дрочитов изобрела межгалактическая компания SATURN & Кольца?
— Сосковидный, — мгновенно реагирую я на каверзный вопрос, — с крылышками.
И тогда пришельцы захлюпали девятью передними присосками и зачмокали, испугав старуху с бидоном, так как, ты знаешь, рядом с булочной стоит цистерна по торговле неочищенным героином… Или я что-то путаю?
— Путаешь, — сказал я, — рядом с булочной находится цистерна с молоком. Это — единственная поправка к твоему рассказу.
— Знаешь, — сказал Вовка, — со мной тоже что-то похожее приключилось. Я сегодня, пока тебя ждал, сделал то, что оставалось, ширнулся и целый час проговорил с Черным Братом. Кажется, я доказывал, что нуждаюсь в нем больше, чем он во мне. И он с этим согласен. Без меня он бы не мог говорить. С другими бы мог, с Коноплевым, например, с Юркой, а со мной бы не мог. А это ему необходимо. Когда он молчит, еще не проангидрированный, прилепленный к внутренней стороне какого-нибудь лотка на рынке, он беспомощен, и понемногу засыхает. Ему обязательно нужен я в качестве собеседника. Правда, я все больше молчу, меня рубит, но он говорит за двоих. Шепчет что-то приятное.
— Точно, — воскликнул я, — сегодня в Библиотеке он уговаривал меня ни о чем не думать. По его словам выходит, что все и так случится, поэтому беспокоиться не стоит.
— Но, когда он уходит, — продолжал Вовка, — я ощущаю тоску. Он — самый лучший собеседник. Он — просто гений чистого разума.
— Вы забыли обо мне, — обиженно заканючил Зеленый Друг, — я, пожалуй, еще папиросу с вами дуну.
— Да, — сказал Вовка, — именно папиросу.
— А, может, и меньше, — сказал я.
— Да нет. Папироса будет.
Я, Вовка и Зеленый Друг занялись приготовлениями, и тут раздался звонок во входную дверь.
— Это ТанкЪ, — сказал Вовка, — открой.
— Какой ТанкЪ? — удивился я, — настоящий, на колесиках?
Но быстро вспомнил. Это было прозвище двоюродной сестры Вовки по имени Зина, уменьшительно-ласкательно — Зенитка, так как она очень метко стреляла и была лучшим после лидера членом молодежной террористической организации «НХ». Но, так как слово «Зенитка» произносить было долго, его сократили до просто «Зина», но это было настоящее имя девушки, и поэтому лидер организации Кремень и сам Вовка остановились на нейтральном «ТанкЪ» (если в письменном виде, то с «Ъ» на конце).
Я открыл дверь.
— Привет, — сказала Зина, — Вовка тут?
Глава 9. Параллельное завоевание Кати — 2 (симфония)
— Тут, — ответил я, и будто впервые увидел Зину. Совсем крошечную, метр с небольшим, с обаятельным личиком, милой, но язвительной улыбкой. Фигура восхитительная. Взгляд зазывающий. Но у Сусанина взгляд был тоже зазывающий, а что из этого вышло, мы с вами знаем не хуже тех поляков. И, все-таки, она — прелесть. Просто — куколка. Куколка по прозвищу «ТанкЪ».
— Сегодня мы готовили переворот, — сказала Зина, войдя в комнату. — Кремень — удивительный человек. Его перевороты такие, такие…
— Прекрасные, — подсказал я.
— Нет, не то. Просто, когда он переворачивает, мне кажется, я умру от счастья. Вы этого понять не можете. Вы — все время одни. Странно, что Вам это не надоело.
— Надоело! — захотелось крикнуть мне, — еще как надоело! Но что делать?! Моя возлюбленная с каким-то рыжим гадом принимает душ! А я беспомощен, пока в кармане есть Зеленый Друг. А Вовке вполне «Челленджера IBM» хватает. По виртуальному Интернету он может заказать любую красотку. Что с того, что она будет лишь в его подсознании? Подсознание, как известно, правит человеком. И если в твоем подсознании заложено, что ты Огонь, то ты и есть Огонь, и рано или поздно тебя все равно потушат, как бы ты не доказывал, что на самом деле звать тебя Алексей Вадимович. Так что очень даже надоело.
— Давай курить, — сказал Вовка.
— Я не буду, — начала сопротивляться Зина.
— Будешь, будешь! — крикнул Вовка, и вдвоем с Зеленым Другом они начали наступать на девушку. Я тем временем заходил сзади. Зина молниеносно выхватила старинный Кольт 45 калибра.
— Первый, кто подойдет ко мне, получит пулю в лоб! Слышите вы, ублюдки, слабые и ни на что не годные, ублюдки, не имеющие даже сил, чтобы доставить удовольствие женщине, безумные паяцы, уверенно чувствующие себя лишь тогда, когда уторчены или укурены! Безответственные, не приносящие счастья ни себе, ни другим! Люди с большой буквы «Г», но обаятельные, все же, остроумные, если не на отходняках. Вдуйте еще!
Зеленый Друг галантно подхватил даму, и они закружились по комнате в разноцветном вихре слов и мыслей.
— У меня снесло башню! — грустно сказал Вовка, — теперь я не знаю, как мне дальше жить. Без башни я несущественен.
— Ого! — воскликнул я, — ты тоже это понимаешь?! А я думал, что несущественность — моя прерогатива…
— Вовка, Вовка, — закричала девушка Зина, — спаси меня от этого врага!
— Уже ухожу! — произнес Зеленый Друг, — где меня найти, сами знаете! Можно не провожать, я на колесах.
И Зеленый покатился прочь прямо сквозь стены, оставляя за собой черные закорючки запятых и специфический аромат.
— Ути-пути-тю-тю-тю! — сказал Вовка, влюбленно глядя на Зину и распуская руки во все стороны. Ей, похоже, это нравилось. Мне тоже. Но нравилось бы еще больше, если б на месте Вовки сидел я.
Но, вспомнив о прелестной Кате, я придал своему лицу самое каменное выражение и сел за «Челленджер IBM», экран которого мерцал загадочными звездочками, а, значит, компьютер находился в режиме готовности и в любой момент мог перенести меня внутрь. Например, в странное десятиэтажное здание, заполненное вражескими солдатами, роботами, людьми-мутантами, просто мутантами, злым зверьем и автоматическими пулеметами на потолках.
В первой же комнате мне пришлось пристрелить ничего не подозревающего ученого-химика, чьи талоны на еду и патроны я бессовестно забрал.
И тут заговорил репродуктор:
— Внимание, Черный Ренегат! Твоя возлюбленная Катя находится в моих руках. В руках доктора Златоогнивцева находится твоя подружка! И я уж постараюсь, чтоб ей не было скучно. Мои солдаты выстроились в очередь, и уж каждый из них, будь уверен, постарается, чтобы Кате не было скучно. Спеши, супермен, и не забудь оглянуться. За твоей спиной кто-то вылупился из яйца!
Не успел я осмыслить последних слов, как что-то сильно ударило меня в спину. Я развернулся и начал стрелять по огромному Зеленому Мутанту, похожему на студень и яичницу одновременно. Но прежде, чем я проделал во враге три дырки, он успел еще раз пустить в меня сгусток энергии. Жилет не помог. Моя голова будто взорвалась, и все вокруг стало красным.
Я очутился в огромном темном помещении, где штабелями лежали чьи-то тела. Я присмотрелся. Все тела были либо мной, либо Вовкой. Иногда попадались трупы Кремня, Юрки, незнакомых мне людей. Прикинув, я пришел к выводу, что здесь миллиарды мертвецов. Этот зал являлся собственной памятью компьютера. Сюда попадали мы, когда нас убивали. Мой свежий труп занял свое место, а я вернулся обратно в комнату и загрузил игру вновь. Теперь-то я буду осторожней, и обязательно спасу Катю. Но действие наркотика начало ослабевать, и, когда я в четвертый раз вошел в игру, репродуктор уже ничего мне не сказал.
— Мне пора, — заявила Зина, — у нас на сегодня намечен важный переворот. А Кремень ждать не любит. И это его право. Право сильнейшего. Право Мужчины.
— Мне тоже надо идти, — сказал я.
Прощаясь с Вовкой, я услышал, как он тихо пробормотал: «За тобой охотится Валдаг!»
— Что? — спросил я.
— Говорю, что в следующую субботу я поеду в гости к Лаврову. Поедешь со мной?
— Нет, — ответил я, — наша встреча может вызвать необратимые процессы в пространстве и времени. Ты ведь знаешь, одна масса не может занимать несколько мест в пространстве.
— Вернее, две одинаковых массы не могут занимать одно место, — поправил меня Вовка.
— Без разницы. Но мне показалось, что ты сказал что-то другое.
— Нет, — замотал головой Вовка и, закрывая за мной дверь, отчетливо произнес: «Берегись Валдага. Он уже близко».
Глава 10. Я — дома — 2 (отрывки)
… и тогда я набрал катин номер, который дал мне Вовка вместе с предупреждением, что это может быть и не ее номер, так как «Челленджер IBM» имеет право на одну ошибку из бесконечного множества правильных вариантов. Итак, я набрал номер, и мне сказали: «Алло!»
— Алло, — сказал я, — это Катя?