У ворот во второй двор мужчины в жакетах разных цветов склонялись над разложенными на столах-козлах бумагами.
— Красный цвет — кухня, — объяснил Джош. — Зеленый — домохозяйство. Пурпурный — надворные службы. Они друг друга не шибко жалуют.
Они заняли место в конце очереди, и Джош принялся вертеть головой по сторонам, словно высматривая кого-то. Когда Бен немного продвинулся вперед, к нему бочком приблизился малорослый мужчина с сальными волосами.
— Король Карл собственной персоной, — тихо проговорил он уголком рта. — Направляется в Хэмптон-Корт с двадцатью придворными дамами. Сходство разительное. Интересно, а?
Бен вылупил глаза:
— Что?
— Тьма-тьмущая мух! — прошипел криворотый. — Изверглась из облака над Бодмэном. Презагадочная история.
Бен потихоньку попятился, но странный субъект все не отставал:
— Близ Хэденсворта родился жуткий уродец. Прискорбно! — Он сокрушенно потряс головой, потом сунул Бену в руку брошюру. — Впрочем, картинка хороша. Глянь-ка. Видишь вторую головенку? Таким вот малютка появился на свет. Здесь про все это написано, ты ведь парень смышленый, грамоте знаешь…
— И это все святая правда, верно, Калибут? — крикнул Джош.
— Мистер Пейлвик! — воскликнул Калибут с таким видом, словно только что заметил погонщика. — Разумеется — да. «Mercurius Bucklandicus», — он помахал пачкой брошюр, — не пишет ничего, кроме правды.
— А на рисунке и впрямь король? — спросил Бен.
— Просто вылитый, — заверил Калибут. — Направляется во дворец Хэмптон-Корт. С придворными дамами, как было сказано.
При упоминании короля несколько носильщиков и возчиков подошли поближе. Джон с любопытством рассматривал изображенного на картинке мужчину с обвислыми усами и бородкой клинышком, печально глядящего из-под полей затейливой шляпы.
— Что, правда похож? — поинтересовался один из носильщиков.
— У него сейчас волосы длиннее, — доверительно сообщил Калибут. — Мне мои осведомители доложили. Такая нынче мода при дворе. — Его кривой рот растянулся в ухмылке, открывающей неровные коричневые зубы. — Два пенса.
— Идет, — кивнул Бен.
Калибут сунул в карман два пенса, полученные от Бена, и торопливо устремился на другую сторону двора. Бен и носильщики принялись изучать картинку.
— Он выглядит не счастливее меня, — заметил Бен, а потом кинул взгляд на клерка в зеленом жакете, сидящего за столом у ворот, и повернулся к Джошу. — Что-то мы совсем не двигаемся. Ты же вроде знаком с этим Паунси?
— Кто, Джош? — встрял в разговор стоящий рядом мужик. — Водит знакомство с такими важными птицами, как мистер Паунси?
— Это не он, — быстро сказал Джош. — Мистера Паунси здесь у ворот не увидишь. Это главный клерк-секретарь домохозяйства мистер Фэншоу. Рядом с ним — мистер Уитчетт, старший кухонный клерк. Он в подчинении у Сковелла. Джослин — приказчик, ведает усадебным хозяйством. Все до последней мелочи, что доставляется в усадьбу, они записывают в приходные книги. Остальные там — младшие клерки, а вон тот паренек — один из поварят мастера Сковелла. Доброго дня, юный сэр!
Вдоль очереди шагал мальчишка в красной куртке — на год-другой старше Джона, с круглым плоским лицом и густыми сросшимися бровями. Он смерил их презрительным взглядом:
— Вся милостыня уже роздана. Попрошайкам здесь искать нечего.
— Попрошайкам! — возмутился Джош. — Да у нас посылка для мастера Сковелла и письмо для сэра Уильяма! А вот этот мальчонка прибыл сюда, чтобы поступить в домашнее услужение…
Двое носильщиков, сидевшие на своих корзинах, посмотрели на Джона с уважением. Но поваренок, скользнув глазами по замызганным штанам и рубашке, грязному плащу и обкорнанным волосам Джона, недоверчиво расхохотался:
— Это чучело? В домашнее услужение? Ой, умора!
Тут сзади к мальчишке подошел приземистый лысый мужчина в красной кухонной куртке и влепил ему затрещину. Джон не смог сдержать ухмылку, хоть и старался.
— Мистер Андерли уже вышвырнул тебя из разделочной, Коук! Теперь ты во дворе ошиваешься, когда тебе велено пересчитать народ! Пересчитать народ, ясно?
Мальчишка сердито зыркнул на него, потом поклонился и попятился прочь.
— Доброго дня, мастер Джош.
— Доброго дня, мастер Генри.
— Удачная была зима, мастер Джон?
— Вполне, мастер Генри.
Внезапно оба рассмеялись и крепко обнялись.
— Это Генри, — объявил Джош; Бен и Джон недоуменно переводили взгляд с седого верзилы на плешивого коротышку. — Генри Пейлвик, мой брат. Служит в усадьбе Бакленд ключником.
Генри Пейлвик окинул глазами двор, запруженный повозками, лошадьми, людьми:
— С утра народу привалило за подаянием видимо-невидимо, Джош. Пришлось наводить порядок кулаками, пока раздавали. — Он со свистом втянул воздух сквозь зубы. — Вряд ли я смогу провести тебя без очереди сегодня.
— Ничего страшного, подожду, — беспечно улыбнулся Джош.
— Тут надо момент улучить, понимаешь?
— Не хочу тебя отягощать, Хэл.
— Разве я сказал, что меня это отяготит?
— Мы подождем, Хэл, — твердо произнес Джош. — Мне совсем не в тягость.
— Разве я произнес слово «отяготит»? — В голосе Генри слышалось раздражение. — Единственное, что меня тяготит, так это необходимость выслушивать твои домыслы. Ступай за мной, живо.
С этими словами Генри Пейлвик взял под уздцы пегую кобылу и повел братниных лошадей вперед. Люди почтительно расступались перед мужчиной в ливрейном костюме.
— Вот это совсем другое дело, — шепнул Бен Джону.
Клерк в зеленом жакете, указывающем на принадлежность к домохозяйству, быстро строчил в толстой счетной книге, лежащей на столе, и громким лающим голосом отвечал своим подчиненным, которые называли его «мистер Фэншоу». Он коротко кивнул Генри Пейлвику.
— Ну, кто с чем и что кому? — спросил тот у брата.
— У меня груз для мастера Сковелла, — ответил Джош. — У Бена вон тоже посылка для него…
— От одного малого из Саутона, — перебил Бен. — Мастер Сковелл ждет ее уже цельную вечность. Так сказал этот малый.
— Прямо так и сказал? — Генри сурово воззрился на Бена.
На самом деле смуглый мужчина выразился иначе, причем слова свои сопроводил тихим смешком. «Он ждет ее со дней Эдема…» Но Бен счел благоразумным просто кивнуть.
— Что ж, негоже заставлять мистера Сковелла ждать! — раздраженно произнес Генри.
Мистер Фэншоу порылся в бумагах и отдал распоряжения своим суетливо снующим подручным. Мистер Уитчетт, сидевший рядом, сделал то же самое. Оба словно не замечали друг друга. Несколько клерков мельтешили вокруг Джошевых лошадей, открывая коробы и баулы. Когда они вытащили на свет божий завернутую в промасленную ткань посылку Бена Мартина, кто-то пихнул Джона в спину и прошипел:
— Ну, берегись, чучело!
Обернувшись, Джон успел увидеть черноволосого поваренка, отскакивающего за чью-то спину. Потом Джош достал пакет с письмом и объявил:
— У меня послание. Для сэра Уильяма.
При словах «для сэра Уильяма» клерки разом притихли. Никто не вздрогнул, не вскрикнул и не ахнул, но имя тяжело повисло в воздухе. Мистер Уитчетт уставился в небо, словно оценивая погоду. Мистер Фэншоу задумчиво потер переносицу. Завершив свои маневры, они искоса переглянулись. Мистер Уитчетт едва заметно пожал плечами, что послужило сигналом для мистера Фэншоу.
— Все поступления для сэра Уильяма проходят через главного управляющего, — возгласил клерк-секретарь. — Мистер Паунси как раз сегодня встречается с хозяином.
— Это ведь твой друг, да, Джош? — встрял Бен.
Джош громко закашлялся и отвернулся. Мистер Фэншоу кинул взгляд на своих подручных, ища незанятого, но все они сейчас деловито сновали между носильщиками и возницами, ждущими своей очереди.
— Могу я пособить, мастер Фэншоу, сэр?
Перед клерком-секретарем домохозяйства стоял навытяжку Коук, преисполненный рвения. Мистер Уитчетт чуть кивнул, а Генри Пейлвик пожал плечами, давая понять: они не возражают против того, чтобы поручить дело поваренку. Джош отдал пакет Фэншоу, тот мельком взглянул на него и вручил Коуку. Джон проводил взглядом противного мальчишку, резво побежавшего за ворота.
— Твоих лошадей почистят и напоят, — сказал Джошу мистер Уитчетт. — Клерк приемного двора уладит с тобой счета.
Яркое солнце светило в окна с многочастным переплетом, на полу косо лежали решетчатые тени. Качнувшись на пятках, лысоватый мужчина постучал бледным костлявым пальцем по бумажным листкам, что держал в руке. Мистер Натаниэль Паунси, стюард поместья Долина Бакленд, стоял перед ореховым столом, на котором высилась внушительная кипа бумаг, а на ней покоился пакет, перевязанный белой ленточкой. Все готово, с тихим удовлетворением отметил мистер Паунси. Все в должном порядке.
Стюард был в темно-зеленом жакете с широким белым воротником, вкруг которого лежала толстая должностная цепь. За столом с кипой бумаг сидел сэр Уильям Фримантл, по обыкновению одетый во все черное, и внимательно смотрел на своего самого высшего слугу. Лишь медленное постукивание большим пальцем по подлокотнику кресла свидетельствовало о его нетерпении. Мистер Паунси посмотрел на постукивающий палец, потом на перевязанный ленточкой пакет, потом на свой список вопросов, подлежащих обсуждению, и наконец на сэра Уильяма. Требование отводить взгляд не распространялось на самого высшего слугу его светлости, но в присутствии лорда Бакленда он всегда стоял.
— Приход Мидл-Ока, милорд, — объявил мистер Паунси.
Вопрос вакантного прихода числился первым пунктом в повестке дня их очередной еженедельной встречи, тринадцатой по счету в текущем году — четырнадцатом году проведения подобных встреч.
Право пожалования должности принадлежит викарию Кэллок-Марвуда, объяснил стюард, поскольку данный бенефиций находится под патронатом Олд-Туэ. Само Олд-Туэ, конечно, сейчас представляет собой лишь три разрушенных сарая в чистом поле, но старые земельные владения включают в себя деревню Сарвик, ренты с которой по давней традиции собирает одно семейство (Беллы из Лоуэр-Чалминга, вспомнил мистер Паунси), частично отвечающее за содержание работного дома в Каррборо, а взамен собирающее налоги с деревни Викенден и еще пошлины за провоз покойников, взимаемые в приходе Святого Брайса в Мэшолте. К сожалению, в настоящее время через Мэшолт провозят мало покойников, доложил мистер Паунси, а налоги с Викендена никогда не составляли сколько-либо значительной суммы…
Он увидел, что внимание сэра Уильяма отвлеклось. Мистер Паунси занял пост стюарда еще при жизни ее светлости, а прежде служил здесь клерком. Он подсчитывал карповые пруды в Копэме и предоставлял права выпаса в Грейшотте. Он объездил все деревни, фермы и крестьянские хозяйства на территории поместья Фримантлов, простиравшегося на север до Саутона, на юг до Столлпорта, на восток до далекого Элминстера и на запад до границы Равнин. В центре поместья находилась усадьба, где садовники ухаживали за клумбами, которых не видел ни один джентльмен, и конюхи поджидали лошадей благородных визитеров, которые никогда сюда не наведывались; где трижды в день огромная толпа горничных, бондарей, кузнецов, клерков, домашних слуг и всех прочих мужчин, женщин и детей, одетых в ливрейные цвета сэра Уильяма, собирались за накрытыми столами в Большом зале и набивали животы снедью с кухонь его светлости. Ибо жизнь в поместье должна продолжаться прежним чередом, постановил сэр Уильям.
Однако за закрытыми воротами усадьбы Бакленд кипели бесчисленные ссоры и раздоры, знал мистер Паунси. Каждый ярд осыпающихся стен здесь кто-то полагал нужным отстроить заново, кто-то просто подлатать, а кто-то опять отстроить, и препирательства длились, покуда каменная кладка не разваливалась, как древние строения Олд-Туэ. С того самого времени, как первый из рода Фримантлов продрался сквозь дремучий лес и основал в долине поместье, невзгоды и напасти преследовали его владельцев. Мистер Паунси снова взглянул на пакет, перевязанный белой ленточкой.
Вопрос с Мидлокским приходом можно отдать на откуп епископскому суду, предложил мистер Паунси. Сэр Уильям согласно наклонил голову. Второй пункт повестки дня касался ремонта конюшен, а третий — увольнений среди клерков. Нужно взять на службу нового учетчика из ближайшего счетного дома, если его светлость позволит. Далее мистер Паунси перешел к вечной проблеме форэмских рент.
— Опять запаздывают? — спросил сэр Уильям. — Почему на сей раз?
— Притязание сэра Гектора на титул лорда Ботона было отклонено в ходе последней сессии разъездного Королевского суда, — пробормотал мистер Паунси. — Дорого вставшая ошибка. И графиню не принимают при дворе. Очередная безрассудная выходка, я слышал.
Кэллоки были дальними и беспокойными родственниками. Хроники поместья Бакленд пестрели упоминаниями об их ссорах с Фримантлами и о многочисленных исках против них. Не слабая ли улыбка промелькнула на ястребином лице сэра Уильяма? В былые времена мистер Паунси и сэр Уильям нередко вели непринужденные беседы. А когда леди Анна лежала в родах, они даже играли в шахматы, чтобы скоротать томительные часы ожидания. Теперь шахматная доска покоится в ящике пристенного стола, и фигуры на ней стоят так, как стояли в момент, когда в дверь кабинета просунулось встревоженное лицо миссис Гардинер. Леди Анна желала видеть его светлость. У нее открылось кровотечение…
Стюард продолжал. Свиньи из Виттеринга подрыли плетни в Селле, и жители деревень никак не могли договориться о размере штрафа. Одной из пахотных лошадей место разве только на выпасе, а следующая лошадиная ярмарка будет в Каррборо через три недели. И еще двуколка нуждается в починке, мимоходом заметил стюард. Лицо сэра Уильяма потемнело.
Приобретение двуколки было на редкость легкомысленным поступком ее светлости. Совершенно непрактичный экипаж для разбитых, грязных дорог Бакленда, убеждал мистер Паунси. Но на прихоти леди Анны деньги тратились без счету: новые насаждения, оранжерея в Восточном саду, витражные окна в усадебной церкви… Сэр Уильям даже подновил колокольню, восстановив кирпичную кладку и штукатурку, наложенную поверх древних мозаик. С языческими видами долины, по словам десятника. Теперь двуколка пылится в каретном сарае за конюшнями, и вероятность, что она когда-нибудь выкатится оттуда, не больше, чем вероятность, что шахматную доску когда-нибудь извлекут из пристенного стола или что клумбы в Восточном саду когда-нибудь прополют. Оранжерея так и будет потихоньку разваливаться, колокольня так и будет пустовать. Солнечная галерея навсегда останется запертой, и в покоях в дальнем ее конце вечно будет царить все тот же непреходящий мрак. Непреходящий, если не считать вторжения мисс Лукреции минувшим летом, подумал стюард.
— Велите починить, — буркнул сэр Уильям.
Мистер Паунси кивнул. Теперь оставались только документы, перетянутые белой ленточкой. Он глубоко вздохнул. Сэр Уильям бесстрастно наблюдал, как он развязывает ленточку и взламывает восковую печать.
— О порядке наследования в роде Фримантлов, — объявил стюард. — Как вам известно, милорд, я занимался делом, порученным мне вами, со всем усердием и старанием…
Так оно и было. Многочисленные свидетельства усердия и старания мистера Паунси лежали грудами на длинном столе в его покоях: свитки и фолианты из хрупкого велума и пергамента. В выдвижных ящиках хранились пачки писем, написанных аккуратным почерком мистера Паунси, — копии ответов, приложенные к посланиям от главного герольдмейстера Англии, который под конец продолжительной переписки с ним стал с усталой фамильярностью подписываться просто «Сигар».
Но ни один из корреспондентов мистера Паунси не предложил выхода из ситуации. А собственные разыскания завели его в недра фамильного архива, где он до рези напрягал глаза, разбирая почерки своих предшественников, перечислявших имущественные владения, привилегии, древние права и обязанности лордов Баклендов. По семейному преданию, они владели поместьем еще со времен Цезаря. От сэра Уильяма в глубины веков тянулась длинная линия предков, чьи фигуры по мере удаления становились все более смутными, и восходила она к первому тану Фримантлов, который принес клятву Богу, а потом продрался через дикие леса в долину, дабы возжечь свой факел чудотворным огнем. Здесь он воздвиг башню, где и был погребен впоследствии. Ныне его скульптурное изображение несло вечный дозор на колокольне старинной баклендской церкви, а факел с чудотворным огнем по-прежнему пылал в гербе Фримантлов.
Но в этом предании содержались и семена нынешних затруднений мистера Паунси. Ибо клятва, данная упомянутым таном, была высечена на камне перед его гробницей как завет, налагающий нерушимые обязательства на все грядущие поколения.
«По наказу слуг Господних и во имя Сына Божьего Иисуса Христа я приношу клятву, что мы и все наши потомки будем хранить и удерживать эти земли и очаги для нашего Верховного Царя. Да не будет дозволено никакой женщине ни доставлять огонь к очагу, ни подпитывать огни Долины, ни подавать пищу, покуда не велят, ни править в Долине, ни обладать правами на земельный надел, ни держать домашних и дворовых слуг, — иначе эти земли вновь перейдут в руки врагов Господа нашего…»
Закрыв глаза, мистер Паунси явственно видел древнюю копию документа, хранившуюся в архиве поместья. Видел каждое пятно и подтек на пожелтелом пергаменте, каждую выцветшую букву.
Вот в чем была загвоздка. Согласно порядку наследования в роде Фримантлов, леди Лукреция занимала положение не выше и не ниже, чем дочь какого-нибудь свиновода из Виттеринга.
— Если Богу будет угодно забрать вашу светлость к себе сегодня, — осторожно начал мистер Паунси, — едва ли есть необходимость напоминать вашей светлости о последствиях. Леди Лукреция перейдет под опеку суда. Держателями поместья станут судебные уполномоченные, которые при надобности обеспечат свои долги имеющейся здесь движимостью, как они сделали в случае с поместьем племянника маркизы Чарнли, или будут собирать ренты в свой карман, как произошло в приходе Мир, или вступят в полные права владения, как в случае с Олд-Туэ…
— Мне известно, какого рода люди входят в попечительскую комиссию! — резко промолвил сэр Уильям.
— Даже когда леди Лукреция достигнет совершеннолетия, — невозмутимо вещал мистер Паунси, — без наследника мужеского пола поместье Бакленд станет выморочным имуществом. Оно перейдет к Короне, иными словами — к кредиторам короля…
Он продолжал в том же духе. Сэр Уильям нетерпеливо поерзал в кресле. Но мистер Паунси провел без счету долгие часы, кропотливо изучая документы по распоряжению своего господина, и теперь полагал нужным ознакомить его светлость со своими заключениями. Стюард умолк, только когда мужчина в черном досадливо поморщился. Со двора доносились приглушенные крики.
— Должен же быть какой-то выход, — тяжело проговорил сэр Уильям.
Конечно, выход есть, подумал мистер Паунси. Со времени смерти леди Анны решение лежит на самой поверхности. Слова так и вертелись у него на языке. Ну давай же, подстегнул он себя и услышал собственный голос:
— Милорд, есть один способ выйти из затруднения.
Сэр Уильям поднял глаза.
— Если бы ваша светлость снова женились и произвели на свет сына…
— Нет!
Гневный голос гулко раскатился по обшитой деревом комнате. Сэр Уильям метнул на стюарда испепеляющий взгляд:
— Я не возьму другую жену. Ни ради Долины, ни ради всей Англии.
Мистер Паунси внимательно рассматривал пол под ногами. Сэр Уильям с грохотом отодвинул кресло и, тяжело ступая, подошел к окну. Стюард увидел, как поникли широкие плечи, обтянутые плотным черным камзолом. Сейчас хозяин крутит на пальце толстое золотое кольцо, знал он. Крутит, и крутит, и крутит…