Не возжелай мне зла

– Что померещилось?

– Он сказал, что сначала ему почудилось, будто стены двигаются, а потом он начал видеть людей, которых не было.

– Галлюцинация?

– Ага.

– А дальше?

– Вышли подышать свежим воздухом, и он вдруг упал. Я позвал на помощь, какой-то парень позвонил в «скорую», а дальше из паба вышли все наши посмотреть, что происходит. Эмили знала, что надо делать. Перевернула его на живот, ну, в специальную позу, чтобы не задохнулся. У него пропал пульс, и она сделала ему искусственное дыхание рот в рот.

– Господи, – шепчу я, закрыв руками лицо, в глазах темнеет.

– Простите меня, Лив, – говорит Марк, а сам чуть не плачет. – Я знаю, у вас было свидание и все такое.

– Это неважно.

Я усмехаюсь, вспомнив, как провела вечер. Моего визави звали Фрейзер, мы с ним встречались в первый раз. Свидание нам устроили общие друзья, и мы, похоже, друг другу не понравились. Почти весь вечер он брюзжал и скулил по поводу своей бывшей жены, я почти не слушала и с нетерпением ждала, когда он закончит, чтобы поскорей отправиться домой.

Я встаю и иду к двери. Доктора все еще не видно, но в коридоре суматоха. Кто-то бегом катит тележку к дверям еще одной палаты реанимации. На ней лежит крохотный мальчонка в одном подгузничке. Совсем не шевелится, губы синие, на ножках какая-то сыпь. Мать ребенка рыдает, повиснув на руке мужа. Хочется подбежать к ним, утешить, чем-то помочь, но мне сейчас не до сострадания к чужому горю, у меня свое. Я снова поворачиваюсь к Марку:

– Послушай, Марк, я не совсем понимаю, как такое случилось. Может, ты не все рассказал? Упустил что-то важное?

Он вертит головой, не зная, что ответить, но тут с важным видом заходит врач в синем халате и брюках, одежде хирурга.

– Дуг Уокер, – представляется он и протягивает руку.

Высокий, не меньше шести футов, где-то чуть за пятьдесят, по лицу и уверенным движениям видно, что калач он тертый и врач опытный. Я сразу чувствую, что о Робби хорошо позаботятся.

– Оливия Сомерс, – отвечаю я.

Мы жмем друг другу руки, и он довольно долго смотрит мне в глаза, словно пытается вспомнить, где мы с ним встречались.

– Ну, как там Робби? – спрашиваю я.

– Нормально. Несладко ему пришлось, но сейчас он в сознании.

Гора с плеч. Я даже нахожу в себе силы улыбнуться:

– Спасибо.

– Мы с Марком уже побеседовали, он рассказал все как было, что происходило перед тем, как Робби потерял сознание, – говорит хирург и со значением смотрит на Марка. – Может, еще что-нибудь вспомнишь? Нам бы это помогло…

– Нет.

Сложив руки на груди, доктор Уокер останавливает на нем долгий взгляд:

– Для нас крайне важно, чтобы ты рассказал всю правду.

– Я и говорю всю правду! – запальчиво кричит Марк, выставив подбородок вперед. – С чего мне врать?

– Ну, скажем, чтобы не выдать себя, или Робби, или еще кого, кто дал вам наркотики.

– Да не принимали мы никакие наркотики! – вопит он еще громче. – Я не говорю, что мы никогда не пробовали. Курили травку пару раз… Но не больше.

– Не волнуйся, Марк. – Я беру его за руку. – Тебя ни кто ни в чем не обвиняет.

– Честно, Лив, – говорит он тихо, глядя мне прямо в лицо. – Робби ничего такого не принимал.

– А он не мог потихоньку сходить, например, в туалет и принять что-нибудь от вас тайком? – гнет свое доктор Уокер.

– Писать мы ходили все вместе, – отвечает Марк. – И возвращались тоже вместе.

– Ну хорошо, – хлопает врач его по спине. – Пожалуйста, подожди в приемном покое. Мне надо переговорить с мамой Робби, а потом подумаем, как доставить тебя домой.

Марк робко бросает на меня озабоченный взгляд и сматывается, подметая пол бахромой джинсовых штанин. Доктор Уокер закрывает за ним дверь.

– Они давно дружат? – спрашивает он.

– Чуть не с пеленок.

– Вы ему во всем доверяете?

– Да. Мы с его матерью давние подруги. Учились в университете вместе.

– Регистратор говорила, что вы врач.

– Терапевт.

– Мне знакомо ваше имя. Кажется, вы здесь работали.

Глядя на меня, он хмурится, но не враждебно, просто роется в памяти.

– Вспомнил! – щелкает он пальцами. – Я читал статью в «Эдинбургском курьере». Там написано, что вас представили к какой-то городской награде или премии.

– Да. Я работаю на общественных началах в центре реабилитации в Грассмаркете.

– Жена заметила, что у вас есть все шансы загрести эту премию.

– Очень мило с ее стороны.

– Да причем здесь мило… Она говорила о вас с восхищением. Говорила, вы творите там великие дела.

– Да что вы, я лишь винтик в команде единомышленников. Но согласна, многим юнцам мы помогли стать на путь истинный.

– Что ж, желаю получить премию, – улыбается он.

– Спасибо.

Он жестом приглашает присесть, мы садимся друг напротив друга.

– Итак, доктор Сомерс…

– Называйте меня Оливия, прошу вас, – говорю я.

– Оливия, – произносит хирург, и лицо его становится серьезным. – Ваш сын потерял сознание возле городского паба. Ему помогли друзья, особенно девушка, которая знает правила оказания первой медицинской помощи. Когда приехала «скорая», она как раз делала искусственное дыхание и закрытый массаж сердца.

– Да, Марк рассказал.

– Сюда его привезли без сознания. Мы двадцать минут вентилировали легкие, и только тогда он стал дышать самостоятельно.

– А что с головой? Он голову поранил.

– Рана неглубокая. Мы ее быстренько склеили. Заживет без проблем, но, конечно, стоит проверить, нет ли сотрясения мозга.

– Его можно будет забрать сегодня?

– Осложнений мы не ожидаем, но пусть полежит до завтра, где-то до обеда, в токсикологическом отделении. За ним надо еще немного понаблюдать.

– Но Марк утверждает, что они ничего такого не употребляли. Может, он потерял сознание от выпивки?

– Оливия, – заглядывает он мне в глаза, – лично у меня нет никаких сомнений в том, что ваш сын принял наркотик. Скорее всего, оксибутират натрия.

– Оксибутират?

Работая в центре реабилитации, я узнала, что на улицах Эдинбурга достать бутират проще простого.

– Вы уверены?

– Стандартных тестов на наркотики мы здесь не делаем, но его поведение после обморока согласуется с типичными симптомами передозировки оксибутирата натрия. Не сомневаюсь, вам знакома картина: в отделение экстренной помощи привозят пациента с явной передозировкой, делают внутривенное вливание, готовят к обследованию на томографе, а он вдруг выдергивает трубку и пытается слезть с каталки.

– Я не верю… То есть я хочу сказать…

– Он не первый подросток, хвативший лишку.

– Но Робби не употребляет наркотики. – (Доктор Уокер приподнимает брови.) – Да, Марк рассказал, что они, бывает, покуривают, что выпивают не по годам много, но такое? – Я сжимаю челюсти, пытаюсь сглотнуть, но ничего не выходит. – Не верю, что он настолько глуп.

– От алкоголя и марихуаны до так называемых рекреационных препаратов один шаг, – устало пожимает плечами доктор Уокер. – И боюсь, этот шаг уже сделан.

– Но это совсем не в его стиле.

Тело мое вдруг оседает на стуле, но голова продолжает работать, перебирая возможности и вероятности того, что Робби принимал оксибутират. Я не из тех клуш, что во всем готовы защищать своего ребенка, и не слепая: вижу, каким искушениям подвергаются подростки, но все равно убеждена, что Робби не способен так глупо рисковать жизнью и здоровьем. Когда мы с Филом разошлись, он очень переживал, разуверился в себе, но до такого безрассудства никогда не доходило. Он прекрасно отдает себе отчет в том, что каждый поступок имеет последствия. Да, сын не делится со мной всем, что происходит в его жизни, но он и не скрытен, совсем не скрытен. Если бы он пошел по кривой дорожке, вряд ли я не заметила бы.

– Может, он принял наркотик случайно, – пытаюсь я найти хоть какое-то объяснение. – Может, кто-то подмешал в пиво?

– Да, иногда бывает, что друзья так шутят друг над другом. – Доктор Уокер покачивает головой, словно размышляет над этим вариантом. – Но, боюсь, гораздо более вероятно, что наркотик он принял сам.

Глаза щиплет, я моргаю, пытаясь унять слезы. Доктор Уокер как может мягко поворачивает меня лицом к фактам и убеждает в том, что я совсем не знаю, на какие поступки способен мой сын… У него своя жизнь, он вполне самостоятельно принимает решения. Как терапевт, я сама не раз говорила родителям подобные вещи. У нас в центре я занимаюсь тем, что провожу короткий, всего в нескольких недель, курс лечения молодых людей, попавших в наркотический штопор и решивших взяться за ум.

Но чтобы мой Робби! Никак не могу поверить. У него крепкий стержень, голова на плечах и хватает здравомыслия.

Доктор Уокер передает мне салфетку. Я вытираю щеки, потом комкаю в руке влажную бумагу.

– Главное, он жив и скоро поправится, – произношу я вслух, громко и уверенно, чтобы, услышав собственный голос, самой в это поверить.

– Давайте позвоним кому-нибудь из ваших друзей, пусть приедут, вам будет легче.

– Час назад я звонила отцу Робби, моему бывшему мужу, – качаю головой я. – Оставила ему сообщение. А так… Уже поздно, все спят, не вытаскивать же их из постели. – Выпрямляюсь и встаю. – Я в порядке. Все-таки это для меня потрясение. Ничего, как-нибудь справлюсь. – Напускаю на себя деловой вид, складываю руки на груди. – Что теперь?

– Можете повидаться с Робби. Он еще довольно слаб, но говорить в состоянии.

Хирург открывает передо мной дверь, ведет по коридору. Подходим к одной из процедурных, доктор Уокер отдергивает занавеску. Робби лежит на каталке на боку. На нем больничное белье, до пояса укрыт простыней. Мальчик он у меня долговязый, худущий, руки да ноги, все никак не поправится, хотя ест за троих. Ступни торчат, свисая с каталки, вижу, что носки на нем разные.

Доктор Уокер подвигает мне стул. Благодарю и сажусь.

– Пока оставлю вас вдвоем, – говорит он и задергивает за собой занавески.

Глаза Робби закрыты, дышит он медленно и глубоко, словно все произошло с ним давно, а сейчас он мирно спит в своей постельке.

– Робби, – глажу я его волосы. – Это я.

– Ммм…

– Как себя чувствуешь?

– Горло болит.

– Тебе делали промывание.

– Знаю. Я пытался выдернуть трубку, но она застряла.

– Шар сдувается, и тогда трубка выходит.

– Ага. Мне объяснили. – Он открывает глаза и тут же закрывает. – Стены все еще шевелятся.

– Скоро все придет в норму. – Я беру его за руку. – Завтра наркотики перестанут действовать, и ты у меня будешь как новенький. – Жду, что он на это ответит, но сын молчит. – Можешь сказать, как в твоем организме оказались наркотики?

– Нет.

– Робби… – Я поглаживаю его руку, ощущаю мозоли на большом и указательном пальцах, которыми он тренькает на гитаре. – Мы обо всем поговорим, когда тебе станет лучше… Сейчас только скажи – и, пожалуйста, не ври: ты принимал сегодня бутират?

– Нет.

– Это правда?

– Никаких наркотиков я не принимал, в пабе выпил только пару кружек пива. – Защищается он усталым, унылым голосом, словно у него нет сил даже говорить, а уж тем более обманывать. – И еще немного водки в клубе.

В точности совпадает с показаниями Марка.