Замри и прыгни

– К своему! К супругу твоему драгоценному!

– Не должна, – стала понемногу соображать Зоя. – Она его не любит.

– Умная женщина, – одобрила Маргарита. – Проницательная. Нам нужна одежда, так?

– Так.

– Домой ты не поедешь.

– Нет… – затрясла головой Зоя. – Ни за что.

– Правильно. И я тоже. Сколько у нас денег? Мы же не все пропили…

– Пропили? – Зоя настолько поразилась этому слову, которое никогда, даже в мыслях, применить к себе не могла…

– Пропили-пропили, – подтвердила Маргарита. – Мы с тобой, милочка, неделю находились в самом настоящем запое.

– Запое? – От ужаса Зоя вскочила с дивана.

– На пустую тару посмотри, – посоветовала подруга. – И порадуйся. Войти в запой несложно, а вот выйти… А мы с тобой вышли. Так?

Зоя неуверенно кивнула.

– Значит, мы сильные женщины. И все у нас получится.

– Что – все?

– Откуда я знаю? Все – значит, все! Подъем! Ты у нас финансист? Значит, будешь казначеем. У меня на карточке тысяч двести лежит. Давай, свои пересчитывай.

– Пять тысяч триста долларов и сорок восемь тысяч рублей, – доложила Зоя после тщательного обследования бумажного пакета.

– Так, сейчас поедим и двинем в магазин.

– Зачем?

– За одеждой. Согласись, голыми начинать новую жизнь как-то не очень приятно. Холодновато на улице. По пути в автосервис завернем. Стекло вставим.

Домой они вернулись поздно, до зубов нагруженные пакетами и пакетиками. Разгребать покупки сил уже не осталось. Решили оставить это на утро и, выхлебав по мензурке безобидной валерьянки, завалились спать. И, то ли устали от хождений по магазинам и примерок, то ли сказалось многодневное беспробудное пьянство, надорвавшее хрупкие организмы, спали покойно и крепко, даже без сновидений.

Осенний рассвет оказался неожиданно ярким: в незашторенное окно вломилось желтое солнце. Исполосовало острыми лучами стену и стало настырно тыкаться в женские головы.

– Подъем! – провозгласила Рита, сдергивая с подруги одеяло. – Смотри, солнце какое! Хорошая примета!

– Чего примета? – уныло спросила Зоя, уворачиваясь от распоясавшегося светила.

– Новой жизни, вот чего! Чур, я первая в душ!

Зоя не возражала. Ей было все равно. Ни Ритиного оптимизма, ни ее странного веселья она не разделяла. Если вчера за всей покупочно-организационной суетой дикое положение, в котором они обе оказались, как-то подзабылось, то сегодня, особенно при этом беспощадном солнечном свете, наружу вылезли не только чужие старые выцветшие стены и стертый палас, но и со всей страшной несообразностью обнажилась ее нынешняя жизнь, никчемная, пустая, невзаправдашная.

– Зойчик, – крикнула из ванной Рита, – полотенце новое принеси! – И, когда Зоя, разворошив несколько пакетов, отыскала полотенце и сунулась с ним в ванную, приказала: – Вставай под душ. Твоя очередь. Так, как я учила.

– Нет, – замотала головой Зоя, вспомнив вчерашний ледяной кошмар, – я не буду!

– Еще как будешь! – сообщила подруга, задвигая тугой шпингалет.

Затащила слабо сопротивляющуюся Зою под душ и в точности повторила недавнюю страшную экзекуцию. Потом отрегулировала воду, весело крикнув сквозь тугие струи:

– Теперь наслаждайся, сколько хочешь. Я кофе сварю.

Зоя, обрадованная тем, что пытка оказалась короткой, даже не закрыв кран, выскользнула из ванной. Рита стояла у плиты, на фоне голого кухонного окна, лицом в стекло. Плечи ее крупно и ритмично вздрагивали. Вот она сжала ладонями виски, раскачиваясь, стала глухо стукаться лбом об оконную раму.

– Рита, – шепнула удивленная Зоя, – ты что? – И тут ее обожгло: плачет! Маргарита плачет! И зажимает руками рот, чтоб не было слышно, и стискивает голову, чтоб не разорвало от боли и отчаяния! – Ритуля, милая! – кинулась она к подруге, зацепилась полотенцем за ручку открытой двери и, чуть не грохнувшись, вдруг особенно ясно поняла – нельзя! Нельзя показывать Рите, что видела ее слезы! Остановилась, пятясь, втянулась обратно в ванную, встала под журчащий душ.

Слезы смешивались с водой и становились неощутимы на вкус. Зоя поднимала голову, чтобы веселые струи заполонили рот, не давая вырваться наружу громким рыданиям. Вода набивалась в нос, хлестала по глазам, чтобы глотнуть воздуха, приходилось откашливаться и отплевываться. Но так было легче. Так Рита, сильная, красивая и очень несчастная, не могла услышать, что и она – плачет. Когда Зоя, наконец, вышла на кухню, на столе дымился кофе, на тарелке золотились тосты.

– Накупалась, моржиха? – весело спросила Рита, опуская покрасневшие глаза к чашке. – Я уж хотела тебя спасать идти.

– Ну, – вторя ей, в тон отозвалась Зоя, – что у нас на завтрак? Яйца всмятку и тосты? Новая жизнь начинается неплохо! Очень люблю яйца всмятку.

– Учти, завтра утром кормишь ты, – предупредила Рита. – Только имей в виду: я ненавижу манную кашу!

* * *

– Я дождусь каши или нет? – раздраженно выкрикнул в селектор Андрей Андреевич.

– Уже несу! – нарисовалась в дверях Катька. – Подогревала, ты же тепленькую любишь!

После расставания с супругой генеральному директору медицинского центра «Озирис» удалось расстаться со многими привычками, олицетворявшими бывшую семейную жизнь. Со многими, кроме одной.

Андрей Андреевич безумно любил манную кашу. И ел ее всегда в одно и то же время – между четырьмя и пятью, запивая густым какао. Это был полдник. Привычный, кажется, еще с детсадовских времен. Генеральный директор «Озириса» был очень консервативен. Как и полагалось солидному человеку. Супруга эту странную традицию поддерживала и одобряла, изготовляя каждый день поутру свежачок на полдник. А вот Катька варить нормальную манку так и не научилась, сплошные комки и недосол, поэтому к привычному часу кашку вместе с какао доставлял из кафе водитель.

Андрей Андреевич поел, запил чудесный вкус детской кашки еще более чудесным какао и раскурил трубку.

В кабинете запахло дорогим табаком, и на этом фоне сразу проявились иные ароматы – тонкий модный одеколон и свежий кофе. Кофе Распопов не любил, но свежеразмолотые зерна в тайном углу секретера держал. Для усиления аристократического эффекта. Он был отлично осведомлен о таком факторе, как ароматерапия. Ритка когда-то научила. Поэтому в его кабинете всегда пахло так, как и должно благоухать там, где дела идут хорошо, потому что бизнес возглавляет умный и успешный мужчина. В самом расцвете сил.

Для этих же целей – придания аристократизма – Андрей Андреевич купил недавно и эту дорогущую трубку. Катька на какой-то Интернет-страничке вычитала, что мужчина с трубкой вызывает особое доверие и расположение. К тому же сей предмет почитался за признак безупречного вкуса и стиля. На самом деле, трубка, как и кофе, ему совсем не нравилась. Она все время гасла, а пальцы, утрамбовывающие табак, обретали грязновато-желтый оттенок и пахли кислым. Но чего не сделаешь, чтобы добавить еще один штришок безупречной стильности к своему образу? И Андрей Андреевич старательно раздувал дорогущее темно-бордовое чудо, как только на пороге кабинета возникал важный клиент или просто симпатичная женщина, ощущая себя при этом, по меньшей мере, режиссером Говорухиным, а по большей – великим Черчиллем.

На сей раз он пребывал в первой роли. Плейбоя и сердцееда из фильма «Асса». Только что по внутреннему позвонила Маргарита Романовна, финансовый директор «Озириса», и попросила разрешения зайти подписать документы.

Маргарита Романовна волновала Андрея Андреевича чрезвычайно! И ее огромные, в цвет лесного омута, глубокие зеленые глаза (чисто ведьма!), и короткий черный ежик, который все время хотелось попробовать на ощупь. А единственная длинная прядка? Жгучий черный локон, тугой и упругий… Это ж надо до такого додуматься – всю голову обрить, а одну кудряшку оставить! Когда Марго, задумываясь, накручивала эту прядку на палец, с Андреем Андреевичем происходило что-то и вовсе непонятное: мышцы напрягались, в висках начинало ритмично стучать, рот пересыхал. Как в юности, когда женщины были еще недосягаемо прельстительны… И когда он хотел каждую из них. И сразу!

Почему-то представлялось, что Марго должна быть очень страстной в постели. Страстной и опытной. Не девочка ведь, многое, наверное, умеет! А ее постоянная смущенная нежность, конечно, не более чем идеально отработанный прием для ловли мужиков. Хотя кто знает… Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся! Распопов воображал, как заваливает ее на свой черный кожаный диван, который по цвету – точь-в-точь – ее волосы, как разрывает на ее груди белую блузку. И пуговицы – их у нее много – раскатываются по паркету белыми жемчужинками. А под блузкой – грудь. Высокая, с крупными темными сосками… И ноги. У нее удивительно длинные ноги, как у модели. А талия? Тонкая, гибкая. Такую очень удобно обнимать. Интересно, как ей удалось сохранить такую фигуру? Она как-то обмолвилась, что у нее двое детей…

То, что она окажется вот здесь, на диване, под ним, вне сомнений. Вопрос времени, и только. Честно говоря, это давно могло бы произойти, она не против, это видно, да за дверью в приемной – Катька. И ведь не выгонишь никуда! Прилипла как банный лист. А, кстати, чем не повод расстаться? Застукает его с финансовым директором, разорется, он ее и выставит. И всем хорошо.

Андрей Андреевич прикрыл глаза и даже пальцами завозил по кожаным подлокотникам, представляя, как будет исследовать стройное Маргошино тело. Вот жену тоже ведь звали Маргарита, но ему и в голову никогда не приходило величать ее Марго. Ритка, и все. А эту иначе и не назовешь. Королева Марго.

– Разрешите, Андрей Андреевич? – приоткрыла дверь Зоя. – Не заняты?

– Для вас – никогда! – расплылся Распопов. – Только вы меня редко балуете, брезгуете генеральным, а?

– Скажете тоже, – Зоя улыбнулась. – Просто мешать не хочу, знаю, сколько у вас работы.

– Сколько бы ни было, ради вас брошу все! – лихо рубанул ладонью мужчина. – И всех!

– Ой ли! – кокетливо стрельнула глазами Зоя. – Шутите! А я ведь и поверить могу, влюблюсь, буду страдать, ночами не спать.

– Давайте вместе, – повел бровями начальник.

– Что вместе? – Женщина сделала вид, что не поняла.

– Ночами не спать!

– Интересное предложение, – задумалась она. – Боюсь, однако, меня ваши поклонницы камнями закидают.

– А мы их того, – подмигнул Распопов, – устраним! Ради вас, моя королева, готов на все. Приказывайте!

Зоя сделала вид, что сильно смутилась. Даже лицо прикрыла ладонями, чтобы шеф не увидел радостно заалевших щек. Осторожно присела на краешек дивана, заложив нога за ногу. Тонкая ткань брюк услужливо стекла по стройным конечностям, очертив безупречные формы.

Распопов влажно скосил глаза.

– А я думал, что вы сегодня будете в моей любимой белой блузке, ну той, которая с жемчужинами… – Он плотоядно облизнул нижнюю губу.

– Вам не нравится мой наряд? – огорчилась Зоя. – Этот джемпер мне не идет? – Она распахнула пиджак и, выпрямив спину, из-за чего грудь красиво подалась вперед, с неудовольствием оглядела собственное тело, туго обтянутое тонкой бирюзой.

– Да что вы, Маргарита Романовна, – соколом взвился Распопов. – Вам все идет! Все! Любая одежда! А уж без одежды, думаю…

– Андрей Андреевич, – Зоя, красиво изогнувшись, дотянулась до стола и положила перед директором стопку бумаг, – прекратите меня смущать! Давайте быстренько документы подпишем. Бухгалтерия ждет.

– Подождет! – Глаза начальника покраснели, дыхание стало громким и частым. – Подождет! – И он грузно перевалился на диван к женщине.

– Андрей Андреевич! – Зоя вскочила. – Ну что вы, право! Не здесь же. И не сейчас.

– Где и когда? – Шеф схватил ее обеими руками за бедро и повел ладони вниз, сильно и жадно ощупывая стройную ногу.

– А давайте, – Зоя ласково разжала его пальцы. – Давайте послезавтра. Я разделаюсь с отчетами, буду свободна как птица.

– Королева! – замычал Распопов. – Я не доживу до послезавтра! Умру от спермотоксикоза!

– Ничего, – игриво засмеялась Зоя. – У нас же все-таки медицинский центр! Откачаем. Давайте подписывайте, а к вам сейчас какой-нибудь начальник явится, и все!

– Веревки из меня вьешь, – хрипло перешел на «ты» Распопов, нехотя отрываясь от манящего тела. – Смотри, залюблю до смерти!

– Только не обманите, Андрей Андреевич, – хихикнула Зоя, подсовывая очередную бумажку. – Ведь даже не смотрите, что подписываете!

– А я никогда не смотрю, – самодовольно осклабился генеральный. – Я человека насквозь вижу. Вот тебя с первой минуты угадал, как только ты порог переступила. И не ошибся. Сама знаешь, кадры – это главное. Вон мы с тобой за полгода как центр подняли! Как «Озирис» раньше назывался? Частная клиника. Больничка. А теперь? Медицинский центр! Звучит? Конкуренты локти кусают. Вся клиентура у нас. И городские, и областные. Мы же с тобой теперь самые информированные. – Он откровенно заржал. – Таким компроматом, как у нас, никто не владеет.

– Господи, Андрей Андреевич, – округлила глаза Зоя, – да какой же у нас компромат? Анализы?

– И история болезни! А в ней, Маргошенька, не только диагноз, но и самое главное: от кого и кому наши правители передали свой переходящий красный вымпел ударника сексуального труда. Так что…

– Андрей Андреевич, – без стука влезла в кабинет секретарша. – Там к вам этот, из мэрии. Требует срочно!

– Ну, что я говорил? – подмигнул Зое Распопов. – Не могут уже и дня без «Озириса» прожить!

Выплывая из кабинета, Зоя нос к носу столкнулась с нервным мужчиной в сером костюме. Голова гостя была низко опущена, видно, чтобы не признали те, кому не следует, но финансовый директор медицинского центра точно знала, что этот человек – второе лицо в городе. Не по должности. А по степени влиятельности. Именно тот, чьего прихода она, Зоя Романовна Рыбакова, очень ждала.

По молчащему телефону подруги, который она набрала тут же, стало ясно: у Риты события развиваются полным ходом. И Зоя просто отправила СМС-ку. В одно слово: «Началось».

* * *

– Начинать всегда труднее всего, – кивнула Маргарита. – Особенно новую жизнь. И не с понедельника, как мой Распопов сто раз начинал, а по-настоящему. Чтобы в этой новой жизни и мы с тобой стали совершенно новыми.

– Как это?

– Так! Во всем. От прически до манер, от отношения к мужчинам до нижнего белья. Мы должны переменить все! Только тогда мы сможем поменяться сами и стать другими.

– Зачем? – тупо спросила Зоя.

– Чтобы жить, – тихо, будто самой себе, сказала Рита.

– Думаешь, у нас получится? – недоверчиво вскинулась Зоя.

– Уверена, – припечатала подруга. – Потому что у нас нет выбора.

И именно из-за этой излишней, выпячиваемой напоказ уверенности стало ясно: Маргарита сама очень хочет поверить в то, что говорит, хотя пока это не очень получается…

– Ну что, Ритуль, тогда давай составлять план действий? – весело, словно и ничего не заметив, предложила Зоя. – Начнем с прически. Можно – с моей. Хотя… – она подергала себя за торчащие вихры, – плохо представляю, что можно с этим сделать. Вот ты – другой вопрос.

– Значит, начнем с меня, – подытожила Рита.

Сделать из жгучей брюнетки пшеничную блондинку удалось лишь с четвертого окрашивания. После первого осветления Рита стала густо-рыжей, после второго – солнечно-оранжевой. После третьего – грязно-соломенной.

– Ритуль, – засомневалась Зоя, – может, хватит? Вдруг волосы вылезут?

– Не вылезут, – убежденно выдала Рита, взбивая очередную порцию краски. – Не имеют права. Иначе сбрею к чертовой матери!

Вместе с волосами Рита так же тщательно осветлила брови. И после завершающей процедуры – сушки феном волос, накрученных на крупные бигуди, перед Зоей предстала совершенно обворожительная незнакомка – романтичная, изысканная. То ли Мэрилин Монро, то ли – Мадонна. Или Ким Бэссинджер в лучшие годы. Словом – женщина-фея. Женщина-мечта. Копна светлых кудрей, светло-рыжие подковки бровей, глаза – две спелые сливы. Черные, с лиловым отливом. Глубокие, бездонные, загадочные. Рот крупный, ярко очерченный, с задорно приподнятой верхней губой. Конечно, цвет лица после недельного запоя был явно не персик, да и круги под глазами изрядно подсвечивали синевой, но это же – временно! Отдохнет, отоспится, да крем тональный, наконец, наложит!

– Рита… – восхищенно выдохнула Зоя. – Какая же ты красавица…

– Ты будешь не хуже, обещаю, – подмигнула ей в зеркало подруга. – Я уже все придумала.

– Не надо, Ритуль, а, – испугалась отчего-то Зоя.

Вернее, не то чтобы испугалась. Просто ей-то, со стороны, было совершенно понятно, что все усилия Риты по ее перевоплощению пропадут впустую. Из красавицы брюнетки запросто можно сделать красавицу блондинку. А вот из толстой рыжей коровы если что и может получиться, то только такая же корова иной масти.

Именно так она Рите и сказала.