Таймыр. Трилогия

Подходящее место нашлось возле излучины маленького долинного ручейка. Густые заросли ивняка и невысокой северной березки надежно прятали его с трех сторон, заодно преграждая путь прохладным предгорным ветрам. Высохшая старица гарантировала, что вечная мерзлота залегает не глубоко, а разбросанные природой плиты песчаника были удобны для разделки рыбы. Одна из плит идеально подходила под рабочий стол. А рядом можно было рыть саму яму.

Сержант привычно воткнул штыковую лопату и по звуку понял, что это место определил не он первый.

— Вот трахома! — Майер применил ругательно звучащий медтермин, ибо только им он и смог выразить всю глубину неожиданного удивления открывшимися обстоятельствами — ледник уже был готов.

Правда, рыбы в нем не было. Видимо, именно этот факт спас нехитрое сооружение от песцов или росомахи.

В неглубокой яме, прикрытой лагами из лиственницы и листом оцинкованного железа, одиноко покоился сверток. Как египетская мумия. Грязно-песочный армейский брезент скорбно лежал на большом листе расслоившегося от времени рубероида.

Сержантово сердце пропустило пару ударов. Он уже сфантазировал, что там может быть…

На берегу, не торопясь, нарочито спокойно сел за дощатый стол и закурил. Все уже было ясно — еще когда он шел к Форту, руками нетерпеливо прощупал контуры и прикинул вес находки. Развернувшийся брезент явил взгляду аккуратно сложенный рулонный полиэтиленовый мешок, явно спертый с одного из комбинатовских заводов. Сержант резать еще вполне добротный полиэтилен не захотел — пригодится — бережно развязал горловину и вытащил на белый свет (так и есть!) необычно длинное одноствольное ружье. Удалив консервирующую смазку, которой хозяин («Бывший», — сразу решил для себя Сержант) для оружия не пожалел, он смог внимательно разглядеть находку.

Марка ЗКМ-1 сразу поставила его в тупик. Он-то считал, что знает все марки советских и российских ружей, благо, весь последний год занимался тем, что выбирал себе будущую покупку. Год выпуска 1955, г. Златоуст, 16-й калибр, курковка. Ну и ну! Древнекиргизский карамультук!

Обширная теоретическая подготовка не позволила Сержанту, к его стыду, сходу определить сверловку ствола. Ну, да ладно, здесь врать некому. Не знаешь, да не очень-то и надо.

Механика у ружья была, на первый взгляд, вполне в рабочем состоянии. Неладно было с другим — около дульного среза было безобразно вздуто. Сержант знал, что такое происходит, когда стреляют из случайно забитого снегом ствола.

Он отложил ружье в сторону и еще раз наклонился над свертком. Там же лежала металлическая коробка (в подобных когда-то рачительные хозяйки хранили крупы и сахар), а в ней, заботливо переложенные вощеной бумагой, пятнадцать латунных патронов и банка ностальгической абаканской тушенки. Сержант обалдел, когда разглядел на донышке дату выпуска. Дефицитное по тем временам мясное изделие было изготовлено в 1967 году! Теперь было ясно окончательно, что хозяин свертка уже не объявится. Что с ним случилось, можно было гадать бесконечно и безуспешно…

Дикие горы тысячеметровой высоты с белыми шапками вечных снегов в провалах ущелий, где рождается и слетает длинными водопадами кристально чистая вода, следили за продолжением одним им памятной истории, в которой люди появлялись и исчезали, что-то искали, находили, уходили домой или оставались здесь навсегда, вливаясь своими истлевшими телами в бесконечный круговорот живой и мертвой материи.

Люди если и жили здесь «всерьез и надолго», то очень много лет тому назад. Местные племена эвенков и нганасан считали районы озер «нехорошим местом» и никогда сюда не забредали. Этнографы так и не придумали подходящей для всех ученых причины. Коренные народы жили много севернее, в настоящей тундре. Последние шестьдесят лет лишь «белые люди» безудержно чудили на стерильных берегах, и горы, увы, насмотрелись всякого…

Обедая на скорую руку, Сержант хотел было открыть раритетную банку, но побоялся без сторонних наблюдателей.

Разобрав находку на столике летней кухни, он не торопясь отпилил дефектный кусок ствола, приговаривая: «А ненужное отнимем спецпилой…» — эту фразу он услышал у знакомого хирурга на последней пьянке. Зачистил заусенцы. Барсик сидел рядом, как принято у любопытного кошачьего племени, и внимательно наблюдал за работой.

— А вот теперь, кот, мы с тобой не просто местные жители, а местные жители с обрезом. А это уже совершенно другой авторитет среди наших непуганых соседей! Это — совсем другое дело! — такой итог своей работе подвел человек с ружьем и удивился собственному голосу. Даже тембр изменился!

Сержант глубоко вздохнул, стараясь вобрать в себя побольше волшебного озерного эфира.

Воздух Озера загадочен и опасен. Он заставляет человека, единожды его попробовавшего, записываться в туристы и бросать пить, расставаться с нелюбимыми и менять религии. Он принадлежит к высшим, нематериальным субстанциям, не нуждается в оценках и описаниях. Воздух Озера одновременно зовет и успокаивает тебя, каждый день молчаливо доказывая, что жизнь, в общем-то, прекрасна. Особенно когда она проходит здесь…

Кот лениво катнул толстой лапой обрезанный кусок ствола и смахнул его на землю. Сержант не стал поднимать, переломил ружье и тщательно вогнал в патронник старательно протертый латунный цилиндр. Прицелился одной рукой «в космонавтов», подержал его на весу, привыкая к прямой ореховой ложе, но стрелять не стал.

Со значением, медленно положил оружие рядом с собой. Мушки не было. Но все равно — здорово! Прерывая приятное занятие, на руке негромко просигналил о контрольном времени хронометр — через три часа, если все нормально, должен появиться катер. Пора было вытаскивать сеть, готовить сугудай на всю компанию, а потом включать угольного цвета «Кенвуд», выходить на связь с группой.

— Пойдем Барс, работать… У нас — работа, у них — романтика дороги, блин… — Сержант вдруг понял, что соскучился по ребятам, что добровольное одиночество ему смертельно надоело и что он все последние дни только и ждал их приезда. И непокативший Алан Дин Фостер, любимый писатель-фантаст, тут не при чем.

Его маленький товарищ махнул лапой по длиннющим усам и, переваливаясь мускулистыми полосатыми боками, неспешно пошел за любимым человеком — к маленькой резиновой лодке, лежавшей на берегу притихшего к вечеру Озера.

* * *

Прохладный воздушный поток, распоротый на тугие струи летящим по воде катером, не мог справиться с патентованной тканью «гортекс». Куртка по-фирменному снисходительно принимала воздушный удар, не пропуская внутрь ни единой молекулы воздуха. Тело ощущало импульсно-мягкое давление, немного похожее на массаж. Но курить в таких условиях было невозможно. Поэтому Андрей Донцов повернулся влево, опытно отгородившись капюшоном от сил природы, достал сигарету — и замер, ибо шевелить свое почти двухметровое стокилограммовое тело было лень.

— Неохота шевелиться… — озвучил он свои чувства.

Лежащий рядом Квест понимающе кивнул головой и тоже полез за сигаретой. При этом он хитроумно изогнул позвоночник, стараясь на время оторвать от крепко нагретой крышки моторного отсека спину. Двигатель катера работал на полной мощности, и без пенополиуретанового коврика, который не пропускал тепло, долго пролежать в одном положении было весьма непросто — можно было изжариться на крышке мотора. Но коврики доставать тоже было лень… Кайф с пыткой. Или пытка с кайфом.

Однако, все признавали полезность сей процедуры и даже ждали ее, так как проблемы с позвоночником для всех, многие годы проживших на Севере, были неминучими и более чем знакомыми. Кроме того, «прогревание спин» стало частью сложного и выверенного ритуала преодоления водной части маршрута, до мелочей отработанного за годы поездок на таймырские озера. Можно было с достаточно большой степенью вероятности предугадать те или иные действия членов группы по мере удаления от города. В этом была непередаваемо привлекательная стабильность давней традиции. Тем более, что продолжалось это только до момента высадки на берег. Чувство привычного спокойствия сложно переплеталось с ожиданием момента прибытия, создавало прелестное ощущение «удовлетворения образом жизни», как сказал Димка Квест в первую поездку, еще лет шесть назад.

Донцов достал наконец зажигалку и оба слаженно и с наслаждением закурили. Обычно в такие минуты Квест изрекал что-нибудь заумно-философичное, никак не связанное с происходящим вокруг. Так и произошло. Он положил пустую пачку-пепельницу на наметившийся к тридцати пяти годам и тщательно культивируемый животик (плата за успешный бизнес, как говорил он сам), затянулся и начал:

— Знаешь, Андрей… Правильнее всех прожил свою жизнь Жак Кусто… Пока все дрались и через эти драки помирали от дрянной водки, ожирения, повального мордобоя и всеразличных психических расстройств, он жил в своей собственной Мечте, которую сам же сумел превратить в реальность…

Квест немного помолчал, обдумывая дальнейшую мысль. Сказал вдруг совсем неожиданное:

— А это происходит потому, что у всех людей на Земле собственное торсионное поле закручивается направо и лишь у некоторых, немножко чокнутых, — налево… Это я в одной философской книге прочитал. Кусто был одним из этих некоторых, поэтому окружающий мир воспринимал особым образом, нам, дурням, не понятным…

— Значит, все мы — дурни? — Андрей Донцов спросил и понял, что так и не смог привыкнуть к сложным Димкиным ассоциациям.

— Не всегда.

— А когда же — дурни? — низкий голос Донцова приобрел ярко выраженную провокаторскую окраску. — Когда водку с пивом не мешаем? Или когда деньги в банк не вкладываем?

— Когда выдыхаем воздух! После выдоха торсионное поле человека на мгновение меняет знак… — изрек Квест веско — как последний патрон израсходовал — и, для завершения картины, глубоко затянулся, медленно так, задумчиво. И замер…

— Вот так… — медленно выдохнул.

Андрей удивленно покачал головой, встал и посмотрел вперед, на приближающийся берег. Среди желтеющих деревьев уже можно было разглядеть неясные пятнышки створных знаков. Сейчас увидеть их мог только человек с очень хорошим зрением. Глянув на рубку, Андрей понял, что Капитан заметил знаки одновременно с ним, — штурвал плавно, но сильно лег вправо. Катер среагировал с запозданием, как серьезный, знающий себе цену пароход. Створные знаки на берегу начали совмещаться, шипение подрезаемой одним бортом воды усилилось.

Две моторные лодки, мимо которых катер только что пролетел, завели двигатели и двинулись следом. Это была нормальная практика в опасных местах — судовой ход в начале и конце лета представлял собой узкую полоску приемлемой глубины среди бесконечных мелей, и не слишком опытные судоводители маломерного флота, не желая напрасно рисковать, пристраивались поближе к профессионалам.

А с профессионалами в таймырских акваториях дело было кислое… Когда-то, во времена оны, количество читателей журнала «Катера и яхты» в Норильском регионе было очень велико. Число только официально зарегистрированных катеров и лодок переваливало за две тысячи. Потом все изменилось. Перманентный российский политэкономический эксперимент поставил суда маломерного флота на прикол, а возможность отдыха на водах перевел в разряд дорогих и малодоступных забав. Самый отчаянный и самобытный лодочный мотор в мире — «Вихрь-30» — имел теперь цену, сравнимую с ценой подержанного автомобиля. Что уж говорить о массовой покупке речниками моторов «Ямаха»!

С другой стороны, на Таймыре возникла тонкая, но красивая прослойка владельцев катеров иного класса — пластиковых многоместных водометов со скоростью средств противовоздушной обороны (и такой же ценой), внутренней отделкой на уровне пятизвездочных отелей. Владельцы зачастую нанимали спецов старой школы, которых волнами-цунами, вызванными нелогичными решениями власти, пачками выбрасывало на берег. Все якобы считали деньги.

Некоторые из спецов создавали свою прослойку — как их Капитан — и, покупая суда, пробовали делать (и делали) свой собственный маленький бизнес, и весьма прибыльный. Другие сменили квалификацию, а большинство «стариков» медленно спивалось.

Створные знаки совместились, зрительно превратившись в один, и Капитан чуть сбавил ход, тактично предоставив возможность лодкам-прилипалам не отстать от папы.

У берега болтался на отмели облупившийся буек, обозначавший место поворота. Буек, как и створные знаки, поставили давным-давно сами капитаны. Никаких гидрографов здесь сроду не бывало. Их Капитан не нуждался в буйках, так как смог бы пройти поворот с закрытыми глазами.

Легко и уверенно повернув катер в одному ему известной точке, Капитан, одновременно с моментом выравнивания, включил ревун.

— Здравствуй, речка Лама… — тихо прошептал Донцов и оглянулся — не слышит ли кто? Ему на миг взгрустнулось. Жаль, что Ариши нет сейчас рядом… Как она там, в своей «республике Шкид»?

Арина Донцова нынешний «дамский» сезон вполне сознательно пропускала — собирала материал для очередной монографии. Что-то связанное с психологией подростков. Поэтому и уехала в летний детский лагерь. На две смены.

Квест тоже встал с раскаленного ложа и, как Андрей, зачаровано следил за мастерским выполнением этого далеко не простого маневра на довольно большой скорости.

— Эскорт у нас! — голос Димки наполнился ласковым превосходством богатого туриста, путешествующего на океанском суперлайнере. — Мученики из «малокалиберной» флотилии! И где только эти черти в наши дни ватники достают? Наворовали по молодости, что ли?

Мученики же себя таковыми не считали, в знак чего один из них что-то лениво крикнул, одной рукой вальяжно помахивая пассажирам катера, а другой безуспешно пытался перевести свою груженую «Сарепту» на глиссирование. Капитан еще сбавил ход.

Квест достал новую сигарету. Первый этап был позади.

Речка Лама — еще не озеро Лама. Но, то ли из-за названия, то ли оттого, что вода в реке была уже другая — чистая, создавалось впечатление, что пройдена невидимая грань между царством безобразно дымящей медно-никелевой цивилизации и резервацией дикой природы.

Донцов вернулся на корму и вынул из специального планшета набор больших цветных фотографий спутниковой съемки — плод сложных финансово-обменных операций (они с Квестом выменяли их у английской экологической экспедиции, работавшей на Ламе, по-честному — на высохшие и безнадежно испорченные рога снежного барана), выбрал из них нужную. Среди обширных отмелей, желтых на фотографии, ясно проступала тоненькая синяя ниточка фарватера на входе в речку. Фотографии по своей сути отличались от привычных карт — в них было что-то живое. Казалось, при желании можно было различить и их катер, медленно продвигающийся на восток. Донцов даже согнулся, наклонившись поближе и погладил пальцем глянцевую бумагу.

— Пойдем-ка вниз, девчонки уже накрыли, небось. Водку пить будем. Остыла, наверное… Как раз до нормы… Хорошо водку пить сегодня — на душе празднично! Двинули, Андрюха, в кубрик, а то всю колбаску съедят, как в прошлый раз, помнишь?

— Двинули, все равно смотреть пока нечего… — с поспешной готовностью откликнулся тот. С поспешной, потому что надо было скорей стряхнуть с себя грустные мысли — не думал Донцов, что так сильно будет скучать по жене.

И спустился следом за Димкой.

Внизу было тепло и уютно. Каюта располагалась позади и чуть ниже капитанской рубки и была идеально приспособлена для неторопливого отдыха. Фарида Гафарова с Леной Малышкой уже изрезали по возможности красиво мясо и зелень. Поджарый, но основательно медлительный Игорь Лапин, недавно состоявшийся муж Ленки, разливал холодную водку из бутылки ужасающего размера в высокие пластиковые стаканчики с лживой надписью «Кока-Кола». Рассаживались как обычно — очень долго. Два раза Игорь бегал на палубу к рюкзакам за забытыми кулинарными и столовыми тонкостями.

— Сразу чувствуется, что не хватает еще одних женских рук, — хитро подмигнула Фарида Донцову. Тот грустно улыбнулся, выказывая тем полное согласие.

Наконец, все мелочи обрели свое место. Ребята чуть-чуть ритуально помолчали, проникаясь важностью момента. Андрей по традиции произнес сакраментальное: «За экспедицию!», все выпили — и так хорошо стало, что, еще чуток, и все бы пассажиры разом нежно всплакнули.

Мягко рокотал мощный дизель, ветерок сквозь щели легко колыхал занавески, плавно покачивало тела на поворотах. Плавная жизнь-Капитану не наливали, знали, что сейчас пить не будет — фарватер на реке сложный.

— Как говорил главком Западной Группы Войск в Германии и нашего Сержанта — «между первой и второй… пуля не должна пролететь!» — Квест всегда хорошо чувствовал общее настроение.

Налили уже поменьше, да и куда им торопиться — столько прекрасных дней впереди! Тем сильней был кайф «удовольствия понемногу». Гедонизм! Мясо было не импортное, а закопченное на родном колбасном заводе, контрабандные минусинские помидоры блестели большими и сочными боками. Как всегда, «экспедиция» начиналась с хорошо организованного пикника. В городской жизни вся эта компания была малопьющей, но уж в начале каждой своей поездки на озера они позволяли себе расслабиться — «чисто русским методом».

Потом охотно выпили за молодоженов Лапиных, за удачу свадебного путешествия, за хорошую погоду.

— А наш бедный Сержант, небось, очи выплакал, на воду глядючи, нас ожидаючи, — распевно молвил уже чуть завеселевший Квест, пытаясь выловить из алюминиевой кастрюли с салатом хрустящий кружок крупно нарезанной редиски.

— Ничего он там не выплакал, на пиво глядючи… Сидит себе со своим котом ненормальным на лавочке, природу вдыхает да сугудай трескает с двух рук! — возразил Донцов.

Он Барсика не любил, как и вообще всех кошек. Боевой кот отвечал ему вполне адекватно. Однажды крепко разодрал левую руку почти до кости только за то, что Андрей слишком сильно похлопал поддатого Сержанта по плечу.

— Взял бы себе пса нормального, лучше всего — лайку… Нет ведь, делает все — черти как! Детский сад… Удивляюсь, как его в такой серьезной больнице завотделением ставят… Завалит он там всю лечебную работу своими выходками!

— Испортили тебе… ой!.. тебя органы, Андрюха! Выдул ты в свисток милицейский свою способность прощать мелкие людские слабости… — Фарида попыталась обнять Донцова за могучие плечи, не смогла — не хватило рук, и продолжила: — А наш Сержант молодец — джигит! Стильно живет… Вот только женить его нужно экстренно…

— Ну так и жени его на себе, восточная женщина, — прозрел Игорь. — Крепкие семейные пары нужны стране как воздух. Посмотри на нас с Ленкой или на Донцовых — сыр в масле! В смысле, душа в душу…

— Вот фигушки! Моя вольная профессия предполагает вольную жизнь. Я и не мечтаю вовсе… — легко соврала Фарида.

— Мечтает, — возразил жующий Донцов.

— Это с каких это пор журналисты стали вольными людьми? — Квест выловил уже весь редис и с обычной для него язвительностью включился в словесную игру-перепалку.

— Вы, буржуи, нас не купите… — Фарида томно повела в его сторону карими арабскими глазами. — Хотя, надо подумать… Сержант не то что ты, Димка, он к женщинам с уважением относится.

— Ага. К высококлассным медсестрам, да и то, если хорошо стреляют из «Калашникова».

Ленка тут же заступилась за подругу:

— Ты его не слушай, Фарида. Специалист нашелся! По медсестрам… Хотела бы я посмотреть на твою будущую!

— И не мечтай! — возмутился Квест.

Но Фарида обиды не проявила. Обычная легкая пикировка между женской половиной группы и Димой Квестом имела давнюю историю и воспринималась как этакий интеллектуальный кетчуп, не более.

Коротко тявкнул ревун. Капитан повернулся, сказал что-то неслышное за шумом работавшего на полных оборотах дизеля и улыбнулся. Он всегда улыбался в этот момент пути. Спаянный экипаж давно уже научился все понимать по губам и повалил в рубку и на палубу. Катер КС-100 входил в самое красивое озеро на свете.

Для того, чтобы успешно объяснить никогда не бывавшему на Таймыре человеку красоту озера Лама, необходимо, чтобы тот сначала побывал на Байкале и Рице, Женевском озере и норвежских фиордах. Если все это сложить и умножить на два — получится озеро Лама… По крайней мере, так говорят люди, побывавшие во всех этих местах.

Природа подарила жителям Норильска, обиженных солнцем, теплом и правительством, россыпь красивейших огромных озер, разбросанных среди горной страны Путорана. Со многих именитых путешественников слетал гонор и снисходительное пренебрежение матерых путешественников, когда они первый раз приезжали сюда с «материка». «Материком» северяне называли всю остальную часть земного шара, расположенную ниже полярного круга.

Аборигены заполярного города, где властвовал знаменитый флагман цветной металлургии, традиционно много путешествовали. Необходимость отдохнуть после долгой полярной ночи заставляла людей проводить каждый год свой немалый отпуск на «материке». Сначала по всей территории бывшего Союза, потом России, а в более поздние годы — и по всему миру. Таким образом формировался особый, северный, образ жизни. Даже тяжелые периоды экономических катаклизмов не поставили этому барьер.

Средний норильчанин знал Россию, а теперь и другие страны, не по карте на стене. Родня в различных городах и весях, санатории, туристические поездки, деловые командировки и «разведвыезды» для поиска предполагаемого места обустройства в старости — тактика менялась, но… С приходом каждого мая в городе начинался отпускной ажиотаж и самолеты трещали по швам, набитые счастливыми пассажирами.

После достижения определенного возраста, повидав и поколесив по миру, иной норильчанин прекращал искания и приходил к пониманию самоценности отдыха именно среди диких гор Таймыра. Он обращал свой взор на восток, к Путоранам, оставлял часть своего отпуска для отдыха на озерах. Ибо подобного уголка, как он самолично убеждался, на территории бывшего СССР больше не было. Процент таких людей среди местных практически не менялся. Правда, в последнее время ряд российских и западных глянцевых изданий «не для средних кошельков» вновь начал рекламу подобного отдыха — с валютной охотой на медведей и снежных баранов, сплавом на плотах по диким рекам.

Да и в самой молодой республике Таймыр постепенно вызревали идеи привлечения на сии красоты людей с хорошими деньгами. Для этих целей предполагалось восстановить национальный парк на Ламе и соседних озерах, из-за непредсказуемой политики центральных властей угробленный несколько лет назад. Начинался новый, пока непонятный и сумбурный, этап развития туризма в жизни Путоранских озер.

Экипаж катера состоял из людей, знавших о Ламе с детства, но всерьез заболевших Озером всего шесть лет назад.

Капитан входил в Ламу бережно, обходя по широкой дуге невидимую мель, сторожившую вход в другой мир. Катер встретили нагонные волны, обычные на этом участке пути — вплоть до первого поворота озера на восток. Плоскодонное судно сегодня неплохо держало волну, не зарываясь носом в воду по рубку, как это было в прошлый раз, во время сильного шторма. Тогда им пришлось почти сутки ожидать погоды на одном из бесчисленных крохотных островков, где Квест целый день, как дед Мазай, гонялся за зайцем, неизвестно как туда попавшим. Постепенно становилась все более заметна светлая полоса тихой воды, начинающаяся от устья реки Бытык. И вот Капитан потянулся, встряхнул руками, снимая напряжение, повернулся к Димке.

— Ну что, порули немного, я ноги разомну… — он встал с сидения и повернулся боком, пропуская Квеста.

— Есть, Кэп! — сменщик радостно протиснулся на место.

— Командуй давай… — разминка в понимании Капитана заключалась прежде всего в вылазке на палубу и проверки наличия воды в трюме. От природы осторожный, он не очень доверял аварийным датчикам, ибо теперь под катером глубины свыше трехсот метров. А до ближайшего берега — не меньше километра, да и не подойдешь к нему из-за коварных мелей.

Квест поглубже устроился в кресле, положив руки на подрагивающий штурвал. Он всегда поражался тому, как резко поверхность озера за этим поворотом превращалась в серебристое зеркало. Горы издавна преграждали дорогу ветрам, обеспечивая покой и тишину. Шум движения судна почти стих, превратившись в мягкий шелест, а водомет работал ровно. Катер вел себя заметно устойчивей, практически не сходя с заданного направления.

Ребята опять собрались за столом, на этот раз налив упущенное и Капитану. А Квест зачарованно смотрел вперед по курсу, загипнотизированный плавным скольжением судна. Он, оглянувшись на кубрик, в котором уже сидел Капитан, чуть стронул рычаг газа вверх правой рукой, добавляя оборотов двигателю. Рычаг откликнулся на команду, сразу и мощно подтолкнул катер вперед.

Полет!

Прямо перед носом парочка отъевшихся за лето гагар тяжело поднялась в воздух и низом, задевая воду кончиками больших крыльев, неохотно полетела в сторону берега. Горы, круто спадавшие лесистыми подошвами к кромке воды, постепенно приближались. Уже различимо белел плавник на полосе бесконечного галечного пляжа. Квест чуть довернул катер поближе к берегу.

Капитан сразу среагировал на столь явное нарушение «правил безопасности полетов»:

— Ди-има…

— Я чуть-чуть, аккуратненько, — Квест по-детски виновато улыбнулся, увидев признаки недовольства на физиономии Кэпа.

— Держись подальше от мыса, а то у меня рюмка виляет.

Из-за спины протянулась Ленкина рука и поставила перед Димкой возле ветрового стекла стаканчик с горячим кофе.