– Знаешь, что такое реальность? – Что? – Это всего лишь фантазия, в которую ты веришь. (ДарьяКрупкина, «Страшнаясказка») I am thеecho of your past. (Dееp Purplе, «Perfect Strangers») Если бы у меня спросили, нравится ли мне моя жизнь, я бы не стал жаловаться. Я ем вдоволь, пью вдоволь, хорошо одеваюсь и хорошо зарабатываю. Я могу позволить себе все, что захочу. Хоть луну с неба. На что похожа моя жизнь? Она похожа на замкнутый круг. Внутри круга все превосходно. Я встаю в пять утра, курю на голодный желудок, пью кофе, одеваюсь, сажусь в машину и еду на работу. Пишу статьи и научные работы, участвую в переговорах, руковожу людьми. Завтракаю, обедаю. Возвращаюсь домой, меняю деловой костюм на что-то, что больше подходит для нерабочего времени суток, и еду в город. В городе много мест, где одинокие люди с деньгами могут скоротать вечерок. И я коротаю вечерок. Иногда в одиночестве, чаще – в компании женщин. А на следующий день все повторяется. Почему замкнутый круг? Потому что даже если мне захочется выйти из него, я знаю – у меня не получится. Мне нечего хотеть. Помните то кино? Всегда есть подвох. Кто счастливее – люди, которые ограничены в средствах, но у которых есть какие-то желания и мечты, или люди, у которых достаточно денег, но они ничего не хотят? Мне двадцать семь. Я – арабист с двумя специализациями, с отличием окончивший Гарвардский университет, работаю в одной из самых известных и уважаемых нью-йоркских научных газет. Мое начальство носит меня на руках, я люблю свою работу. Господь не обделил меня ни умом, ни внешностью. Обделил только счастьем. Или я сам себя обделил счастьем. Как знать. … Поезд ритмично стучал колесами. Я закрыл портативный компьютер, отложил документы, которые следовало перепечатать, и посмотрел в окно. И почти ничего не увидел, потому что ночь в этих местах была особенно темной. Можно было различить разве что луну да столбы, находившиеся по обе стороны железной дороги. Проводница принесла чай. – Если захотите еще сахара, сэр, я принесу, – сказала мне она.
– Спасибо. Я не люблю сладкий чай.
Девушка приложила пустой поднос к груди и посмотрела на меня. – Куда вы едете?
Проводница была настроена поболтать. Я оглядел ее. Невысокая, светловолосая, сероглазая. Безвольное лицо без намека на оригинальность. Она смотрела на меня преданно-молящими глазами, ожидая хотя бы ответа – на внимание она рассчитывать боялась. – У меня пресс-конференция в Дрездене.
– Вы бизнесмен?
– Я ученый.
– Может быть, мы выпьем?
Я удивленно воззрился на девушку. Она, похоже, неправильно трактовала мою реакцию. – Что вы пьете? – спросила она. – Могу предложить водку… виски, коньяк.
– Не думал, что вы пьете на работе, – заметил я прохладно.
– Не только пью, – ответила девушка, снова посмотрев на меня – на этот раз, многообещающе. – До Дрездена далеко… почему бы нам не выпить и не поговорить?
– Коньяк, – смилостивился я. Пусть дама и не в моем вкусе, до Дрездена на самом деле путь неблизкий. И продолжение вечера – точнее, ночи – обещало быть интересным.
Я снова оглядел купе. Самым ненавистным для меня способом перемещения после самолета был поезд. Каждый раз я выкладывал приличную сумму для того, чтобы не только ехать первым классом, но и быть единственным пассажиром в купе. Не только потому, что во время путешествия мне надо было работать, но и потому, что страдал синдромом попутчика, а после того, как рассказывал о своей жизни чужому человеку, чувствовал неприятную пустоту внутри. Я предпочитал ночь напролет стучать по клавиатуре портативного компьютера во время того, как в наушниках плеера играла музыка, или просто смотреть в окно и размышлять о своем. Я мог проводить часы, глядя в окно, методично наполняя пепельницу остатками сигарет и размышляя о жизни. Точнее, пережевывая уже давно передуманные мысли. Мне было удобнее называть это «размышления». Это даже рефлексией не назовешь. Извращенное развлечение. Девушка принесла две рюмки и бутылку коньяка. После этого она присела рядом со мной и, взяв со стола блюдце, принялась резать лимон, который тоже принесла с собой. – Может, вы хотя бы представитесь? – спросил я. – Чтобы я знал, с кем буду… пить.
– И многое вам скажет мое имя? – пожала плечами она, не прерывая своего занятия. – Меня зовут Жаннет.
– Похоже, вы тоже не из этих мест, – улыбнулся я.
– Да, я родилась во Франции. Живу в Берлине. Но вообще я живу в поезде. – Она обвела головой купе. – Вечно на колесах. Как стюардесса. Только менее романтично. Вы – ученый, и едете на пресс-конференцию в Дрезден. Это я уже успела узнать. Также я успела узнать, что у вас отличная туалетная вода, хороший портативный компьютер и, судя по всему, много денег. Еще вы выглядите несчастным человеком, который убеждает себя, что он счастлив. А что насчет вашего имени?
– Меня зовут Брайан.
– Ах, так вы американец, – сказала она так, будто моё имя прямо о том, откуда я. – И как часто вы колесите по миру?
– Регулярно. Это часть моей работы.
Жаннет закончила резать лимон и аккуратно разложила его на блюдце. Я подумал о том, что она несколько изменилась после того, как появилась тут с бутылкой коньяка в руке. По крайней мере, она больше не казалась такой наивной. – Твое здоровье, – сказал я, приподняв рюмку.
– За знакомство, – улыбнулась Жаннет и сделала пару глотков. – Так что же ты за ученый?
– Арабист.
Жаннет подняла рюмку и просмотрела ее содержимое на свет. – Это, наверное, интересно, – прокомментировала она.
– Иначе бы я этим не занимался.
– В этом мире полно людей, которым не нравится их профессия. Но мне тоже нравится моя профессия. Особенно когда я нахожу интересных собеседников. Могу проговорить всю ночь. – Она улыбнулась и допила рюмку до дна. – Ну, еще по одной?
Я согласился, и она снова наполнила рюмки. – Ты женат? – задала очередной вопрос Жаннет.
Я подавил смешок. – А что, похоже?
Она тоже рассмеялась. – Совсем не похоже. Но женщин, судя по всему, любишь.
– Судя по чему?
– По всему. – Она расстегнула две верхние пуговицы форменной рубашки. – Жарко. Ты тоже можешь раздеться. Или ты меня стесняешься?
Я расстегнул рубашку. – Похоже, я что-то пропустил, и в поездах сейчас новые услуги? Или мне одному так повезло?
– Пока что я просто предложила тебе раздеться, не преувеличивай. И пей коньяк, пожалуйста. А то я почувствую себя плохой хозяйкой.
– Коньяк подождет. – В подтверждение своих слов я взял из ее рук рюмку и поставил ее на стол. – Знаешь, вот что-что – а в поезде я сексом не занимался никогда. Особенно с проводницами.
– Понимаю, только в самолете со стюардессами. Это очень романтично – секс в воздухе. – Жаннет поднялась, расстегнула рубашку до конца и положила ее рядом с собой. – Хочется верить, что у тебя останутся хорошие воспоминания.
Она снова села, и я положил ладонь ей на бедро. – Можно было бы снять и все остальное, – сказал я. – Разве тебе это не мешает?
– Прошли те времена, когда джентльмены раздевали дам?
– Я люблю смотреть на то, как дамы раздеваются сами.
Жаннет понимающе закивала. – С этим у меня нет никаких проблем. И, если ты меня отпустишь, я тебе это продемонстрирую.
– Как-нибудь в другой раз.
Я достал из ее прически шпильки, запустил пальцы в волосы и поцеловал. Жаннет, похоже, тоже была навеселе. Или же подобные приключения для нее были обычным делом. На мой поцелуй она ответила с готовностью и сняла с моих плеч рубашку. – Приляг, – мягко посоветовала она. – А то, как я вижу, ты уже пьян.
– Ничего подобного, мне просто хорошо, – не согласился я.
Поезд остановился внезапно. Бутылка коньяка спикировала на пол. Рюмки печально звякнули и опрокинулись, а их содержимое оказалось на моих светлых брюках и на белоснежной юбке Жаннет. – Что за черт? – не сдержался я. – До станции еще целых два часа!
Жаннет поднялась и взяла рубашку. – Пойду проверю, – сказала она, застегивая пуговицы. – Надеюсь, ничего страшного не случилось. – Она сделала шаг ко мне и потрепала по волосам. – Не вставай и не одевайся, а то я обижусь.
Пару минут я лежал неподвижно, прикрыв глаза. В какой-то момент мне показалось, что я могу задремать, но к реальности меня вернул порыв холодного – я бы даже сказал, ледяного – ветра из окна. Я сел и накинул на плечи рубашку. Для полного счастья мне не хватало только температуры, кашля и заложенного носа – сквозняки просто обожали меня, и каждую зиму я простывал как минимум два раза. Время шло, но Жаннет не появлялась. Я встал, застегнув рубашку, и подошел к окну. На улице было слишком темно для станции – кто бы ни отвечал за электричество, на фонарях он экономил. Я щелкнул зажигалкой, затянулся и попытался разглядеть что-то во мгле. В купе стало совсем холодно, и теперь мне хотелось одного – принять горячую ванну и лечь в постель. Желательно, в каком-нибудь отеле, где есть отопление. С моей новой знакомой в роли грелки на все тело или же в одиночестве – не важно. Мне хотелось проснуться и увидеть солнечный свет, а не эту бесконечную ночь. Я не любил ночь в чужих городах – по правде сказать, она меня пугала. А теперь я даже не был уверен, в городе мы сейчас или же где-нибудь еще. От этой мысли мне стало еще тоскливее. И еще мучительнее захотелось, чтобы Жаннет вернулась. В проходе, где некоторое время назад было тихо, послышались голоса пассажиров. Сначала негромкие, потом все заговорили в голос, не забывая хлопать дверьми (надо умудриться хлопнуть дверью купе первого класса). Любопытство взяло верх, и я вышел в проход, а потом спустился на перрон. Света тут было немногим больше, чем с другой стороны дороги. Несколько одиноких фонарей старались вовсю, но на перроне все равно было сумеречно и жутко. Просто фильм ужасов какой-то, подумал я, обхватывая себя руками в попытке согреться – теплый свитер был оставлен в купе. Жизни забытому месту не прибавляли даже вышедшие из поезда люди. Здание вокзала было старым и напоминало дом с привидениями, а росшие чуть поодаль небольшие деревца, которые днем выглядели бы абсолютно безобидно, бросали на перрон зловещие тени. Все это было похоже на какое-то светопреставление. Может, кто-то решил разыграть сцену из рассказа Эдгара По? Если так, то, наверное, у них есть внятное объяснение тому, что они остановили поезд посреди ночи неизвестно где. Я в очередной раз затянулся и нервно передернул плечами. Жаннет подошла сзади и положила ладонь мне на спину, чем напугала меня еще больше. – Не бойся, это всего лишь я, – сказала она со смехом. – Новости не очень хорошие. Чуть дальше отсюда произошла авария на путях, расчищать будут целый день. А то и больше. Конечно, отсюда можно уехать не только по железной дороге. Но пока ты найдешь, как отсюда выбраться, рабочие успеют разобрать двадцать завалов.
– Замечательная перспектива, – признал я. – Интересно, в каком захолустье мы сейчас находимся?
– Мирквуд, – ответила Жаннет таким тоном, будто мы находились в Вашингтоне или Лондоне.
– Никогда не слышал о таком городе.
– Никогда не поздно узнавать новое.
Жаннет посмотрела на меня. – Мы так и будем стоять тут? – спросила она. – Или отправимся на поиски отеля? Тут есть один. Недалеко. – Она взглянула мне в глаза. – Я думаю, ты устал и хочешь спать. Или не совсем спать. Я бы для начала приняла душ. – Жаннет взяла меня за пуговицу рубашки. – Мне нравится твое тело. Я хочу разглядеть его лучше. Целиком.
– Целиком? Да… твое тело я тоже видел только мельком… – Я запоздало подумал, что не предложил даме помощь. – Покажи мне, где твои вещи, я их возьму.
… Отель произвел на меня не очень хорошее впечатление. Хотя, сказать по правде, никакого впечатления на меня он не произвел: к тому времени, когда мы до него добрались, я еле стоял на ногах от усталости. Свободных комнат было много, но пока мы искали в сумках документы и разбирались с вещами (выяснилось, что одна из сумок Жаннет осталась в поезде, и какой-то пассажир принёс ее по ошибке вместо своей), почти все номера уже были заняты. Нам пришлось взять одноместный номер на двоих. Пока Жаннет сновала по комнате и раскладывала вещи, я осмотрел наш номер, пришел к выводу, что пятизвездочный он не напоминает даже отдаленно и присел в кресло возле окна. Из мебели тут присутствовала только кровать, небольшой стол, два кресла (включая то, в котором я сидел) и комод, в котором, судя по всему, тоже были свои жильцы – пауки и тараканы. За перегородкой, изображавшей стену, находилась небольшая кухня – плита, крохотный холодильник и стол. А вот ванная приятно удивила – она была уж слишком чистой, и создавалось впечатление, что горничные убирают только там. – Замечательное место, не правда ли? – спросила y меня Жаннет.
– И не говори, просто чудесное, – ответил я, стараясь вложить в эту фразу всю иронию, на которую был способен.
– Похоже, тебе тут не нравится?
Я посмотрел на нее, пытаясь понять, шутит она или же говорит серьезно. – А тебе тут нравится?
Жаннет сделала паузу, оглядев номер. – Ну, я бы не сказала, что все идеально, но для того, чтобы переночевать, сойдет.
– Ты любишь спать в номере без отопления и кондиционера? Или ты любишь, чтобы во время сна по тебе ползали тараканы? Или, может, любишь и то, и другое?
Жаннет обреченно вздохнула. – Хорошо. Я поняла, что тебе не нравится этот номер. Ты, наверное, привык к другим отелям… по крайней мере, у тебя такой вид, будто ты сойдешь с ума, если в номере не будет бара с шампанским и вином.
Это замечание меня смутило. – Кстати, как насчет шампанского? – вышел я из положения. – Надеюсь, тут оно есть?
– Сейчас узнаем. – Жаннет подняла телефонную трубку. – Они принесут его минут через двадцать. Пока ты можешь воспользоваться моментом и сходить в душ. Ты ведь об этом мечтал с того самого момента, как остановился поезд.
Хорошенько подумав, я остановил свой выбор не на душе, а на ванной. Я успел окончательно замерзнуть и пришел к выводу, что душ не спасет меня от простуды, а ванна хотя бы поможет согреться. В небольшом шкафу я обнаружил не только чистые полотенца, но и мыло, а также масло и соль для ванной. Решив не удивляться такому пристальному вниманию персонала отеля именно к ванной комнате, я открыл кран, подождав, пока нагреется вода, наполнил ванну, разделся и опустился в горячую воду. Запах масла, постепенно заполнивший всю комнату, напомнил мне что-то далекое и родное из детства. Я закрыл глаза и попытался понять, что именно. Выяснилось, что запах вызывает у меня множество ассоциаций. Духи, которыми пользовалась мама. Ополаскиватель для белья (или же стиральный порошок) – так пахло свежевыстиранное белье в саду соседей, когда мы с моим приятелем Беном решились на вылазку с целью похищения каштанов, а потом получили заслуженное наказание. Запах пирожных с кремом в кафе, где я любил завтракать (сами пирожные я ел редко, но запах помнил до сих пор). Запах крема для рук, которым пользовалась моя соседка по парте в школе. Запах восточных сладостей. Запах кожи первой женщины. Последняя ассоциация вернула меня к реальности. Как я пришел к ней, если пару секунд назад думал о маминых духах и детских шалостях? Но волшебство момента уже ушло. Теперь осталась только ассоциация с запахом кожи первой женщины. Она была реальнее предыдущих – и именно от этой ассоциации что-то внутри сжималось в холодный комок, а мысли об одиночестве и замкнутом круге, мучившие меня в поезде, возвращались. Я взял крошечную бутылочку с маслом, открыл его и осторожно вдохнул запах. Да, мне не показалось. Скорее всего, Лиза просто пользовалась лосьоном для тела той же фирмы, но мне и в голову не пришло опошлить момент подобным образом. Не думал я и о том, что в очередной раз нашел возможность ухватиться за прошлое. Почему нельзя носить людей с собой в таких вот маленьких бутылочках? Ее вполне можно положить в нагрудный карман и носить там. Рядом с сердцем. Да, я бы взял его с собой. Для того чтобы днем носиться с собственной самодостаточностью и говорить всем, что я счастлив в одиночестве, а по вечерам вспоминать прошлое. И, что самое страшное, быть уверенным в своей правоте в обоих случаях. Люди становятся счастливее, когда они лгут самим себе. Если бы мы говорили себе только правду, то давно бы уже скончались от тоски. – Эй! Кажется, я с тобой разговариваю?
Жаннет стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди, и смотрела на меня. – С тобой все в порядке?
Я вернул масло на край ванны. – Разумеется. Все великолепно.
– Ты всегда нюхаешь масло для ванны, когда у тебя все великолепно?
– Просто оно пахнет ею.
Жаннет, как казалось, не удивилась этой фразе. Она сняла халат и, оставив на полу принесенное ведерко с шампанским, присоединилась ко мне. – Значит, масло пахнет ею, – сказала она. – А если я полежу тут немного, то тоже буду пахнуть, как она?
– Сомневаюсь.
– Это была особенная она?
– Более чем. Таких больше нет.
– А ее самой больше не будет?
– Боюсь, что так.
Жаннет изобразила печаль на лице и взяла шампанское. Я протянул руку, молчаливо предлагая помощь, но она покачала головой. – Как же открывается эта ерунда? Ни разу этого не делала. А, вот. Нашла.
Пробка вылетела из бутылки, оставив за собой пенистый след, и со снайперской точностью угодила в молочно-белый плафон над раковиной. Стекло плафона обреченно зазвенело, лампа заискрилась, вспыхнув в последний раз, и комната погрузилась в темноту.
